Головку сапога оторвало с пальцами

Лариса Прошина-Бутенко
                ГОЛОВКУ САПОГА ОТОРВАЛО С ПАЛЬЦАМИ

     Этот случай описан в книге В.Е.ГИЛЛЕРА «И снова в бой…» -  бессменного  начальника   сортировочного эвакуационного госпиталя (СЭГа) № 290 Западного, а затем – 3-го Белорусского фронтов.
   Госпиталь в г. Вязьме дислоцировался дважды; первый раз в 1941 году. Город был разбит вражеской авиацией, но кое-что уцелело, в частности, здание маслозавода и различные его вспомогательные постройки. В них и начал работать СЭГ. Осваивали также прилегающую территорию – строили землянки.

   Однажды начальнику госпиталя доложили, что скоро прибудет командующий Западным фронтом И.С.Конев.
   А дальше из книги:

   Генерал-полковник Конев приехал после обеда. Он заходил в операционные, в землянки, и с интересом смотрел, как гипсовали раненому бедро.
  Остановившись на платформе, он сразу же обратил внимание на то, что здесь одновременно разгружаются два поезда. Я сказал, что это не первый случай, когда нам приходится разгружать по нескольку поездов сразу (с ранеными).
   И, по чести сказать, я даже рад был, что Конев сам видел обессиленных от жары и слабости людей, лежавших в кузовах грузовых машин, на голых досках. Они почти не реагировали на приветствия маршала, не до него им было.

   Уже вечерело, когда мы подошли к новой столовой, оборудованной в одном из помещений маслозавода. За длинными столами, сбитых из простых строганных досок, сидело больше семисот человек.
   Командующий, не торопясь, проходил между столами, присаживался, расспрашивал раненых.
   - Ловко вы это придумали, - одобрил он. – Сколько же у вас здесь можно вместить людей?
   - Свыше тысячи, - ответил я.
   
   Конев перешёл к свободному столу, присел на край скамьи и велел подать ему обед.
   - Как долго пробудут у вас эти раненые? – спросил он.
   - Большинство – два-три часа.
   - А потом?
   - После сортировки, оказав первую помощь, отправим их лечиться в госпиталь для легкораненых или в госпитали тыла фронта, а небольшую часть – во внутренние районы страны.
   - И такой оборот раненых совершается у вас каждые сутки?
   - Совершенно верно!
   - Стало быть, к вам за месяц в среднем поступает приблизительно… - и Конев назвал цифру, почти не расходящуюся с фактической. – Сколько же вы отдадите обратно в войска? – спросил командующий подошедшего к нам в этот момент начсанфронта.
   - Не менее семидесяти процентов, товарищ командующий, - сообщил тот.
   - Это правильно. Нельзя отпускать с фронта людей, которые уже испытали самое главное – первый бой с врагом. Это лучшие солдаты!

   В одной из землянок маршал Конев остановился у койки раненного санитара и принялся расспрашивать его, где он был ранен, сколько вынес раненых с поля боя, выносил ли оружие спасённых бойцов.
   - Вот из-за оружия этого я и очутился здесь, - усмехаясь, ответил санитар. – Если бы не полез за ручным пулемётом, может, был бы цел.
   - Как же это случилось? – спросил Иван Степанович, усаживаясь на койку.
   - Да как вам сказать… - нехотя промолвил санитар. – Пополз я по овражку, только стал приближаться к раненому, а тут немец и давай жарить. Два раза я подползал, но добраться до раненого не мог. А больше ползти было некому, нашего санитарного инструктора ещё утром убили.
   Пришёл я тогда к командиру роты и говорю: «Помогите, товарищ комроты, огоньком фашистов подавить, а то кровью истечёт раненый». Он, спасибо, помог: поддал жару из миномётов.
  Я, конечно, снова пополз, добрался до раненого, наложил ему жгут. А когда стал прилаживать к волокуше его ручной пулемёт, вот тут меня и стукнуло.
   Чувствую – как-то сразу обессилел, но всё ползу назад и тащу бойца, хотя, что называется, из последних сил. Прополз немного, оглянулся и вижу: на одном моём сапоге головки нет – её оторвало с пальцами. Но раненого с пулемётом из опасного места я всё же вытащил.
   Выслушав санитара, Конев пожал ему руку и пожелал скорейшего выздоровления.

   Выйдя из палаты и оглядев наш «городок», командующий заметил:
   - Маловато у вас землянок, ещё бы штук двадцать.
   - Это они за неделю построили, товарищ командующий, - сообщил начсанфронта.
   - Вижу, что они недавней стройки. Но одному медперсоналу это дело не своротить. Скоро и белые мухи могут полететь, - заметил Иван Степанович.

   - Материалов я подкину, - предложил начсанфронта, - а вот строителей у меня нет. Разрешите, товарищ командующий, кое-кого из легкораненых использовать для работы в госпитале?
   - Это можно. Пусть здесь полегоньку помогают докторам. Надо же им как-то платить за лечение, - улыбнулся командующий.
   - Вот именно! – закивал головой обрадованный начсанфронта.
   - Подготовьте приказ об организации при госпиталях команд выздоравливающих, - распорядился маршал. – Да вагонетки бы какие-нибудь вам придумать для облегчения труда санитаров. Тяжело же сутками носилки таскать, руки пообрываешь…

   Носилки… Было бы хоть их вдоволь – бог с ними, с вагонетками, не до жиру сейчас; но и носилок не хватало. О них говорили каждый день, каждый час. О них строчили рапорты, звонили, слали телеграммы. Взывали, умоляли, требовали, просили, посылали «толкачей». Их мало! Их нет!
   Носилки нужны для переноса раненых между отделениями, для отдыха после операций и после санитарной обработки. Перекладывание раненых с одних носилок на другие мучительно.
   С утра до вечера только и слышишь:
   - Наши носилки новые, а ваши старые…
   - Наши носилки целые, а ваши рваные…
   - Наши носилки чистые, а ваши окровавленные…

   Но и это ещё полбеды. Самое ужасное, когда носилок вообще нет. На складах сануправления их тоже нет. Что делать? Санитарные машины и поезда не задержишь. Укладывать измождённых людей на солому? Не с ссадинами, не с ушибами и контузиями, а тяжелораненых, с огнестрельными переломами!
   Нужен был обменный фонд. Сверх имеющихся ещё требовалось восемьсот - тысяча носилок. На какие только хитрости не приходилось пускаться! Например, на палки натягивали волейбольные сетки, получались экзотические носилки.

… Конев своё слово сдержал, и вскоре нам разрешили сформировать команду легкораненых.
   Это была такая помощь, о которой мы и не мечтали.
   Пехотинец, бывший токарь, работал теперь истопником; бывший тракторист стал помощником заведующей пищеблоком – здоровой рукой усердно резал хлеб; сержант-радист, опираясь на костыль, старательно подметал пол в землянке…
    Многие оказались весьма заботливыми няньками и помогали медицинским сёстрам при различных процедурах. Обстрелянные, побывавшие в боях, они брались за любую работу, которая была им по силам.
   Некоторым раненым приходить запрещать в первое время работать – чтобы у них не возникли осложнения.
   Частенько видел я и в других госпиталях, как какой-нибудь боец, осторожно опираясь на костыль, разносил  кружки с горячим чаем своим товарищам, не дожидаясь просьб; другие подавали и убирали судно, давали попить воды…
   
   В самом конце войны, просматривая отчёт госпиталя, я был поражён количеством возвращённых в строй легкораненых. Почти дивизия! А ведь основной нашей задачей была сортировка. Но война вносила свои коррективы в работу фронтовых госпиталей.

   К середине сентября (1941 г.)персонал нашего госпиталя увеличился за счёт медицинских работников, пробившихся через линию фронта с территории, временно оккупированной врагом.