ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ЧАСТЬ-2 (продолжение)
«ПРЕДПОЧЁЛ БЫ Я СКОРЕЙ
БЕССМЕРТИЮ ДУШИ МОЕЙ
БЕССМЕРТИЕ СВОИХ ТВОРЕНИЙ».
Выявить психопатологические отклонения в личности Пушкина несложно. Труднее определить, как они могли повлиять на его творческий процесс?
Некоторые биографы полагают, что психическая патология поэта явилась благоприятным фактором для его творческих способностей. Раздражительность, приступы хандры и скуки, угнетавшие его весной, сменялись осенью гипоманиакальным состоянием подъёма, которое оказывалось благоприятным для творчества. Последнее вряд ли было возможно при полном душевном спокойствии. Почести, слава, безумства молодости, женская красота, увлечение картами и вином — всё это воспринималось им как источник внутреннего обогащения, как углубление его жизненных восприятий и повышения творческих возможностей.
Пожалуй, можно считать закономерным, что гений все душевные переживания, включая и болезненные, воплощает в своих произведениях. (Ряд таких примеров приведён выше).
Механизм самого творческого процесса отличался у Пушкина определённым своеобразием, о котором он написал так:
«Любви безумную тревогу
Я безотрадно испытал.
Блажен, кто с нею сочетал
Горячку рифм: он тем удвоил
Поэзии священный бред,
Петрарке шествуя вослед,
А муки сердца успокоил,
Поймал и славу между тем;
Но я, любя, был глуп и нем.
Прошла любовь, явилась муза,
И прояснился тёмный ум».
В октябре 1830 г. Пушкин написал несколько отрывков явно автобиографического характера. В одном из них содержится такое признание: «Когда на него находила дрянь (так называл он вдохновение), то он запирался в своей комнате и писал в постели с утра до позднего вечера, одевался наскоро, чтобы пообедать в ресторации, выезжал часа на три, возвратившись опять ложился в постелю и писал до петухов. Это продолжалось у него недели две, три, много месяц, и случалось единожды в год, всегда осенью. Приятель мой уверял меня, что он только тогда и знал истинное счастье». Вот она — Болдинская осень поэта!
Выдающийся генетик, занимавшийся одновременно вопросами механизма творчества, В. П. Эфроимсон считает: «Можно утверждать, что одной из биологических основ поразительного творчества А. С. Пушкина была волнообразная, сезонно поднимающаяся и падающая, но, в общем, огромная эмоциональность».
Пушкин не зря декларировал, что «Пока не требует поэта / К священной жертве Аполлон… / …меж детей ничтожных мира, / Быть может, всех ничтожней он». И всем образом своей жизни вольно или невольно стремился соответствовать придуманному им постулату.
Разве не Пушкиным написаны следующие строки, в которых гений поэта и «святость лиры» не мешают быть ему в «суетной жизни» грешным «ничтожным» человеком, как все?
«Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он».
То, что резкая неустойчивость психики и выраженная цикличность смены настроения поэта не могли не влиять на творческий процесс, вряд ли может вызывать удивление.
Наверняка случалось и так, что любимым местом сочинительства могла становиться и постель, «располагавшая не к работе, а к отдыху, к ленивой праздности и дремоте, в процессе которой поэт между прочим, шаляй-валяй, что-то там такое пописывал, не утомляя себя излишним умственным напряжением...
«В таком ленивом положенье / Стихи текут и так и сяк...».
Пушкин старательно поддерживал за собою репутацию лентяя и повесы, далёкого от мук творчества. Но мало ли каким хочет выглядеть гений в глазах толпы? Было бы ошибкой полностью доверять как современникам, так и самому поэту.
Скорее всего, распространённое мнение о том, что Пушкин писал легко и быстро, ошибочно. «Письма к друзьям он переделывал и переписывал по пять-шесть раз, а работа над стихотворениями растягивалась порой на недели, а то и на месяцы».
В сентябре 1835 г. поэт снова уехал в Михайловское с тем, чтобы «писать, писать, писать», так как осень всегда была традиционно самым плодотворным для него временем года. Но у него наступил творческий кризис. Из писем к жене: «Писать не начинал и не знаю, когда начну»; «До сих пор не написал я ни строчки».
Возможно «работать» ему и не хотелось, в чём тоже большого греха нет. Ещё Ломоносов говорил: «Музы не такие девки, которых всегда изнасильничать можно». Поэт и журналист А. Е. Измайлов пишет своему племяннику: «Видели его на ярманке в красной рубашке с косым воротом (обложенным золотым газом) и в таковых же портках. Перед ним и за ним были друзья его нищие».
Такого «простоя», как в конце 1835 г., с Александром Сергеевичем до сих пор не случалось. Он почти бесплодно провёл в Михайловском полтора месяца.
Мало у кого так резко бросается в глаза таинственность и противоречивость природы гениального творчества! Невольно подумаешь: гений от Бога! Убери фамилию, вычеркни знакомые с детства поэтические строки и останется малопривлекательная
для постороннего взгляда личность человека, страдающего мозаичной (смешанной формой) психопатией, в структуре которой сочетались и аффективно-лабильные, и истерические, и паранойяльные черты.
«Трагическая судьба поэта во многом была обусловлена патологическими чертами его гениальной личности, - утверждает Шувалов..
Разумеется, бессмысленно объяснять природу поэтического гения Пушкина его психическими расстройствами. Однако, последние не остались незаметными в его творчестве, повлияв как на содержание, так и на сам творческий процесс. И потому послужили одной из составляющих национальной пушкинской славы». (Шувалов А.В.)
Как мы видим, чисто психиатрическая оценка личности Пушкина доктором Шуваловым спустя 80 лет после публикации Минца, в основном, повторяет медицинскую или психоаналитическую точку зрения Минца и Сегалина.
Не буду останавливаться на богатой критической литературе, касающейся жанра патографии, это потребовало бы много времени.
Многие критики психиатрических патографий видят амбициозность и даже бестактность их авторов, «желание во что бы то ни стало произвести гениального поэта в душевно-ненормального, с непониманием и искажением его светлого образа».
Защитники настаивают на том, что в области научной психиатрии моральные аргументы неприменимы. Один из лидеров советской психиатрии, профессор П.М. Зиновьев, считал, что оценка личности Пушкина и изображение не только совершенств, но и слабостей великого поэта, делает для нас его образ гораздо ближе и понятнее и «нисколько не умаляет человеческого достоинства его личности».
Подчёркивая, что патографии предназначены прежде всего коллегам-психиатрам, специалистам по психологии творчества, биографам того или иного деятеля, видный учёный К. Ясперс писал, что «вполне адекватно воспринимать патографию может лишь тот, кто включает в круг своего чтения жизнеописания душевнобольных». Он же считал, что в патографический анализ литературных произведений «надо включать знатоков языка и языковых возможностей, причём таких, которые владеют понятийным аппаратом для соответствующего анализа».
Жанр патографии — биографии, в центр которой поставлена история болезни, — несмотря на критику, продолжает существовать, совершенствоваться и пользоваться популярностью, вновь завоевывая респектабельность под видом «медицинско-гуманитарного» исследования.
Очень хочется добавить от себя пожелание, чтобы патографическое произведение не было историей болезни в академическом понимании, чтобы в нём, кроме профессионализма и объективности, присутствовало уважение к личности и «тонкое чувство предела, за который не следует заступать».
Из огромного количества прочитанного мной материала об изучении психологии пушкинской личности особенно хочется выделить работы психиатра и пушкиниста Г. Я. Трошина (1874-1938), после революции жившего в Чехословакии.
В 1937 году в Праге вышла его книга «Пушкин и психология творчества».
Если советское литературоведение пыталось сделать из Пушкина провозвестника соцреализма, то для эмигрантской критики он оставался символом старой России, её духовности.
Большим достоинством Трошина как пушкиниста-нефилолога является его очень уважительное и квалифицированное отношение к литературоведческой пушкиниане. Трошин широко использует как классические труды литературоведов-пушкинистов, так и новейшие работы специалистов-эмигрантов тех лет.(А.Л. Бема, М.Л. Гофмана, А.В. Тырковой-Вильямс, В.А. Францева, В.Ф. Ходасевича и советских учёных – В.Я. Брюсова, В.В. Вересаева, М.О. Гершензона, Л.П. Гроссмана, Н.О. Лернера, Б.В. Томашевского и др.)
Исследуя психологию творчества Пушкина, учёный вместе с тем внёс большой вклад в изучение психологии личности великого поэта. Личностная индивидуальность Пушкина показана им в её противоречивости и неоднозначности.
Трошин снял с поэта диагноз «психопатия», оставив только «кризисы сомнений» — без которых, спешил он заметить, «не обходится ни один великий человек».
«Он как будто стремился усыпить прежние сомнения в здоровье Пушкина, порождённые свидетельствами о его бурном темпераменте».
«Изучение Трошиным пушкинских кризисов сомнения важно ещё и в том отношении, что вносит вклад в разрушение ложной идеи, согласно которой великий поэт представляется безудержным оптимистом. Книга Трошина убедительно показывает, насколько сложнее подобного представления была реальная личность Пушкина и его душевная жизнь. При этом Трошин всё-таки не склонен считать Пушкина представителем упадочнических настроений, болезненным ипохондриком». (Д.Н. Черниговский)
Окончательный вывод Трошина относительно душевного здоровья поэта таков: «Пушкин… пережил все кризисы: и юношеский, и типичный, и поздний, последний даже в повторном виде… В общем итоге, Пушкин, несмотря на то, что его сомнения доходили иногда до жуткого предела, всегда побеждал их. Иначе и не могло быть. При всех своих срывах, в глубине он признавал первоначальную чистоту души, чистоту, которую нельзя окончательно замутить: она не уступает ни заблуждениям, ни злому началу, ни растлевающему влиянию среды. Светлая природа Пушкина была сильнее тёмной…».
Эта работа профессора Трошина привлекла к себе внимание и получила высокую оценку как «значительное для своего времени достижение в указанной области в пушкиноведении».
Его оригинальное и глубокое исследование и сейчас, спустя десятилетия, представляет собой живое, хотя и недостаточно оценённое ещё явление в пушкиноведении.
Книга Трошина была посвящена вопросам о природе творчества, вокруг которых сторонники и противники Ломброзо, включая патографов, вели жаркие споры. Неожиданно для психиатра, Трошин уступал своё место эксперта в этих вопросах самому поэту. Делая вывод о том, что моральная чистота «служит неотъемлемым свойством гения», автор цитировал знаменитое пушкинское:
Гений и злодейство -
Две вещи несовместные.
Обращение Трошина к авторитету Пушкина, «оправдание» поэта в вопросе, который психиатры считали профессиональным, трудно объяснить чем-то иным, кроме всепоглощающего восхищения именем Пушкина.
Вспомним ещё раз слова Н.В. Гоголя о Пушкине:
«Даже в те поры, когда он метался сам в чаду страстей, поэзия была для него святыня, - точно какой-то храм. Не входил он туда неопрятный и неприбранный; ничего не вносил он туда необузданного, опрометчивого из собственной жизни своей; не вошла туда нагишом растрёпанная действительность. А между тем всё там до единого есть история его самого. Но это ни для кого незримо».
Пушкин, как любой гений, - загадка!
Учёные, занимающиеся проблемами психологии и психопатологии творчества и творческой личности, ещё не всё знают и не всё сказали о Пушкине, и хочется надеяться, что как психологам, психоаналитикам, психиатрам, так и философам, историкам, литературоведам и искусствоведам – всем, кому дорог гений Пушкина–поэта и человека, ещё многое предстоит открыть.
***
ПРОДОЛЖЕНИЕ В 9 ГЛАВЕ: http://www.proza.ru/2013/09/06/509
Источники:
1). САЙТ ПАТОГРАФИЯ http://pathographia.narod.ru/
2). Естественно-научные исследования творческого процесса:
http://www.characterology.ru/patographia/artists/?page=2
http://www.characterology.ru/patographia/artists/item_4366.html
Сайт создан при поддержке Российского гуманитарного научного фонда.
Проект №10-06-12131в («Естественно-научный (характерологический) подход к изучению творческого процесса: научно-информационный интернет-ресурс»)
3). Д.Н. Черниговский, Г.Я. Трошин, врач и пушкинист, вятский уроженец
4) Трошин Г.Я. , Пушкин и психология творчества. Прага: Общество русских врачей в Чехословакии, 1937
5). http://www.xliby.ru/kulturologija/klassiki_i_psihiatry/p6.php -Сироткина И.Е., Здоровье и болезнь Пушкина.