Александр Черниговский
Освобождение
Неплохой денек, стоит заметить. Солнышко, травка зеленеет, люди снуют туда-сюда, смеются, едят сладкую вату. Наверно, это даже хорошо. Хотя, откуда мне знать.
Уже который день стою в этом парке перед своим столиком и жду клиента. Творческая барахолка – полезная вещь. Здесь никто не удивляется, какую странную вещицу может предложить неопределенного вида личность, и притом за сущие гроши. У других, к сожалению, дела шли лучше. Лотки и скамейки опустошались с завидной скоростью, и если б я мог, то, наверно, загрустил, даже взвыл от отчаяния. Но я спокоен, как удав.
- Здравствуйте. – Хриплый голосок оторвал меня от раздумий. Дама, весьма за сорок, мило улыбалась, рассматривая розовую коробку из-под туфель моей бывшей. – А что это у вас?
- Посмотрите, - ответил я. Первый клиент за эти дни, надо быть вежливым. И потому я натягиваю свою служебную улыбку. Пусть слегка приторно, но другой не имею.
Она медленно стягивает крышку красными коготками и ее глаза быстро ползут на лоб.
- Это… что?! – едва не вскрикивает дама.
- То, что есть, не больше и не меньше, - философски замечаю я и достаю сигарету.
- Оно… бьется…
- Да.
- Откуда оно? – Ее ноги едва не подкосились, и она облокотилась на всхлипнувший столик.
- От производителя, - усмехнулся я и оттянул край кожаной куртки.
Что она хотела там увидеть? Есть только перебинтованная грудь с подозрительными красными подтеками в области сердца. Не больше и не меньше.
- А-а! – рассмеялась женщина. – Хорошая шутка! А можно потрогать?
- Разумеется.
Блестящий пальчик потянулся к моим ребрам. Каким же стало ее лицо, когда повязка начала прогибаться – словами не передать. В конце концов повязка лопнула. Теперь ее рука была алой до самой кисти, а к горлу женщины подкатил здоровенный комок. Естественно, она убежала. Твою мать.
Щелкаю зажигалкой. Странно, что в таком состоянии я еще могу курить. И дышать. Вообще шевелиться. Ну что ж поделать, такова цена моего освобождения. От чего?
Как только встретишь представительного человека (мужчину, женщину – не важно), предлагающего что-либо за просто так – беги со всех ног. Бесплатный сыр только в мышеловке. А сыр сладок, ой как сладок – не оторваться. Вот только и мышеловка сама не шелками делана - перешибет хребет так, что не вырвешься.
И вновь ко мне подходит мой Надзиратель. Не знаю, как его звать, да и плевал я на него с высокой колокольни. В такую жару весь в черном. Штаны, пиджак, даже плащ и шляпа - чернее ночи. И черные очки на длинном бледном носу.
- Ну как торговля? - бесцветно спрашивает он.
- Как видишь, - сказал я, пустив ему в лицо клубок дыма. Хоть бы поморщился, гад.
- Думаю, не стоит говорить, что я предупреждал. – Он присел на скамью, под тень густой листвы. – Все ведь могло быть намного проще.
- Я не умею выбирать.
- Слушай, может, забудем обо всем, а? Не нравится мне, во что ты превратился. Ни семьи, ни друзей, на работу - и ту забил со всеми потрохами. Деградируешь.
- Какая разница? Сбережения еще остались, с голоду не помру. А как всучу кому-нибудь эту хреновину, так все и закончится.
- Зря ты так, это, все-таки, часть тебя.
- Кому какое дело? – Даже мне нет никакого дела. Это часть моего контракта – стать бесчувственной сволочью. Кто же знал, что настолько бесчувственной? Настолько, что не хочется жить. Но Надзиратель не позволит, а его Босс тем более. Слава богу, есть в любой писанине свои лазейки. Вот она, моя лазейка – лежит в гламурной обувной коробке, бьется и трепещет сама по себе, не засыхает.
- Почти что верно, - вздохнул Надзиратель. – И сколько ты так еще тут простоишь? Думаешь, эта барахолка чем-то отличается от других?
- Ты не поверишь – кардинально. Любую чертовщину можно сбагрить, стоит только подождать. Вон, например, видишь парня в бандане? Только что ворона ручного продал.
- Скорее отдал, - сказал он, глядя на бутылку пива в руке продавца живности. – Лучший друг оказался не друг. Друзья друг другу глаза не выкалывают. Ходит теперь, гордый, как пират, разве что без попугая.
- Тебе чего надо? – прервал его я.
- Мне? Ничего. Просто напоминаю, что все можно вернуть назад.
- Отстань, чудище. Как я вообще умудрился с вами связаться?
- Это уже не ко мне, Антон. – Надзиратель вздохнул, поднялся из блаженной тени и пошел к витым воротам парка. – Удачи.
- Тебя не спросили, - прошептал я вслед.
Полдня пустого ожидания, полпачки безвкусных сигарет в черной урне. А солнце и не собирается уходить. Половина продавцов с радостными улыбками неслись домой, с творческой барахолки к творческой жизни под гитару. А куда мне спешить? Неподалеку ларьки с шашлыками и шаурмой, синие кабинки за углом, да и народ не думает расходиться. Утомило.
Наконец, уже где-то под вечер, когда в парке не осталось никого, кроме влюбленных парочек, я уже думал возвращаться в свою берлогу, и там искать через интернет новую барахолку. И тут пришло мое спасение. Черно-рыжее поверху, черно-красное во всем остальном.
- Здравствуйте, - сказала готичного вида девушка, стрельнув живыми зелеными глазками из-под тонких очков. – Что продаете?
- Что есть, - безучастно отвечаю я и смотрю, как она смело срывает картонную крышку и берет мой товар в руки.
- Ух ты! – смеется она, начиная вальсировать вокруг моего столика, то и дело задевая его черными кружевами длинной юбки. – Бьется! Теплое! Прям настоящее!
- Понравилось? – с надеждой спрашиваю я.
- Отпад! – смеется она. – В самый раз для аниме-феста! Сколько просите?
И тут я впервые за много лет впал в ступор. Действительно, а сколько? Чего мне просить? Что мне взять у человека, чтобы пригодилось мне после смерти? Разве мне нужна плата за этот ключик к свободе? Нет, не свободе, вечному забвению. Но для меня все едино, я и сейчас не живу. Существую, как ежик в тумане. Иду по миру, слепой телом и духом. Не знаю, чего желать, не знаю, куда идти.
Да и что можно взять у этой чокнутой неформалки? Но похоже она счастлива, глазки так и блестят под линзами. А может, это просто отблески заката. Неважно. Насущный вопрос – какова цена?
- Молодой челове-е-ек! – Она щелкнула меня по носу, пытаясь привести в чувство. Черт, есть что-то в этой нагловатой счастливой ухмылочке. А может… Действительно, что мне терять?
- Один поцелуй.
Смеется, заливисто, ярко, так что все вокруг оборачиваются на нас, как на идиотов. Ну да, все мы по-своему идиоты.
- Что, правда? – спросила она, убрав с раскрасневшегося лица двуцветные косички.
- Не больше и не меньше, - отвечаю я.
Какое-то мгновение она теребит рыжий хвостик, и тут же бросается ко мне. Теплые губы впиваются в мою холодную плоть так сильно, что кажется, будто я чувствую боль. Нет, действительно, это настоящая боль! Я чувствую, как бьется мое сердце… у нее в руке, рядом с дырой в моей груди. Стучит все сильнее, меня бросает то в жар, то в холод, чувствую, как вытекает моя жизнь через сломанные ребра.
Я чувствую! Да! НАКОНЕЦ-ТО!!! Чувствую солнце, тепло незнакомки, не желающей оторваться от меня хоть на секунду! Господи, сейчас разорвется… сердце… мое… оно…
Наконец, все прекратилось. Из-под повязки в нее ударил багровый фонтан, и ужасный, черный холод охватил меня. Я падаю ей под ноги, и краем затухающего сознания вижу, как она падает на колени, пытаясь меня расшевелить. И сердце в ее руке бьется, все так же тихо и ровно, розовое и бессмысленное. Но я по-своему счастлив. Я ушел так, что не жалко, отправил в пустоту жизнь, которой не дорожил. И на секунду перед глазами мелькнули черные туфли и полы плаща.
И тяжкий вздох «Отмучался».