Время действия - годы любви. Глава 4

Белый Налив
                4. Мир не без добрых людей


    Как только за старухой закрылась дверь, Настя бросилась в свою комнату и принялась собирать в рюкзак пожитки. Иногда, расщедрившись, Афанасий давал ей кой-какие деньги за хорошую работу.  Настя их не тратила, а складывала в небольшой сундучок, который хранила на дне шкафа, под бельём. Теперь она вытащила их, пересчитала: сумма небольшая, но добраться до тёти, маминой сестры, о которой не знал даже Ваня, хватит.
    Через полчаса она уже голосовала на дороге. Остановился какой-то грузовик.
    - Куда надо, красавица?
    - До города.
    - Садись. На развилке остановлю. Дальше до кольца автобуса сама дойдёшь.
    Настя забралась в кабину. Когда грузовик отъехал от села, она с облегчением вздохнула. Да, дорог ей был Иван, полюбить успела, но тот, кого под сердцем носила, был дороже.
    Престарелая тётя Агафья, старшая сестра матери, жила на окраине города в маленьком домике, в котором было две комнаты и кухня. Настя бывала у неё девочкой и едва помнила. Сейчас тётке пошёл семьдесят пятый год. Она страдала полиартритом и едва передвигалась по комнате. Насте она обрадовалась. Велела раздеться, указала на старый диван, где можно будет спать, и усадила за стол. Настя была очень голодна – позавтракать-то за хлопотами не успела! – и с удовольствием уписывала за обе щеки рассыпчатую картошку с селёдочкой и капустный салат. Потом пили чай.
    За чаем Настя рассказала Агафье о том, что с ней приключилось. Тётка поохала, поохала, а потом сказала:
    - Ну, что ж, будем жить вдвоём. Насколько меня хватит – помогу. Летом грядки прокормят, зимой – курочки, у меня их восемь, яички исправно кладут. Пенсия тоже есть, правда, небольшая. До родов протянем, а потом, когда малой окрепнет, на работу устроишься. Тогда полегче будет.
    Настя от души благодарила тётю за доброту и сердечность.
    - Да, - когда спать уже ложились, начала тётя. – Года мои большие, не ровён час – срок придёт. Ты тогда здесь не оставайся. Дом продавай, я тебе его отпишу - хоть и старенький, но что-то дадут, - и в лесничество поезжай, к моему хорошему знакомому. Я письмо ему напишу, и он тебя примет. Живёт зажиточно, всю жизнь лесником работает. Домину выстроил, а живёт один. Хозяйство есть, а грибов да ягод – видимо-невидимо. Опять же, из лесу то зайчатинки, то утятинки несёт. На зиму запасы делает сам, а ты ему в самую пору придёшься. Он ещё крепкий, хоть и немолод. Я лет шесть назад была у него. Он просил остаться, помочь ему по хозяйству, да я уж тогда не могла, болезнь сковала, не хотела обузой для него стать – вот и приехала назад, в свою развалюху. Ладно, давай спать. Ни о чём пока не думай, кроме того, как ребёночка выносить.
    Утром Настя встала и, не обнаружив тёти, взяла со стола записку:
«Настя, вот адрес человека, о котором я тебе рассказывала. Меня прихватило ночью. Сейчас «скорая» в больницу повезёт. Обещают подлечить. В холодильнике и погребе кое-что есть. Не пропадёшь. И деньги в комоде найдёшь на расходы. Не стесняйся, пользуйся всем, что есть».
    Настя спрятала записку, прибралась, сварила суп, полистала старые журналы. Потом села на диван и пригорюнилась. Вспомнился ей Иван, жаркие его поцелуи. Незаметно она уснула.
   
    Тётя вернулась через неделю. Действительно, держалась она крепче, чем раньше. Велела Насте к врачу сходить. Там она узнала, что пошёл третий месяц беременности.