В одной квартире был письменный стол, а на столе стоял магнитофон. И вот однажды стол говорит магнитофону:
- Обиделся я на тебя, братец. Будь мои ножки на колесах, как у журнального столика в углу, ей-богу, укатил бы от тебя на все четыре стороны!
- А что же я такого наделал? – изумился магнитофон.
- Вести ты себя не умеешь, вот что! Сидишь верхом на моей спине и каждый вечер орешь свои песни, когда все порядочные люди уже легли спать. А я уже всё-таки не молодой, и таскать такого буяна на себе круглые сутки…
- Я не виноват, что меня сюда поставили, - начал оправдываться магнитофон. – А песни я пою не сам по себе, а только когда меня попросит хозяин квартиры. Сказать по правде, они мне самому нравятся далеко не все.
- Вот-вот, и на людей ты плохо влияешь! – продолжал ворчать письменный стол. – Уж поверь мне, братец, я кое-что в этом смыслю, мне ведь уже полтора века, не вчера родился. Люди изменились к худшему с твоим появлением! Раньше мою спину каждый день приятно щекотало спешащее по бумаге перо, или ее ласково укрывала собой раскрытая книга или развернутая газета. А теперь люди перестали читать и писать! Они только целыми днями пляшут под твои невменяемые песни с перерывом на сводку новостей, а новости одна другой ужаснее! Прямо под стать песням! Пока тебя не было, я жил себе спокойно, а теперь мне кажется, что вокруг меня всё горит огнем!
- Ну это… видите ли… современная молодежная культура, в общем… - смущенно оправдывался магнитофон. – Там как раз надо, чтоб были шум, движение и огонь… К тому же, я не уверен, что я вообще первый. Наверняка ведь до меня в этой квартире был кто-нибудь, кто исполняет музыку. Какой-нибудь там детекторный приемник… Или патефон. Наверняка, были. Вы же старый, Вы должны помнить.
- Хм, патефон! - фыркнул стол. – Никогда еще представителей богемы не впускали в рабочий кабинет! Здесь всегда было тихо! Только ты… Я не стану повторять, как я на тебя обижен! Слезай с моей спины!
- Я не могу: у меня нет ног, - ответил магнитофон. – К тому же, я на привязи: мой провод воткнут в розетку.
На это стол ответил полным презрения молчанием. Только потемневший лак на верхнем ящике выдавал, как он на самом деле был рассержен.
Прошло время, и хозяин квартиры затеял, как водится, генеральную уборку. По всем предметам в комнатах порхала тряпка, в воздухе носился запах моющих средств. Чтобы вытереть грязь и пыль со стола, хозяин переставил магнитофон на журнальный столик, тот, что на колесах. Но стол недолго радовался избавлению от беспокойного соседства: хозяин, собравшись снять паутину с потолка, встал на него ногами. (Потом стол жаловался, что за полтора века никто не позволял себе с ним такой бестактности, и слава богу, что носки у человека были хотя бы чистые…) Затем на стол поставили пластмассовое ведро с мыльной водой. (Он до сих пор вспоминает это как кошмарный сон: «В жизни не попадалось такого неприятного собеседника. Совершенно бескультурная девица!»).
После уборки перед столом замаячила надежда на перемену к лучшему: магнитофон не вернулся на него с журнального столика, но хозяин положил на письменный стол большой вебстеровский словарь английского языка. Словарь был тяжелый, в нем было много тысяч страниц, в первые дни у стола даже появились боли в спине, - но он твердо решил терпеть всё ради удовольствия иметь такого степенного ученого соседа…
Но его ждало разочарование. Во-первых, словарь не умел говорить на других языках, кроме английского. Во-вторых, он мог говорить только те слова и фразы, которые были записаны в нем, так что вместо настоящего задушевного разговора всё время получались какие-то шарады. В-третьих, словарь вообще не любил говорить. (Зачем попусту сотрясать воздух, если всё уже и так написано?) Он вообще был очень чопорный, этот словарь, настоящий сноб, общение с простыми смертными он считал ниже своего достоинства, ему больше всего нравилось гордо выставлять на всеобщее обозрение свою обложку, украшенную маленькими британскими и американскими флагами и позолоченными буквами, похожими на золотые пуговицы на мундире…
А магнитофон так и остался на журнальном столике. Они подружились и теперь вместе катались по всей квартире под веселое пение. Временами стол слышал звуки музыки и смех из других комнат. Сперва он вспоминал при этом невообразимый шум, стоявший в кабинете по вечерам раньше, до уборки, и радовался, что теперь это время прошло. Но потом он обводил взглядом темные углы кабинета (теперь по вечерам там никогда не включали свет), вдыхал пыль, которая опять мало-помалу начала собираться на нем, глядел на самодовольную громаду спящего словаря… И начинал тосковать, что не разглядел в прежнем соседе интересного, общительного собеседника, который великолепно разбирался в современной музыке, всегда был в курсе событий и умел внести оживление в любую атмосферу.
13 мая 2004, Рейкьявик