50 оттенков фиолетового

Благодарности:
 
Спасибо госпоже Эрике Леонард Джеймс за создание умопомрачительного бестселлера "Пятьдесят оттенков серого", который я здесь перевираю на свой лад.

Спасибо мне за силу воли и настойчивость, позволившие дочитать это замечательное произведение до конца.

Спасибо маме за то, что меня родила.

Спасибо хирургу ГКБ им. С.П.Боткина Наталье Петровой за то, что вырезала лишь аппендицит, оставив мне остальные, жизненно необходимые для писательства,- и не только, - органы.
 
Спасибо воспитателям и учителям, тренерам и одноклассникам, коллегам и просто случайным людям, которым пришлось нести тяжкое, подчас невыносимое, бремя общения со мной.
 
Спасибо моим бывшим женам за то, что согласились не только выйти за меня замуж, но и развестись.
 
Спасибо всем жителям планеты Земля за то, что они есть, иначе мне было бы чертовски скучно и не комфортно жить одному на такой крупной и постоянно вращающейся, - иногда это раздражает, - вокруг своей оси планете.
 
 
 
Глава 1
 
Я с отвращением смотрю на свое отражение в зеркале. 
 
Ну, почему у меня на голове растут волосы? И почему они такие не послушные? Почему торчат?
 
"Нельзя ложиться спать с мокрой головой, нельзя ложиться спать с головой," - повторив эту мантру двести пятьдесят четыре раза, я закатываю глаза.
 
Я часто буду это делать, так что привыкай, читатель.
 
Завтра нужно взять интервью у одного миллиардера, почти однофамильца прославленного русского певца Серова.
 
Моя подруга Катя девять месяцев уговаривала его дать это интервью и, в конце концов, он разродился.
 
Если бы она не заболела, то я никогда бы не пошла на этот рискованный шаг.
 
Но что не сделаешь ради больной во всех смыслах подруги?
 
И вот я уже в офисе в небольшом стопятидесятитрехэтажном офисном здании "Грей Хаос".
 
На мне парадно выходные валенки, единственная в моем гардеробе юбка цвета умершей от асфиксии мыши, да фиолетовый джемпер.

Все сотрудницы, в отличии от меня, блондинки, а я, как дура, приперлась не покрасившись.
 
Даже охранники выглядят элегантнее меня.
 
"Фигня. Прорвешься!" - шепчет мне моя внутренняя богиня, с которой не смогли совладать ни психиатры, ни убойные дозы трифтазина с галоперидолом.
 
- Мистер Грей готов принять вас, мисс Стальная, - произносит очередная блондинка и я, закатив глаза и покраснев, с подгибающимися, как у больного верблюда, коленками, направляюсь к двери.
 
Открывая уже открытую дверь, я заглядываю вовнутрь, но спотыкаясь о собственную ногу, падаю всем телом вперед и головой скольжу прямо в центр комнаты.
 
Прихожу в себя стоящей на четвереньках в кабинете мистера Грея.
 
"Рановато!" - мелькает судорожная мысль.
 
Хозяин холдинга помогает подняться, протянув мне ногу с длинными пальцами и безупречным педикюром.
 
Молодой, высокий, до неприличия симпатичный.
 
Великолепная белая рубашка и не менее великолепный серый костюм с фиолетовым галстуком.
 
У него серые, с фиолетовым отливом, глаза и непослушные, - прям, как у меня! - медные, цвета солдатской ременной пряжки, волосы.
 
Жму протянутую мне руку и по моему телу пробегает странная, очень похожая на предоргазменную, дрожь.
 
Одергиваю руку так, словно меня ударило током, а он с интересом смотрит на меня, наверняка, мысленно уже снимая с меня валенки.
 
- Где Катя? 
 
- Я вместо нее.
 
- Как звать? 
 
- Настенька.
 
- Редкое имя, - в этот момент он обхватывает одной рукой подбородок, прикладывая палец к губам, а другую с вызовом кладет себе на бедро и начинает поглаживать.
 
Я сглатываю слюну и к моим щекам приливает краска. 
 
Не могу определить только какая: гуашь, нитра или акриловая.

Мои ресницы хлопают в такт биению сердца так, что на веках образуются небольшие гематомы.
 
- Вы интервью брать будете?
 
- Придется, - отвечаю я и вновь лицо заливает кетчупом.
 
- Да вы не смущайтесь так, - подбадривает меня мистер Грей, прожигая взглядом насквозь так, что мои трусики начинают дымиться.
 
- Вы очень молоды. Совсем еще сосунок и, тем не менее, уже владеете своей собственной империей. Кому или чему вы обязаны таким успехом?
 
- Себе любимому. Я ведь офигенен. Вы, кстати, это, надеюсь, заметили? 
 
Ерзаю на диване так, что обшивка не выдерживает и рвется.
 
- Так вот, успех зависит от людей, а людей я знаю, как облупленных. Как психологу мне нет равных и я продолжаю много работать для того, чтобы быть еще более богатым и еще более успешным. В коммуне, как говорится, остановка.
 
- Вы диктатор?
 
- Да, типа Пиночета, только сексуальнее в разы.
 
Он смотрит мне прямо в глаза, а кажется, что забирается под юбку.

Странное чувство, но я в очередной раз краснею.  Впрочем, я предупреждала, что буду делать это часто.
 
Что меня смущает? То, что его так похожий на член палец, прижат к его губам? Или то, что он такой красавец? А может быть потому, что его глаза блестят, как чешуя мойвы?
 
- Я даю работу сорока тысячам китайцев и потому, чувствую определенную ответственность. Если я вдруг приму решение поменять бизнес, то им нечем будет оплачивать ипотеку.
 
Потрясающая бесчеловечность. Моя челюсть вначале отвисает, а затем, отвалившись, с громким стуком падает на пол. 
 
- Вы гей?
 
Он несколько секунд сверлит меня взглядом, вздыхает и ледяным тоном произносит:
 
- Нет, Настя, я не гей.
 
Я краснею, как свеже разделанная форель и закатываю глаза.
 
- Кстати, о птицах: Настя, вы любите анальный секс?
 
- Что?!
 
- Мне повторить свой вопрос? - он сногсшибательно улыбается и его пальцы у подбородка змеино-переплетаются, напоминая клубок раскормленных аскарид.
 
Меня заливает томатным соком, а уши и вовсе становятся бордовыми:
 
- Я и вагинальный-то не пробовала еще.
 
- Да ну! Студентка амэриканьскаго универссытета и в двадцать один год такая незамутненность?
 
- А вот представь себе, долбоеб!

- Что вы сейчас сказали? 
 
- Да ничего. Это я на французском. 

Он недоверчиво косится на меня, пронзая рапирой своего острого, словно овощерезка, взгляда:
 
- Мне здалося, шо вы гутарили на москальской мове.
 
- Благодарю вас за интервью, мистер Грей, - я даю понять, что наш разговор зашел в тупик.

Он молча кивает, с плотоядным интересом рассматривая меня.
 
Мою матку сводит судоргой.
 
Разумеется, я краснею и закатываю глаза.
 
Мы прощаемся за руку и меня снова бьет током от его ладони.
 
Я вскрикиваю и мы выходим в холл, где он помогает мне одеться, к удивлению выстроившихся в шеренги многочисленных блондинок.
 
Его так похожий на член палец нажимает кнопку лифта.
 
Я смотрю на мистера Грея и любуюсь им.
 
Как же он красив. 
 
Как же красив он, падла...
 
Глава 2 

Все последние дни мои мысли витали возле мистера Грея.
 
Мой друг Хосе, которого я пробовала сравнить с ним, как-то не тянет.
 
Может быть, у меня завышенные ожидания в связи с тем, что я обчиталась тупых английских романов, а возможно, Хосе не так богат, как этот чертов Грей, но мне самой давно ясно, что Хосе ничего не обломится, даже не взирая на его спортивную фигуру и жгучий, как перец чили, взгляд.
 
Хосе всё ходит вокруг меня кругами, словно пес вокруг суки, у которой со дня на день должна быть течка и он боится ее пропустить.
 
Нет, чтоб подарить девушке новую машину или, на худой конец, квартиру в Химках.
 
Хотя, я не меркантильна и согласна даже на Бирюлево.
 
Так размышляла я, работая работу в магазине стройматериалов, когда внезапно, словно джин из бутылки, прямо передо мной вырос мистер Грей.
 
Челюсть моя опять рухнула и укатилась за прилавок.
 
- Мистер Грей, - только и шепчу я в изумлении, разглядывая его альпинистскую обувь и фуфайку в фиолетовую полоску.
 
- Я случайно мимо проходил. Захожу, а тут - вы, мисс Стальная, - его глаза смеются, даже я бы сказала, ржут, а голос такой низкий и теплый, что мне тут же захотелось зимы, снега, скромной рублевской дачи и глинтвейна у камина.
 
- Настенька. Меня зовут Настенька, мистер Грей, - шепчу я и добавляю: - Вам что-нибудь показать, мистер Грей?

- Покажите мне, Настя, вашу вуль.., - с улыбкой говорит он, но осекается и добавляет, - Нет, не сейчас. Я ж за кабельными стяжками шел, в общем-то.
 
- Не проблема. У нас этих кабельных стяжек, ну, просто завались!
 
Его красивые брови хмурятся, а еще более красивые глаза помутнели, как вода в Гудзоне:
 
- Валяйте. И изоленты побольше!
 
Я почти счастлива от того, что сегодня моя внутренняя богиня посоветовала мне надеть самые крутые джинсы и, зная, как они выгодно подчеркивают мои ягодицы, я с кайфом поворачиваюсь к нему задом.
 
Выписывая бедрами восьмерки, иду за чертовой изолентой, чувствуя на себе его рентгеновский взор и, пока он не видит, улыбаюсь, как дура.
 
Вручая ему изоленту и стяжки замечаю, как он гладит пакеты своими длинными ухоженными пальцами.
 
Меня это так возбуждает, что я с трудом подавляю иррациональное желание взять их в рот.
 
- А что нравится вам, Настенька? - спрашивает он и трет пальцами подбородок.
 
Я не могу на это смотреть, так как пальцы у лица у меня ассоциируются совершенно с иным и опускаю глаза:
 
- Книги. Я читать люблю. Дебильные женские романы. Чем проще - тем лучше. Чтобы не думать во время чтения.
 
- У вас прекрасный художественный вкус, - коварно улыбается он невероятно красивыми губами и добавляет: - Заверните мне еще десяток комбинезонов.
 
- Зачем так много? - спрашиваю я, кусая нижнюю губу и закатывая правый глаз.
 
- Так ведь понты - дороже денег, Настенька, - и он снова трет подбородок, доводя меня почти до исступления.
 
В этот момент входит Пол - сын директора магазина.
 
- Отпадно выглядишь, Настёна! - говорит Пол, сияя, как прожектор.
 
Мистер Грей смотрит на него, как член на бритву и сразу становится замкнутым, словно старый платяной шкаф в комнате моей бабушки в Массачусетсе.
 
- Знакомьтесь! Это - Пол, сынок моего босса. А это - Крыстиан Дорианович Грей.
 
- Да ну на фиг! - восклицает пораженный Пол, - Сам Дорианыч! Ничего себе! Могу я чем-нибудь помочь?
 
- Можешь, если свалишь отсюда потехничнее. Не видишь, я продавщицу вашу окучиваю, балбес!
 
- Да не вопрос! Купите еще десяток штыковых лопат и я через полчаса уже буду неподалеку от Тарту!
 
- Настенька, упакуйте мне еще тридцать штыковых лопат! 
 
- С вас девятьсот сорок три бакса, мистер Грей, - говорю я и поднимаю на него глаза.
 
О, лучше бы я этого не делала! Его глаза лижут мое лицо, словно два ласковых, но голодных лабрадора и становятся мутными-мутными, будто моча больного пиелонефритом.
 
Мне становится не по себе и даже не по нему, а он внимательно смотрит на меня и говорит:
 
- Девятьсот сорок два доллара шестьдесят центов! Обуть меня хотела, Настенька? - произносит Крыстиан с непередаваемой нежностью в голосе.
 
Он уходит и я еще часа три, в мучительном приступе девичьей мечтательности, смотрю на дверь в которую он вышел.
 
Ночью я сплю довольно скверно и мне снятся комбинезоны, лопаты, изолента, длинные ноги, тонкие пальцы и темная, словно египетская ночь, небритая мошонка.
 
Глава 3
 
Договорившись о фотосессии мы сняли лучший люкс в лучшем отеле лучшего штата лучшей страны.
 
Я, моя подруга Катька, да вечно озабоченный страстью к моим прелестям псевдо-фотограф Хосе, ждем-недождёмся появления Крыстиана Дориановича Грея.
 
И вот, наконец, супер-стар восходит, появляясь в белой сорочке с распахнутым воротом и фиолетовых фланелевых расклешенных брюках.
 
Я смотрю на него и у меня моментально пересыхают все слизистые, а в кишечнике усиливается процесс газообразования.
 
Он настолько сексуален, что хочется либо тут же ему отдаться, либо наспех сорвав с него одежду, как следует отходить страпоном.
 
Но, я иду на полумеры:
 
- Привет, Крыстиан Дорианович!

- Привет, Настенька! - он протягивает руку и меня в очередной раз бьет от нее током, я, разумеется, кричу, но на это уже никто внимания не обращает.
 
- Мистер Грей, а это Кэтрин Габбана! - еле слышно бормочу себе под нос, но Грей слышит-таки и протягивая моей подруге кисть с безупречнейшим маникюром, говорит: - Та самая Габбана, которая должна была брать интервью, но ее свалил тиф?

- Да я уже здорова, как скаковая лошадь, - спокойно молвит Катя, дочь богатых родителей, окончившая с красным дипломом лучший в Мозамбике частный колледж для благородных девиц.
 
- А это Хосе. Наш фотограф.
 
Выражение лица Грея меняется:
 
- Он раньше для порно-журналов фотографировал, что ли?
 
- Нет, что вы! С чего вы взяли? - удивляется Катя.
 
- Улыбается странно, - холодно произносит Грей и вода в кулере покрывается ледяной коркой.
 
Начинается съемка и Хосе без конца щелкает своим "Никоном", а мистер Грей, будучи ослепленный постоянными вспышками, на некоторое время теряет ориентацию в пространстве.
 
Однако, всё довольно быстро заканчивается и, придя в себя, он говорит, пеленая меня в лондонский туман своих мутных глаз:
 
- Настенька, вы не проводите меня до ближайшей кофейни? 
 
- Настень, - шепчет мне в барабанную перепонку Кейт: - Ты поосторожнее с этим типом! Сдается мне, что с башней у него не лады!
 
- Да ну, перестань, Кать! - отмахиваюсь я от нее, как от мухи и кричу мистеру Грею: - Одну секундочку, зая! Только нос припудрю в дамской комнате!
 
Кристиан ждет, прислонившись к стене, похожий на чистильщика бассейнов из журнала "Плейбой".
 
Жестом он повелевает мне идти вперед, видимо, хочет полюбоваться моей задницей.
 
Я иду по коридору на трясущихся ногах макаронной походкой напившегося в стельку матроса, а мистер Грей дырявит мне ягодицы шилом своего свинцово-фиолетового взгляда.
 
Мозг мой коротит, а затем в нем вообще горят все платы. О чем с ним говорить? Я же образованнейшая девушка, в университете учусь на одни пятерки, а этот нувориш, наверняка, кроме подсчета бабла и игры в домино на раздевание больше ни на что не способен.
 
Он берет меня за руку, своими прохладными и длинными, как тело ужа пальцами и я краснею так жарко и густо, что от моего лица можно прикуривать.
 
Мы идем по улице, а Крыстиан Дорианович продолжает удерживать мою руку своими соблазнительно липкими, потными пальцами. Меня никто еще никогда не держал за руку. Даже мама с папой. В связи с этим по моему телу берут свой разбег мурашки, а голова кружится, словно юла.
 
- По кофейку? - смотрит он на меня своими серыми, словно асфальт, глазами и ноги мои опять подкашиваются.
 
- Я кофе с детства ненавижу. Но от чая не откажусь, - краснея, говорю я.
 
Спустя десять минут сидим в убогой кафешке и мистер Грей снова сканирует меня взглядом.
 
- Этот порнограф...Пардон, фотограф - кто он? 
 
- Хосе? - не слишком искренне удивляюсь я, и мой взор так тупится о ворот его рубашки, что даже не знаю, будет ли возможно его потом заточить.
 
- Да, именно. Хосе. Он ведь ваш парень?
 
Я начинаю нервно смеяться и не могу остановиться до тех пор, пока мой собеседник не отвешивает мне увесистую пощечину.
 
- Спасибо, - говорю я, в очередной раз краснея словно вареный рак.
 
- На здоровье, - ласково улыбается мой собеседник, скрещивая длинные ноги, заплетая длинные руки и переплетая длинные пальцы: - Так вы не ответили на мой вопрос, Настя.
 
- Хосе почти член моей семьи. Почти член, понимаете?
 
- Ладно, проехали. А этот пройдоха - Пол?
 
- Пол? Он просто трахнуть меня хочет. Давно уже. Я называю это дружбой, - я краснею до колен, но мысленно похлопываю себя бейсбольной битой по спине за откровенность.
 
- Понятно, - кивает он головой и проводит пальцем по губам.
 
Я закатываю глаза, но вовремя собираюсь, потому что успела отвернуться.
 
- Вы всегда джинсы носите, Настя?
 
- Почти. Перед сном снимаю, обычно.
 
Он кивает:
 
- Вы интересная девушка, Настя. Есть в вас загадка, словно в Джоконде Тициана.
 
- Так Джоконду написал не Тициан, а Леонардо ди Каприо.
 
- Я про другую. Про тициановскую.
 
- Аааа...ну, извините.
 
Мы выходим из кафе и оказываемся на улице.
 
- А девушка у вас есть? - спрашиваю я Крыстиана Дориановича.

- Девушки у меня нет и быть не может, - говорит он еле слышно.

Ого! Так он меня развел, что ли? Все-таки, голубой, выходит? Делаю шаг вперед, естественно, спотыкаюсь и падаю вперед головой прямо под колеса проезжающего мимо самосвала.
 
- Настька, твою мать! - Грей так сильно дергает меня за руку, что едва ли не отрывает ее.
 
Я падаю назад, в его объятия и он прижимает меня к своей фланелевой рубашке. Я вдыхаю его чистый, живой аромат. От него пахнет "фэйри", гелем для душа и зубной пастой. Голова кружится, словно виниловая пластинка в проигрывателе. Меня мутит.
 
- Не ушиблась? - шепчет он, ощупывая мое лицо на предмет сколов, трещин и переломов.
 
Он касается большим пальцем ноги моих губ и я чувствую, как у него остановилось и набухло сердце. Оно прижимается к моему бедру и мягко пульсирует, теплое, продолговатое.
 
Грей смотрит мне в правый глаз, почти выкалывая его своим взором. Его огромный рот приоткрывается и я, словно дура-бабочка, готова сама залететь в него, но, вместо того, чтобы меня поцеловать, этот мерзавец тормозит и захлопывает пасть.
 
Глава 4 
 
"Поцелуй меня, подонок! Сейчас же, твою мать, поцелуй!" - мысленно заклинаю я его, а он прищурил глаза, как разомлевшая на солнце ящерица и почти не дышит.
 
Впрочем, у меня тоже, кажется, асфиксия, но я борюсь с собой.
 
Его рот настолько прекрасен, что это и ртом уже назвать нельзя.
 
"Крыстиан, оставь мне свой рот, а сам можешь проваливать", - заклинаю я его, но этот осел уже битый час держит меня в руках, нависнув надо мной подобно фиолетовому ножу серой гильотины.
 
"Да ты либо целуй уже, либо оставь меня! Делай хоть что-нибудь, придурок! У меня спина затекла!"
 
- Настенька, дергала бы ты отсюда! Иначе наживешь ты со мной целую гроздь геморроев на свою симпатичную попу, голубка ты моя легкокрылая! - шепчет он мне наконец, истекая слюной.
 
Я сама решать буду, баран, когда мне валить.
 
- Дыши, Настёна! Дыши, моя сладкая! Сейчас я поставлю тебя на руки и отпущу, - и действительно, тварь такая, отпускает и отстраняется от меня.
 
- Удачи на экзаменах! 
 
Ну, не скотина ли?! Я, как идиотка, ждала поцелуя! Вся открылась перед ним, словно роза, а этот осел....Удачи мне желает на экзаменах! Да засунь ты себе эти пожелания в...! Нет, тут что-то не ладно! Может, парень реально голубоват?
 
Тут подала свой голос моя внутренняя богиня:
 
- Насть, ты что?! Очнись! Ты что сопли-то развесила? Да забей на этого мажора!
 
 
Катюша сидит перед ноутом. Разводит очередного лоха на бабло. Но при виде меня ее улыбка с грохотом обрушивается и чуть ли не разбивает экран монитора:
 
- Что эта козлина с тобой сделала?! Неужели в попу трахнул, сволочь?!
 
- Ах, если бы! В том-то всё и горе, что побрезговал, похоже.
 
- Да ланн! Туфту не гони! На тебя глядя он слюной весь пол залил. Мне туфли сушить пришлось, а ты говоришь...
 
- Слушай, Насть! Тут тебе посылка пришла какая-то. Я вскрывать не стала. Думала, что тебя дождаться надо.
 
- От предков, наверное...

- Да открывай, не томи!
 
Открываю посылку и вижу обтянутую шагреневой кожей коробку, в которой помимо фаллоимитатора, лежат три книги, причем, одна из них такая старая, что вот-вот осыпется в моих руках.
 
Вот это да! Самое первое издание мною зачитанной до дыр книжки! Наверняка стоит безумных денег! Кто мог еще так рисануться? Ну, конечно, мистер Грей!
 
- Фига себе! - прищелкивает языком Катька и мчит к ноуту.
 
- Настень! Я тут погуглила...Млин! Ты знаешь сколько эта книженция стоит? Четырнадцать тысяч бакинских!
 
- Не, Кать, это перебор! Я такой подарок принять не могу. Я девушка порядочная: продамся либо за квартиру, либо за крутую тачку. И никак не меньше! 
 
- Мыслишь стратегически, Настюха! Отошли обратно с цитатой от Ларисы Гузеевой!
 
- Кать! У меня идея. Давай бухнем, а? Экзамены сдали, повод самый что ни на есть чугунный.
 
- Поддерживаю! Надо Хосе пригласить. Да пусть другана с собой возьмет какого-нибудь.
 
- Зачем? 
 
- Ты намерена напиться за свой счет, что ли?
 
Спустя час мы уже в баре.
 
Я вливаю в себя всё подряд, а Катюху, когда она бухает на халяву, вообще не остановить: такое впечатление, что у нее в этот момент нет ни печени, ни мозга.
 
Хосе постоянно подливает мне пойло, трогает за всякое и шепчет мне в уши всякий бред.
 
Катька ржет как полковая кобыла и обнимает какого-то хрупкого еврейчика за тощую шею.
 
Тот периодически клюет носом в ее декольте и краснеет, желтеет и зеленеет светофор светофором.
 
Катька охеренна! 
 
Я тоже не промах. Тем более, что на мне сегодня, - как, впрочем, и всегда, - мои самые лучшие джинсы.
 
Стряхиваю с себя этого ушлёпка Хосе и иду в туалет. Оттуда, естественно, звоню Грею. Туалет, чтоб вы знали, лучшее место для звонков.
 
- Привет, баклан!

- Настя? Что-то ты какая-то мутноватая..., - слышу его голос в трубке.
 
- Да это не я мутновата, а ты, сокол сероглазый, - дурашливо смеюсь в телефон.
 
- Настя! Ты нажралась, что ли?
 
- А тебе какое дело, книгодаритель?
 
- В каком ты баре?
 
- Да не пох тебе где я? Ты скажи, какого хрена ты мне макулатуру выслал?
 
- Слышь ты, чучело-замкадыш, я тебя спросил, где ты находишься!
 
- В трактире на Пятницкой, господин Серло...тьфу ты! Серов! - заливаюсь идиотским смехом и отсоединяюсь.
 
Чертов телефон опять звонит. Я, как дура, автоматически поднимаю трубу:
 
- Алё!
 
- Поалёкаешь щас у меня! Я выезжаю за тобой, алкашка!
 
- Найди меня сначала, Шерлок, мля, Холмс!
 
При выходе из клозета на мне повисает Хосе.
 
- Настя, прошу тебя..., - шепчет мне это балбес, пальпируя мой целлюлит.
 
- Пользуешься тем, что дама лыко не вяжет, да? - пытаюсь оттолкнуть латиноса, но силы остались только на рвоту.
 
- Настя, я дрочу на тебя еще с детского сада! - и кажется, его рука уже во мне, так как что-то уж слишком жестко скована я и лишена маневра.
 
- Хосе, я сейчас вырву прямо на твою новую рубашку, если не перестанешь!
 
- Эй, юноша! За массаж вам все равно не заплатят! - доносится из темноты голос Грея.
 
Он подходит к Хосе и я понимаю, что если не блевануть сейчас, то быть мордобою.

Сказано - сделано.
 
Всё в радиусе трех метров в моих рвотных массах.
 
Хосе восторженно любуется салатом оливье, селедкой под шубой и другими чудесами кулинарного искусства, только что, под напором шампанского и водки, гейзерообразно покинувших мою утробу.
 
- Как ты меня нашел? - спрашиваю своего спасителя.
 
- Элементарно, Ватсон! Отследил твою мобилу. 
 
"Он подвергает тебя сексуальному преследованию!" - шепчет мне моя внутренняя богиня.
 
- Иди в жопу! - отвечаю я ей.
 
- Что-что? - спрашивает Грей.
 
- Это не тебе, - поясняю я.
 
За каким-то лешим он потащил меня на танцпол, где, протанцевав со мной, словно с манекеном, утащил в свой автомобиль, оставив своего брата в обществе сбежавшей от худосочного еврейчика Катьки.
 
Всё тщательно взвесив, я решила, что самое время для глубокого обморока.   
 
- Твою дивизию! - только и успел воскликнуть Грей, принимая изобилие моей плоти на свои волосатые руки.
 
Глава 5 
 
Открываю глаза. Ой, мама, где я?! Судя по всему в номере у Крыстиана Дориановича. На столе стоит стакан с апельсиновым соком. Трусики и лифчик есть, а вот джинсов след простыл. Фак! 
 
Выпиваю сок и перерождаюсь. Запомните: апельсиновый сок лечит похмелье, снимает усталость, устраняет сухость во рту и нормализует влагалищную флору.
 
Раздается стук в дверь. Сердце прижимается к печени и сжимает ее в объятиях. Входит Грей в рваных, оттянутых на коленках трениках и потной фиолетовой фуфайке. Черт, как меня возбуждает мысль о его потной промежности!
 
- Привет алкашам!
 
- Здарово, олигархище!
 
Его взгляд так же непроницаем, как у тухлой сельди лежащей на прилавке заброшенной пивной. Он подходит ближе и я чувствую его запах. Аромат потного самца.
 
О, я пьянею снова, похлеще, чем от вчерашнего пойла, которое в себя заливала!
 
- Кто раздевал меня? 
 
- Угадай с двух раз, - его взор все такой же тупой и отсутствующий, как у горца, слушающего лекцию об особенностях спаривания полярных медведей.
 
- Ты?
 
- Ну, извини, киргизов не стал напрягать.
 
- Так...а мы часом...того...
 
- Что?! Ты меня с Хосе-то не путай. Я трупы не трахаю.
 
- Да? Так ты спас меня от труположца, да?
 
- Ты даже по синьке не хотела с ним идти в койку. Или надо было тебя оставить на потеху этому бурундучку мексиканского покроя?
 
- Хорош. Проехали.
 
- Жрать хочешь, услада моих очей?
 
- Нет.
 
- Это ты зря. Я тебя в дальнейшем раскармливать буду, как утку.
 
- На кой?
 
- Чтоб не порезаться о тебя. Вон гребень подвздошной кости какой! Им человека зарезать можно.
 
- Заканчивай мне мораль тут читать.
 
- Если бы ты была моей телкой, сидеть на жопе не могла бы еще неделю, как минимум.
 
- Ну, значит свезло мне, что я не твоя.

- Да как сказать..., - и он загадочно улыбается: - Быть девушкой Хью Хефнера...тьфу, ты! Крыстиана Грея не такое уж и западло.
 
- В чем преимущества-то? Раскрой картишки!
 
- Всему свое время. В душ пойдешь или так и будешь благоухать на весь номер? Ладно, я первый.

- Катись, - с улыбкой бросила ему я, а сама ощутила тягостный и болезненный дискомфорт в области женских внутренних органов.
 
Похоже, фаллопиевы трубы обвились вокруг матки, что гирлянды - вокруг новогодней елки.
 
Черт, как же секса хочется, мамочка! "Если бы ты была моей телкой..." Блин...Книжки за четырнадцать тысяч гринов и это, судя по всему, только начало! Да он реально офигенен этот Грей!
 
Он выходит из душа тогда, когда я пробовала отыскать свои самые любимые в мире джинсы.
 
- Что за растерянный видон? Тряпье свое ищешь? Я отдал в стирку твое барахло. Оно в корейской моркови и тунце. Новые шмотки и черевички у шкафа. Посмотри их. Не понравится, пошлю гонца за другими.
 
Ни фига себе! Фартануло-то как! И я, чтобы скрыть свою радость, мчу в душевую, на бегу подглядывая за его задом, спеленутым во влажное полотенце. Твою мать! Как же я хочу его!
 
Облачившись в новые шмотки выхожу к Грею.
 
- Садись, - властно командует он, указывая на место за столом, полностью заставленной всевозможной едой.

- Я не знал, что именно ты любишь есть, поэтому, чтобы не заморачиваться, попросту заказал всё, что было в меню, - говорит Грей, поправляя воротник белой льняной рубахи, при этом его расстегнутый манжет глубоко погружается в суп.
 
Заметив это, снимает рубашку и, скомкав, бросает на пол. Слуга тут же надевает на него точно такую же сорочку.
 
Как ни в чем не бывало он возвращается к трапезе, лениво поглощая омлет из яиц гагары, посыпанный свежей морошкой.
 
- Я хотела бы заплатить тебе за одёжку.
 
- Шо?! Этого еще не хватало! С какого-такого это перепугу?!
 
- Ты мне книжонок понадарил на кругленькую сумму, а теперь еще и барахло это...Я девка с понятиями. У меня тоже есть свои принципы.
 
- Не гони волну, Настя! Дело плёвое. Туда - двадцатка тысяч, сюда - тридцатка. Мне по боку, понимаешь?

- Вот скажи, за каким болтом ты мне книги прислал, Крыстиан Дорианович?
 
- Настя, я человек болезненный, ревматический, мне эмоции сильные так же нужны, как дятлу - противогаз. Но....я хочу тебя не по-деццки!
 
- А ты не въехал еще, что и я тебя хочу, дубина стоеросовая?
 
- Да расклад мне ясен - базара нет, но есть одна небольшая трабла....
 
- Какая?
 
- Маньяк я, Настёна! Маркиз де Сад - щенок в сравнении со мной, с деспотом!
 
- Серьезно, что ль? Ну, надо же, проблема! Ха! - говорю я и прикусываю губу.
 
- Я бы хотел откусить эту твою губу, - мычит Грей и его глаза наливаются кровью.
 
Ничего сексуальней не слышала, но беру себя в руки и делаю вид, что очкую:
 
- Ой, боюсь, боюсь...
 
- Короче, Склифасовский: пока письменно не заверим у нотариуса твое согласие - хрен подойду к тебе на расстояние выстрела! Поняла, дурилка картонная? Ладно, погнали, я тебя домой отвезу!

Идем по коридору и оба улыбаемся, фиг знает чему или кому.
 
"Вот два дурака-то!" - думая я заходя в лифт.

Внезапно, Крыстиан Дорианович идет на абордаж и прорычав: "К черту договоры!", набросывается на меня, как собака на колбасу.
 
Сжав мне запястья и подняв мои руки над головой, прижимает к стене лифта своими упитанными ляжками так, что я сполна ощущаю его эрекцию. Другой рукой он хватает меня за волосы и, тянет вниз. Мой рот раскрывается, а он запускает в него свой язык, который начинает шарить по моему нёбу, деснам и гландам так, словно ищет следы стоматита.
 
- У меня нет стоматита, - шепчу я ему в передние зубы.

- Так будет, - кряхтит он в ответ.
 
Лифт останавливается. Входят два деловых педераста, а Крыстиан Дорианович, с проворством мангуста, молниеносно отпрыгивает к противоположной стене, словно нашкодивший третьеклассник.
 
Смотрю на него. Рожа красная, но довольная, узкие глазки маслянисто поблескивают, как у Ричарда Гира или у крысы. Как же красив этот подонок!
 
Геи выходят на втором этаже и нам остается проехать один этаж. Он смотрит на меня с подозрением:

- Ты что, зубы чистила?

- Угу. Твоей щеткой.
 
- Блин. Ну, что с тобой делать?
 
Внутренняя богиня мне подсказывает:" Скажи: "трахни меня!""
 
- Иди в жопу, - шепчу я.

- Что? 
 
- Это я не тебе, - поясняю я.
 
Глава 6
 
Крыстиан Дорианович садится во внедорожник "Ауди" и мы едем не пойми куда.
 
Он ведет себя так, словно и не было ничего, никаких обнимашек и целовашек. Может глюк у меня был? Нет, вроде губы опухли от поцелуя и уже высыпает потихоньку герпес. Значит, не померещилось. Он включает МР3 плеер и оттуда начинает литься, как из водопровода, божественная музыка - поют два ангельских голоса.
 
- Какая прелесть! Кто это?

- Сестры Зайцевы. Нравится?
 
- Поставь еще раз, пожалуйста!
 
- Не вопрос.
 
Вновь льется прекрасная, словно зад Крыстиана, мелодия. И я думаю, что, быть может, музыка - это ключ к каморке его души.

- Ты любишь классическую музыку? - спрашиваю я.

- У меня очень эклектичный вкус. Мне нравится многое, начиная от Людочки Зыкиной и заканчивая "Napalm Death".
 
Он нажимает кнопку и начинают стекать, будто слюни Хосе, звуки знаменитой "Валенки, валенки, да не подшиты, стареньки." Я начинаю возбуждаться. Хочется одновременно и в пляс пуститься, и над Крыстианом поглумиться.
 
- А Сенчина у тебя есть?
 
- У меня всё есть, - самодовольно ухмыляется он и ставит Людмилу Сенчину "Белой акации грозди душистые".
 
- А вот из нового..., - и Грей ставит козырнейшую вещь Натали "О Боже, какой мужчина!".   
 
Я сижу, слушаю эту восхитительную певицу и понимаю, что эта песня про нас с Крыстианом. Как тонко он прочувствовал момент и подобрал замечательную композицию!
 
Но вот мы уже почти у его дома. Как-то слишком уж быстро приехали.
 
- Анастасия! Того, что произошло в лифте больше не повторится. Клянусь соседом.
 
Я расстраиваюсь задним числом. Даже зад мой принимает расстроенный вид и меланхолично обвисает.
 
- Между прочим, мне понравилось в лифте! - бурчу я себе под нос при выходе из его тачки.
 
Заходим в дом и видим брата Грея и Катьку. У Кати такой вид, как будто ею мели лестницу, но она сияет от счастья и я сразу скукоживаюсь от зависти, понимая, что у подруги, в отличии от меня, был секс.

- Привет, мисс Габбана, - церемонно чеканит Крыстиан.
 
- Ее Катькой зовут, между прочим, - замечает Эллиот.
 
- Да насрать. Пусть будет Катькой, - вежливо соглашается Грей, - Кстати, Эллиот, нам пора.

- Секундочку! - роняет Эллиот и, проходя мимо Кати, целует ее так, что у нее едва ли не вылетают передние зубы.
 
Они еще стоят минут пять в довольно противоестественной позе, но он наконец отрывается от нее и отирает губы рукавом:
 
- До побачення!
 
Крыстиан закатывает глаза и смотрит на меня своим фирменным, мутно-тупым, ничего не выражающим взглядом и моя промежность леденеет, а на коже рук вскакивают волдыри. Он протягивает ко мне ладонь, в намерении заправить за ухо непокорный локон моих редких волос, но промахивается и его пальцы касаются моих губ. Я близка к тому, чтобы обмочиться, но он убирает свою клешню и приступ заканчивается.
 
- Ну, что? Трахнул он тебя наконец? - спрашивает Катя, наблюдая за тем, как отчаливают мажоры.
 
- Не трави душу! - огрызаюсь я.
 
Рабочий день кажется бесконечным, особенно тогда, когда за тобой должен прилететь волшебник в голубом вертолете. Тут, правда, еще и Хосе. Звонил восемнадцать с половиной раз и прислал девять смс, но я не отвечаю: а что, мы, богини, такие вот, когда гневаемся без причины, то вдвойне бесстыжи и злы. Пусть, помучается, голь перекатная.
 
Дорианыч, пунктуальнее Биг Бена, заявляется со своей штампованной улыбкой и я, пытаясь скрыть саму уже порядком задолбавшее смущение, помидорно краснею, но усаживаюсь-таки в черный-пречерный Ауди.
 
Заходим в уже знакомую контору и едем на лифте. На нахождение в лифте я теперь реагирую так же, как собака Павлова - тут же начинает усиливается секреторная функция. Бартолиновы железы просто безжалостны: трусики становятся такими, словно их недосушили после стирки.
 
Но мы довольно быстро оказываемся на крыше здания. Здесь нас уже поджидает космолет с надписью "Грей энтерпрайзес".
 
- Садись и ничего не трогай! - любезно приглашает меня Дорианыч и добавляет: - А то перевозил я тут в прошлый раз одну дуру, так она на приборной панели, как на рояле решила сыграть. В результате мы приземлились в Джалал-Абаде, а не в Нью-Йорке, как планировали.
 
- И что ты с ней сделал? Наказал?
 
- Да нет...Продал киргизам за чашку кумыса, -  и Крыстиан ласково проводит пальцем правой ноги по моей переносице.

От этой небывалой ласки у меня сводит судорогой матку и двенадцатиперстную кишку.
 
Он пристегивает меня ремнями намертво, словно альпинистку и долго возится с разноцветными кнопочками на огромной панели управления.
 
Какой он умный! А красивый какой!
 
В небе ничего не видно и я не понимаю, как он понимает куда летит.

- Ты видишь что-нибудь в этой темноте?
 
- Нет. Мы летим по приборам. Как бы тебе объяснить...это вот как бы если ты напилась вдрызг и молоток от циркуля отличить не можешь, но часть разума в тебе точно знает в каком направлении надо передвигаться, чтобы доползти до кровати.
 
- Ну, да. Это мне знакомо.
 
- Спросила зачем? Страшно или не доверяешь?
 
- И то, и другое.
 
- Настён, я бывалый пилот. Падал не раз. И так тебе скажу: мы летим на самом безопасном космолете, хотя в случае падения - тебе абзац, конечно.
 
- А тебе?
 
- Мне?! - он хищно оскалился, - Я тебе не какой-нибудь там Чкалов, а Крыстиан Дорианович Грей! 
 
- Ты такой профессионал!
 
- О, да! Я охеренен!
 
В конце концов мы приземляемся на крышу его дома, естественно оборудованной всем для его посадки. Ведь это у лошков, типа Хосе, дома для этого не предназначены, а правильные парни всё всегда предусмотрят.
 
Мы проходим сквозь бесконечно длинное фойе, всё белое, как стены в морге или процедурной. Входим в гостиную, которая тоже имеет протяженность километров в пять и вся обвешена картинами и прочей фигней, а посреди нее стоит роскошный стол из черного дерева со сто шестнадцатью с половиной стульями за ним. 
 
В одном углу - рояль из апельсинового дерева в форме сердца, в другом - камин из циркония в виде ягодиц.
 
- Винца тяпнешь? - спрашивает Крыстиан.
 
- Налей децл, - я скромно опускаю глаза ниц, хотя с удовольствием прополоскала бы десны "Бейлиз" или "Шеридан".
 
- Пюйи-фюме тебя устроит? 
 
- Что сказал сейчас?
 
Вместо ответа он протягивает мне бокал из такого тяжелого хрусталя, что я чуть ли не проливаю его содержимое.
 
Какой там Гейтс, с его кислой рожей и манерой одеваться, как последнее чмо!? Или рыжий мудак Клинтон, у которого зачем-то отсосала и растрезвонила об этом на весь свет жирная идиотка Моника!? Если и идти в кроватку, то с орлами такого калибра, как мой Дориаша!
 
- Что-то ты краснеть забываешь, Настена. Меня это напрягает. Иль не рада угощению, зазноба ты моя?
 
- Просто хата у тебя большая. Теряюсь я.
 
- Ну, есть такое. Вложился. Кстати, о пеликанах: мой адвокат тут набросал кое-что и я думаю, чтобы всё прошло, как по маслу, тебе надо ознакомиться с этой малявой.
 
- Ой, тут много страниц. Я часа три читать это буду. Давай просто подпишу и дело с концом.
 
- Ты должна прочитать, иначе я не буду казаться себе таким благородным.
 
- Дай ручку! - и я наотмашь подписываю обе копии, - Мы будем делать любовь тунайт или нет?
 
- Я не занимаюсь любовью, Настя. 
 
- А чем ты занимаешься?
 
- Я йобарь с ярко выраженным террористическим уклоном. Бен Ладен от секса. 
 
- Не въехала. Это как?

- Пойдем. Я покажу тебе свою детскую.
 
И мы идем рука об руку по коридору мимо двойных, тройных и четверных дверей, сворачиваем налево, потом направо. Наконец Крыстиан достает ключ и, зычно икнув, открывают одну из дверей.
 
Батюшки святы! Йоксель-моксель! Подвал инквизиции! Железная решетка на потолке, какие-то металлические цепи, обитый дермантином бордовый диван в белых потеках, плетки, анальные пробки, разбросанные повсюду страпоны и дилдо, да испанские черевички в углу, наспех сброшенные с искривленных ножек толедской золушки. 
 
Я беру в руку нечто напоминающее плетку-девятихвостку(знакомую мне с детства), только на конце каждого хвоста прикреплена пластиковая бусинка.
 
- Да ты, блин, романтик!
 
- Не трожь флоггер! Это мой! - он выхватывает у меня плетку.
 
Я безропотно отдаю эту фиговину.
 
- Скажешь, может, что-нибудь? - просит он настолько сдержанно, что ясно - истерика на подходе.
 
- Да чё тут скажешь? Ты это делаешь с людьми или они - с тобой?
 
- С людьми? Нет. С тетеньками, которые сами того хотят.
 
- Ну, раз у тебя куча желающих, то какого лешего я тут делаю?
 
- Вступай в мой персональный БДСМ-клуб. 
 
- Зачем?
 
- Чтобы я мог издеваться над тобой, - его взгляд, словно окурок, прожигает меня подобно скатерти.
 
- Звучит заманчиво. Вот интересно: ты больше садиcт или мудак?

- Как раз посередине. Доминант.
 
- Поздравляю тебя с этим. А мне что за календула с этого всего?
 
- В смысле?
 
- Не тупи. Я говорю, мне что обломится?
 
- Ну...это самое...как бы ....я..., - пожимает он плечами виновато.
 
- Ты? Хм...Всего-то?
 
- Ну, и зелень, конечно.
 
- Так что ты там говорил о каких-то бумагах?
 
- Кроме договора о неразглашении, который ты подписала, имеется контракт, где обсуждается, что мы будем делать, а что - повременим.
 
- И давно тебя так кроет?
 
- Ты есть не хочешь?
 
- Крыс, ты часом не одессит?! Что за манера вопросом на вопрос отвечать, плюс постоянно стрелки переводить с одного предмета на другой!
 
- Все равно поешь.
 
- Ты на убой меня раскормить решил?
 
- Питание - жизненно необходимо.
 
- Я спрашиваю, зануда, давно ли у тебя на этой почве башню заклинило?
 
- Давно.
 
- А тетенек находить каждый раз проблемно?
 
- Как два пальца об асфальт.
 
- Тогда я не могу отдуплить: почему именно я?
 
- Настя....в тебе что-то есть....Я лечу к тебе, как мотылек на огонь, как комар на пот, как муха на г... В общем, я очень тебя хочу, особенно сейчас, когда ты кусаешь губу.
   
- Ассоциации какие-то возникают, что ли?
 
- Ешь давай!
 
- Я еще не вступила в твой клуб по интересам, так что, будь добр, не гони волну. 
 
- В смысле?
 
- Не надо оказывать на меня давление. Ферштейен?
 
- Йа, натюрлих. 
 
- Тогда поехали дальше: сколько было этих несчастных теток, которых ты истязал?
 
- Пятнадцать.
 
- Прямо регбийная команда!
 
- Я хотел бы, чтобы ты ознакомилась с уставом моего клуба, - сказал Дорианыч и протянул мне лист какую-то бумагу.

Пришлось прочесть: " Правила.  Повиновение: Саб незамедлительно и безоговорочно повинуется всем приказам Топа. Саб соглашается на любые действие сексуального характера, предложенные Топом и с воодушевлением, азартом и остервенением в них участвует. Сон: Желательно чтобы Саб спал как можно больше, а лучше, если бы спал все время, когда отсутствует Топ. Еда: Ест Саб чуть меньше, чем лощадь, при условии, что паёк не из "Мак Дака". Одежда: Саб обязуется носить то, что одобрено Топом, кроме того Топ принимает активное участие в шопинге и обязуется обвешивать Саба золотом с ног до головы. Физические упражнения: Саб четыре раза в неделю ходит в качалку и таскает там железо до изнеможения. Личная гигиена и красота: Саб яростно борется с растительностью на своем теле, так же почти не покидает салона красоты, одобренного Топом. Все расходы несет Топ. Личные качества: Саб обязуется не вступать ни с кем в суксуальные сношения, кроме Топа. Саб ведет себя скромно и уважительно, осознавая, что ее поведение оказывает непосредственное влияние на Топа. Саб несет ответственность за свои проступки, совершенные в отсутствие Топа. За нарушение любого из этих пунктов, следует неотвратимое наказание, характер которого определяется Топом. "
 
- Четыре раза в неделю в качалку ходить стремно. На это я пойтить не могу.
 
- Ладно. Пусть будет три раза в неделю.
 
- А вот о недопустимых действиях, - он протягивает мне еще одну листовку.
 
"Недопустимые действия: Действия, включающую и выключающую игру с огнем. Действия, включающие мочеиспускание и выключающие дефекацию. Действия с использованием вил, грабель, тяпок, гарпунов, сковородок и кочережек. Действия с использованием гинекологических, пиротехнических и сварочных инструментов. Действия с участием детей, животных, пенсионеров, бомжей и зомби. Действия, оставляющие шрамы на шкуре и коже. Игры с дыханием. Игры со слухом. Игры со зрением."
 
- Может что-то хочешь добавить?
 
- Да я не знаю, что тут добавить. Мне все это как-то ново.
 
- Шутишь?
 
- Отнюдь. Я ж сексом не занималась, от того и не в курсах.
 
- Что?! Что ты сказала?! Да как ты могла?! - Крыстиан, кажется, готов меня убить прямо тут же.
 
Пометавшись по углам комнаты, покрутившись словно Сергей Лазо в топке паровоза, он изрек:
 
- Это что за подстава такая, мисс Стальная? Я на целочку не подписывался!
 
- Ну, хочешь ударь меня за то, что я не успела ни с кем потрахаться. Давай, мочи, садюга!
 
Глава Восьмая
 
- Надо срочно исправлять положение.
 
- Какое такое положение?
 
- Девственницей быть стыдно, Настя! Стыдно! - и он хватает меня за волосы, наматывая их на руку.
 
Его слова, словно зажженные футбольными фанатами файеры, поджигают меня и я начинаю пылать.
 
Он вскрикивает, одергивая обожженную руку:
 
- А ты горячая штучка! В прямом, маза фака, смысле, - и он, осторожно взяв меня за руку, ведет в спальню.
 
Я дрожу, как осиновый глист. Еще бы! Ведь сейчас у меня будет первый секс в моей жизни и ни с кем-нибудь, а с самим Крыстианом Греем!
 
Я дышу так же часто, как такса во время норной охоты и не могу отвести глаз от этого мегасамца. А он снимает часы с запястья, потом бордовый пиджак и остается в белой льняной рубашке и джинсах. Он так красив, что Ален Делон, увидев его, просто сдох бы от зависти. Он скидывает кеды и....по одному, садистки медленно, стаскивает носки...Один за другим...Поднося к лицу, нюхает их и обольстительно на меня смотрит.  Затем бросается к комоду и достает вязанку презервативов.
 
Снимает с меня пиджак и сверкая кокаиновым блеском в очах, произносит очень оригинальную фразу:
 
- Ты так красива, Настя! И я так тебя хочу!
 
Он продолжает стаскивать с меня одежду и наши губы сливаются, как акварельные краски на рисунке второклассника. Я остаюсь в одном лифчике, который сидит на меня столь идеально, что я не хочу его снимать.
 
- Какая у тебя кожа! Белая, как мороженое. И такие превосходные зубы! Здорово, что уши у тебя не лопоухие! - он целует меня и наши языки переплетаются, как гельминты в кишечнике дворового кота, а губы, словно слизни в огороде, не могут отклеиться одни от других.
 
Я не сдерживаю стонов.
 
Он начинает меня целовать, одна рука остается у меня в волосах, другая гладит по моей спине. а третья сжимает мою попу с невообразимой нежностью от которой я вздрагиваю всем телом и испускаю долгий и мучительный стон.
 
Крыс опускается на колени и его неслыханно длинные ресницы щекочут мне пуп, а взгляд опять прожигает меня словно окурок - скатерть( извините, я дура полная и другого сравнения не могу подобрать, потому и повторяюсь в своих блистательных метафорах и гиперболах.)

Он вытряхивает меня из джинсов, будто мидию из ракушки и утыкается носом в низ моего живота. Я чувствую его нос, запутавшийся в моей вульве, словно рыба-игла в путанице водорослей. 

- Как ты пахнешь! Словно норвежская сельдь! - он подталкивает меня к постели и я падаю на матрас, едва не разбив голову о прикроватную тумбочку.
 
Я бьюсь в конвульсиях, так как у меня некстати начался эпилептический припадок, но Крыс думает, что тому виной наслаждение и с самодовольной улыбкой слизывает кровавую пену с только что прокушенного мною языка:
 
- Как классно ты кончаешь, Настя! Ты такая темпераментная! И такая красивая, что лифчик снимать с тебя не хочется. Оставайся в нем, а? Все равно ведь сиськами Бог обделил.
 
- Спасибо за комплимент, милый!
 
- Ох, Насть, что я с тобой сейчас сделаю! - и он поднимает вверх мои ноги, взяв за лодыжки.
 
- Не смей мне угрожать, подонок!
 
Он опускает безымянный палец в чашечку бюстгальтера и хореографическим движением отодвигает ее вниз, освобождая грудь, но косточки и кружево толкают ее вверх. Крыстиан тоже самое проделывает и со второй моей грудью. Мои соски набухают и твердеют под его неотрывным взглядом, как бы стремясь дотянуться до его зрачков. Я связана свои собственным лифчиком.
 
- Очень красиво! - говорит он и от этих слов мои соски твердеют до такой степени, что теперь ими можно резать стекло. Он дует на один из них и он вытягивается вперед, как антенна радиоприемника, чуть не выкалывая ему при этом глаз. Я чувствую компотный спазм внутри живота. У меня там всё мокро. Боже, кажется я обмочилась во время припадка!
 
- Ты такая мокрая! - шепчет он, надкусывая сосок.

- Да пустяки, это я обписалась. Не обращай внимания.
 
- Обмочилась? Ха-ха! Да ты близка к оргазму, детка! 
 
И действительно, под его пальцами и губами, мои соски возгараются, словно словно бумага и каждый нерв моего тела, словно гитарные струны в руках Ричи Блэкмора. 
 
Голова у меня болтается полуоторванная, как у куклы Маши, которую мы в детстве не поделили с подружкой. Ноги превращаются в кабаньи копытца и предагонально подрагивают. Я рассыпаюсь в его руках на тысячи мясных кусочков. На тысячи биг-маков и вопперов. Матка крошится, подобно мелу. Мозг, словно желе. Моя несчастная peace-да чуть не съела саму себя, но, поперхнувшись, срыгнула. Его язык, будто губка воду, вбирает мои крики.
 
Крыстиан самодовольно смотрит на меня, а в моем ответном взоре лишь благодарность и восхищение. Задумайтесь, может быть, я, по меньшей мере, дура?
 
Он снимает с меня трусики и пренебрежительно отбрасывает их в сторону, на пыльный, в крошках от пиццы, пол. Крыстиан спускает семейно-боксерские трусы, которые, как оказалось, он носит всегда под джинсами, и достает внушительных размеров член. Деловито, словно плотник или сапожник, надевает на него воняющий резиной презерватив. Я восторженно наблюдаю за всеми его действиями.
 
- Не бойся. Ты тоже растянешься, как этот презерватив.
 
Только сейчас я замечаю, что эта сволочь не сняла даже рубашки.
 
- Согни ноги в коленях, - велит он и я в великой спешке повинуюсь, - Сейчас я вас трахну, Анастасия. Трахну жестко, как кулаком по столу!
 
- Аааа, козел! - кричу я от боли.
 
- У тебя там как-то странно узко! Тебе, случайно, не больно?
 
- Да что ты! Сплошной кайф! Особенно при согнутых в ногах коленях, дебил! 
 
- Я сейчас начну двигаться, - говорит он.
 
- Да, предупреждай о каждом своем действии, баран. Озвучивай его, словно сапер, общающийся по рации.
 
- Это сейчас иронии была, что ли?
 
- Да долби уже давай, yo-барь-недоучка!
 
Крыстиан начинает двигаться всё быстрее и быстрее, с напористостью и однообразием локомотива. Он сжимает мою голову, словно арбуз, который проверяют на предмет спелости. Я вся деревенею, стеклянею, а под конец и вовсе превращаюсь в железо-бетон. Я потею, как беговая лошадь. Мысли разбегаются. Их не догнать теперь...Я и не представляла, что может быть так хорошо....

- Кончай, Настя! Это приказ! - почти беззвучно кричит он мне в ухо.
 
От его слов я так возбуждаюсь, что опять оргазмирую, рассыпаясь по кровати, подобно кроличьему помету, на множество круглых пахучих орешков.
 
Крыстиан замирает и со стоном кончает прямо в меня(извините, я забыла, что он надел презерватив, а корректор - мудак, потому и пропустил этот момент).
 
Я открываю глаза и вижу, что он, подобно барану, упирается лбом в мой лоб и только благодаря этому и удерживает равновесие.
 
- У тебя такой классный лоб, Настя! Такой удобный...да и лобок...тоже не плох...
 
Он выходит из меня и я с облегчением расслабляюсь.
 
- Я сделал тебе больно? - спрашивает он с тревогой во взоре хитро прищуренных глаз.
 
Я туповато улыбаюсь в ответ.
 
- Почему ты молчишь? С тобой всё в порядке?
 
О, сразу видно, что этот мегапсихолог круто разбирается в женщинах! Видимо, принял мой оргазм за разновидность нервного тика.
 
- Да расслабься, гуру секса! Всё тип-топ. Пострадал только гимен.
 
- Кто пострадал?
 
- Блин! Девственная плева почила в бозе, ёк-макарёк!
 
Он с видимым облегчением вздыхает и отирает холодный пот с морщинистого лба.
 
- Почему маэстро не удосужился снять рубашку?
 
Крыстиан вздрагивает, как от удара и, после паузы, всё же снимает ее.
 
- Ты, случайно, не хочешь, чтобы я трахнул тебя еще раз? - шепчет он мне, наклонившись к слуховому проходу левого уха, словно амурский полоз.
 
Его рука скользит по моему телу, как по мокрой скатерти, в связи с чем мое дыхание так ускоряется, что со стороны я напоминаю русскую борзую только что отмахавшую по полям и весям километров надцать. Он поднимает вверх правую руку, подталкивая мое колено вправо своим подбородком и обвивает мою шею предплечьем левой ноги.
 
О, Господи, что он собирается делать? "Да расслабься, идиотка! Просто еще раз впустит в тебя свою ящерицу." , - шепчет моя внутренняя богиня.
 
- Я возьму тебя сзади, Анастасия! - громогласно провозглашает Крыстиан, будто играет "Гамлета" на сцене салехардского драматического театра, но, так и не дождавшись аплодисментов, шепчет мне, словно Алан Чумак, кодирующуй трехлитровый балон с водой: - Ты моя. Только моя. Не забывай. Моя.
 
Я вновь ощутила его напряженное сердце на своем бедре, а знаменитые пальцы Дорианыча, ангажировав мой клитор, закружили его в апокалиптической кадрили.
 
Головкокружение клитора передалось моей голове, которая стала вращаться вокруг своей оси, как декоративный стеклянный шар на сельской дискотеке.
 
- Ты пахнешь божественно. Буквально, как Иегова! - шепчет он мне упруго уткнувшись носом в барабанную перепонку.
 
- А как он пах?
 
- Не дергайся! - произносит он словно жандарм досматривающий преступника, и вводит в меня большой палец правой ноги, нажимая им на нижнюю стенку влагалища( я писала этот шедевр удерживая раскрытым анатомический атлас на столе, так что не пробуй со мной спорить, читатель!).
 
Мое тело начинает пожирать огонь. Жрет и жрет его, не в силах остановиться.
 
- Ты снова такая мокрая, что вульва твоя напоминает мне медузу. Мне это так нравится.
 
- Ты чудовищно поэтичен.

Он продолжает свой мучительный танец и это так потрясающе, что единственное с чем я могу сравнить свои ощущения, так это с посещением бейсбольного матча вместе со своим отцом в девятилетнем возрасте, когда "Янкиз" наконец выиграли главный матч сезона, а я обмочилась от радости, сидя у отца на коленях.
 
- Открой рот! - приказывает мне Крыстиан и просовывает мне в рот большой палец одной из своих многочисленных конечностей. Я широко раскрываю глаза, будто на приеме у стоматолога.
 
- Теперь ты знаешь свой вкус! - шепчет мне он в ушную раковину. - Соси, детка!
 
Я отчаянно сосу его палец, ощущая вкус плавленного сыра, табака и миндального молочка, но положение спасает мысль об эротичности происходящего.
 
- Я хочу трахнуть тебя в рот, Настя. И, самое печальное, что скоро я так и сделаю.
 
"Он трахнет меня в рот?! Он трахнет меня в рот! Ура-а-а!" 
 
Бессознательно я кусаю его за палец, но это его только возбуждает и он схватив меня за волосы бросается за презервативом.
 
Пальцы его не слушаются и он никак не может разорвать фольгу упаковки, и это зрелище так поэтично, так меня пленяет, что я начинаю дышать словно астматик.
 
Кровь, стучит в моих венах, будто молоток, и угрожает вынести мне лобовую кость изнутри, а я так пьянею от предвкушения очередного спаривания, что кружится голова и начинает подступать рвота. 
 
Глядя на Крыса и прищур его узких глаз, отчего-то вспоминаю передачу "В мире животных" и забавных, трахающихся в ветвях деревьев, мартышек.
 
Дорианыч отвлекает меня от грез своим восклицанием:
 
- Теперь я войду в тебя медленно-медленно, словно самец черепахи.
 
- Тортиллы?
 
- Нет! Настя, твою мать! Не сбивай меня с романтической волны!
 
Он действительно медленно входит в меня и столь же медленно выходит.
 
Это так возбуждает, что, будучи не в силах сдерживаться, я начинаю стонать и из глубин бессознательного возникает грустный поросенок Пятачок в компании ослика Иа, опускающий в горшок вялый обрывок воздушного шарика со словами:" входит и...выходит".
 
Я нахожусь в исступлении, хотя и не знаю, что это значит.
 
Впрочем, мне кажется, еще немного и я взорвусь от наслаждения.
 
- Не взрывайся, - читает он мои мысли, - Не взрывайся, бомба ты моя, шашка ты моя тротиловая!
 
- Тортилловая? - переспрашиваю я.
 
- Твою мать, Настя! - рычит он, изменившись в лице, - Кончай уже ради всего святого!
 
Эти слова сталкивают меня в пропасть. 
 
Я падаю лицом в подушку, кончаю, и, содрогнувшись в конвульсиях, умираю.
 
Последнее, что я вижу, это Крыс, отвалившийся от меня, словно напившаяся крови пиявка и перекатившийся на другую сторону кровати.
 
 
Проснувшись, я понимаю, что все-таки осталась жить, но я не могу представить сколько проспала, потому что когда я выглянула в окно, то обратила внимание, что люди на улице одеты как-то странно, и это навело меня на печальную мысль: мода, за время моего сна, увы, успела поменяться.
 
Вытянувшись под одеялом, чувствую приятную боль.
 
Откуда-то доносится столь же приятная, как боль, и нежная, словно улитка, музыка.
 
- Вероятно, Бах, - рассеянно размышляю я вслух. - А может, и Филипп Бедросович Киркоров.
 
Завернувшись в одеяло, эдакой сосиской в тесте, иду в зал и вижу Крыстиана сидящего у фортепиано.
 
Он полностью погружен в музыку.
 
Из музыки выглядывает только его красивая репообразная голова, которую так и хочется, выдернув из плеч, словно с грядки, съесть, тщательно разжевывая каждый кусок.
 
В полумраке тускло освещенного дома, он одиноко перебирает своими ловкими пальцами по клавишам, и вспоминая, как не столь давно эти пальцы точно так же прикасались и ко мне, краснею, хмелею, потею, сжимаю бедра и, совершенно неожиданно, но довольно-таки звонко, пукаю.
 
- О! Дифтонговый пук! - он поднимает голову, но выражение лица не разобрать, так как мне показалось, что я ослепла.
 
- Прости! - шепчу я так тихо, что дребезжит оконное стекло.

- Не смей просить прощения! Это я виноват! - он хмурится и, поднявшись, направляется ко мне.
 
Трико свисает с его колен так, что у меня пересыхает во рту, пульс становится нитевидным, а на губе вскакивает герпес.
 
На его животе мышцы перекатываются словно скатанная в шарики грязь на потной коже, а плечи столь широки, что он вынужден почти всегда проходить в дверные проемы боком, будто пара несущих кухонный стол грузчиков.
 
- Ты так силен и красив, что похож на двух грузчиков, - неожиданно для себя говорю я.
 
- Ты должна быть в кровати.
 
- Какая красивая пьеса. Бах или Киркоров?
 
- Это концерт для гобоя Алессандро Марчелло.
 
- Восхитительно. Хотя и очень грустно. Скажи, а он не родственник Марчелло Мастрояни?
 
Его губы чуть изгибаются в улыбке.
 
- Спать, - приказывает он. - Завтра ты будешь чувствовать себя разбитой.
 
- Я проснулась, а тебя - нет.
 
- Мне трудно уснуть. Я привык спать один.
 
- Ты такой сильный, такой красивый, такой богатый и такой... одинокий!
 
- Не напоминай мне! А то я заплачу! - отвернулся в темноту Крыстиан, с трудом сдерживая слезы.
 
Черт, а у него есть печальная сторона души! Этим надо воспользоваться!
 
 
 
Глава Девятая
 
Меня будит затопивший комнату, словно канализационные сливы, яркий утренний свет из окна.
 
Чудесное майское утро. Сиэтл корчится у моих ног! Ух ты ж!
 
Рядом со мной чутким летаргическим сном спит Крыстиан Дорианович Грей.
 
Вид не менее потрясающий, чем водопад Виктория с высоты птичьего помёта.
 
Усеянные герпесом отёчные губы полуоткрыты, словно потёртый портсигар, а невероятно чистые волосы сложены в прическе один к одному так, что можно обписаться от восхищения.
 
Он такой милый, когда спит. Похож на щенка лабрадора. И пахнет так же.
 
Я могу смотреть на него неделями без перерыва на сон и прием пищи, но вдруг, с пугающей отчетливостью, слышу зов природы:
 
- Настя, твою мать, марш в туалет!
 
- Сейчас! - отвечаю природе, и, выскользнув из кровати, натягиваю на себя знаменитую белую рубашку Грея.
 
В поисках ванной, нечаянно проникаю в гардеробную размером с футбольное поле. Вдоль стен тянутся бесконечные ряды вешалок с костюмами, рубашками, свитерами и фуфайками. Я пукаю от негодования. Зачем человеку столько одежды? Чертов жлоб! Хотя, у Катьки шмотья, кажется, не меньше.
 
Пробую другую дверь, и, наконец оказываюсь в ванной комнате, габаритами превосходящей метраж моей квартиры. Икаю от негодования. Зачем человеку столько места? Чертов буржуй!
 
Разглядываю себя в огромное зеркало. "Я изменилась?" - спрашиваю у своей внутренней богини. "Пошла в жопу!" - добродушно отвечает она, но я вижу, что изменилась.
 
Мое отражение смотрит на меня, топает ногой и говорит:

- Слышь, чувырла! Ты только что переспала с чуваком, девственность свою задарила, а он, касатик, в грош тебя не ставит. И предел его мечтаний: превратить тебя в банальный набор дырок для многоразового использования.
 
Я сошла с ума или с меня сошел ум? Вот в чем вопрос!
 
Я так морщусь, глядя на свое отражение, что оно сбегает из зеркала.
 
Вот надо ж было влюбиться в мужика, который красив, как Безруков, богат, как Абрамович, и у которого для меня припасены в его детской комнате кнуты, да анальные пробки! Ужас!
 
Я сбита с толку. Толк тоже сбит. А я запуталась в своих чувствах, словно спятившая и самопроизвольно завязавшаяся в морской узел молодая гюрза.
 
Волосы спутались, меня мучит метеоризм, я изнемогаю от приступа булимии, жутко чешется спина, мне холодно, одиноко и хочется пить.
 
"Учкудук - три колодца! Учкудук - приколоцца!" - в тон моему настроению доносится музыка из наушников, которые я надеваю с намерением приготовить Крыстиану завтрак, пока тот любезничает с Морфеем.
 
Обожаю готовить под узбекскую группу "Ялла"! Да-да! Обычно у меня всегда получался отличный плов!
 
Надеваю греевскую рубашку, опускаю в нагрудный карман свой плеер, и, пританцовывая, принимаюсь за приготовление вкусной и здоровой пищи.
 
Есть хочется просто караул как!
 
Кухня же производит на меня неизг(л)адимое впечатление: вся сверкающе-вылизанная, технологично-современная настолько, что я себе в какой-то момент начинаю казаться этаким шизанувшимся роботом женского пола, отплясывающим что-то среднее между ламбадой и лезгинкой в припадке кулинарной лихорадки.
 
Помешивая тесто, продолжаю танцевать и размышлять над своей судьбой. Думать, это, конечно, сложно, но, если делать это осторожно, то мозг, возможно, окажется не поврежден.
 
Хорошо, что музыка, звучащая в наушниках, помогает мне отвлечься от своих мыслей и думать не слишком яростно, не слишком жестко и серьезно.
 
Итак: я пришла сюда, чтобы провести ночь с товарищем Греем, и, хотя, эта гнида, никому спать в своей постели не позволяет, мне удалось остаться на ночь. Бинго! Задача выполнена!
 
- Полегче на поворотах! Твой принц, кажется, хочет превратить тебя в сексуальную рабыню, - шепчет моя внутренняя, столь часто отсылаемая мною в сизую даль, богиня.
 
- Да всё тип-топ! Зато чувак богат, как пара Абрамовичей, плюс красив, как горстка Ален Делонов! Хотя, возможно, мне и надо разобраться в своих чувствах. Тем более, что их нет.
 
Мыслями я переношусь во вчерашний вечер и вновь вижу его глаза, его нос, его уши, заново переживаю то, как мы делали любовь, а мышцы внутри моего живота начинают сжиматься, словно сфинктер, и по всему телу, подобно опрокинутой на письменной стол туши, начинает расплываться тепло.
 
"Не делать любовь, не заниматься ею, а трахаться, жестко трахаться, Настя!" - вновь восстает мое подсознание, руша весь кайф.
 
И хотя я пытаюсь не обращать на него внимания, взгляд моего подсознания настолько ублюдочен и настырен, что я невольно вынуждена признать факт моей слегка съехавшей крыши, плохо уложенный шифер которой так громко гремит по малейшему поводу.
 
Оборачиваюсь и вижу сидящего на табурете Крыстиана, с обмотанными вокруг головы, словно вафельные полотенца, нечеловечески красивыми руками:
 
- Гутен морген, мисс Стальная! Вижу вы бодры, как дятел и веселы, будто рысь!

Я на всякий случай краснею и выпаливаю:
 
- Что жрать будете? Омлет или глазунью с беконом?
 
- И то, и другое. И, если можно, без хлеба.
 
- Это из "Винни-Пуха"!
 
- Никогда не слышал такой оперы. И, кстати, о дятлах: мы можем дальше продолжать твое обучение?
 
- Ёпрст! Какое такое обучение? - прикидываясь гофрированным шлангом, удивленно спрашиваю я, хотя всё во мне и на мне, от внутренностей до трусиков, завязывается морским узлом.
 
- Полагаю, пора переходить к освоению оральных навыков. Фелляция, иррумация, римминг и эгглинг.
 
- Это всё укладывается в понятие "трахнуть в рот"? - спрашиваю с невинным видом, предусмотрительно краснея, как сахарная свекла.
 
- Трахнуть в рот, это, собственно, иррумация, Настя, но, если обобщить, то можно сказать и так.
 
- Крыс, ты такой умный, такой эрудированный! Я в восхищении!
 
- Поверь мне, Настюха, я и сам от себя балдею. Поэтому прекрасно понимаю каково сейчас тебе!

Он берет меня за подбородок, оттягивает его, словно резинку трусов и освобождает закушенную мною губу. Боже, я даже не замечала, как грызла ее всё время!
 
Аппетит куда-то пропал. Я бы поискала его, но Крыс сидит рядом и мне не ловко шарить под столом. Откладываю вилку в сторону.
 
- Ешь, Настя.
 
- Я уже наелась.
 
- Я сказал: ешь! - брови его сходятся, будто питерские мосты, а зрачки расширяются от гнева, - Я дважды повторять не буду! Доедай!
 
Ну, ни фига себе у него загоны! Я с изумлением смотрю на него.
 
- Терпеть не могу когда выбрасывают пищу! Это безответственно!
 
По мере того, как я ем, его лицо светлеет и он отходит от приступа гнева:
 
- Настя, у меня было сложное детство. Детский сад "Аленушка", деревянные игрушки, тараканы величиной с большой палец ноги, частые простуды...Пойми меня!
 
- Да ладно...У каждого - свои недостатки.
 
Мобильный звонит прерывая мой ступор. Это Катька. 
 
- Привет, Катюня! - говоря я, выходя на балкон.
 
- Настя, ты почему на звонки не отвечаешь? Я ж вся изволновалась, как Финский залив в непогоду.
 
- Извини. Батарейка села.
 
- Ты жива?
 
- Пока - да.
 
- У вас с ним было...это...?
 
- Неполиткорректный вопрос.
 
- Ой, не надо ужимок и прыжков! И коню понятно, что было!
 
- Катя, я подписала соглашение о неразглашении буржуинской тайны. Не могу базарить на такие темы.
 
- А как это было? И, если было, то как и куда? Ты вообще цела?
 
- Два выбитых зуба, трещины в прямой кишке, откушенный сосок, вагинальные разрывы, но в остальном нормально. 
 
- Я серьезно спрашиваю! Не кривляйся - не в цирке!
 
- Ладно. Увидимся позже. Пока.
 
Возвращаюсь на кухню и вижу грациозно порхающего по ней Крыстиана с позолоченной шваброй в божественно красивой руке.
 
- Скажи, а договор о неразглашении касается всех аспектов нашего общения?
 
- А в чем дело-то? - настораживается он.
 
- У меня возникло пару вопросов. Философского плана. Я хотела задать их Катьке.
 
- На фиг тебе Катька? У тебя - есть я!

- Чувак, при всем уважении..., но ты склонное к перверсиям создание и не можешь дать свободный от налета собственной извращенности ответ. Про Красную Комнату боли я упоминать не буду.
 
- Комната боли!? Дура! Это Комната кайфа! И кроме того, мой братец - трахает твою подругу.
 
- Получается, твоя родня не в курсе твоей бдсм-щины?
 
- А на кой им знать это? Меньше знаний - крепче сон. И вообще...пошли примем ванну.
 
Ванна сделана из лазурита, а кран из которого Крыстиан наполняет ее водой, скорее всего, золотой, но мне плевать на роскошь, так как я к ней уже привыкла.
 
Он стягивает с себя футболку и бросает ее на пол без всякой театральности, разве что только эффектным движением руки смахивает с щеки непокорный локон. А я застряла в дверном проеме, словно грузчик в складском подвале и не могу двинуться с места, наблюдая за этой сексапильной сволочью. Мое сознание сворачивается в кукиш, который начинает маячить у меня перед глазами, вместо руки товарища Грея, каковую он любезно протянул вперед:
 
- Мисс Стальная!
 
Я беру его за руку и встаю в ванну, а он с загадочным видом наблюдает за мной, и приподнимает мне ногой подбородок:
 
- Всё тип-топ, Настя! Ты ж красавица несусветная! А стеснение оставь крокодилицам, коих, кстати, я здесь отчего-то и не наблюдаю!
 
Он так близко! Так близко, что можно дотянуться соском до его бровей!
 
- Настя, вспышка справа! Ложись! - приказывает Дорианыч, и, когда я покорно следую его приказу, тычется мне в волосы своим гоголевским носом.
 
- Хорошо пахнешь! Похоже, ондатрой..., - мечтательно шепчет он.
 
Дрожь проползает, проходит, пробегает, а затем и пролетает по моему телу. Я лежу в ванне голая с Крыстианом Дориановичем Греем. И он, почему-то, тоже голый. Это просто праздник какой-то! Если бы мне вчера или, скажем, лет пять назад, сказал кто-то, что так будет, я бы не поверила ни за какие коврижки.
 
Он берет с полки гель для душа и выливает пару литров на свою умопомрачительную ладонь, а потом намыливает руки, покрывая их мягкой, словно дохлый хомячок, пеной, и начинает массировать длинными-предлинными пальцами мою шею и плечи. Немного поразмыслив, я начинаю стонать. От удовольствия.
 
- Нравится? - мозжечком улавливаю натянутую струну его улыбки.
 
- Угу.
 
- А ночью со мной тебе хорошо было? Я просто так спрашиваю. Не потому, что не понял, а потому, что слишком опытен, и женщин, как впрочем, и людей, знаю, как свои пять...нет, двадцать, пальцев.
 
- Ага, - глубокомысленно отвечаю я, мысленно благодаря Катьку за то, что заставила меня в кои веки побрить подмышки, в противном случае, думаю, его пальцы запутались бы там, как речной карп в густом иле... коровника.
 
Его ноги скользят по моим грудям, как садовые грабли по льду, и, будто пропивший кислородный баллон аквалангист, я вздыхаю, когда его длиннющие пальцы стискивают  и начинают мять молочные железы без малейших призраков жалобсти, внизходительности и мылосердия. Тело инстинктивно выгибается, словно спина больного эпилепсией во время припадка, выталкивая грудь под штакетник его пальцев. Соски, после того, что он сделал с ними вчерашней ночью, перестали быть сосками, поэтому его умные руки игнорят их и спускаются ниже. Я дышу всё чаще и чаще, даже сердце вдруг начинает биться. А всё потому, что сзади, а так же спереди, я почувствовала всё нарастающую, подобно снежному кому или раковой опухоли, эрекцию.
 
Крыстиан берет меховое полотенце и начинает тереть им мое предпупье, а я тут же таю от блаженства, словно вагинальная свеча. Длиннейшие пальцы находят чувствительнейшие места между моих бедер и дыхание мое застревает где-то на полдороге, в районе тазовой области. Ноги начинают вращаться, словно карусель и вообще живут теперь своей, неподвластной мозгу, жизнью. Голова наполняется угарным газом и я запрокидываю ее, а из моего настежь раскрытого рта доносится стон. Напряжение внутри моего организма нарастает, будто давление в топке мчащегося во весь опор паровоза. О, май гад!
 
- Вот так вот! Вот так вот, моя бэйба! - шепчет мне куда-то Дорианыч, нежно отгрызая куски кожи от мочки моего уха.
 
- Пожалуйста, дяденька, пустите! - молю я, чувствуя, как тело деревенеет, и я превращаюсь в Буратино.
 
- Думаю, ты уже чистая, - радостно восклицает он и прекращает полуветеринарные манипуляции.
 
- Нет, нет! Я грязная! Грязная! 
 
"Эй, придурок! Я еще не кончила!" - кричит ему изнутри моя маленькая богиня.
 
- У меня на тебя другие планы, - отвечает Крыс то ли ей, то ли мне, и тут же, добавляет, - Повернись и помой меня.

Повернувшись, я в ужасе обнаруживаю, что он сжимает мозолистой рукою возбужденный член. У меня выпадает вставная челюсть и какое-то время я шарю по дну ванны в ее поисках. Когда я наконец нащупываю зубной протез под пяткой Дориановича, он произносит:

- Я хотел бы, чтобы ты познакомилась поближе с моей ящеркой. Она - чрезвычайно дорогое для меня существо.
 
Какой большой! Он вздымается над водой словно подводная лодка и, внезапно вспомнив о трагической судьбе атомохода "Курск", я начинаю всхлипывать. На лице Крыса появляется злорадная улыбка садиста и я понимаю, что он ловит кайф от происходящего, полагая, что мои слезы вызваны видом его члена. И этот прибор для осеменения лошадей был во мне?! Как такое возможно?! Что у меня за влагалище такое? Может быть, я кобыла?!
 
- Не смотри на меня как лошадь, а сделай уже что-нибудь, - с хамской улыбкой цедит сквозь зубы мистер Грей.
 
Наклонившись к фаллосу и прищурив один глаз, я прикусываю головку:
 
- Хм...настоящий! А поначалу показался фальшивкой!
 
Не обращая внимания на мой игривый тон, он словно пойманный на удочку налим, судорожно глотает воздух ртом:
 
- Продолжай, картонная твоя голова...
 
Он смотрит на меня и в его взгляде я вижу расплавленный свинец, слышу грохот падающих с конвейера труб, вульгарный смех флиртующих со сталеварами крановщиц и ощущаю жар мартеновских печей.... Я вспоминаю отца, работавшего на металлургическом заводе, кислый пот его застиранных до дыр рубах, милые перебранки на кухне с матерью, ее выбитые передние зубы, трехэтажный мат соседей...Детство, где ты? Где ты, мать твою раз эдак, детство!
 
Очнувшись от сладостных воспоминаний, я обнаруживаю себя сосущей член Крыса, извивающегося от моих ласк как угорь на сковороде.
 
Моя внутренняя богиня ликует: "Ура, меня имеют в рот! Наконец-то! И это ни какой-то там жалкий минетишко на заднем дворе школы в благодарность за поход в ночной клуб! Это, черт подери, по взрослому!"

Я провожу языком по головке и обнаруживаю, что член не только тверд, как гранит или гранат, но еще и вкусный, солоноватый, словно скумбрия горячего копчения.
 
- О, бэйба-бэйба, что ты со мной делаешь..., - стонет мистер Грей.

- Сосу твой член, Дориаша, - отвечаю я, на секунду прервав акт экзорцизма, - Это теперь мой новый чупа-чупс.
 
- Как глубоко ты можешь его заглотить, Настень?
 
Войдя в азарт, я проглатываю его словно шпатель вместе с кистью отоларинголога. И вот, член уже касается задней стенки гортани, вот он минует пищевод и входит в желудок, но я не позволяю ему проникнуть в двенадцатиперстную кишку и, не без сожаления, возвращаю его обратно.
 
- Фантастика! Ты настоящая шпагоглотательница, Настя! Ай лав йу!
 
- Завали хлебало и расслабься! Айлавьюшкает он, смотрите-ка! - так, за напускной суровостью и цинизмом, прячу я свою великую любовь к члену Крыса и его деньгам.
 
Он стонет, как полузакрытая дверь сарая, выгибает спину, бедра, шею и смотрит на меня глазами пса, у которого недельный запор. Моя внутренняя богиня танцует что-то среднее между гопаком и фокстротом. Он хочет меня. Хочет мой рот. О, май гад, как же это меня возбуждает!
 
- Кажется я сейчас эякулирую тебе в ротовую полость, Анастасия!
 
Его руки вцепились в мои волосы и в этот знаменательный миг, в момент неслыханного и величайшего доверия, обнажаю зубы, словно злая дворняга. Это его добивает. Крыс вскрикивает, будто внезапно подстреленный из рогатки вальдшнеп и я чувствую как по горлу стекает теплая, похожая на айран жидкость. Я судорожно и быстро глотаю. Фак! Не самое приятное чувство. Такое ощущение, что несколько пересолено. Но мне плевать, так как я вижу какое это доставило наслаждение Дорианычу.
 
- Это было божественно! Ты раньше делала это?
 
- Нет, - победоносно вру я, не в силах сдержать гордость своими выдающимися способностями.
 
- Дебют удался. А я - задолжал тебе оргазм.
 
Он выпрыгивает из ванны словно блоха из тапка. И я вновь любуюсь этим подержанным Аполлоном, чей поджарый, вплоть до костлявости, зад блестит и лоснится, будто холеный череп Брюса Уиллиса, а моя внутренняя богиня прерывает свою ламбаду и замирает, обливаясь слюной и секрецией бартолиновых желез. Вылезая из ванны, я опираюсь на протянутую мне ногу, и Крыс меня крепко целует, глубоко проникая языком в анус. А может быть и в рот. Разница уже не актуальна.
 
Дорианыч так ласково сжимает голову руками, что начинает казаться, будто хранилище моего интеллекта сейчас не выдержит и лопнет, а он нежно облизывает мое лицо взором коккер-спаниеля и масляным голосов вещает:
 
- Ты мне доверяешь? 
 
- Ясен пень.
 
- Протяни руки вперед.
 
Он связывает мне руки красным галстуком в белый горошек и глаза его разгораются как пионерский костер. Его лицо так искажается страстью, что я уже не уверена, что это Крыс. Он поднимает мои связанные руки кверху.
 
- Не смей опускать руки! Тебе понятно!
 
- Ой, боюсь, боюсь! - отвечаю я, наблюдая как Дорианыч, медленно облизывая нижнюю губу беловатым от налета языком, становится похож на варана.
 
- Молодец, бэйба! Усвоила, наконец! А сейчас я буду тебя целовать! - провозглашает он так торжественно, что мне захотелось сказать "спасибо".
 
Нежно обхватив ногами мой подбородок, он приподнимает его вверх, открывая горло, которое я почему-то не закрыла шарфом. Его губы спускаются вниз, покусывая, полизывая, поплевывая и что-то посасывая. Кровь моя устремляется вниз к бедрам и ниже, еще ниже, чем я могла предполагать. О, ужас! У меня набух весь низ!
 
Крыстиан целует мне горло, затем трахею, спускается к основанию шеи и начинает сладострастно тереться носом о ложбинку в ее основании. Это божественно! Он поочередно приклеивается ртом к моим грудям и, похоже, чистит зубы моими сосками. Во всяком случае, я не знаю, как описать то, что сейчас происходит, но я так возбуждаюсь, так возбуждаюсь, что вспоминаю, что у меня когда-то были руки. Где они?! Фух! Слава богу, они над головой! Я просто о них забыла.
 
- Не дергайся! Не на электрическом же стуле! - командует он и целует мой живот, прошивая языком пупок так, что я выгибаюсь дугой, а он, минуя брюшину, нежно лижет мой тонкий кишечник, - Хм! Какая вы сладкая, мисс Стальная!
 
Он проводит кончиком носа по линии между животом и лобком, нежно дразня ухом. А потом, вдруг с грохотом опустившись на колени у моих ног, резко разводит бедра в стороны. Обалдеть! Ай, да, Дориаша! Ай, да, сукин сын!
 
Он берет одну из моих многочисленных ног, подносит ее к лицу, жадно нюхает, и, наблюдая за моей реакцией, начинает грызть ногти один за другим. Божественно! Я вздрагиваю всем телом, будто изнасилованная Садко русалка.
 
- Спокойно, мисс Стальная! Так я делаю педикюр!
 
Он проводит своим холодным, скользким от мокроты носом по самым потаенным уголкам моего тела. Я извиваюсь словно аскарида в рвотных массах.
 
- А знаете ли, мисс Стальная, как одуряюще вы пахнете?
 
- Нет. Никогда не спрашивала у гинеколога.
 
- А стоило это сделать.
 
Он дует в промежность, а мои волосы колышутся в ответ, словно рожь в летнем поле.
 
- Заросла бурьяном. Ну, да ладно. В качестве разнообразия - пойдет и эта лесополоса.
 
По-черепашьи медленно он обводит клитор языком. Затем вращает им, словно Куклачев одной из своих кошек. Вводит в меня палец и повторяет это идиотское вращение внутри. Я бьюсь в конвульсиях. Оргазм накатывает, будто асфальтоукладчик на замечтавшуюся голубку. Я кричу. Мир, и без того, довольно туманный, вообще проваливается в жуткие йe-беня. Несмотря на то, что я продолжаю вопить, до меня доносится знакомый треск фольги. Это Крыс разворачивает свои любимые презервативы. Он входит в меня и двигается медленно с выражением абсолютного безмыслия на тупом лице. Как он красив в этот момент! Бездушная, глупая скотина!
 
- Не больно?
 
- Нет.
 
- А лежать удобно? - спрашивает он, не прекращая фрикций.
 
- Спасибо. Вполне.
 
- Как дома? Как мать? 
 
- Да нормально.
 
- Что задавили сегодня на дом?
 
Я хотела ответить, послав его на фиг, но со мной опять случился эпилептический припадок, который Крыс принял за оргазм.
 
- Кончай, детка! - хрипло повелевает он и я понимаю, что ради этого мужчины я готова на всё: ездить на Ривьеру, пастись в магазинах Луи Виттон, объедаться трюфелями и имитировать оргазм в каждое спаривание. Да, я принадлежу ему всей душой! Каждым потрошком! Он открыл мне неведомый мир! Мир, где самая эротичная часть тела - нос.
 
Крыстиан опирается на ключицу и пристально, словно кенгуру, смотрит на меня своими фиолетовыми глазами:
 
- Видишь, как хорошо нам вместе. А если ты будешь моей, то будет еще лучше.
 
- Лучше нельзя. Это вредно для здоровья.
 
- Верь мне, Анастасия! Я открою тебе такие края, где не были даже Сенкевич с Хейердалом.
 
Внезапно из холла, сквозь непроницаемый гипсокартон, доносятся голоса:
 
- Если он еще в постели, значит у него ветряная оспа или сибирская язва. Крыс никогда не спит до полудня, исключая те случаи, когда находится при смерти.
 
- Миссис Грей, я вас умоляю...
 
- Да что такое, Петр! Я хочу видеть своего сына.
 
- Он не один.
 
- Не понимаю. Что это значит?!
 
- Это значит, мадам, что у него дама.
 
- Дама?! Мой сын со шлюхой?!
 
Крыстиан смотрит на меня расширившимися, полными ужаса глазами:
 
- Батюшки святы! Это моя мамочка!
 
 
Глава Десятая
 
 
Он быстро, словно Спиди Гонсалес, выходит из меня, нюхает использованный презерватив и метает его в открытое окно.
 
- Вставай, давай! Хватит лежать, будто верблюдица на сносях!
 
- Я связана, баран, - добродушно замечаю я, с женственной улыбкой на лицевой части физиономии.
 
Он весело, словно Амаяк Акопян, осклабился, а его глазах заплясали маленькие, исполняющие танец с саблями, Евгении Петросяны.
 
- Сейчас это исправим. Надо с маман тебя познакомить. Ты одевай всё, что отыщешь в шкафу, а пойду и постараюсь купировать ее припадок.
 
- Может я лучше здесь останусь?
 
- Ни в коем разе! Хватит смущаться! Ты и в гробу будешь смотреться прекрасно. Так что выбирай что-нибудь из моего шмотья и - на выход. Жду тебя через пять минут.
 
Натянув футболку и прихватив набедренную повязку, он выходит из спальни, а я замираю глядя на это волшебство. Черт, я когда-нибудь привыкну к его душераздирающей, почти противоестественной красоте?!
 
Блин, мама Дорианыча, судя по всему, еще тот фрукт. Но, если я хочу понять, почему он такой дебил, то должна узнать ее поближе. Юбку нахожу под кроватью и она, - хвала Кришне! - просто чудом почти совсем не измялась. Там же валялся и мой фиолетовый лифчик. А вот трусики...Мда, жизнь без чистых трусиков лишена всякого смысла! Роюсь в комоде, и, обнаружив какое-то брендовое тряпье, напяливаю его на себя.
 
Выхожу в гостиную и вижу элегантную старушенцию лет сорока, всю исколотую ботоксом, искусственная улыбка которая ослепляет меня словно дальний свет фар неумолимо приближающегося грузовика. На ней трикотажное платье цвета тюленьих щиколоток и туфли в тон.
 
- Маман, это Анастасия Стальная. Анастасия, это Галина Петровна Трентиньян-Грей.
 
- Очень приятно познакомиться, - привычно лжет она и взгляд ее лучится таким теплом, что у меня начинают дымиться брови, - Зовите меня Галей. И, кстати, голуби мои, как вы познакомились?
 
- Да Настя попыталась взять у меня интервью...
 
- И ты дал его, да? - ласково и понимающе улыбнулась она.
 
Тут у меня звонит телефон. Извиняясь я отпрыгиваю на несколько метров в сторону и, полагая, что это Катька, не глядя на номер, беру трубу:
 
- Привет, Катюша!
 
- Да на фиг Катюшу! Это Хосе. Где ты, Настя?! Почему не отвечаешь на мои звонки?! Мои руки в мозолях, а сердце - в инфарктах. Я на грани могилы.
 
- Я в Иваново. Мне неудобно разговаривать - тут повсюду коровы и маршрутные такси. Это чертовски отвлекает от собеседника.
 
- Ты с ним? Что ты там делаешь?
 
- Я бы рассказала, но ты станешь ему завидовать. А зависть - чувство нехорошее, Педро.
 
- Я не Педро, я Хосе.
 
- Да какая разница. Вот сделаю минет и обязательно тебе перезвоню, - даю отбой и возвращаюсь к мамаше и сыну.
 
- Твой брат звонил и сказал, что ты здесь, - выговаривает Галина Петровна сыну.
 
- Стукач! - парирует Крыстиан.
 
- Я хотела покормить тебя твоей любимой кровяной колбасой, но вижу у тебя иные планы по поводу собственной колбаски.
 
- Мама!
 
Она забирает свое пальто цвета рассвета над альпийской деревушкой и позволяет Крысу поцеловать себя в щеку.
 
- Мне нужно еще отвезти Настю обратно.
 
- Ну, конечно, мой дорогой. Приятно было познакомиться, Анастасия. Надеюсь, мы никогда больше не увидимся, - она сердечно улыбается и глаза ее лучатся рафинированной ненавистью.
 
Едва Галина Петровна выходит, Дорианыч спрашивает меня:
 
- Это порнограф звонил?

Блин.
 
- Да.
 
- Что хотел?
 
- Извинялся за пятницу.
 
- Ой ли? - ехидно прищуривается он.
 
И тут же меняется в лице:
 
- Ладно, пора делами заниматься. Бери контракт. На ночь почитаешь. При свечах. Надеюсь на твою под ним подпись. Если что-то будет непонятно, то в интернете кучу инфы об этом.
 
- Океюшки. Но я хочу позвонить.
 
- Своему порнографу? - у него сжимаются челюсти и начинают яростно двигаться желваки, а в глазах ярость, как у оставшегося без взятки гаишника, - Запомни, Настька, я не делюсь своими телками!
 
Я хотела позвонить Катьке. И куда подевался лапочка, который час тому назад меня так славно трахнул?
 
- Эй, ты! Как там тебя? Готова?
 
Мда, с крышняком у Дорианыча нелады. Секунду назад был сама нежность, а теперь холоден словно Берингов пролив и враждебен, как потревоженная кобра. Так ведет себя потрепанная жизнью женщина нелегкой судьбы. Что ж, придется поить трифтазином да колоть галоперидолом.
 
Мы покидаем штаб-квартиру Крыса и выходим из дома. Здесь нас уже поджидает "Ауди R-8 Спайдер". Он опускает верх автомобиля и мы едем по шоссе под хрипловатую болтовню Брюса Спрингстина, думающего, что он на самом деле поет.
 
- Люблю Брюса, - улыбается Дорианыч, с таким видом, будто исполнитель - его хороший знакомый.
 
- Славный певец, - соглашаюсь я, - Жаль только голоса нет. А так - офигенно, конечно.
 
Мистер Грэй кривится от моих слов, но продолжает что-то насвистывать не попадая в такт с примитивной мелодией.
 
- У тебя отменный музыкальный слух, Крыс. То есть, его совершенное отсутствие.
 
- Дерзишь? 
 
- Провоцирую. Хочу, чтобы не выходил из роли властного мачо.
 
- Аааа..., - понимающе протянул он и напялил на себя солнцезащитные очки.
 
Тем временем, Спрингстин продол(а)жает бурчать в микрофон, и, вслушиваясь в смысл, я краснею. Мне начинает казаться, что его голос окружает меня, что он берет меня в плен, что вот он уже откуда-то совсем из меня поет эту свою невыносимо лирическую балладу, от которой хочется влезть на Дорианыча прямо сейчас и оседлать его так, чтобы неделю не мог прикоснуться к своей натертой до цвета революционного кумача загогулины, с которой он так носится.

- Кстати, о зимородках: ты понравилась моей матери, - произносит он, не отрывая взгляда от дороги и хватая меня за колено.
 
- Шутишь?
 
- Соседом клянусь. Она была уверена в том, что я гей.
 
- Неудивительно.
 
- Что?! - его брови гневно ползут вверх.
 
- Проехали. А почему она так думала, как ты считаешь?
 
- Она ни разу не видела меня с девушкой.
 
- Слушай, а что такое ванильный секс?
 
- Да это просто секс. Без игрушек, без вывертов.
 
- Хм. И что, ты никогда им не занимался?
 
- Нет, - сцепив зубы цедит он, и после нескольких судорожных подергиваний, продолжает, - Подруга моей матери соблазнила меня. Когда мне было пятнадцать.
 
- Боже, какое несчастье, - я провожу рукой по его волосам, но он нервно стряхивает мою кисть и, когда Крыс вновь говорит, в голосе его слышатся слезы.
 
- У меня ни разу не было того, что предшествует сексу. Походов в кино, цветов, разводов на шмотье. Даже поцелуев! Боже, я так несчастен!
 
- Но почему, Крыс? Ей это было не нужно?
 
- У нее были весьма специфические вкусы. Поцелуи и розы она видела в гробу. И...я был ее сабмиссивом.
 
- Блин, надо срочно бежать в полицию! Ты же подвергся сексуальному насилию!
 
- Настя, ты гонишь! Жри давай уже, пожалуйста! - он протягивает мне невесть откуда взявшийся чизбургер.
 
- Наелась я.
 
- Ешь, я сказал, - угрожающе тихо шипит он.
 
- А с этими своими кобылами, с бывшими членшами твоего сексуального товарищества, ты больше не видишься? - ненавязчиво я перевожу тему разговора и для отвода глаз, кладу в рот кусочек гамбургера.
 
- Я моногамен, как утконос.
 
Он останавливает машину и смотрит на меня глубоким взглядом шотландского пони, задумавшегося о чем-то наболевшем:
 
- Ну, что, Настя! До среды? - вздыхает он.
 
Пальцы на моих ногах тут же скручиваются в дулю, ком подкатывает к горлу:
 
- Может зайдешь, Дорианыч?
 
- Некогда. Мне сегодня в ночную смену.

Даже боюсь спрашивать что это за смена такая и только шепчу:
 
- До среды, любовничек.
 
Крыс выходит из машины, помогая выйти, открывает мне и, целуя руку, неловко соскальзывает вниз всем телом, будто зад школьника с перил лестницы, и бьется лицом о мое колено. Получается очень старомодный и милый поцелуй. В горле продолжает стоять ком. Однако, он быстро устает и садится. "Даже ком не может стоять вечно. Но ничего, - шепчет мне моя маленькая богиня, - Ты теперь не одна. У тебя есть ком в горле."
 
Захожу в гостиную и вижу Катьку вытирающую пыль с чучел убитых на подлёдной охоте той-терьеров и мопсов.
 
- Настька! Вернулась! Как всё прошло? Этот маньяк тебя не замучил?
 
- Привет, Катя. Да всё чики-пики. Ласковый, как спаниель. Только с придурью, как все мужики.
 
- Ты общими фразами не отделаешься! Выкладывай подробности! 
 
- Я не могу. ДокУмент специальный подписала.
 
- Да в половые органы эти документы! Ты хотя бы кончила?
 
- Ну...как бы...да, - заливаюсь нитрокраской ярославского лакокрасочного завода имени Восьмого Марта.
 
- Круто! А этот мажорик, смотрю, не промах! Оргазм с первого раза! Мой первый раз, в мужском туалете ресторана "Чапай", и вспоминать страшно. Я впервые кончила спустя десять лет после этого срамодейства. От фаллоимитатора, который нашла в бабушкином комоде. 
 
- Ничего себе.
 
- Да ладно...А он все еще тебе нравится? Вот, мне, после второго, максимум, третьего раза, мужики будто не в то горло идут. Воротит.
 
- Да нет. Он хороший. Епанутый-епанутый, но такой славный, - и я непроизвольно облизываю губы, вспоминая некую занимательную подробность его анатомии.
 
- А Эллиот сказал, что Крыс никогда с дамами не водился.
 
- Гон! Это банальная зависть. Он - гетеросексуал. Поверь мне!
 
- Да он совсем вскружил тебе вульву! Пардон, голову.
 
- Он клевый чувак, только не от мира сего. С небольшой йе-банцой, понимаешь?
 
- Черт, мужики - такие свиньи, - глубокомысленно изрекает Катька, и мы смеемся с ней обнявшись, как две с половиной дуры. Под половиной, я, разумеется, подразумеваю свою внутреннюю богиню. Так что, читатель, не думай, что я считать разучилась!
 
 
Глава Одиннадцатая
 
 
Звонит телефон. Беру трубку:
 
- Кто говорит?
 
- Слон.
 
- Черт! Это опять ты, Хосе!?
 
- Нет, это Корней Чуковский.
 
- Что тебе нужно? - мой голос сочится сарказмом, словно бифштекс юмориста.
 
- Я так рад, что ты вернулась! И, кроме того, я хотел извиниться за пятницу. Я был пьян. Прости меня, Настя!
 
- Конечно, я тебя прощаю. Ты же для меня, как брат, которого у меня никогда не было, - вдохновенно вру я, - Как черная икра, которую ни за что не полезет в рот, если вспомнить, сколько за нее заплатила.
 
- Ты теперь с ним?
 
- Нет, я сама по себе Настя.
 
- Но ты провела с ним ночь.
 
- Это еще не повод для знакомства.
 
- Ты сделала это из-за денег?

- Что?! Да как ты смеешь!?
 
- Настя! - визжит он, будто молочный поросенок, и это трогает мое сердце, так трогает, что несколько неожиданно набухают соски.
 
- Давай я тебе завтра позвоню. И мы выпьем чего-нибудь. Чаю или самогона. На твой выбор, - мягко говорю я, прощаюсь, и, не дождавшись ответа, вешаю трубку.
 
- Я не пойму отчего этот болван Хосе так волнуется? Ты же всего лишь трахнулась с Греем. Что тут такого? 
 
- Мужчины - народ странный. Кто их разберет, - уклончиво отвечаю я.
 
- Хм...Хосе, затем Дорианыч. Твои яичники работают с удвоенной нагрузкой.
 
- Не перетрудились бы. 
 
Мы разворачиваем биг-тейсти и, запивая дешевым вермутом, принимаемся за еду. Хоть сейчас спокойно поем нормальной еды, без занудства и понуканий. Опять звонит телефон. Это Эллиот. И Катька, как пятилетняя девчонка, радостно убегает в свою комнату, давясь гамбургером и рассеивая по сторонам выпадающие изо рта кусочки салата. Что особенного в мужчинах из семьи Грей? Почему они так неотразимы? Может быть, дело в деньгах? 
 
Я обхватываю свой зад руками и впадаю в глубочайшую задумчивость. Чего они от меня хотят? Что нужно Хосе и Крыстиану от меня? Неужели только моя...
 
- А у тебя есть еще какие-то достоинства? - неожиданно подает голос моя внутренняя богиня.
 
Мысленно посылаю ее почти в то самое место, на котором сижу, и вновь погружаюсь в зияющую бездну размышлений.
 
Крыстиан такая загадочная личность, такая самодостаточная и такая опасная, что даже отходившая его искусственным членом мамина подруга, эта Ассоль или Эсс Соул, не выдолбила из него этой махровой, истинно греевской таинственности. Хотя, кто знает, может быть, именно благодаря этим манипуляциям, он и приобрел свой неповторимый шарм.
 
Катька возвращается в гостиную и прерывает ход моих мыслей. На ее лице такая улыбка, словно ее намедни крепко отметелили в подворотне и теперь, благодаря приобретенной закрытой черепно-мозговой травме, жизнь воспринимается ею исключительно с позитивной стороны. 

- Влюбилась, Кать?
 
- Ох, и не спрашивай! - вздыхает она словно внезапно ощутившая первые симптомы развивающегося ящура сентиментальная корова. 
 
Я киваю ей и уединяюсь в клозете с договором. Развернув манускрипт, бегло пробегаю глазами этот параноидальный опус.
 
Это что ж такое получается, меня будут шлепать по заду, да еще, возможно, и плетью стегать?! Ну, шлепать - фиг с ним, а вот плетью...Перегибы на местах! Перегибы!
 
Он - мой "хозяин"! Твою ж мать! В глаза нельзя смотреть. А куда можно? Связывание? Ну, это прикольно. Мне понравилось. Трогать его тоже нельзя. Тут всё ясно - эхо разрушительной деятельности пристегного члена мисс Эсс Соул. Бедолагу, похоже, несколько раздосадовали эти нехитрые манипуляции и он обзавелся милыми, но стойкими, словно андерсеновские солдатики, зайобами. Минутой молчания почту память его анальной твердыни. 
 
Моя внутренняя богиня уговаривает меня: "Эй! Алло, гараж! Давай попробуем, а? Ну, где ты еще такого симпатичного извращенца отыщешь? Одни зануды, да тупоголовые ушлёпки вокруг. А этот чувак - прямо кладезь! Наручники, анальные пробки, фистинг, фельчинг! Эх, романтика!"
 
Но у меня же нет склонности к подчинению. Я его самого, болезного, в случае чего, одесную и ошую так, что "господин" свои зубы будет веником сметать на совок. 
 
Да и застенчивая я. Капец какая застенчивая и скромная. Эта падла сероглазая не заметила этого, что ли? 
 
Закрываю глаза и, словно в выгребную яму, проваливаюсь в сон. Мне снятся безногие солдатики, марширующие фаллосы в фиолетовых шинелях, Зигмунд Фрейд в хоккейном обмундировании и серый глаз мистера Грея, не моргая наблюдающий за мной из просвета между его ягодиц.
 
Утром меня будит Катька:
 
- Настька, у тебя никак летаргия! Сколько дрыхнуть-то можно? 
 
- С каких это пор, подруга, тебя стал оскорблять мой здоровый девичий сон?
 
- Новости есть, Настень! Какой-то чувак только что приволок посылку от твоего чудотворца.
 
- И что в ней? 
 
- Угадай!
 
- Набор лабрикантов, зажимы для сосков и кляп?
 
- Супер-мега-навороченный ноут! Мечта задрота.
 
- Надо же. Не угадала.
 
- Посыльный настраивает комп на кухне. Говорит, что у тебя на нем будет новый электронный адрес.
 
- А чем не угодил мой старый ящик? Ох, эти мне буржуйские выходки! Эти мажорские распальцовки!
 
- Всё! Я закончил! - доносится из прихожей мужской голос.
 
- Катюнь, будь ласкова, проводи челядь, пожалуйста.
 
Пока моя подруга выпроваживает молодого человека, сажусь за комп и открываю свою почту. Сердце подпрыгивает и, цепляясь за бронхи, словно контуженная коала, ползет к горлу. Письмо от моего Крысёныша! Малява от Крыстиана Дориановича - мне! Потирая ладони, читаю.
 
"Незабвенная моя, Анастасия Матвевна! Пишет Вам смиренный поклонник нетленной красоты Вашей, Крыстиан Грей. Спешу осведомиться, моя дражайшая, был ли крепок Ваш сон, а если по утру был и стул, то меня чрезвычайно волнует какой консистенции: жидкий или твердый?
Глобальный директор трансгалактической мегакорпорации "Грей Индастриз Корпорэйшн, Крыстиан Дорианович Грей."
 
Какая бездна стиля и какая патологическая учтивость! Пишу ответ:
 
"Услада очей моих, любезный "господин" Крыс! Спала я, словно труп, довольно крепко. Мне очень приятно, что регулярность моих физиологических отправлений беспокоит Ваш пытливо-извращенный ум. Но, вынуждена Вас разочаровать, так как с утра никакого стула не было и в помине, а возможно, будет лишь стол, за который я, минут эдак через пять, усядусь вместе с милейшей подругой моею Екатериной Евлампиевной, каковая, если Вам не успела наставить рога память, является полюбовницей единокровного брата Вашего Эллиота, фиг знает как его кличут по батюшке.
Завсегда Ваша, простолюдинка Настюха Стальная."
 
Ответ приходит практически молниеносно:
 
"Судя по Вашему тону, душа моя, могу предположить, что Вы, не взирая на чрезвычайную свою занятость, успели-таки ознакомиться с текстом нашего совместного договора. Спешу осведомиться у Вашего сиятельства, не возникли ли какие-то вопросы в связи с просмотренным материалом? И, если таковые, все же имели место быть, то коленопреклоненно прошу Вас сообщить какие именно.
Председатель президиума Коммерческих Ассоциаций планеты Земля, почетный садовник Королевского Географическо-Стоматологического Общества Великобритании и Разъединенных Штатов Обмерики, Крыс Грей."
 
Улыбаясь, словно изодранная и изуродованная дворовыми кобелями кошка, пишу ответ:

"Вопросов, Крысик, у меня к тебе, гондурасская твоя душенька, что вшей у бомжа. Но я лучше озвучу их при личной встрече, так как боюсь комп не выдержит нагрузки и гавкнется. Попал ты, милок. Непоправимо, и, во всех смыслах, эротически. Валяй, свиданье назначай быстрее уже, ибо не терпится уже снять с плеч твоих то, что до сих пор ты считал головой своей.
Верная холопка Настька."
 
Едва закрываю ноутбук, как раздается звонок от Хосе.
 
- Эй, Настень, мы кофе пить идем или нет? - он снова говорит, как мой старый друг, а не как этот...как там его назвал Крыс, "порнограф".
 
- Рада, что снова у тебя башка на место стала. Идем, конечно. Подруливай к моему замку поэнергичнее. Вся в ожиданиях.
 
При встрече он улыбается так, что мне становится видно, что он вчера ел, и я тут же прощаю его за то, что делала любовь с мистером Греем.

- Настя, ты правду на меня не злишься?
 
- Свезло тебе. Отходчивая я.

Мы пьем коньяк с кофе и ржем непонятно чему, как обкурившиеся травы студенты.
 
 
 
Глава Двенадцатая
 
 
Впервые, с того светлого мига, как я родилась на свет и заорала во всю мощь своих еще не прокуренных тогда легких, я добровольно, то есть буквально без пистолета у виска, собираюсь на утреннюю пробежку. Тоскливо напяливая на себя одну из тех идиотских футболок, в которых бегает по улицам вся эта спортивная нечисть, морщусь, представляя грядущие муки. Мелькает мысль, что кошернее было бы прибежать к "господину" Грею и потребовать у него секса, как требовал миллион товарищ Паниковский у гражданина Корейко, но есть подозрение, что этот мерзавец может отказать, сославшись на засуху в Кении и кишечную непроходимость у удава, недавно ощенившегося в лондонском зоопарке, а это поставит меня в весьма неудобное, со всех точек зрения, положение.
 
Выходя из дома, натыкаюсь на возвращающуюся с покупками из "Ашана" оторопевшую при виде меня Катьку, однако, дабы не травмировать своим видом подругу, быстро, словно ужаленный оводом Хайле Гебреселассие, исчезаю за углом дома. Бегу трусцой через загаженный собачниками парк, стараясь не подорваться на многочисленных, оставленных псами, минах. Размышляю о Крысе. Конечно, я хочу эту сероглазую бестолочь, но не на таких же ското-содомитских условиях! Подчиниться ему полностью. Смогу ли я? Да и на фига мне это надо?! Разве только для того, чтобы крепче привязать к себе. Договор - говно. Он не имеет никакой юридической силы и этот пень сам понимает сие прекрасно. Скорее он составил его для того, чтобы я была в курсе того, чего он от меня ждет. Ну, отчего он такой недоделанный? Оттого что его отлюбила фаллоимитатором неврастеничная подруга его крезанутой мамаши? Неужели это и придало ему неповторимую загадочность и харизму? Да отпишу ему просто что мне подходит, а что я нахожу неприемлемым, и дело с концом.
 
Прибегаю домой и мимоходом отстукиваю письмецо:
 
"Я тут погуглила чуток и поняла, что скромный донской учитель Андрюха Чикатило, доблестный сержант французской армии Бертран и еще целый ряд подобных деятелей, в сравнении с тобой, мой падишах, просто жалкие, застрявшие в группе продлённого дня, октябрята, которых тебе даже стрёмно было бы на людях перевести через дорогу. Респектище тебе, мой фюрер и господин!
Твоя очередная подстилка, Анастасия."
 
Весьма довольная своим зверским отжигом, сижу и ожидаю, что ответит мой обожаемый деспот и тиран. Вкурит ли мой незамысловатый юмор или шарахнется в сторону, словно конь от ветеринара? Времечко идёт, а на почте тишь да гладь. Ни одного оголтелого, имени Максима Горького, буревестника! Ни голубки с веточкой магнолии в вороньем клюве! Ни почтовой, тебе, блин, синицы!
 
Через полчаса вырастает передо мной, будто тень отца Гамлета, знакомая до спазмов внизу живота фигура моего владыки-горемыки. Как всегда великолепен: брюки на коленях соблазнительно обвисли, бедра тонки, как член гепарда, взгляд, как у перегревшейся на солнце очковой кобры. 
 
- Я решил, что твое послание заслуживает личного ответа.
 
Молча, находясь в шоке о его неожиданного появления, наблюдаю за телодвижениями Дорианыча.
 
- Можно сесть?
 
- Роняй свою жопку.
 
- Значит, ты погуглила и поняла насколько я мрачен и велик в своей ужасающей сексуальной неотразимости?
 
- Не совсем так, о, великий визирь! Я поняла только одно, что хочу тебя, а своему эротическому манифесту, всем этим контрреволюционным листовкам и прокламациям, ты мог найти более достойное применение, нежели подсовывать их мне, девушке тонкой, скромной и невероятно чувствительной. Да вот хотя бы раздать своему пергидрольному офисному ополчению, дабы секретарши твои украдкой мастурбировали на рабочих местах!
 
- Мастурбировать, говоришь? Чёрт, твои речи сводят меня с ума, - Крыстиан мило прищурив свои бультерьерские глазки, принимается гладить мой подбородок.

- А от твоих словесных излияний - у меня сводит судорогой икроножную мышцу, - томно шепчу я.
 
Одно неуловимое движение, - а может быть даже и два, - как он набрасывается на меня словно мангуст и непонятно зачем сжимает своими лапками мое лицо. Я морщусь, не в силах понять, к чему эти манипуляции, но оказывается мистер Грей просто решил меня поцеловать. Его язык, будто зеркала Симпсона, раздвигает мои губы и деловито обыскивает ротовую полость. Пересчитывает их. Восхитительно. Очень похоже на чистку зубов. Хочу сказать ему об этом, но, всё же передумываю.
 
- У тебя сердце от счастья не выскакивает? 
 
- Нет, мой повелитель. Оно прячется поглубже. Ведет себя как-то по-шахтёрски, что ли.
 
- Ты вся светишься от любви ко мне.
 
- Чувства - не анальная пробка, в заду - не утаишь.
 
- Замечательно сказано.
 
Крыстиан достает из кармана фиолетовый галстук и связывает им мои запястья. Затем закрепляет один из концов галстука на перекладине фиолетовой железной пружинной кровати, на которой я обычно сплю. На его щеках появляется румянец. Вообще он очень похож на порочную гимназистку. Хочу сказать ему об этом, но, всё же передумываю.
 
- Теперь не убежишь, Настя.
 
- Да я, как-будто, и не собиралась.
 
- Не ври мне, грязная сучка, - обнажает он дёсны в нежнейшей улыбке.
 
Наклонившись, он расшнуровывает и стаскивает с меня кроссовки. Запах носков, подобно химическому реактиву, резко бьет ему в ноздри и он едва не падает с кровати. Но ему удается взять себя в руки и он сохраняет равновесие.
 
- Только американки могут валяться на кровати в кроссовках. Аромат носков - вообще отдельная песня. Мои комплименты, Настя.
 
- Уж как могу стараюсь угодить тебе.
 
Крыстиан садится на меня верхом и задирает мою футболку. Натягивает мне ее на лицо, тем самым закрывая глаза, но оставляя открытыми рот и нос. 
 
- Сейчас принесу кое-что, - с этими словами он встает и исчезает за дверью.
 
Куда он пошел? Может, за пивом? К чему гадать? И через несколько минут он появляется высыпав мне на живот несколько кубиков льда. Один он положил на пупок. Парой других стал медленно обводить мои соски.
 
- Круто! - не выдерживаю я, - Как в фильме "Девять с половиной недель"!
 
- Что?! Это уже кто-то делал до меня?! Не может быть! Я сам только что придумал эту изощреннейшую ласку! Этого нет даже в "Кама-сутре"!
 
- У тебя случайно нет телефона Микки Рурка или Ким Бэйсинджер? Позвони кому-нибудь из них. Ну, а "Кама-сутра" - отстой, мой повелитель. В ней много пробелов. Я бы существенно дополнила ее, как дополнили комментариями господа юристы специальное приложение к процессуальному кодексу.
 
- А так приятно? - азартно вскрикивает мистер Грей, проталкивая в мои сухие недра два обветренных пальца.
 
Я хватаю ртом воздух. Но воздух довольно юркий. Он быстро вырывается из моего рта и прячется за комодом.
 
- Я вижу, что ты уже готова для меня, моя жадная девочка, - с неуловимо фальшивой ноткой торжественности, словно подвыпивший Павел Глоба, вещает Дорианыч.
 
- Хочу тебя потрогать.
 
- Знаю, бэйба. Но на это я пойти не могу.
 
Я поскуливаю в знак глубочайшего расстройства и скорби. Ведь мое тело превратилось в кусок охваченного вожделением, свежего, парующего мяса. Я почувствовала себя эрото-говядиной, которая, внезапно взбесившись, оскотинела в лучшем смысле этого слова до такой степени, что готова была отлюбить себя саму, если рядом, в силу какой-либо досадной причины никого не окажется. Но фортуна ухмыльнулась во все свои тридцать два с титановыми коронками. Ибо рядом был Крыстиан Дорианович Грей.
 
- Как тебя трахнуть, Настя? - дышит чесноком он мне прямо в лицо.
 
- По-человечески.
 
- Значит, по-собачьи! - с этими словами он переворачивает меня на живот, приподнимает и толкает мои колени вперед. 
 
Я невольно приподнимаю зад и тут же получаю увесистый шлепок. В эти же семнадцать мгновений Крыстиан входит в меня "стремительным домкратом". Я вскрикиваю от боли и неожиданности и вынуждена кончать снова и снова, потому что Эрика Джеймс решила, опираясь на костыли своих фантазий, что фрикции совсем не обязательны для получения вагинального оргазма, так как шлепки, по ее мнению, залог удовлетворения недавних девственниц.
 
Но, вернемся к коитусу, как говорят, дантисты своим медсестрам. Делать мне было нечего, поэтому я решила немного "покончать". Пока Дориаша елозил во мне, я кончала и кончала, словно какая-нибудь Кончаловская. А он не останавливается. Ну, и прекрасно, подумала я. И опять начала кончать и кончать. Распадаясь на атомы, я вскользь отметила, что это восхитительно.
 
- Давай, Настюха, ну, еще разок, а? - рычит сквозь керамические импланты Крыс.
 
Чтоб парню не портить матч, я вновь имитирую оргазм и тут уже финиширует он, громко выкрикнув имя своей мамочки. Валится, словно стог сена, на меня и лежит словно полено без признаков жизни до тех пор, пока я не стряхиваю его с себя, будто одеяло:
 
- Давай поднимайся уже, халиф моей вагины! А то обмяк, как кроличий помет в ведре с водой.
 
Он подрывается как ужаленный и лихорадочно одевается. Затем быстро возвращает мою футболку на место и надевает задранный было лифчик. На физиономии его играет самодовольная ухмылка:
 
- Ну, что, мисс Стальная, каково?
 
- Божественно. Вот если бы ты еще действительно трахаться умел, а про нежность я уж и не говорю...
 
- Что-то?!!!
 
- Ничего, мой жеребец. Ты был великолепен. Меня никто так не трахал. Правда, у меня вообще не было до тебя секса, но это только увеличивает твое обаяние, как любовника.
 
- Что ты хочешь сказать? Ты что, хамишь мне?
 
- Да ну, глупости. Эрика не позволила бы.

- Кто такая?! Почему не знаю?!
 
- Пятидесятилетняя лондонская корова, которая придумала нас, потирая пальцами между ног.
 
- Хм...
 
- Да забей! Не грузись этим, Крыс. Лучше скажи, почему ты не любишь когда тебя трогают?
 
- Просто не нравится.
 
- О, конечно! Эта фраза всё объясняет. Крыстиан, ты такой открытый и искренний.
 
- Сарказм?
 
- Скажи, а эта твоя, мисс Ассоль или миссис Эсс Соул, надевала на тебя ошейник?
 
- Да, - понурив голову отвечает он, но тут же вскидывает ее и разражается смехом.
 
- У тебя истерика?
 
- Нет, - он продолжает смеяться, - Но когда я расскажу ей, как ты ее назвала, она сама будет ржать, как полковая лошадь.
 
- Ладно, халиф моей вагины, пора тебе валить.
 
- Ты меня выгоняешь? - Крыстиан удивленно вскидывает брови.
 
- Комната-то моя и я пока ничего не подписала. Так что...как говорится: бери мяч и peace-дячь!

- Ты что, обиделась?
 
- Боже упаси, моя дорогая жертва растления! Меня радует тот факт, что ты продолжаешь общаться со своей этой...Не знаю как ее назвать!
 
- О, да ты ревнуешь! - торжествующие огоньки появляются в его глазах.
 
- Проваливай! - еле сдерживая слезы, говорю я, - А то я отделаю тебя сейчас покруче твоей анально-доминантной подружки!
 
- Как будет угодно моей госпоже, - кривляется он, шутовски кланяясь.
 
Он уходит и мне становится грустно и одиноко. Я решаю, что необходимо немного поплакать. В этот момент заходит Катька.
 
- Что сделал с тобой этот обормот?
 
- Трахнул, - я продолжаю всхлипывать.
 
- Ну, это как бы и предполагалось изначально. А слезы-то чем вызваны?
 
- Глубокими, мля, экзистенциальными переживаниями. Эта гадость любви не признает. Он, видите ли, только "трахает", "жестко трахает"!

- Я не говорила тебе о своих подозрениях в том, что он недоношенный? Думаю, он боится близких отношений. Этакий сцекун.

- Так и есть.
 
Катя уходит, похлопав меня по плечу. Я включаю комп и вижу на почте сообщение от боящегося близких отношений недоношенного жестко трахающего сцекуна:
 
"Многоуважаемая мисс Стальная! С нетерпением переходящим в психомоторное возбуждение, прошу побыстрее пролить свет на те места в вышеупомянутом контракте, которые вызвали у вас вопросы. За сим нижайше кланяюсь и шлю нежнейший зефирно-воздушный поцелуй.
Владелец заводов, машин, пароходов, Крыстиан Дорианович Грей."

"Дражайший Крыстиан Дорианыч! У меня почти нет вопросов. Всё больше ответы. Вот, к примеру, Вы, со свойственной Вам незамутненностью, пишете о том, что "изучение МОЕЙ чувственности будет происходить исключительно в МОИХ собственных интересах", на что я замечу кратко: интерес здесь исключительно Ваш, а не мой. Далее. Вы много базарите о какой-то там чистоплотности, а между тем нам обоим известно, что Вы мой единственный половой партнер, а у Вас в постели побывала по меньшей мере женская регбийная команда. Так кто анализы сдавать должен, родной Вы мой? Подчиняться Вам во всем? С какого, лапа, перепугу, а? Я не могу встречаться с Вами каждые, как Вы того хотите, выходные. У меня, мать Вашу, есть еще личная жизнь, в которую Вас, дорогуша, я если и пущу, то только в наморднике и после очистительной клизмы. Использование моего тела "для сексуальных и других действий"? Да не вопрос, вот только уточните, милейший, что подразумеваете под словом "других". Уверенности и желания в том, чтобы меня сек розгами кто бы то ни было, у меня столь же мало, как у Вас ума и чувства юмора. Тем более кто-то, - уж не Вы ли, услада моих очей? - уверял меня в том, что не садист. И почему мне запрещено ласкать себя, не поясните? По той же причине, по которой нельзя прикасаться к Вам? Но меня, в отличии от Вас, не взламывал силиконовый фаллос, закрепленный на поясе у шлюхи бальзаковского возраста.
По поводу правил. Сон: мне достаточно и шести часов в сутки. Еда: буду жрать, что хочу, в противном случае можете засунуть этот контракт в разработанное мисс Ассоль или миссис Эсс Соул отверстие между Ваших замечательных ягодиц. Одежда: да в какую оденете - в такой и буду ходить, но только при Вас. Фитнес: исправьте четыре часа на три. Пределы допустимого: если кого-то и будем "подвешивать", то только Вас. Фистинг тоже может быть применен только по отношению к Вам. Генитальные зажимы? Готовьте мошонку.
На этом прощаюсь и желаю спокойной, словно в морге, ночи.
Ваша идолопоклонница и пламенная фанатка, Анастасия Стальная."
 
Весьма быстро приходит ответ:
"Слишком большой перечень. У меня даже голова закружилась. Кстати, почему не в кровати?
Полубог, Крыстиан Дорианович Грей."
 
"Не в кровати потому, что меня отвлекло одно чудовище по фамилии на букву "Г". Споки-ноки.
Настя."
 
"Немедленно марш в кровать, скверная девчонка!
Чудовище по фамилии на букву "Г"."
 
Выключаю ноут, а на сердце скребут выхухоли. Ложусь в постель и сразу же отрубаюсь. Мне снятся генитальные зажимы, пляшущий лезгинку тренер по фитнесу, идущая на нерест стая корюшки и выбрасывающийся из окна Мурат Насыров.
 
 
Глава Тринадцатая
 
 
Обнаружив утром в недрах почты письмо от Крыстиана, я едва не теряю сознание, но, подавив соблазн плюхнуться в обморок, всё же сдерживаю себя и, приняв валокордин, читаю:
 
" Уважаемая мисс Стальная! Хочу обратить Ваше внимание на значение слова "сабмиссив": покорный, кроткий, послушный. Синонимы: податливый, сговорчивый, уступчивый, незлобливый, мирный. Дата происхождения: между 1580 и 1590 годом.
Пожалуйста, примите это к сведению, когда будете на меня наезжать в следующий раз. Да вот хотя бы в эту среду, например.
Крыс Грей, генеральный директор капиталистических мануфактур и бизнеса."
 
"О, мудрейший из мудрых! О, влиятельнейший из влиятельных! Заостряю Ваше и без того неусыпное внимание на дате, которую Вы обозначили. Это явно было не вчера. Период расцвета рабовладельческого строя как-будто бы миновал. С тех пор произошли некоторые изменения. В городах Европы появилась канализация, были  изобретены порох, электричество и презерватив, а господин Грефенберг даже ухитрился отыскать точку G. Надеюсь, Вы не сочтете за бестактность, если я попрошу Вас поразмыслить над значением слова "компромисс"? Компромисс: соглашение сторон, результат подобного соглашения, соглашение путем взаимной уступки, промежуточное звено между разными вещами.
Настя."
 
"Дельное и, как всегда, максимально тактичное, лишенное иронии, замечание. Я заеду за тобой завтра в семь часов вечера.
Крыс."
 
"Я сама подкачу к твоему отелю на своем драндулете.
Настя."
 
"Ладно. В моем отеле в семь вечера. Я буду в ониксовом баре.
Крыс."
 
Днем, на работе, за мной, словно привязанный, бродит Пол. Меня это жутко бесит и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отправить его открытым текстом в длительную эротическую ссылку без права переписки.
 
- Повторяю еще раз, специально для квадратноголовых: у меня сегодня свидание.
 
- Неправда. Ты так говоришь, чтобы меня позлить.
 
- Ни при каких обстоятельствах я не стану спать с братом собственного босса. Ферштейен?
 
- Да с кем свидание-то может быть?
 
- По твоему не с кем? Вот хотя бы с Гойко Митичем.
 
- Не ври. Он уже старый. С кем тогда?
 
- С Крыстианом Греем.
 
Секунду он смотрит на меня так, словно внезапно увидел собственные похороны, а потом закатывает глаза и падает назад, прямо на керамический пол. Пол лежит на полу без движения, глаза широко раскрыты, но зрачки на свет не реагируют. Обмакнув палец в какую-то красную, вытекшую из него жидкость, пишу на лбу слово "идиот" и ухожу домой.
 
Подъезжаю к отелю "Сонный глист" и вхожу внутрь. Небрежно облокотив о стойку бара свои холеные чресла, стоит Дорианыч. Он в образе. Белая льняная рубашка, фиолетовый пиджак и брюки. Красный галстук в белый горох. Волосы взлохмачены. Он неимоверно прекрасен. Увидев меня он улыбается медленной, ленивой, словно черепаха, сексуальной улыбкой. У меня всё тает. Что-то начинает течь по ногам. Стараюсь не смотреть вниз.
 
- Потрясающе выглядишь. Что будешь пить?
 
- Газировку.
 
- Я серьезно.
 
- Тоже, что и ты.
 
Приносят белое вино и какие-то орехи, а может быть и яйца.
 
- Волнуешься, Настя?
 
- Вероятно.
 
- Отношения, подобные нашим, должны строиться на доверии. Поэтому, если ты не доверяешь мне, то лучше и не начинать.
 
- И все эти твои пятнадцать невольниц тоже тебя доверяли?
 
- Угу. Мне может довериться даже альпака.
 
- Возможно, только она это и сможет.
 
- Ладно. Довольно лирики. Пойдем. Я заказал отдельный кабинет. Возьми свое вино.

Мы следуем через шикарную зону отдыха в умопомрачительную комнату, где только один единственный белый столик с белой скатертью и букетом белых роз на нем. Обшитый белым деревом кабинет будто пропитан старинным изяществом, которое тоже - белое.
 
- Давай сразу к теме нашего разговора, - начинает Крыстиан, - Я ежемесячно сдаю кучу всевозможных анализов. Кровь, кал, моча, мокрота и тьма прочих, о которых ты даже не догадываешься, простое упоминание о которых может тебя сделать заикой на всю жизнь. Наркотики я никогда не принимал и слежу, чтобы этого не делали ни мои близкие, ни вообще кто бы то ни было.
 
Я ошеломленно моргаю.
 
- К следующему пункту. Если ты захочешь прекратить отношения, то можешь это сделать в любой момент. Я не стану тебя удерживать. Но, если ты уйдешь, то уйдешь окончательно и бесповоротно. Как юность.
 
Я молча киваю.
 
- Давай договоримся на три месяца, если решишь, что подобные отношения не для тебя, то так тому и быть. А теперь о наказаниях. Между болью и удовольствием очень тонкая грань, примерно, как между коряком и чукчей. Две стороны одной жо...монеты. Я покажу тебе не только почему называют северным крайним, - разумеется, ты увидишь, узнаешь, млин, что он бескрайний, - но и поймешь, что боль может приносить подлинное наслаждение.
 
- Тебе понравилось, как Ассоль трахала тебя силиконовым дружком, да, Крыс?
 
- Да причем здесь "Алые паруса" и его героиня?!
 
- Мне кажется, что за всем происходящим стоит Александр Грин.

- Грин, Настя, давно уже лежит, а не стоит. И не перебивай меня. Меня интересует лишь одно: ты мне доверяешь?
 
- Ясен красен, как говорят дипломаты.
 
В этот момент официант приносит блюда: тонкинский фазан в фольге, мясо речной куропатки в белом вине и трюфеля фаршированные селезенкой каракатицы.
 
- Обсудим правила? Значит, ты категорически против пункта о еде?
 
- Йа. Натюрлих. 
 
- А если в нем будет говориться, что ты всего лишь должна принимать пищу три раза в день?
 
- Не мети пургу. Я сказала - нет.
 
- Ладно. Проехали, - видно, как он психует, но сдерживает себя.
 
- А какого лешего тебе в глаза нельзя смотреть, луна моих ночей?
 
- Так принято между доминантами и сабмиссивами. Ты привыкнешь.

- С Каштанкой меня не путай, ладно? И почему, кстати, нельзя к тебе прикасаться?
 
- Потому что.
 
- Какой исчерпывающий ответ! Это из той престарелой гетеры, да?
 
- Она здесь не при чем. Я просто не хочу, чтобы ты трогала меня и всё.
 
- Ты что, идиот?!

- Ну, как тебе объяснить?! Я хочу, чтобы ты испытывала наслаждение только от меня.
 
Я хмурюсь, яростно отковыриваю шмоток мяса от фазана и злобно его пережевываю:

- Я буду смотреть тебе в глаза! Ты понял меня, визирь моей промежности?!

- Да ладно. Согласен. Ты только ешь! Ешь, милая! Давай я тебе еще грибочков положу, хочешь?
 
- Твою мать! Да ты маньяк!

- А я тебе что говорил?! 
 
- Но я не думала, что ты так далеко заехал в своих загонах!
 
- Не злись, Настя. Может заказать десертик?

- Я тебя сейчас покалечу!

- Обожаю когда ты злишься. Хочу тебя здесь и сейчас!
 
- Я лучше поем, в таком случае. Может быть, глядя на то, как я это делаю, ты и удовлетворишься. Ты кончишь, Крыс?
 
- Только разве что на твое лицо.

Беру крупный стебель спаржи и начинаю его медленно посасывать. Глаза Крыстиана округляются, зрачки темнеют:

- Что ты делаешь со мной?!

- Я просто ем. Ем, мистер Грей. Вы еще не финишировали?
 
В этом момент входит треклятый официант и рушит весь фэн-шуй.
 
- Мне пора.
 
- Как пожелаете, мисс Стальная. Я вас провожу, - говорит он с пыле-влаго-непроницаемым лицом.
 
Выходим из ресторана. Подгоняют мою машину. У Крыстиана отваливается челюсть и гулко шлепается на булыжники мостовой:
 
- И ты на этом ездишь?!
 
- Не выпендривайся.

- Это нельзя назвать автомобилем. Купим тебе нормальную. А это - какая-то патология...

- До свидания, Крыстиан, - говорю я, еле сдерживая слезы счастья.
 
Я еду и на платье мое падают крупные слезища. Он такой ненормальный! Но новая машинка...! Это же круто, черт возьми! Интересно, какая?!
 
Лежа в кровати я продолжаю рыдать, заливая слезами подушку и простынь.
 
 
Глава Четырнадцатая
 
 
Крыстиан в полинялых рваных трико стоит надо мной и сжимает в руках плетеный кожаный стек. Он совершенно по-идиотски улыбается и с торжествующим видом постукивает стеком себе по ладони. Я не могу пошевельнуться, так как он привязал меня к кровати корабельным канатом. Он наклоняется и проводит стеком по моему лбу, носу, бровям и по губам, из которых вырывается такое тяжелое дыхание, что оно громко падает с кровати прямо на ногу Крысу и тот морщится от боли:

- Соси! - приказывает он, засовывая хлыст мне в рот.
 
Я смыкаю губы вокруг наконечника и повинуюсь, думая при этом о машинке, которую он обещал.
 
- Хватит! - истерично вопит он, и, вытащив стек из моего рта, медленно ведет им по моей коже в направлении пупка.

Я начинаю дышать еще тяжелее. И кажется, что никогда ни один человек не дышал еще так тяжело, как я. Даже сабмиссив Дездемона, когда ее душил доминант Отелло. А кожаный наконечник, тем временем, движется вниз. Выписывая восьмерки, он спускается всё ниже и ниже, и вскоре, благополучно минуя густой чапараль лобковых волос, достигает клитора. Крыстиан, словно дирижер или крёстная Золушки, взмахивает стеком и резкий удар крапивно обжигает мою драгоценность, а я, разумеется, с протяжным, словно гудок паровоза, криком, бурно кончаю.
 
Внезапно я просыпаюсь. Мне не хватает воздуха и я понимаю, что, возможно, он весь остался в моем сне, но возвращаться за ним туда уже поздно. Тело мое содрогается в отголосках оргазма и тут до меня доходит, что я кончила во сне. Блин, это из-за гребаного фазана, которого я съела! Ведь раньше я никогда не оргазмировала во сне. Что происходит со мной! 
 
Выхожу на кухню и намазываю масло на бутерброд с салом. Вспоминаю сон и обливаюсь краской. Сначала просто покраснела, а затем пошла на балкон и перевернула на себя банку красной нитры. Стою, жую и размышляю. Я с трудом заснула прошлой ночью. Но когда проснулась, то труда уже не было. Я совершенно растеряна. Крыстиан хочет втянуть меня в какой-то секс-цирк. Если я скажу, что мне нужно больше, гораздо больше, - покупкой автомобильчика он от меня не отделается! - то могу его потерять. Что же мне делать?
 
В этот момент приезжает Роман, мой отчим, который старше меня на семь лет. Я очень люблю этого незамутненного человека, простого, как ситец, и искреннего, как физиологические отправления.
 
- Привет, телка! - ласково произносит он и нежно треплет за ягодицу.
 
- Здорова, жеребец! - я обнимаю его за шею и игриво сжимаю стянутую джинсами в упругий шар, увесистую мошонку.
 
- Как житуха, дитё?
 
- Всё пучком, батяня!
 
- Какая-то жопатенькая девчонка завтра получает диплом. Ты ничего об этом не слышала? Ах! Ну, как же! Это же ты!, - дурачится он и, уже серьезно добавляет, - Я горжусь тобой, Настя.

Я улыбаюсь ему и он провожает меня к своей машине. И вскоре мы уже подъезжаем к спортзалу университета, где должна состояться торжественная церемония. Народу всё прибывает и прибывает, прямо как в сортире, в который бросили дрожжи. По бокам меня усаживаются две девушки и какое-то время они переговариваются между собой. Конечно, можно было бы поменяться с одной из них местами, но я этого не делаю, ведь я - девушка принципиальная. На сцене появляется ректор, потом еще какой-то осел и так тянется это нудьга, что я уже начала было засыпать, как вдруг выходят Катька и Крыстиан. Он в сшитом на заказ фиолетовом костюме из парчи, волосы его отливают медью в ярком свете ламп, словно физиономии Минина и Пожарского перед Собором Василия Блаженного. И галстук! Черт, тот самый галстук в горошек! Не могу отвести от него глаз, так как его красота просто сводит меня с ума.

- Ты только посмотри на него! - восхищенно произносит одна из девушек, обращаясь к подруге.
 
- Он такой сексуальный!
 
Я цепенею и моя внутренняя богиня разрывается внутри, выкрикивая: "Не трогайте его! Он - мой!"
 
- Должно быть это Крыстиан Грей.

- Он свободен?

- Не думаю, - злобно бормочу я.

- Ой! - обе девушки удивленно смотрят на меня.

- Он же педераст. Вы что, не знали?
 
- Блин. Вот досада! - вздыхает одна из подружек. 
 
Но тут слово берет Катя и я переключаю внимание на нее. Речь ее посвящена тому, что ждет нас после колледжа. Катька начинает скабрезно и плоско шутить и весь зал, предсказуемо, взрывается смехом. Крыстиан приподнимает брови и удивленно на нее смотрит. Видимо, не ожидал, что у Катюни есть мозг. Тем временем, она эффектно заканчивает выступление шаблонной фразой и зрительный зал взрывается аплодисментами. Поднимается ректор и представляя Крыса, коротко перечисляет его заслуги и регалии, на что уходит почти двадцать минут: Генеральный директор транс-мега-галактической корпорации, президент президиума бизнес-консорциумом планеты Земля, человек, добившийся всего сам, - тут я вспоминаю, что его усыновила богатейшая семья Грей и слегка призадумываюсь, - почетный член и основатель тайного общества защиты плюшевых медвежат, владелец нефтяных плантаций левого полушария планеты и головного мозга, ответственный за апрель, директор Аральского моря, главнокомандующий объединенными войсками конной авиации блока НАТО, почетный прозектор лондонского общества трупорассекновителей, член инвестиционно-валютного клуба любителей гладиолусов, глава и основатель международной сети приютов для морских ежей и рысей, многое и многое другое, и, наконец, главный благотворитель нашего университета.
 
Ректор долго трясет руку Крыстиана, до тех пор, пока едва не выдергивает кисть из сустава и не растягивает его мышцы запястья, а медсестра наскоро бинтует мистеру Грею правую руку. В зале звучат жиденькие овации. У меня сердце вскарабкивается по бронхам. А Крыс приступает к речи. Держится он очень уверенно, будто находится не перед многочисленной аудиторией, а стоит в раздумиях перед писсуаром. Мои соседки подались вперед всем телом и большая часть находящихся в зале женщин последовала их примеру. Все замерли в восхищении. Звучит его тихий и плавный, словно струйка воды стекающая из испорченного крана, голос:
 
- Нет границ признательности за величайшую честь оказанную мне и замечательную возможность выступить перед вами, дорогие выпускники. Сегодня, когда большинство людей во всех странах к югу от экватора голодает, когда лемминги хрена знает почему выбрасываются в пропасть, когда некоторые виды тропических бабочек перестают размножаться и их популяция исчезает, я ощущаю настоятельную потребность внести в мир коррективы, которые помогут, если и не изменить этот гребаный вращающийся в космосе кусочек грязи, то хотя бы преобразовать его в мало-мальски пригодное для обитания место. Я не понаслышке знаю, что такое голод. Я голодал по Брэггу с четырех до двадцати пяти лет.
 
У меня отвисает челюсть и слюна начинает медленно стекать в декольте. Крыстиан голодал! Что ж, это многое объясняет! Теперь я понимаю откуда у него этот пунктик насчет жратвы! Я судорожно сглатываю слюну. Боже мой, Крыстианчик недоедал! Сероглазого малышочка морили голодом! Меня охватывает волна возмущения. За талию. Внезапно зал разражается бурными криками и аплодисментами, а волна возмущения, нехотя, но убирает свои руки с моей талии.

Затем начинается долгая и утомительная церемония выдачи дипломов. В конце концов, когда подходит моя очередь, то приходится меня будить. Заспанная, с отпечатками пуговиц на щеках, я подхожу за дипломом.

- Поздравляю, мисс Стальная, - сдержанно произносит Крыстиан Дорианыч и сжимает мне руку так проникновенно и нежно, что слышен хруст костей, - Ноутбук, небось, сломался, да?

- Полегче с пальцами, мистер Грей, - хмурюсь я, - Работает ваше железо, работает.

- Тогда почему моя зазноба на письма не изволит отвечать?

- Что-то я не припомню, чтобы почтовые голуби оккупировали мой е-мэйл адрес.

- Ладно, мисс Слепая. Потом поговорим.
 
Уже когда весь этот маскарад заканчивается, ко мне подбегает Катька:
 
- Тебя ищет Грей. Послал меня за тобой.

- Да я Ромика не могу бросить. Мы условились, что он меня отвезет обратно.

В этот момент, как черт из табакерки, из-за чьей-то спины выскакивает мой отчим:
 
- А вот и я! - он хватает меня в охапку и вот мы уже движемся по направлению к выходу, однако внезапно, подобно тому, как коллекционный жук натыкается на иглу, - натыкаемся на Крыстиана Дориановича.
 
- Прошу прощения! Можно мне наедине обмолвиться парой фраз с мисс Стальной? - и прежде, чем кто-то успевает опомниться, молниеносно затаскивает меня в какой-то закуток. 

- Ты почему на письма и смс не отвечаешь, родник, питающий мою, млин, жизнь?! - сквозь зубы цедит он, с трудом сдерживая бешенство.

- Да я как-то не заглядывала ни в ноут, ни в телефон. Если бы прочла, то точно ответила бы. Зачем мне тирана из себя разыгрывать? Это ж твоя роль, если не ошибаюсь. 

Он заметно успокаивается и я продолжаю:

- Сегодня я поняла почему ты так зациклен на вкусной и здоровой пище.

- Настя, я не хочу обсуждать это сейчас. Я волновался за тебя.
 
- Почему? Какие предпосылки к этому?

- Потому что ты ездишь на страшной развалюхе и я боюсь, что у нее откажут тормоза или случится еще что-либо подобное.

- Развалюха? Хосе регулярно ее ремонтирует. Можно сказать спит с ней.
 
- Хосе? Этот порнограф? - глаза его мгновенно сужаются и принимают ледяное выражение.
 
- "Фольксваген" когда принадлежал его матери, понимаешь?
 
- Ага, понимаю. А до этого принадлежал матери его матери, которая унаследовала его от своего прадеда, после того, как он насмерть разбился на нем в ДТП.
 
- Крыстиан, так нельзя. Я оставила отчима одного. Вокруг много молоденьких девиц. Он может сорваться. И моя мать мне этого не простит.
 
- Твой отчим? Я хочу с ним познакомиться. 

Мы выходим из подворотни и я знакомлю двух мужчин.

- Рад познакомиться, мистер Грей.

- Очень приятно, мистер Стальной.

- Так сколько времени вы уже знакомы? - озадачивает меня этим вопросом Рома, переводя взгляд с Дорианыча на меня и обратно.
 
- Девять с половиной недель. Мы познакомились в тот незабываемый день, когда Настя пришла брать у меня интервью.
 
- Ничего не знал о твоей журналистской карьере, Настя, - печально произносит Ромик, явно недовольный тем, что видит и слышит.

- Ромштекс! Не виновата я! Катька тогда заболела и мне пришлось ее выручать!

- Ну, я вижу, что выручила ее. И довольно лихо, - саркастически улыбается отчим.

- Папаша, да вы не нервничайте, пожалуйста! У меня намерения самые серьезные. Я хочу открыть перед вашей падчерицей замечательный и многогранный мир БДСМ-отношений.

- О! Да это же круто меняет дело! - открыто и искренне улыбается Ромик и у них завязывается длительная и совершенно для меня невыносимая беседа о том как лучше ловить щуку зимой на жерлицы. 

Чувствуя себя лишней, отхожу в сторону, но меня тут же подхватывает Катька:

- Эй, подруга! Крыстиан с ума по тебе сходит. Даже не парься по этому поводу и к бабке не ходи. Смотри как он пялится на тебя, словно член на бритву!

Оборачиваюсь и вижу, что Крыс действительно не сводит с меня глаз, следя за каждым моим движением, словно я та самая щука, о которой они разговаривали с Ромой.

Ромик перехватывает направленный в мою сторону взгляд Крыса и по тому, как вздуваются жилы на его шее, понимаю, что если сейчас я их не растащу в стороны, то внешний вид, а особенно лицо мистера Грея претерпит ряд быстрых, но трагических изменений, большая часть которых уже будет мало поправима даже с помощью пластической хирургии.
 
Подхожу к отчиму и бойфренду, на первый взгляд, довольно мирно друг с другом беседующим:
 
- Папуля, сходи, пожалуйста за колой! Прошу тебя!

Рома кивает и, прежде чем исчезнуть в толпе, бросает со зловещей улыбкой:

- Развлекайтесь, детки!

- Ты совсем очаровал моего отчима. Очень странно, что он не сломал тебе челюсть в первые же секунды знакомства. Обычно это именно так и происходит.

- Ты же знаешь, что всё будет хорошо.

- Но я хочу большего, Крыстиан.

- Большего?

- Да! Мне мало твоего большого члена, понимаешь? Он - это еще далеко не всё!

- Ты хочешь цветов и валентинок? 

- Я хочу квартир и машинок!

- Хорошо. Я еще не волшебник, я только учусь. Но попробую.

Тут появляется отчим с кока-колой и настает час прощания. Крыс галантно раскланивается с Ромштексом и мы едем домой.

- Похоже, приличный молодой человек. Немного ипанутый, конечно, но это сейчас нормально. Думаю, ты могла бы встрять и по хуже. А этот извращенец довольно богат. Что в корне меняет дело.

- Я тебя разочаровала?

- Фигня. Чувак, который умеет ловить рыбу нахлыстом, меня вполне устраивает, - отшучивается отчим.

Когда мы подъезжаем к дому, Рома говорит:

- Ну, давай, дитё! Удачи тебе! И маме звякни, ладно?

- Люблю тебя, Ромик.

- И я тебя, Настя.

Оказавшись дома, просматривая почту и телефон, обнаруживаю пять новых писем от мистера Грея, сорок шесть непрочитанных мною смс и пятнадцать пропущенных звонков от него же.

 
Глава Пятнадцатая

 
- Привет! - на пороге стоит Крыстиан с бутылкой "Советского шампанского".

- Входите, мистер Грей, - тихо говорю я, любуясь его заоблачной, сверхъестественной красотой.

- Давайте раздавим бутылочку шампанского в честь окончания вами университета, мисс Стальная. 

- Выбор марки, полагаю, не случаен?

- Отвечу стихами: К чему пустые разговоры? Кружки несите скорее уже!
 
- Кружки?!

- Запомни, Настя: "Советское шампанское" и палёный дагестанский коньяк пьют только из кружек!

Иду на кухню, размышляя о том, какой он дока во всем. И линя нахлыстом ловит, и рыбок аквариумных разводит, в классической музыке и в дешевом спиртном разбирается! У меня вообще появляется такое чувство, будто у меня в гостиной не человек, а ягуар, тигр, пеликан или даже конь Пржевальского. Ловлю себя на мысли, что мне страшно возвращаться. Но, превознемогая себя, я предстаю пред светлыми его очами с алюминиевыми кружками в руках.
 
- Тут я макулатуру приготовила, которую ты мне послал. Забери ее, ладно.

- Это, между прочим, подарок. Ты конфликт генерировать хочешь?

- Подарок, но слишком дорогой и слишком ненужный одновременно. Я читать почти не умею. Только учебники и романы для слабоумных домохозяек.

- Я буду покупать тебе много дорогих вещей, Настя! Вот, к примеру, как это шампанское! Так что, привыкай! Я завалю тебя всяким барахлом, словно какую-нибудь свалку!

- Мне не ловко. Я чувствую себя дешевкой, - шепчу я, потупив взор.

- Так и есть! Ты такая и есть, Настя! Прими себя! Прими, наконец, свою природу и смирись с ней! И по фигу, что будут думать о тебе другие люди! Лучше выпей шампанского! Оно необычное. Порошковое. Тебе понравится. 

Чокаемся кружками и пьем.

- Твой отчим очень неразговорчивый человек.

- Ты совсем его очаровал. Он даже не набил тебе морду. Я до сих пор удивлена.

- Это потому, что я умею рыбачить, - улыбается он и подмигивает мне.

- Откуда ты узнал, что он заядлый рыболов?

- Собрал инфу через спец.службы. Кстати, о зимородках: помнишь, мы остановились на пределах допустимого? Давай поговорим об этом?
 
- Ну, опять началось! - вздыхаю я, но смотрю на перечень.

Мастурбация, фелляция, куннилингус, анальный секс, вагинальный секс, вагинальный фистинг, анальный фистинг.
 
- Я помню, ты сказала - никакого фистинга, - мягко говорит Крыстиан.

- Анальный фистинг оставим. Мне кажется это любопытным. Но анальный секс мне не нравится.

- Я согласен убрать фистинг, но...Помилуй, у меня серьезные планы на твою задницу! Твоему анусу понадобится тренировка.
 
- Что?! Тренировка?!

- Разумеется. С пылу - с жару этим не занимаются. Его нужно будет подготовить. Поверь, анальный секс может доставлять большое удовольствие.

- Это ты на основании личного опыта с Эсс Соул?

- Да, Настенька, - ничуть не смутившись говорит он, и у меня отвисает челюсть, скручиваются в тонкий лаваш уши, а во рту появляется привкус ацетона.
 
- Так. Ну, по поводу глотания спермы, использования секс-игрушек и связывания возражений нет, как я понимаю?

- Нет, - в сторону бормочу я.

- Боль. Порка розгами, обычно, самая болезненная вещь. Вычеркиваем?

- Вычеркивай, садюга.

- Я не садюга. И чтобы это доказать тебе, предлагаю обычный секс один раз в неделю.

- Да ты что?! Ну, надо же! 
 
- Ирония и сарказм?
 
- Боже упаси, ваше величество!
 
- Я пойду на это, но только на одном условии.
 
- На каком? - смотрю на него исподлобья.

- Ты примешь мой подарок на окончание университета.
 
- Хорошо. Так и быть.

- Пойдем со мной.

Мы выходим из дома, сворачиваем за угол и там стоит новенькая красная двухдверная "Ауди". С одной стороны мне почему-то хочется его одеснуять, но, с другой, до меня доходит, что мечта сбылась, поэтому я стою надув губы и изображаю, что опять вся в обидах и муках, хотя внутри ликую не только я, но и внутренняя богиня, которая на радостях отплясывает канкан и совершает нелепые, отчасти даже циничные телодвижения, описывать каковые мне неудобно.

- Твой "Фольксваген" слишком допотопен. На такое транспортное средство смотреть больно, не то что ездить. И, кстати, я рассказал об этой машинке Роме, твоему отчиму.

- Блин, так вот почему он тебя не отхерачил! Ты - продуманный, расчетливый гад и мерзавец!

- А ты дерзкая баба, Анастасия Стальная! И сейчас мы пойдем в дом, а там я тебя хорошенько отдеру! - он хватает меня за руку и грубо тащит за собой в дом.

"Ну, наконец-то!" - вопит моя внутренняя богиня, хотя я продолжаю делать вид, что ужасно испугана его гневом и сердито сдвинутыми бровушками.
 
Он освобождает мое тело от платья и начинает покрывать мою шею и спину поцелуями.
 
Моя внутренняя богиня вмешивается в процесс и начинает едва ли не скандировать: "Ниже! Ниже! Ниже!"
 
Крыстиан неожиданно замирает на полдороге и в растерянности смотрит на меня:

- Настя, ты ничего не говорила сейчас?

Я отрицательно мотаю головой.

- Извини. Послышалось, наверное.
 
Он продолжает валять дурака. Целует мне лопатки, лижет локти, кусает пальцы. Я всем своим видом показываю как мне замечательно, выгибаю спину, испускаю протяжные стоны.

- Тебе нравится?

- Да, господин.

- Возможно, я вообще не разрешу тебе кончить, так как сегодня я тобою не доволен.
 
"Только попробуй, козел!" - говорит моя внутренняя богиня так громко, что Крыстиан опять замирает, прислушиваясь.
 
Видимо, услышанное побуждает его к более активным действиям и он забирается ко мне в трусы. Зачем-то зверски их растягивает, а потом снимает их с меня и бросает на пол передо мной:

- Вот! Чтобы ты видела!
 
- Что видела? - недоумеваю я, - Ты что думаешь, я трусов своих не успела рассмотреть?
 
- Раздень меня! Это приказ!
 
Я уже затыкаю рот своей внутренней богине, чтобы помалкивала на всякий случай, и думаю, что крыша у Крыса, похоже, реально рванула с места в карьер. Но подчиняюсь, молча стягиваю с него джинсы, и, пытаясь изобразить желание, касаюсь носа кончиком языка. У него тут же возникает эрекция. Я снимаю резиновые калоши и теплые шерстяные носки, которые он зачем-то надел. Затем залезаю на кровать и сажусь ему на лицо. Минуты через две он начинает задыхаться и я чуть смещаюсь, позволяя ему зачерпнуть немного воздуха.
 
- Ты не кончил, Крыстиан? Значит, мне показалось. Перепутала с одышкой. Это простительно? Ведь я неопытная!
 
- Ты такая сука, Настя! - глаза его возбужденно блестят и я понимаю, что падишах моего сердца и император моего клитора завелся как следует.

- Мало peace-ди! - шепчу ему я и беру подрагивающий член в рот.
 
Крыс извивается от моих ласк, как грешник на костре инквизиции, и вскоре взвизгивает, будто той-терьер, которому отдавили лапу:

- Хватит! Хватит! А то я сейчас кончу! Я хочу войти в тебя, понимаешь? Вот, надень! - и он протягивает мне чертов презерватив.
 
Надеваю эту дрянь на его член, стараясь не обращать внимание на характерный запах резины, и радостно усаживаюсь сверху.

- Бэби! О май гад! - неожиданно по-канадски говорит Крыстиан.
 
- Даст ист фантастиш? 

- Йес, оф кос, - продолжает он уже по-австралийски.

Я откидываю голову назад и волосы дождем рассыпаются по моей опалённой солярием спине. Краем глаза смотрю в зеркало. Блин, как я офигенная! Невзначай заглядываю в глаза мистера Грея и вижу в них тоже, что и в зеркало - себя, обалденную, и его восхищение мною.

Я трахаю Дорианыча, а не он - меня, и сознание этого переполняет меня чем-то странным, каким-то не очень приятным для обоняния газом, но я не принюхиваюсь, так как мне некогда - оргазм на подходе.

Я финиширую почти одновременно с Крыстианом, и, прежде чем рухнуть на его лицо и в кровь разбить ему нос, рычу сквозь зубы матерные ругательства, разрывая на нем футболку, которую позабыла снять.

 
Глава Шестнадцатая

 
Прихожу в сознание лежа на мистере Грее, моя голова покоится на его груди и мешает ему ровно дышать. От него божественно пахнет: спреем для ног, корвалолом, зубной пастой "Поморин" и тончайше вклинивающимся во всё это разнотравье, изысканнейшим и самым наивкуснейшим из всех запахов в мире - запахом промежности Крыстиана Дориановича. Зарываюсь носом, словно жук в навоз, в не до конца разорванную мною футболку и провожу рукой по голому телу. Он подскакивает, будто внезапно обнаружил, что проспал на работу и резко хватает меня за запястье, но, опомнившись, целует кисть:

- Не надо!

- Почему ты не любишь, когда тебя трогают?

- Потому что испытал пятьдесят оттенков фиолетового зла. В самом начале жизни мне пришлось очень тяжело. Когда я был грудничком...Нет, я не буду грузить тебя этими страшными подробностями. Период от нуля до четырех лет был ужасен. Я до сих пор помню каждое мгновенье этого четырехлетнего кошмара.
 
- А я вот ни куя не помню. Может, мне тоже было очень тяжело? Вероятно, мать, издеваясь, давала мне не правую грудь, как я хотела, а левую, а когда шел дождь, то коляску со мой специально выставляли под его холодные серые струи, в надежде, что я заболею воспалением легких и, возможно, умру. Потом, лет с трех, родители могли отдать меня в разнорабочие на цементный завод, где я была вынуждена таскать тяжеленные мешки весом по пятьдесят килограмм, а вечерами пить с товарищами бормотуху и курить "Казбек" вплоть до рвоты. Только детский сад спас меня от алкоголизма и ревматизма. У тебя было примерно такое же ранее детство?

- Настя, ты что, бредишь?!

- Да так...Извини. Попыталась представить твои вероятные тяготы в младенческий период.

- Ну, это уже ни в какие ворота! Я сейчас тебя отшлепаю и трахну!

- А может быть мне этого только и надо?

- Снимай штаны! Сейчас же!

- Сам снимешь. Руки, поди, еще не ампутированы?

Подхожу к нему и прогибаясь подставляю ему свой зад. Крыстиан медленно стаскивает с меня брюки:

- Ты дерзила мне?

- Дерзила, господин.

- А что полагается за дерзость?

- Штраф. Ой, нет! Наказание.

- Правильно, - и он хватает меня и укладывает поперек своих коленей, - Руки за голову!

- А это еще зачем?

- Разговорчики в строю! Хэндэ хох, руссише швайне, я сказал!

Пожимая плечами, складываю руки за головой. Крыстиан поглаживает по ягодице, сжимает ее нежно, а потом резко бьет. Волна боли прокатывается по моей коже. Ух. ты! А это прикольно! Снова поглаживает на месте удара, а потом снова бьет, но уже рядом. Я морщусь и мне несколько неприятно, но что-то в этом, черт возьми, есть. Эта унизительная поза, сочетание ласки и грубости...Чтобы добавить перца, я начинаю орать: 

- А-а-а! Помогите! Спасите! Люди добрые! Убивают!

- Кричи, кричи! Фиг кого дозовешься! - злорадно приговаривает Дорианыч, продолжая экзекуцию.

А моя задница едва не запела голосом Шульженко от этих замечательных безжалостных побоев. Стараясь скрыть свою радость, шепчу: 

- Ну, а где же обещанный десерт в виде слоника с хоботком?

- Будет тебе дудка, будет и свисток! - совсем раздухарился Крыс и, запыхавшись, достает из широких штанин нечто, ничего общего с советским паспортом не имеющее.

Он не входит в меня, он прямо-таки в меня влетает, как та ласточка, которая с весною в сени к нам летит.

- Продолжайте, поручик! - хрипло вещаю я.

И он продолжает, заканчивая и окончательно сворачивая весь процесс уже через каких-нибудь десять минут. 
 
- Добро пожаловать в мой мир! - орет он, эякулируя внутрь презерватива.
 
Ну, не урод? Пришлось опять выгибать спину, завывать, словно пушкинская буря, имитируя экстаз. Может, всё же объяснить этому гондурасу, что мне необходимы хотя бы минут двадцать-тридцать жестких и быстрых фрикций, а? 

Мерзавец уходит, а я остаюсь в полнейшей фрустрации. Внизу живота тяжесть. Хочется сексуальной разрядки. А больше всего хочется ласк и любви, но, увы, в романе этого не предусмотрено - только мелко шинкованная бадяга от БДСМ, да вялая ботва на потребу неудовлетворенным и одиноким женщинам.

Сижу на кровати и плачу. Входит Катя и взглянув на меня, говорит:

- Опять ипанутый мажор в душу нагадил? Да отправь ты его под алым парусом за норвежской сельдью в Мексиканский залив!

Я молча киваю.

- С тех пор, как ты стала встречаться с этим маршрутко-сексуалом, я тебя совсем не узнаю. Избавляйся от этой гниды.
 
Катюша выходит на кухню и возвращается с двумя бокалами и бутылкой вина "Казачье" в руках:

- Ну, что, погнали! Вздрогнем, мать!

Наливая себе вино, думаю, что оно, конечно, не будет таким вкусным, как "Советское шампанское", но, на безптичье и жопа - соловей.

- Насть, если эта отрыжка папиного писюна боится отношений, бросай его незамедлительно, как гранату, у которой сорвана чека. Хотя, я вот, если честно, вкурить не могу: на церемонии вручения дипломов он ел глазами тебя так, словно хотел без рентгена осмотреть все твои внутренние органы, или узнать, что ты сегодня ела. Может быть у него проблемы с выражением эмоций?

- Да ну его в баню, Катя!

Пьем вино. Катька звонит с моего телефона Эллиоту. Я ковыряюсь в ноуте и обнаруживаю послание от мистера Грея:

" Дорогая мисс Стальная! Вы просто восхитительны! Вы самая красивая, смелая и прекрасная девушка из всех, которых я знал! Только, пожалуйста, не садитесь, дорогуша, за руль Вашей развалюхи, а то навлечете мой гнев. Примите адвил.
Мистер Грей"
 
" Дражайший Дорианыч! Хватит лить мне в уши патоку! Вы же не лицо кавказской национальности? Тогда держитесь подальше от дурного тона в обращении с дамой. И гнев мне Ваш по боку, между прочим. Мне инвалидку свою еще продать надо. А адвил, в сравнении с бормотухой - просто ничто.
Настя."

"Это не патока ни разу! Это мои чуйства! Не бухайте слишком жестко, болезная моя. А по поводу Вашего четырехколесного уродства - не жестикулируйте в никуда: мои смерды продадут ее за правильную цену на выгодных для Вас условиях. 
Мистер Грей"
 
"Оно-то, конечно, завсегда спасибо, но прошу Вас учесть, что я тоже не вчера родилась и не пальцем деланная. Еще в пятилетнем возрасте я могла велосипедную гайку обменять на золотое кольцо, а мамин тампакс, продать по цене гаванской сигары. Так что не надо недооценивать моей способности к торговле.
Настя."

"У меня такое ощущение, что разговариваю я сейчас не с Вами, а с красным винцом, которое Вы там втихаря глушите. В связи с чем мне хочется приехать и принять некие меры, которые позволили бы Вам воздержаться от сидения минимум неделю. Будьте осмотрительнее и добрее с человеком, который, как мне кажется, Вам нравится.
Крыстиан."

"После этих словов, или словей, - не знаю уже, блин, как правильно писать это, - я сильно сомневаюсь, что мне вообще кто-то нравится, а тем более такой хам и деспот, как Вы.
Настя."

И я захлопываю ноутбук прямо перед носом у его почтового коршуна. Мда, денёк выдался на славу. Сплошной отвал башки. Это злокозненное вручение диплома, признание Крыса в том, что он голодал, болтовня Катьки, неподражаемый в своем роде Ромик, акт машинодарения, потом надругательство над моей задницей...Что-то многовато для одного дня, как мне кажется. Хорошенько поразмыслив, принимаю мужественное решение немного порыдать. Лежу на кровати, обливаюсь слезами, как Порфирий Иванов обливался водой, никого не трогаю, как вдруг в комнату, будто опер в наркопритон, стремительным вальдшнепом врывается Крыстиан:

- Боже мой, Настюня! Ты плачешь?!

Я смотрю на него, словно контуженная лошадь, и, не в силах остановить слёзотечение, говорю:

- Зачем ты приехал, противный!?

С улыбкой и топором в руке заходит Катя и, источая немыслимое тепло, скрежеща зубами, спрашивает:

- Позволь, я отрублю ему голову? 

Я качаю головой и Катя, немного успокаивается. Выходя, она облизывает лезвие и зверски косится на Крыстиана:

- Ты маякни, в случае чего! Я ему столько дырок понаделаю, ни одна медицина не заштопает!
 
Дорианыч удивленно на нее смотрит, но, на всякий случай, молчит.
 
- Тебе никто здесь под кесаря фурконить не позволит! - напоследок обращается уже к Крыстиану Катька, - Ты меня понял, фофан пёстрожопый?
 
- Твоя подруга давно у психиатра не обследовалась? - когда Катя исчезает за дверью, с улыбкой осведомляется мистер Грей.

- Да нормально всё с ней. Когда выпьет, она всегда такая. Легкая, так сказать, на подъем.

- Что с тобой? Почему ты плачешь?

- Жопка болит. И обидно мне.

- Ты же говорила, что всё в порядке.
 
- Говорила. Почему тебе нравится меня бить? Почему тебе вообще это нравится?
 
- Я ощущаю себя крутым. Это дает мне чувство власти. Я захотел тебя отшлепать с той самой минуты, когда ты спросила не гей ли я.

- Боль, которую ты причиняешь, тебя заводит? Я правильно понимаю?

- Точнее, меня заводит чувство власти. Сознание, что я могу делать всё, что хочу.

- Ты меня подавляешь. Как подавляет асфальтоукладчик случайно оказавшуюся на ремонтирующемся тротуаре сбежавшую из вольера морскую свинку.

- Напротив. Это ты меня околдовала. И, чтобы доказать тебе это, я остаюсь ночевать у тебя.

Он молниеносно раздевается, швыряет часы на стол и ныряет под одеяло прежде, чем я успеваю что-то возразить.

Нижняя челюсть моя отвисает так, что это больше похоже на вывих. Растерянно глядя на Крыстиана, в состоянии шока, так и не успев сомкнуть челюсть, я соскальзываю в объятия Морфея. И последнее, что успевает уловить сознание на грани яви и сна, так это меланхоличное дребезжание чайной пары в серванте от моего деликатного девичьего храпа.

 
Глава Семнадцатая

 
Я в каком-то странном месте. Довольно темно вокруг, но жарко, словно вблизи мартеновской печи. Обнаруживаю, что сижу в котле, подвешенном прямо над костром, в который веселые рогатые человечки с милыми улыбками подкладывают сырые поленья. Мне очень жарко, но обстановка вокруг завораживает. Мелькает мысль, что я попала в какой-то неимоверно крутой ночной клуб. Становится невыносимо душно, мне кажется, что задыхаюсь, и вот в тот момент, когда я уже собираюсь покидать котел, становится очевидным, что это лишь сон. Открываю глаза и вижу, что Дорианыч обмотался вокруг меня, как полотенце, вокруг купальщицы. Прижался ко мне, как щенок к тапку, и тычится носом в сосок, будто хочет его вдохнуть. Нога его переброшена через мою голову, а голова лежит на груди. Он настолько тяжелый, что мне трудно дышать, и горячий, словно радиатор отопительной батареи. Спустя час осознаю, что это действительно он, а не кто-то другой, как иногда бывает, после нескучно проведенного уик-энда. Моя правая рука вытянута вперед, но я не вижу где она заканчивается и чем. Пытаюсь вспомнить чем обычно заканчиваются руки, но, только глядя на Крыса, понимаю, что - пальцами. Еще через сорок минут до меня доходит, что я могу безнаказанно его трогать сколько влезет. Осторожно приподнимаю одну из конечностей и провожу ею по его позвоночнику. Крыстиан стонет, будто раненый, вздрагивает всем телом и просыпается, однако, судя по всему, меня не узнает и, аккуратно приподнимаясь с постели, собирается, что называется, уйти незамеченным:

- Стоять, рядовой Грей! - громко командую я и он испуганно замирает в центре комнаты с эрегированным членом наперевес.

- Это что еще за номера! 

- Ну, ты же сказала "стоять", вот он и стоит, - оправдывается Крыс, полагая, что меня удивила его эрекция.
 
- Я не об этом, валенок! Ты куда намылился, я спрашиваю?

- На работу опаздываю! Впервые в жизни!

- Мда, Крысик, всё когда-нибудь бывает в первый раз.

- Злорадствуешь, гадюка ты моя, подколодная? - он обхватывает мою голову ногами, нежно целует и ракетой вылетает из комнаты.

Не проходит и двадцати минут, как мне сваливается сообщение от мистера Грея:

"Еще не на работе? За руль своего ведра с болтами не садись. Используй новую машинку.
Крыстиан Дорианович Грей."

"Да запарили Вы меня, Крыстиан Дорианович! Прямо-таки плешь проели, мистер Грей! По части мозготраха и занудства с Вами может стравиться только стая агрессивно настроенных дятлов! Сделаю, как Вы хотите, чтобы Вы от меня отстали! 
Настя."

"Поменьше пыла и патетики! Проявляйте, мисс Глухая, Вашу бьющую через край эмоциональность, в других местах и при других обстоятельствах. В противном случае будет страдать ни в чем, казалось бы, неповинный зад Ваш.
Крыстиан Дорианович Грей."

"Идите в жопу, дорогой мой!
Настя."

"Ловлю на слове! При следующей нашей встрече мы непременно более подробно остановимся на этом Вашем желании. Естественно, я постараюсь его удовлетворить в максимально полном объеме. 
Крыстиан Дорианович Грей."

Еду на работу. Черт, последний рабочий день в магазине стройматериалов! Столько перемен за последнее время! Мой мозг не поспевает. Думаю о Крысе, о том, что, всё-таки, он настоящий засранец, но, этот засранец, не взирая на все его недостатки, мне отчего-то нравится. Вот только что он во мне нашел? Неужели только мою несчастную жопку и...то, за чем охотятся все мусчинки? А как же, млин, мои необозримые душевные богатства, мой невообразимо богатый внутренний мир? Замечает и ценит ли он мою эрудицию и интеллигентность, мою тактичность и воспитание? Вот только пусть попробует недооценить, падла!

День на работе проходит незаметно, я возвращаюсь домой почти радостная, ощущая как все события последних трех недель вдруг хаотично наваливаются на мое подсознание и оно прогибается под ними, словно пружинный матрас: экзамены, выпускная церемония, утрата девственности, припудренная задушевностью садо-мазохистская романтика, полеты на вертолете.

Выхожу из машинки и сталкиваюсь нос к носу с офонаревшей Катькой:

- Это что за летательный аппарат?

- Новая машина, - скромничаю я.

- Я вижу, что не старая. Хм...А твоему говнюку в щедрости не откажешь!

- Вот я и не отказала.

- Резонно, - подытоживает Катя.

Мы переезжаем с Катькой на новую квартиру и вынуждены собирать вещи. Полностью уходим с головой в это замечательное занятие и даже не слышим звонка в дверь до тех пор, пока уставший ждать у дверей Хосе, не вламывается с пиццей, гамбургерами и пивом.

Валяемся прямо на полу, поедаем здоровую пищу, запивая ее крепким пивом и весело болтаем о чем-то настолько высоко интеллектуальном, что подавляющему большинству читателей будет непонятно, а потому я оставлю эту тему прикрытой.

Наши посиделки прерывает настойчивый, вплоть до ублюдочности, яростный звонок в дверь. Катя молча берет топор и идет открывать. Но едва она справляется с замком, как ее сбивает с ног Эллиот. Топор летит в одну сторону, Катька - в другую. Брат Крыса подскакивает к ней, сгребает в охапку и целует так, что у нее моментально синеют губы. Он разрывает на ней блузку, впивается ртом в ее грудь и только чудом не откусывает сосок. Всё это происходит так быстро, что мы с Хосе не успеваем проронить и слова, продолжая сидеть в ступоре и наблюдая как Эллиот, рыча и брызжа слюной, с треском рвет зубами материю катькиных трусов, вгрызаясь в ее промежность, словно огромный и фантастически ипанутый клещ.

Мы с Хосе боком пятимся к дверям, надеясь на то, что нам хотя бы позволят уйти незамеченными, но Эллиот на секунду приподнимает голову, и, глядя не на нас, а куда-то в сторону, произносит:

- Вы что, еще здесь?!

Мы бросаемся бегом на улицу. 

- Блин, он, наверное, эстонец? - испуганно спрашивает Хосе.

- Да вроде нет.

- Значит, финн. Я слышал у них зверский темперамент.

Попрощавшись с Хосе, заглядываю в телефон и обнаруживаю там шестнадцать непринятых мною вызовов от мистера Грея.

Твою дивизию! Да что это за прессинг! Набираю номер этого мерзавца.

- Привет.

- Привет, гадюка. Ты почему трубу не берешь? Хочешь, чтобы я подозревал худшее, нервничал и изводился? 

- Нет, Крысичик. Я вовсе этого не хотела. Честно-честно. Ты уж прости, зайка. Сидели жрали гамбургеры с Катькой и как-то о телефончике забыла я. Ты сильно сердился, котик?

- Ну, было дело..., - вздыхает Крыстиан.

- А сейчас, мой пупсичек, уже не сердится? 

- Нет, - бубнит Дорианыч, совершенно распавшийся на атомы от моего сюсюканья.

- Так я увижу, свою лапочку в воскресенье?

- Увидишь ты и лапочку, и лампочку! Настя, млин! Может хватит! 

- Ну, всё. Всё, - меняю тон, чувствуя, что палочку перегнула-таки. - Всё, фиолетовый мой! До встречи!

Возвращаюсь в квартиру и вижу Катьку в полном отпаде валяющуюся на диване. На лице выражение сытости и коровьей умиротворенности. Эллиота уже нет, но повсюду видны следы его краткого, но разрушительного пребывания: обои свисают клочьями, на стенах потёки то ли от его слюны, то ли от спермы, разбитая посуда, испачканный в крови и рыбьей чешуе лежащий на телевизоре веник, распятый на кухонной двери соседский кот Оливер, клочья изодранной в хлам одежды валяются повсюду. Среди разрозненных обрывков тряпья я нахожу красивый лифчик Кати, который я ей дарила на День Благодарения. Мне становится очень печально и я понимаю, что пришла пора порыдать.

- Настя, он такой душка, этот Эллиот! Если бы ты только знала! - выходит из прострации Катька.

- Есть вещи, о которых лучше не знать, Катя, - философски замечаю я, утопая в слезах и мокроте.

Звенит звонок и Катя, вздохнув, идет с топором к дверям. Перепуганный посыльный, дрожа протягивает огромную бутыль шампанского с привязанным к ней воздушным шаром в виде вертолета и конверт:

- Ра-ра-распишитесь. пожалуйста.

- Не ссы, распишемся! - Катя откладывает в сторону топор и заполняет бумаги, громко читая послание, скрытое в конверте, вслух, - "Дорогие дамы! Желаю счастья вашему новому дому!"

- Вот что за ушлёпок такой, а? Написать просто, без всяких вывертов и понтов, типа, "от Крыстиана", не мог? Обязательно надо выпендриться! Нет, Настя! Я его всё же покалечу когда-нибудь, ты уж не обессудь! И что это за ссань такая - шар-вертолет, ты не знаешь?

- Да это намек на нашу прогулку. Мы летали на вертолете. У него вертолет есть. Он сам его водит.

- Ну, так ёптыть, разумеется! Такой крендель и без вертолета! Глупо бы было! А адрес он как узнал наш новый?

- Типа, следопыт он. Хобби.

- Настораживает меня это недоразумение с полными карманами бабла. Понятно, что колпак у него съехал давно и основательно, но в нем мы, по-моему, даже до середины потрохов не добрались, а уже поседеть можно от обилия противоречивой информации. Эллиот, доложу я тебе, в сравнении с ним, всё равно что агнец божий.

- Оливер, мне кажется, так не считает.

- Да сам напросился Оливер! Вбежал без спроса на кухню, а там - Эллиот рыбу чистил. Ну, и понятное дело - произошел конфликт мнений. 

Открывая утром глаза от звука пришедшего на комп сообщения:

"Хватит дрыхнуть! Когда поедешь ко мне, то тебе понадобится код моего подземного гаража. Я написал его на этикетке тыльной стороны бутылки с шампанским.
Крыстиан."

"Да, мой падишах. Так и сделаю. Спасибки за шампусик и надувной вертолётик, который сейчас привязан к моей кровати.
Настя"

"Всегда пожалуйста. Вертолётику очень сильно завидую...
Крыстиан"

Мчу на своей новенькой "Ауди" к Крысу. В животе летают бабочки, в груди стрекочут кузнечики, а голове - ползают тараканы. У моей внутренней богини чирлидерское настроение. Всё во мне ликует. Всё пляшет. 

Через полчаса вхожу в гостиную и вижу Крыстиана. Весь в белом, словно китаец на похоронах, взъерошенный, словно попавший под дождь воробей, он неотразим в своей преступной красоте. Я смотрю на него и понимаю, что меня начинает мутить от его прелести и великолепия. Реально тошнит от этого умопомрачительного мужчины настолько, что хочется подойти и размаху влепить ему увесистую затрещину. Подхожу к нему, а сама втайне мечтаю о том, как бы придушила его, мерзавца!

Подходит ко мне, самоуверенный, будто банда байкеров, и целует меня в круп:

- Хочу показать тебе кое-что, -  он вручает мне свежий выпуск "Сиэтл Таймс", в котором наше с ним фото и подпись: "Крыстиан Грей со своей подругой"
 
Моя внутренняя богиня падает на пол и начинает биться о него лбом. Я ликую. Это абсолютный триумф.
 
- Анастасия, с тех пор, как ты была здесь впервые, ты узнала обо мне столько, что, по идее, не должна была теперь даже на одном гектаре сесть со мной с...Но ты, не взирая на это, вернулась.

- Ну, да. Тебя это удивляет?

- Я боялся....

- Но ты же подарил мне машинку!

- Ты голодна? - он внезапно меняет тему, переводя разговор из здорового русла в свое - крыстиановско-наболевшее.

- По дороге шаурму проглотила.

- Шаурму, говоришь? - его ноздри раздувается, как флаг исламского государства, - Скоро придет доктор. Доктор Грин.

- Александр? - подскакиваю я.

- Настя, прекрати этот гон! Какой Александр?! Опять тебе эти "Малиновые паруса" покоя не дают! Доктор Грин - это тёлка. Мисс Грин. Лучший гинеколог не только в Сиэтле, но и во всём западном полушарии.

- Всё равно это настораживает. Откуда у тебя знакомая гинеколог? Крыс, а ты часом не того...

- Чего "не того"?

- Не транс, а?

- Млин, - он устало потирает лоб, - Надо было не гинеколога оплачивать, а психиатра.

Он чешет в затылке и добавляет:

- Вот еще что! Тебя приглашает моя мать к нам на ужин. Думаю, там будут Эллиот и Катя.

 
Глава Восемнадцатая

 
Доктор Грин высокая пергидрольноволосая женщина с продолговатым лицом и теплым взглядом умных голубых глаз. Длинный нос и журавлиная шея не портят ее. Но и не красят.

- Спасибо, что согласились немедленно приехать, Александра, - говорит Крыстиан, плотоядно посматривая на зад доктора.

- Ничто человеческое мне не чуждо, мистер Грей. Я, не меньше вашего, люблю зелень и замечательных людей на ней изображенных.
 
- Что ж, ваша фамилия более чем красноречиво об этом свидетельствует.
 
Она оборачивается ко мне:

- Ну, что, дорогуша! Приступим? А то ваш друг заплатил целое состояние, чтобы я немедленно осмотрела ваши закрома.

Закончив осмотр она выписывает мне противозачаточные пилюли и долго объясняет как их правильно принимать. Наблюдая за ней, ловлю себя на мысли, что ей любопытно было бы узнать подробности наших отношений - это читается в каждом ее движении. Провожая ее, прохожу мимо детской комнаты Крыса, набитой анальными пробками, кнутами и прочим дерьмом, едва сдерживаю себя, чтобы не впихнуть туда мисс Грин. Вот бы она удивилась!

Подходим к фойе и видим Крыстиана. Он сидит на диване и играет на гобое. Льется удивительная по красоте мелодия. Увидев нас, он смущается и откладывает фагот в сторону. Поднимаясь нам на встречу, стыдливо зафутболивает кларнет в угол.

- Позаботьтесь о мисс Стальной, мистер Грей. Она красивая и умная молодая женщина.

- Последнее качество вы гаданием на вульве определили, мисс Грин? Но, в любом случае, я учту этот совет, - улыбается Крыс.

Прощаясь, она улыбается мне и в углах глаз ее появляются морщинки:

- Мисс Стальной необходимо четыре недели воздержаться от любых сексуальных контактов, - громко говорит она и, вполголоса, добавляет, заговорщицки мне подмигивая, - Давай попроказничаем как-нибудь вдвоем? У меня недалеко отсюда квартира.

Я остаюсь стоять с открытым ртом, не зная, что ей ответить. 
 
Мисс Грин уходит, не дождавшись ответа, а Крыстиан походит ко мне и я чувствую, как его напряженный член упирается в мой живот.

- Черт, а ты действительно влюблен в меня!

- Пойдем в мою детскую. Я вложу в тебя свою любовь.

- Разумеется. Медлить нельзя.

Мы стремительно покидаем зал и находим заветную дверь. Крыс так дышит, что я начинаю подозревать, что он астматик:

- Наручниками прикуешь, может?

- Нет. Разденься. Быстрее, - командует он.

Молча повинуюсь ему.

- Когда я буду звать сюда, ты должна будешь всегда приходить сюда обнаженной и становиться на колени вот сюда. У дверей. Поняла?

- Да, мой фюрер.

- Подними руки вверх, гадюка! Я все же прикую тебя наручниками вот к той решетке. 

- Я сразу так и предлагала.

- Молчи. Самая изысканная функция твоего рта никак не связана с речью, - он смотрит на меня с таким вожделением, что у него краснеют белки глаз.

Он снимает с меня трусики и опустившись вниз, смотрит на меня голодным ротвейлером, затем запихивает в рот мои трусики и начинает их жевать. Хочу спросить его насколько это кажется ему вкусным, но, судя по стекающей из угла рта слюне, трусы мои - штука аппетитная.

Покончив с лирикой, он берет стек и проводит по самым моим заповедным местам. Неожиданно бьет по одному из них. Конечно, клитор не может дать ему сдачи! Боль обжигает, но вместе с тем приходит и другое ощущение, более радостное, более острое, не как курить с девчонками за университетским двором, но приблизительно похожее на это. Он лупит меня стеком везде, а я вдруг начинаю потеть, как скаковая лошадь. Божественно. Хотя, если поразмыслить, то божественного тут, как в Туркмении снега.

- Открой рот, - приказывает Дорианыч.

Он извлекает стек из моего влагалища и всовывает его в мой рот. Вкус кожи смешивается со вкусом моих выделений. Наверное, исходя из высшего замысла, это должно было меня возбудить, но ...Может быть, мне просто нужен другой партнер? 

- Соси! Соси, как если бы это был мой член!

"А сон-то был вещий! " - мелькает в моем мозге, но только мелькает, так как тут же в нем появляется группа "Аракс" и обрюзгший Юрий Антонов тянет незабываемое "Мечта сбывается и не сбывается..."

Но Крыстиан мешает доиграть музыкантам и, натянув на свой уд презерватив, входит в меня. 

- Держись детка! Это будет недолго!

"Вот в этом я точно не сомневаюсь!" - думаю я про себя и вдруг понимаю, что проголодалась. Хочу обрадовать этим известием мистера Грея, но соображаю, что сейчас это будет несколько неуместно и пупсик, скорее всего, осерчает. 

Всё действительно заканчивается довольно быстро. И вот уже он несет меня на руках в спальню. Целует и ложится рядом. 

- Спи, моя красавица! - шепчет он мне на ухо.

- Да, мой господин, - повинуюсь я и засыпаю.

 
 
Глава Девятнадцатая

Я просыпаюсь от того, что ощущаю прикосновение шершавых, обветренных губ к своему виску и какая-то часть меня хочет ответить, но другая склоняется к тому, чтобы послать Крыса в фиолетовую даль.

- Анастасия, просыпайся! - мягко шепчет он.

- Иди на фиг, - сонно бормочу я.

- Просыпайся, соня! Это приказ! - целует он меня, улыбаясь, - Я принес тебе твоей любимой колы и еду из "Макдональдса". Спускайся. Буду ждать тебя внизу.

Память подсказывает, что у меня сегодня встреча с его родней и это меня слегка протрезвляет. Поднимаюсь и вижу, что вся моя одежда аккуратно развешана на стуле. Даже лифчик. А вот трусиков и след простыл. Чертов клептоман!

Но тут я вспоминаю, с каким упоением вчера Крыстиан жевал мои трусы и у меня возникает подозрение, что он мог их запросто съесть.

Принимаю душ, одеваюсь и спускаюсь вниз. Крыстиан в фантастических фиолетовых фланелевых брюках на тромбоне наигрывает одну из любимых композиций моего отчима "Колдовство" Фрэнка Синатры. У меня спирает дыхание от умиления. Какая всё же он душка! И классику любит, и вертолетом управляет, и весь такой из себя замечательный! Повезло же мне, дуре! Вот только кончает слишком быстро и трусы во рту вместе с прокладкой на каждый день норовит постирать, а в остальном находка, конечно, а не мужчина. Хотя, чего я придираюсь по поводу окаянных трусов? Ну, нравится ему это, так почему нет, в конце концов? Новые куплю. На его же деньги.

- Даже не думала, что ты поклонник Синатры.

- Тебе вообще думать несвойственно. А что до Фрэнка, то у меня эклектичный вкус. Это когда человек всё хавает без разбора. Я, кстати, уже упоминал об этом. И буду упоминать об этом, пока всем читателем не осточертеет это каждый раз читать.

- Занудой тебя не назовешь.

- Я совершенен. Только слепой этого не заметит, - он подхватывает меня и начинает кружить в танце. 

Мы вальсируем от окна до кухни и обратно. Он замечательный танцор и я с примесью грусти думаю, что как бы было здорово, если бы он еще и любовником был неплохим. Но и на солнце есть пятна, утешаю себя я, вспоминая, что я без трусиков. Я апокалиптически-томатно краснею, а Дорианыч расцветает в самодовольной улыбке светского хлыща.

- Ну, что, Настюха? Дёрнем к моим предкам?

- Погнали!

Мы уже полчаса как в пути, но я решаюсь на вопрос:

- Где ты научился так танцевать?

- Лучше тебе об этом не знать.

- Не мети пургу. В одном из борделей Сайгона, что ли?

- Мамина подруга...ну, я рассказывал тебе про нее, очень любила танцевать.

- Ипучая Ассоль, да? Это многое объясняет! Должно быть, она хороший преподаватель!

- Не выражайся! Мне претит твоя вульгарность! И все эти жаргонные, грязные словечки!

- Серьезно?! Да шо ты гаваришь?! Дюймовк, ты мой родной! Телка, которая регулярно имела тебя сзади, я так понимаю, была эталоном куртуазности и стиля?

- Хватит, - тихо говорит он.

Я смотрю ему в лицо и мне вдруг становится его по-человечески жалко. 

- Прости. Я просто ревную.
 
Едва покидаем салон автомобиля, как уже издали видна фигура Галины Петровны Трентиньян-Грей. Ее платье, словно маяк для всех терпящих бедствие, ослепительно белеет в свете дня, конкурируя с воспетой Виктором Цоем "планетой по имени Солнце". Рядом с ней какое-то невзрачное чмо, чуть симпатичнее бабушкиного утюга, и я догадываюсь, что это двуногое - биологический отец сводного братца Крыса - Эллиота.

- Анастасия, с мамой Галей ты уже знакома. А это мой отец, Кэррик.

- Как?! - едва сдерживаю себя, чтобы не заржать, но во время спохватываюсь.

- Кэррик, - серьезно повторяет Крыстиан, строго на меня поглядывая.

- Рада с вами познакомиться, мистер Грей, - делаю такой глубокий книксен, что слышно как хрустят мои коленки.
 
- Я тоже очень рад, - улыбается недомерок и добрыми глазами геккона сканирует мое декольте.

- Настя! Как приятно снова видеть вас! - Петровна хреновая актриса и льдистые глаза ее говорят совершенно об обратном.

В этот момент из дома доносится визг, плавно переходящий в продолжительный истеричный вопль. Я испуганно озираюсь на Крыстиана.

- Это моя младшая сестренка. Маня.

За его словами таится глубокая привязанность. По тому, каким тоном он произносит ее имя, я понимаю, что он с трепетом относится к своей сестре. Для меня это новость. И новость малоприятная.

В этот момент из дома вырывается некое странное, не пойми во что одетое существо, неопределенного пола. Подлетев ко мне, оно вешается мне на шею и кричит мне прямо в ухо:

- Анастасия! Я столько о тебе слышала!

И уже шёпотом, со смехом наклонившись к моему затылку, добавляет:

- Крыс говорил, что ты сосёшь лучше всех на свете!
 
- Зовите меня Настя, - бормочу я, пытаясь осторожно стряхнуть с себя это тело.

- Крыстиан никогда не приводил домой тёлок, которых трахает! - простодушно  и громогласно сообщает она, сверкая сумасшедшими глазами.

Крыстиан закатывает глаза и морщится, словно от пинка. Я вижу, что он буквально готов провалиться сквозь землю.

- Маняша, девочка моя, поспокойнее! Поспокойнее! - увещевает ее Петровна и делает знак прислуге, чтобы ее потихоньку увели прочь.

Проходим в дом и навстречу нам идут Эллиот с Катюшей. Крыс церемонно раскланивается с Катькой. Та исподтишка грозит ему кулаком. Эллиот за каким-то фигом сгребает меня в охапку и, крепко прижав к себе, нюхает мои волосы. 
 
- Я не привыкла к столь бурным изъявлениям симпатии, - с улыбкой говорю в переносицу Эллиоту и бью его коленом в пах.

Эллиот сразу вспоминает о стоявшей рядом Катьке и обнимает ее, чтобы удержать равновесие.

В этот момент из не слишком цепких рук служанок вырывается младшая сестра Крыса и радостно кричит так, что ее наверняка было слышно и в штате Канзас:

- Улётная тёлка! Особенно жопа! Одобряю, Крыстиан! 

Я вижу как до нее всё же добирается челядь. Ее валят на пол, заламывают руки за спину. Не без борьбы на девушку надевают смирительную рубашку и тут же делают какую-то инъекцию. Спустя пять минут, ее тихо выносят наверх.

- А давайте бухнём, господа? - это Кэррик, дабы как-то сгладить неловкость от поведения Мани, достает огромную бутыль "Асти Мартини".

Настроение мое сразу же меняется на знак плюс. Это уже не какая-то там излюбленная порошковая бормотень Крыса, а более или менее близкая к настоящему вину весчь.

- Мы тут об отпусках базарили, - продолжает с улыбкой мистер Грей, - Так вот Эллиот и Екатерина собрались махнуть на Барбадос. А вы, Настя, куда хотели бы кости кинуть? 

- Я? Да в Турляндию, скорее всего, махну на пару недель. Или в Тай.

- "В Тай", это означает в Таиланд? - уточняет папаша Эллиота.

- Да. В Паттайю, млин, или на Патонг.

- Почему же в самую грязь, Настя?

- Там масса простодушных и голодных до епли англосаксов, которые готовы поить тебя целый вечер и которые стойко переносят последующее "динамо".

- Динамо? Что это такое, Анастасия? 
 
- Это когда кавалеру, после ритуала ухаживания, ничего не обламывается.

- А-а-а...., - понимающе протягивает Кэррик, и его глаза вновь становятся похожими на глазки охотящейся за мошкарой ящерицы.

- Настя заслужила отдых, - говорит Катя.

- Что за фигня! - злобно шепчет Крыс, - Какой еще такой Патонг?! Какая Турляндия?! А как же наше соглашение?!

- По-моему, я ничего не успела подписать. И что-то подсказывает мне, что так и есть.

Крыстиан багровеет от бешенства, которому он не может дать ни воли, ни выхода. Моя внутренняя богиня злорадно хихикает, а я - мысленно потираю ладони: "Знай наших!"

- Настень, а как вы с Хосе в баре в пятницу посидели? Нормалёк? Под юбку залезть не пытался? - простодушно, словно о погоде, спрашивает меня Катька.

"Катька! Твою дивизию! Ты, что, рехнулась, мать твою!" - так и хочется закричать мне, но, нечеловеческим усилием воли я сдерживаю себя, и, с улыбкой, отвечаю:

- Окуенно посидели. Без эксцессов. Вспоминали, между прочим, как ты делала Шону минет на заднем сиденье школьного автобуса. Ну, тогда, помнишь, когда порезала ему головку своей серьгой так, что у него все брюки в крови были? 

- Да уж, - глубокомысленно вздыхает Кэррик, - Бижутерия - истинное зло. Уважающий себя ювелир всегда как следует отшлифует изделие. 

- Это была не бижутерия, - насупившись произносит Катька, - Бабушкины серьги с хризолитами. Золотые.
 
К счастью вовремя подоспела еду и атмосфера сразу же несколько разрядилась. Салат из спаржи, альпийских трав и акульего плавника, фаршированный белужьей икрой горностай, мясо летучей лисицы в молоке кашалота. Немудрено, что какое-то время был слышен только стук вилок и дружное чавканье.

Когда все набивают желудки, то разговор принимает менее острый характер и темы меняют друг друга одна за другой, продолжая оставаться отстраненно-скучными.

Эллиот рассказывает о буднях своей строительной компании, Галина Петровна - о своей подвижнической деятельности во главе какого-то там благотворительного фонда, а Кэррик вообще начинает нести какую-то непонятную туфту о нефтяных баррелях и хлопке-сырце.

Видя, что я близка к отключке, Крыстиан, дабы я совсем не уснула, встает из-за стола и говорит, обращаясь к своей матушке:

- Покажу, пожалуй, Насте, наш задний двор.

Он берет меня за руку и тянет за собой, словно бурлак баржу.

- Да полегче! У меня каблуки сломаются!

- Я тебе устрою сейчас и Турляндию, и Таиланд, и Тринидад! - говорит он, и озорные огоньки пляшут в его глазах, будто маленькие братья Запашные на цирковой арене.
 

Глава Двадцатая

Он увлекает меня в сторону пристройки и, когда мы уже к ней подходим, с внезапностью инфаркта поднимает меня на руки и перебрасывает через плечо так, как будто я не Анастасия Стальная, а мешок картофеля.

- Ты что творишь, супостат? - осторожно спрашиваю его.

Крыстиан ничего не отвечает, а только ногой распахивает дверь в эллинг и поднимается наверх по небольшой лестнице.

- Откуда в тебе столько силы, Крысик? - шепчу я, будучи несколько перепуганной.

Вместо ответа опускает меня на пол на ноги и я вижу его глаза, наполненные яростью и похотью одновременно. Я касаюсь его лица пальцами и неожиданно для него, целую, быстро просовывая язык ему в рот. Он стонет, словно порноактер и внезапно обессилев падает на колени. Я прижимаюсь низом живота к его рту и поднимаю подол платья. Трусики, сожранные или похищенные им накануне, мстят за себя своим отсутствием. Он начинает задыхаться от возбуждения, но моя вульва спасает его от удушья и он благодарно к ней приникает.

- Дыши, мой хороший! Дыши, я не дам тебе задохнуться! - приговариваю я, гладя его по голове.

Минут через десять бестолкового пожёвывания половых губ, он поднимает лицо и я вижу, что всё оно в моей слизи, влажное и липкое:

- Не пущу тебя в Таиланд.

- Да я никуда не собираюсь. У меня ж капусты нет. 

- А что это за трёп тогда по поводу Турляндий?

- Так должна же была я чем-то крыть Катькин Барбадос или нет? Другой карты на руках не было! Пришлось приплести то, что первым в голову пришло.

- Запомни раз и навсегда: то что между ног, - он сжимает в ладонь мой половой орган, - Моё! Ты поняла!

- О, падишах моей промежности, поняла! Я только мыть и депилировать ее буду, если ваше высочество, конечно, не против!

- Моё высочество против! Против, блин! Мне лохматая она больше нравится!

- Воля ваша, фельдмаршал!

- Вот держи! - он протягивает мне утраченные было трусики, которые я считала уже, как минимум, переваренными, - Надевай на нее этот намордник!
 
Не успеваю я надеть этот важнейший предмет туалета, как снизу раздается голос Мани:

- Крыстиан! Крыстиан!

- Да, Маня. Я тебя слушаю.

Слышится стук каблуков. Его полоумная сестрица торопливо поднимается по лестнице:

- А вот вы где! Вдвоем! Я так и думала!

- Мы с Настей забрели сюда послушать соловья, - сероглазо и неубедительно врёт Крыс.

- Не делай из меня дурочку, братик! Да вы трахались тут наотмашь! Только вот запаха спермы я что-то не чувствую. Не успел кончить, да? Помешала?

- Разговорчики в строю! Ну-ка марш в сад! - приказным тоном распоряжается Дорианыч и тут же шепчет мне, - Пойдем и мы отсюда, раз уж нас спалили!

Выходим из пристройки и идем по двору втроем. Маня улыбается и обращается ко мне:

- А я уж думала, что он так и будет до седых волос б-лядей трахать!

Возникает неловкое молчание. Так, не проронив ни слова, мы доходим до гостиной, где вялая тусня уже подходит к своему логическому и неотвратимому концу. Настает желанный час прощания. Галина Петровны, изображая вселенскую скорбь, напутствует:

- Крыс, береги Настю!

- А я думал, что беречь надо Родину, да природу, - то ли смущенный, то ли раздосадованный тем, что его родня проявляет лживую заботу и фальшивое ко мне внимание, произносит Крыстиан, криво улыбнувшись.

- Перестань прикидываться шлангом, сынок!

- Маменька! - он наклоняется к ней и целует.

Мы забираемся в машинку, а за руль садится Петр, совмещающий функцию водителя с ролью телохранителя. Меня привлекает загадочно поблескивающая в неверном вечернем свете желто-зеленая сопля под носом у хмурого и собранного Петра. По всему видно, что он бывший военный и великолепный спортсмен. Я пытаюсь представить, как выглядят его наверняка упругие ягодицы и член, но отливающая мистическим перламутром сопля сбивает меня с толку. Я с трудом сдерживаю раздражение.

- Твой придурковатый братец, Эллиот, замучил насмерть милого соседского котика Оливера, - сообщаю я Крыстиану.

- Странно. Обычно он очень толерантен по отношению к котам. И к Оливерам, в том числе. Вероятно, это Катя на него так влияет. Пробудила в нем страсть.

- И тем не менее, из всего вашего святого семейства, Эллиот - самый нормальный.

- Это потому, что мама родила его не от Кэррика, а от дворника Тимофея. Разбавила, так сказать, голубую кровь - красным.

- И получился фиолетовый! - вскрикиваю я.

- Ага. И получился фиолетовый Эллиот, - соглашается Крыс.

- А Кэррик в курсе этого?

- Конечно.

- Отличная у тебя семья, Крыстиан. А главное - дружная. 
 
Когда мы едем в лифте, он хватает меня за нос и говорит, нежно процеживая слова сквозь керамические зубы:

- Как-нибудь я всё-таки трахну тебя в лифте, Анастасия!

- Если иметь в виду только твое удовлетворение, то твои скоростные параметры вполне позволяют это сделать без ущерба для общего качества процесса.

- Ты о чем сейчас? Чем-то недовольна?

- Никак нет, мой султан.

- Настя, ты трахаться не хочешь?

- Не хочу.

Крыстиан растерянно озирается по сторонам. Это, видимо, для него нечто новое.

- Видишь ли, дорогой мой, сверхмачо! Я, конечно, не отрицаю, что есть женщины, погладь по голове которых, они и кончат, но, в основной своей массе, с женским полом всё обстоит несколько иначе, чем до сих пор предполагал ты, и чем представляется Эрике.

- Кто такая Эрика? - настораживается Крыс.

- Твоя подлинная мать. Чувиха, тебя создавшая.

- Почему я не знаю о ней ничего?!
 
- Потому что ты - не достигший тридцатилетия миллиардер и красавец, человек, всего добившийся сам, после своего усыновления могущественной семьей Грей, человек, который периодически вспоминает о тяготах несчастного детства, голоде и прочем трэше, который с случился еще до достижения им четырехлетнего возраста.
 
- И где здесь противоречие? На мой взгляд, всё гладко.

- Вот поэтому ты не только об Эрике не знаешь, но толком и трахаться не умеешь.

- На грубость нарываешься? Обидеть норовишь? Ты же целкой до меня была! Откуда тебе о сексе знать, каков он хороший, а каков - плохой?!

- Это Эрике хотелось видеть меня девственницей. Люди, у которых отсутствует вкус, склонны к крайностям.
 
- Настя, если ты секса не хочешь, то так и скажи. Не надо всех в говно втаптывать.

- Крыс, ты такой романтичный!

- Да?

- Да. Как желоб водосточной трубы.

- И что дальше?

- А дальше - конец. 

- То есть...?

- Это у Джеймс еще шесть глав откровенной пурги. А мы, прощаемся, Крис. Как с тобой, так и с читателями, которых мучили на протяжении двадцати глав.
 
 
                24.11.2014г