ГЛАВА 12.
ЗА СТЕКЛОМ ПАМЯТИ.
Три месяца странных видений. Три месяца постоянных диких головных болей, от которых мутилось сознание, изматывая мощный несгибаемый организм Энтони рвотами и обмороками, галлюцинациями и словесным бредом.
Как только состояние бодигарда улучшилось до возможности транспортирования – тут же перевезли в клинику к Сержу.
Подежурив как-то у кровати больного сутки, понял: нужен отдельный бокс и кто-то, кто сумеет держать язык за зубами.
Долго не мог ничего придумать, потерял покой и сон, пока Майкл Майер не заперся с ним наедине в кабинете и не поговорил, заставив рассказать всё. Тогда он и предложил своего партнёра и возлюбленного, Стивена Оуэна.
– Стиви решил, наконец, переехать в Торонто. С жильём проблем не возникло, только пока не нашёл приличной работы. Он терпеливый и способный, многое умеет. Медбратом и сиделкой уж точно сможет поработать! Насчёт хранения чужой тайны тебе и волноваться не стоит – «иные» от природы «партизаны».
Так Стивен появился в клинике Сержа Бейлис, надел униформу на потрясающее тело атлета и стал жить в палате у Мэннигена безвыездно все два месяца, пока отёк мозга пациента не опал полностью и не перестал давить на речевой центр, постоянно возбуждая и побуждая беднягу охранника говорить безостановочно.
Всё бы ничего – больной есть больной. Только вот, в бреду Тони кричал о своей любви к Лане, а когда сознание просветлялось – помнил все события ровно до того вечера, когда появился внеурочно в саду семьи Вайт, и был твёрдо уверен, что пострадал с девушкой на следующее утро в автокатастрофе.
– Ну, коллеги, ваши версии?
Серж устало опустился на кожаный диван в комнате отдыха, воспользовавшись присутствием Майкла и Стивена, зашедшего перекусить и повидаться с любимым – редко стали видеться.
– Стив, давай.
– Я не медик, а маляр, столяр, краснодеревщик, – смутился новоявленный тридцатилетний медбрат. – Мне так жалко парня! Я много думал. Слушал. Почему-то любовь и связь с девушкой его очень мучает. Пока в беспамятстве – кричит от любви, приходит в себя – словно отгораживается от неё. И не помнит их ночь! – покачал поражённо головой. – Это, как если бы я допустил брак в работе: скрипел бы стул, шатался, а ремонт уже невозможен. Только сделать новый. Вот и Энтони, приходя в себя, каждый раз делает новый стул, – покраснел смущённо, виновато пожав накачанными плечами, смотря робко на Сержа.
– Так и есть, Стиви. Ты даже не сознаёшь, что сказал сейчас истинную правду! – протянув руку, Серж пожал коллеге лапищу, похлопав по мощным плечам и спине. – Ты просто посмотрел на ситуацию через свою профессию, но суть передал верно. Спасибо, – посмотрел на Майкла. – Ну?
– Идёт сознательная подмена действительности. Почему-то выход за должностные рамки его ранит сильнее, чем несанкционированная любовь к девочке. Любит-то по-настоящему, криком исходит от неё, но то, что нарушил правила профессии и выдвинул вину за содеянное вперёд, словно щит – вот здесь и кроется непонятное. Все мы живые люди и неизбежно что-то нарушаем на определённых этапах судьбы, неминуемо с этим сталкиваемся, хотя бы раз в жизни! Этот порок – ломать и переступать, из разряда вечных, и никому его ещё не удалось обойти, а вот как это донести до Тони, не соображу. Простое убеждение здесь не сработает – стена плотная вокруг сознания им самим и воздвигнута. Прозрачная и крепкая. Видит подсознанием истину, а за преграду не пускает. Если хочешь знать моё мнение – пусть живёт за стеной, дальше работает, охраняет и бережёт. Проблемы здесь не вижу. Ею может стать только сама девушка.
– И такую версию обдумывал, – сдержанно кивнул Серж, покраснев. – Не только проблемой обернётся – катастрофой! Если грубо обрушит стену – сорвёт парню психику. Пробовал говорить с Ланой – молчит, словно ждёт его решения: как скажет, то и примет, – потёр усталое осунувшееся лицо. – Только всей правды ещё не знает. Как среагирует на то, что мальчик предпочёл забыть её? Ох, поняла бы правильно, не наломала бы дров! Горячая голова – беда! Спичка!
– Серж, можно выскажу мысль? Странная такая, сейчас и пришла в голову… – Стив покраснел, покосившись на Майка, нервно вздохнул. – Ты только не торопись и выслушай, ладно?
Партнёр кивнул в согласии и сел ближе, положив руку на его колено, ласково сжав.
– Попытайся меня понять правильно, обещай, Майки!
– Клянусь! – тепло улыбнувшись, погладил того по щеке. – Пойму и не осужу.
– Когда у больного возникали очень мучительные воспоминания, он страдал ещё и физически, понимаете? Скучал по любимой. Сильно. И я, убедившись, что не видит и не воспринимает меня за реальность, стал… помогать… ласками, – умоляюще посмотрела на Майкла. – Пойми! Он же давно в клинике, а организм молодой и здоровый…
– Он ни разу не очнулся… в такие моменты? – тихо с хрипом только и выдавил друг.
– Нет! Я следил. Как только затмение отступало – вида не подавал. Держался инструкции. Становился медбратом. Клянусь бессмертной душой, – повернулся, умоляюще заглядывая в глаза Майка.
Серж давно встал с дивана и стоял к ним спиной, смотря во двор клиники.
«Опять пара журналистов околачивается за воротами. Чего ждут? Что Светик сорвётся к любимому? Сенсации хотят? Нет, господа, она так не поступит. Мы её жёстко контролируем – не до глупостей. Контракт. Да и нервы её бережём. Сколько сможем – заменим и ей, и Тони разум и родителей. Дети в угаре: парень болен, она влюблена. Пока не могут трезво оценивать ситуацию и жизнь. Не сейчас…»
Очнулся. Повернулся к коллегам, которые медленно разжали объятия после поцелуя.
Хмыкнул: «Помирились. Соскучились. Надо бы Стиви дать пару дней отдыха. И Майклу не помешают – плохо выглядит. Скорее бы парень наш пришёл в норму. Все нервничаем. Напряжены до предела».
– Спасибо, Стив. Хорошо, что избавил медсестёр от этой необходимости. Им я доверяю меньше! – рассмеялся. – Не только облегчительную процедуру сделали – влезли бы на парня!
Хором расхохотались.
– Такое сокровище пропадает! Только важно не просмотреть момента возврата сознания – понимаешь сам, – увидев утвердительный кивок и серьёзные серые глаза, благодарно улыбнулся.
«Майки повезло с партнёром – отличный парень и друг, надёжный и верный. И красивый, чёрт подери! – усмехнулся и взял себя в руки. – Дело стоит».
Вспомнил:
– Что за мысль там у тебя была?.. Прости, отвлёкся.
– Он скоро совсем «вернётся», и вот тогда понадобится Лана. Предлагаю оставить на сутки одних. Проинструктировать девушку и пропустить. Позволить побыть наедине с воспоминаниями, но чтобы никто о них не говорил, – смутился, покраснел лицом. – Простите, не могу объяснить. Ну, словно пришла поухаживать, как благодарная клиентка. Пусть наблюдает за его поведением, за чувствами и словами; решит, сможет ли с ними смириться. Да – он остаётся бодигардом, как и прежде; пусть думает, что ничего у них не было. Нет – придётся уволить, чтобы оторвать от обезумевшей возлюбленной, которую почему-то не хочет помнить, – тяжело вздохнул, отвёл глаза от внимательного и тревожного взора Сержа. – Бедная Лана…
– Я понял тебя, Стиви. Дай время подумать. Идея мне не нравится, нет, но в ней есть здравое зерно. Нужно хорошо обдумать всё…
– А я категорически против! Категорически!
Майер вскинулся, вспыхнул белым еврейским лицом с чёрной пробивающейся щетиной, негодующе загорелся агатовыми глазами.
– Для девочки адом обернётся дальнейшая жизнь! Нет! Как её лечащий врач, говорю: нет и сто раз нет! Я её очень хорошо знаю и понимаю, поверьте: Лане не справиться с таким открытием. Поймите, – покачал лысеющей головой. – Срыв может окончательно сломать ей психику. Стать пожизненной карой…
– Тогда, поступим так: я сам ей расскажу обо всём и попытаюсь с медицинской точки зрения объяснить причуды человеческой психики. Приведу похожие примеры, а там посмотрю, как поняла и среагировала, – отец примирительно обвёл коллег тёплыми серыми глазами, плавно закругляя дискуссию. – Расскажу вам позже. Подумаем. Итак: ты, Майк, внимательно следишь за парнем вместе со Стиви, я займусь дочерью.
На том и разошлись, пожав руки.
…Через четыре дня втроём снова сидели в кабинете Сержа, замерев в поражённом молчании.
– Как ты-то просмотрел?!
Майк ошарашенно смотрел на друга и коллегу, качая в недоумении головой, сверкая возмущёнными и страдающими глазами.
– Ослеп?
– Не подавала ни малейшего повода к волнению. Вероятно, сама ничего не подозревала. А вчера мать спросила о последней дате – не могла даже вспомнить. Софи и заставила сделать тест: две полоски. Истерика от радости! А ночью…
Плача, Серж не находил себе места.
«Господи, за что ей всё это? Случилось, наконец-то, настоящее чудо – Света забеременела от Тони! Срок три месяца был. А под утро – кровотечение и… потеря плода. Мальчик. Дочь пока в бессознательном состоянии. Прогнозы делать пока слишком рано, но сам факт, что организм проснулся и смог зачать, обнадёживающий. Только бы выкидыши не стали “привычными” – это будет приговором».
Справился с отчаянием.
– Придёт в себя, даже не знаю, как ей такое сообщить?..
– Я сам поговорю, Серж. Вот теперь я точно знаю, как на неё подействовать. И чем.
Майкл странно посмотрел на коллегу, потом на Стивена.
Он сидел рядом, не промолвил ни слова, отчего-то совершенно убитый новостью о погибшем ребёнке. Сам не понимал, почему эта, в принципе чужая, трагедия, так ранила душу и сердце? Только от боли и острого сочувствия девочке не мог сейчас даже говорить: горло стиснуло от горечи и слёз настолько мощно, что едва дышал.
Спасибо, Майки догадался, не апеллировал к нему в споре с отцом Ланы, лишь непонятно смотрел, словно понимая, разделяя переживания.
– Как только встанет на ноги, можно в палату к парню поселить.
– Что? Ты же был против! С ума сошёл, Майк?! Да он её своими словами убьёт! – взвился Серж.
– Нет. Как ни странно это выглядит и звучит, но именно сейчас она сильнее, чем до этого несчастья. Потеряв общего ребёнка, Лана станет терпимее к странному поведению парня. Поверь на слово. Просто доверься мне, Серж.
…Солнце было мутным и каким-то нездоровым.
«Февраль. Новый год идёт. Скоро лето. Там и осень не за горами. Снега этот год много. Холодно. И грустно без Тони. Оказывается, так был всегда нужен! Привыкла к присутствию за спиной и в жизни. Два года рядом, редко дальше нескольких метров от меня был, буквально дышали одним воздухом. Да… это совсем не мелочи, как оказалось. Когда так много находишься с кем-то рядом – невольно становишься частью, судьбой. Вот и я стала частичкой итальянца-великана. Тяга особенная у нас, у русских девчонок, к крупным мальчикам, не иначе! Даже в сказках всё богатыри да великаны могучие больше встречаются, – грустно улыбнулась, смотря в окно. – Вот и меня к большому потянуло, к Тони, к Антошке. Как он там? Не пускали категорически! “Травма головы коварна – никаких внешних раздражителей. И так не знаем, кто окончательно очнётся: Энтони или его двойник?” – так сказали. Не поняла толком, но чувствую, что ничего хорошего с моим мальчиком не происходит. У всех такие лица! Загадочные, что ли? Словно замерли и чего-то ждут. А мне уже нечего ждать. Как я могла не почувствовать, что во мне растёт его сынок? Почему не тошнило? Не раздражали запахи?.. Хотя, это нападение так выбило из колеи, что ощущения тела отодвинулись куда-то на задний план. Может, мутило – списывала на лекарства. И вот, пустота. Не удержался, маленький. Столько психовала, истерила, кричала… Не понравилась ему такая мамка – ушёл. Комочек мой, клянусь: больше не буду нервничать, что бы ни увидела, ни услышала, ни почувствовала. Буду учиться держать эмоции под строгим контролем. И тогда, возможно, следующий мальчик или девочка не захотят уходить от меня и родятся в срок, порадуют своими глазками всех вокруг. И меня, их мамочку…»
Тихо заплакав, старалась больше не стенать и не визжать. Отёрла слёзы торопливо и виновато.
«Не буду. Малыша этим не вернёшь. Не буду истерить. Пришло время взрослеть, Светка. Тебе двадцать второй год идёт. Пора, Рыжуха, браться за ум».
– …Ну, как ты тут развлекаешься? За окном нерадостно сегодня: не сверкает снег, не голубеет небо, – Майкл вошёл, взял её тонкую руку, погладил бледные щёки. – Ещё пару дней, и можно позагорать под лампой, веснушки разбудить, – рассмеялся тепло и сердечно.
Нежно пощекотал пальцем её носик, забавляясь вспыхнувшим нежным румянцем, любуясь таинственным сиянием бесподобного сапфира.
– Вставать не больно, милая? Слабость? Головокружение? Справляешься с эмоциями? Помогать медикаментозно не нужно?
Увидев на все вопросы отрицание, помолчал, убедился, что спокойно ожидает разговора, решился. Взяв обе ручки, надёжно сжал в тёплом замке.
– Если ты в силах принять новые испытания и потрясения, и поклянёшься мне, что с честью их пройдёшь; докажешь всем, что уже взрослая женщина, способная всё пережить, я разрешу тебе свидание с Тони.
Резко вскинув голову, едва сдержала слёзы, но под испытующим пристальным взглядом загнала обратно, спокойно села на кровать и посмотрела прямо в чёрные глаза, посылая синью настоящий упрямый вызов.
– Умница. Пойми, ты идёшь не просто к тяжёлому пациенту, но ещё и к малознакомому. Попытайся понять это и принять. Психика непредсказуема, а после тяжёлых контузий и черепно-мозговых травм – Terra Incognita вообще, даже для нас, врачей! Это не мотор машины: разобрал, перебрал, смазал, опять собрал. Туда особо не влезешь, и что под черепной коробкой происходит – загадка! Не стоит и соваться с гаечными ключами глупых немощных познаний жалких человечков. Мы слепы, как котята: хоть квалифицированные медики, хоть высококлассные хирурги, хоть светила медицины! – засмеялся.
Выпустил руки из плена, ласково погладил узкое личико и волосы цвета осени длинными пальцами, заглянул в русскую заповедную синь таинственным непроницаемым древним еврейским агатом.
– Готова ли ты к знакомству с новым Энтони Мэннигеном? Не станешь кричать на несчастного и в чём-то упрекать? Подумай. У тебя два дня на размышления. Постарайся быть перед собой предельно искренней. От твоего поведения будет зависеть дальнейшее психическое здоровье парня. Уверен: ты окажешься сильнее и мудрее его, сможешь сделать правильные выводы для вас обоих, поступишь так, что не навредит ни ему, ни тебе.
Наклонившись, поцеловал в заалевшую щёку, заглянув по-особенному в бесподобное море глаз, волнующих и манящих.
Выдержала взор-вызов, что необъяснимо легко проникал в душу, тревожа мужским началом, вызывая чувственный трепет в её теле.
– Два дня. Я верю в тебя, волшебница наша. Слепо. Безоговорочно.
…Он спал, и показался ей совсем незнакомым.
«Похудел, опала могучая шея, плечи уже не распирают в стороны, даже грудь сильно уменьшилась в объёме, но всё равно Тони остался огромным мальчиком! – неслышно подойдя ближе, рассмотрела голову. – Абсолютно лысый череп с розовыми наплывами новой кожи и рубцами, но лицо нигде не пострадало. Уши тоже удалось спасти и восстановить: стали меньше, бугристее. Боялась, что сильнее изуродованы. Ничего страшного: если волосы смогут отрасти – закроют. Нет, всегда можно носить шапочки. Стильно будет выглядеть – бодигард в шапочке, – виновато улыбнулась. – Глупые у тебя мысли, Белка! Шапочка… Главное, чтобы мозг не пострадал, ведь парень содержит семью! Кто им будет помогать, если останется инвалидом по психике? Пока мы помогаем, да страховка идёт, а потом?.. Ладно, не буду о плохом думать. Майк прав: пора доказывать, что ты-то, Светка, нормальная, вот и держись всем чертям назло».
Постояв возле больного, уснувшего от долгой и мучительной головной боли, подошла к окну, оперлась плечом о стену, задумалась, погрузившись в воспоминания детства. Вздохнула, припомнив мальчика Стасика, носящего её портфель, серые лучистые глаза и мягкие сладкие губы, однажды вечером разбудившие в ней любовь.
«Так и не покинули сердца и памяти те первые ощущения ни на миг! И не покинут уже – сейчас поняла, посмотрев на другого возлюбленного. И его не забыть. И тебя, Стасик мой… Единственный…»
– …Лана?
Тихий низкий голос заставил вздрогнуть.
Обернулась, подошла к кровати, оробев, замерла от неожиданности: «Немного удивлённые, смущённые глаза. Спокойные и учтивые. Без малейшего намёка на радость или любовь!»
– Вы пришли навестить меня? Или к отцу приезжали?
– Я пришла к тебе, Энтони, – завела спокойный разговор, держа под контролем неприятное чувство разочарования: «Держаться!» – Как ты себя сегодня чувствуешь? К тебе долго не пускали. Все соскучились: мама, дети, Уилкс. Да и Сэму не помешает замена. Тебе от него большой привет!
Осторожно взяла мужскую руку и мягко пожала, сдержанно улыбнувшись в золото глаз.
– Спасибо всем. Я искренне тронут. Кто работает с Вами вместо меня на выездах? – попытался приподняться.
Метнулась, подставила подушки, придерживала большие плечи, пока медленно, борясь с головокружением и головной болью, старался присесть.
Рухнул обратно неловко и криво, задохнувшись от практически напрасных усилий и невыносимой боли.
Света долго поправляла, выравнивала, подсовывала. Справилась, вспотев и покраснев.
– Спасибо. Стало спине легче, – вздохнул. – По мне словно каток проехал…
Услышав, едва не закричала, но, ничего не заметив в его лице, с трудом задавила истерику: «Просто расхожая фраза. Расслабься».
– И не раз…
– Не мудрено – три месяца обездвижен был, – негромко и ровно говорила.
Мельком заглядывала в глаза: «Ни проблеска чувств, только неловкость, терпение и уважение. Майк это и предвидел, говоря, что ещё неизвестно, кто очнётся. Другой он». Сев на стул, вернулась к теме.
– Все тебя ждут. Никого не брали взамен. Сэм на наружной охране. Я почти не покидала дома: сначала последствия сложного перелома, потом не хотела ходить на костылях. Перенесла офис в комнату – контракт ждать не будет. Работаю с Люн, помогает мне. Даже на выставки не ездила – не хочу показываться не в форме. Выздоровеешь, тогда мы появимся на публике, как ни в чём не бывало, вдвоём: здоровые и красивые. Не знаю, правда, осмелюсь ли теперь сесть на велосипед?..
– Вы были на велосипеде в момент аварии? Ничего не помню. Не расскажите? Где это произошло? Кто ударил? Как меня выбросило через лобовое стекло, если всегда пристёгиваюсь ремнём? Вы как пострадали? Машины зацепили?..
Мучительно пытаясь вспомнить, сорвал сильную головную боль, схватился руками за голову, застонал, не сумев сдержаться при хозяйке.
Быстро нажала кнопку вызова персонала, стараясь всеми силами уследить за лицом.
«Господи, какая авария, блин? О чём ты, Тони? Ты что, ничего не помнишь? Вот это фортель! Кто ему сказал об аварии? Специально внушили? Зачем? Чтобы скрыть правду? Смягчить? Что? Ложь?..»
Воспользовавшись появлением медсестры, кинулась к Майклу.
– Майк! Какая авария, чёрт побери?! – вцепилась в обшлаг белого халата прямо в коридоре неподалёку от палаты Тони. – Что за?..
– Тссс! С этой мыслью он пришёл в себя, – зашипел.
Быстро затащил в кабинет, закрылся изнутри, зыркнув строгим агатом так, что сразу стихла, рухнула на стул и онемела.
– Мы не стали говорить правды, понимаешь? Почему эта версия событий родилась в его больной голове – один бог ведает, но именно она живёт и крепнет – пусть так и будет. Говори, что тоже не помнишь; в памяти осталось одно: выворачиваете на шоссе, удар и… темнота, – увидев вскинутую бровь и протестующий возмущённый огонёк в её взгляде, устало закрыл глаза. – Да, правда всплывёт со стороны, рано или поздно, но всегда можно истерию по поводу покушения списать на байки газетчиков. Три месяца – большой срок. Ещё пару месяцев ему будет несладко, а за это время история уляжется и в умах людей. Вы с ним держитесь этой версии: в вас кто-то врезался, когда выезжали с улицы на трассу; Тони больше пострадал – с его стороны был удар. На все просьбы парня о подробностях: «Не помню, не знаю». Стой на своём!
– Он словно чужой… – осипла, борясь со слезами.
– Значит, наши опасения подтверждаются: на первый план вышла другая сущность – второй Тони. Больше ничего не насторожило?
– Не успело – стало нехорошо. Ведёт со мной себя, как в самом начале знакомства: спокойно, отстранённо, уважительно…
Слёзы потекли из глаз на побледневшее личико.
– Не плачь и выслушай меня, пожалуйста, – вытер её лицо салфетками.
Рывком поставил на ноги, взял за плечи, смотря сверху в упор, не отводя взгляда, гипнотизируя и подчиняя, пугая и тревожа чувственными волнами, настоящими мужскими флюидами.
– Это же чудесно, что парень ничего не помнит! У тебя есть ещё один шанс начать всё с начала, Лана! Только подумай, а многим ли женщинам выпадал такой невероятный выигрыш: заново переиграть жизнь? Сызнова знакомиться, медленно сближаться, пробуждать в партнёре симпатию, видеть первые улыбки рождающейся любви, опять ощущать волны счастья и теплоты в теле, почувствовать таинство влечения и острого желания, волшебство первых касаний и поцелуев. Снова заставить парня влюбиться в тебя – это же настоящее чудо! Не раскрываясь перед ним, понимаешь? Используя прошлый опыт, вновь завоевать – высшая магия: ты его помнишь всего, до родинок, а он тебя нет! Тони вновь тебя полюбит, не сможет не полюбить, потому что там, на подкорке его мозга, записана память о вашей любви и той ночи. Вашей ночи. Раскроется ли она – никто не знает. Это может случиться и до новой телесной связи, и после неё, или никогда. Универсального ключа не существует. Рецепта нет ни у кого из смертных. Это игра разума человеческого, и он почему-то стёр эту страницу в его в голове, удалил, как помеху или по случайной ошибке. Тебе же бог подарил волшебную кисть – талант, так напиши новую любовь, художница! Тебе ли этого не уметь?
Поцеловал в уголок губ, смотря непонятным, почти незнакомым взором; чем-то волновал всё больше, и это «что-то» уже не имело никакого отношение к медицине. И даже к дружбе.
– Я бы многое отдал за такую возможность – пережить жизнь заново. Всё. Даже бессмертную душу.
Приникнув к мужской груди, горько заплакала, понимая и отрицая душой дикую ситуацию: «Любимый меня забыл! Но Майк прав: стану вновь возлюбленной. Ему не избежать моей любви. Нет. Не укроется Тони от моих губ и тела, обязательно вспомнит. Не сможет, будет помнить только новые чувства и жить ими».
…Ночью за плечо тронул Стив и, приложив палец к губам, тихо вывел Лану из палаты и повёл в дальнее крыло к боксу Тони.
– Он в галлюцинозном бреде: сидит и разговаривает сам с собой. Наберитесь мужества и послушайте. Не делайте глупостей – навредите его голове, понимаете? Просто сядьте и слушайте. Не плачьте, не говорите, не обращайтесь – Вы молчаливый наблюдатель. Я могу Вам доверять? Мне необходимо сидеть рядом, Лана?
– Нет. Я справлюсь. Идите спать, Стивен. Я позову Вас, когда пойму, что с меня достаточно. Клянусь. Спасибо.
…К ночи облака полностью рассеялись, и отдельная палата залилась серебристым светом полной луны. Жалюзи не прикрыли, и было довольно светло.
Света беззвучно скользнула в бокс, осторожно прикрыла стеклянную дверь, прошла в тёмный угол и села на кресло.
На кровати, спустив ноги на пол, сидел Тони, раскрыв широко глаза, странные и неподвижные, устремлённые на лунную дорожку. Сначала тихо что-то шептал, а потом всё яснее и громче стало проскальзывать слово «ромашка» на русском языке!
Затаив дыхание, напряглась и прислушалась. Никаких сомнений: Невидимка признавался ей в любви страстно и откровенно, со стоном и плачем, раскрывая истинную душу, ту, что днём была придавлена новой изменённой личностью. Не только любил свою русскую девочку, страстно желал, но и помнил все события тех роковых суток! Всё: вечер, ночь, пробуждение и само покушение. И звал её постоянно.
Памятуя о словах Майкла и Стивена, сдерживала дикий порыв вскочить, заплакать и кинуться в объятия любимого. Кусала губы и руки, зажимала плач и… продолжала сидеть в тени, слушая мольбы.
Через полчаса выскользнула из бокса, поняв, что не в силах сдерживаться. Боялась, что начнёт обнимать, захочет большего, а это может убить слабую психику больного.
«Не сейчас. Майер прав: ещё будет второй шанс на счастье, и я его не упущу. Ни за что!»
…Месяц приезжала на процедуры: массаж, солярий, лечебная гимнастика, тренажёры. И Тони.
Днём он по-прежнему становился бодигардом известной медийной персоны, идущим на поправку после аварии. Ни разу в его глазах не появилось и признака былой любви. Любил Лану, но сознавал, что она лишь клиентка, а такие чувства по отношению к «объекту» недопустимы, непрофессиональны и ничего хорошего не принесут: только душевную боль и потерю работы. Терять ни её, ни девушки не хотел. Любил молча, стоически мучась и переживая втайне, строго следя за лицом, боясь оскорбить чувствами славную, хоть и взбалмошную девочку-гения.
«Она имеет на это право: красива, талантлива, богата, знаменита. Непростым характером обладает – яркий показатель неординарности натуры и артистичности. Богема, одним словом. Знал, когда соглашался на работу. И все особенности темперамента тоже. Что ты, ragazzo*, влюбился – твои проблемы. Не смей лишний раз глаз поднимать! Терпи молча. Большой мальчик, – вздыхал тяжко. – Такие сладкие сны мучают!.. Тонкое тело в золотых брызгах веснушек, крепенькие грудки, теряющиеся под моими ладонями, тонкие ножки на талии и… огненное божество между ними… Il mio dio!** Это не сны, а мука! Как наяву всё видится и чувствуется. После них тело так горит, что голова взрывается дикой болью, и не сдержать крика. Лошадиные дозы наркотиков колют такими ночами. Громко кричу, видимо. Едва боли отступают, вновь вижу её обнажённой в моих руках, страстную и пылающую ответной любовью, дарящую такое наслаждение плотью и губами, что слёзы не удержать… Тихо, Тони! Это лишь сны, твои мечты. И только. Наваждение».
Если она долго не приходила, грустил, волновался, начинал спрашивать санитара Стива:
– Лана была сегодня? Как чувствует себя? Нет ухудшения здоровья? Что говорят врачи? Что с ногой? Лихача поймали?
Человек терпеливо отвечал, но ничего не знает об аварии – недавно переехал из другого города.
Энтони успокаивался и опять терпеливо ждал её прихода. Как только слышал звонкий голосок неподалёку, напрягался, замирал, усилием воли сжимал эмоции и… превращался в простого охранника, что так смущается приходу богатой клиентки.
– …Из оранжереи прислали – там начали цвести…
Нежно улыбаясь, поставила в прозрачную стеклянную вазу крупные ромашки, разливающие терпковатый запах по палате, мутя им разум больного.
– Ещё принесла пиццу – так захотелось! По дороге попросила папу купить. Горячая! – подала тарелку, глубоко заглянув в глаза, словно что-то проверяя или ожидая. – Салат? – голос погрустнел почему-то.
Заволновался, сжал под столом пальцы в кулак: «Расстроилась. Почему?»
– Жаль, вина нельзя. Отныне, табу для тебя, Тони. Прекращаю пить в знак солидарности!
Заметив его невольную улыбку, повеселела, вспыхнула личиком, засияла чудесными глазами, награждая и муча парня.
Безмолвно застонал, опустил взор на стол, стиснул зубы; сладко замерло сердце: «Красавица моя! Радость и боль…»
– Справишься или помочь? Не стесняйся – мне в радость!
Медленно сжал плохо слушающиеся пальцы на ломте лепёшки и попытался есть, пока девушка уплетала свой кусок пиццы, положив на него салат.
«Где я это мог видеть? В пиццерии? Не помню. Ну вот, всё-таки капнула на светлую водолазку! – подал автоматически салфетку и соль. – Да, и так уже делал. Когда? Стоп, не думай, а ешь быстрее. Она второй кусок доедает – объест! – увидев, как пальчиками шаловливо стащила кусочек румяной ветчины с общей лепёшки, еле сдержал улыбку. – Словно дежавю, ей-богу! Ладно, не думать. Позже разберёшься. И вспомнишь».
– Что съел бы на десерт, Тони? – задумалась. – Мороженое? Что-нибудь сочное? Грушу?..
Отрицательно покачал головой, поняв, что не может и пиццу доесть.
«Опять мутит. Сотрясение проклятое. Выздороветь быстрее и опять за тренажёры. Мышцы ослабли, вес сильно упал. Сколько времени понадобится, чтоб форму вернуть? Полгода? С головой непорядок. Проклятье…»
– …Вызвала врача…
Пробился её тихий голос в его сознание.
– Держись, Тони…
Последнее, что почувствовал перед тем, как отключиться, был нежный поцелуй в лоб и её пальцы на щеках.
– Я с тобой, моя Большая Невидимка…
«Почему создаётся впечатление, что живу не своей жизнью? Словно посадили в стеклянную банку и не позволяют выбраться на свободу: кормят, лелеют и ублажают. Всё в наличии, и так походит на правду, а чувство нереальности не уходит. Застекольная жизнь какая-то получается. Выздоравливай и выбирайся-ка на волю, Мэнниген. Хватит спасаться за стеклом мягкой, удобной и безопасной памяти. Пора выйти, оглянуться и разобраться с настоящей жизнью. Пора».
* …ragazzo (итал.) – парень.
** …Il mio dio! (итал.) – Бог мой!
Август 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/09/01/1181