Каждый своими глазами

Галина Вольская
Где-то  в  семидесятые годы в  кинотеатрах шел двухсерийный французский фильм «Супружеская жизнь». Первая серия называлась «Марк», вторая – «Франсуаза».  Одни и те же события молодой семьи показывались сначала  глазами мужа, а потом жены. Причем серия «Марк» шла раньше, все уже посмотрели и дружно сочувствовали Марку, осуждая его легкомысленную и неверную жену. Просмотр второй серии мало что изменил в их убеждении.  Ну а те, кто по какой-то случайности посмотрели сначала вторую серию,  были полностью на стороне Франсуазы, умной и самостоятельной женщины.

МАТЬ.      И почему я тогда свою маму не послушалась, зачем сюда приехала? Она плакала, просила не уезжать.  А у нас  любовь-морковь… Он уговаривал, поедем да поедем.
Интересно кем же был мой отец? Высокий, красивый, грамотный, совсем на мужлана не похож.  Наверно, офицером был, воевал где-то. Приехал домой, а у жены еще ребенок без него родился. Он в Сибирь уехал. А моей матери 18 лет было, она неграмотная,  вышла за него, нас у нее пятеро, я старшая.   Потом  отец письмо получил: «Бросай их всех, возвращайся домой».
Меня в войну в 16 лет из дома забрали. Собрали нас 150 девушек из разных сел, пешком шли до Томска, сто с лишним  километров. Сначала хотели на фронт послать, учили,  как с оружием обращаться. Потом я в Томске работала… в бухгалтерии. Там с Павлом познакомилась.

ДОЧЬ.   Я же читала дневник отца: «Как все это нелепо получилось… Я совсем не собирался жениться…   Ребенок будет расти без отца…  Она некрасивая, но хорошая фигура…»
Речь у нее и сейчас не развита, говорит и пишет с ошибками. Мы с братом в школе учились, и она училась в вечерней школе. Потом финансовый техникум заочно окончила, ездила на сессии в Саратов. В Томске она сантехником работала, отец рассказывал. Я в детстве стеснялась, когда она ходила семимильными шагами и плевала во все стороны.

МАТЬ. 13 лет со свекровью прожила. А от золовки сколько натерпелась! То она брата со своими подругами знакомить пыталась. Кофточку один раз ее надела, что тут было! И врет все время. Я спрашиваю:
- Почему ты все время врешь?
- Я фантазирую!
И хохочет всегда громко, вызывающе. Умнота сплошная! Только и ищет, кто бы на нее работал!

ДОЧЬ. По рассказам отца и тетки жили они трудно в войну.  Муж у Зинаиды еще до войны умер, сын ушел из школы, стал работать.  Добровольцем на фронт пошел, потом в Томске дослуживал. Зинаида шила немного, комнату сдавали квартирантам, книги продавали. Павел ничего о предстоящей женитьбе не писал. Ждали его, надеялись, что с ним полегче будет. Они заходят грязные, черные от паровозной гари, у нее живот большой, вот-вот рожать, ни работы, ни специальности. Мать-то повернулась, заплакала и ушла.
Бабушка умерла, когда мне было 11 лет. Я ее плохо помню, все время чем-то занята, готовили в русской печи, топили дровами, стирали в корыте, воду носили из колонки на другом конце квартала. Год или два она жила у тети Нины в Средней Азии. Тетя Нина там работала медсестрой после окончания училища, вышла замуж за вдовца с девочкой, родился  сын. Они все сюда приехали, отец взялся дом перестраивать, вся родня помогала, а бабушка всех кормила. Вскоре после окончания стройки и умерла – инфаркт.
Тетя всегда веселая, песни поет, истории рассказывает, здесь она старшей медсестрой в детской больнице работала.  Муж вскоре умер от рака, одна детей поднимала. Нас, ребятишек, много во дворе крутится. Дрова привезут, долго ли нам по полену перетаскать, а одна бы она сколько времени возилась!

МАТЬ. С мужем-то мы и не ссорились, сорок лет вместе прожили. Идем иногда, у меня даже губы болят от поцелуев: «Павел, ну ты что!»

ДОЧЬ. Постоянные ссоры и скандалы. Каждые выходные либо у них гости, либо они в гостях. А потом начинаются «разборки полетов», на кого посмотрел, с кем станцевал. Она изводила его своей ревностью, он не выдерживал, убегал из дома: «Утоплюсь! Повешусь!» Я в ночной сорочке накидывала на себя что придется, бежала за ним, старалась успокоить. Он плакал пьяными слезами, жаловался на свое одиночество, говорил, что никто его не понимает. А она лежала на кровати, стонала и изображала сердечный приступ. Сердце у нее и сейчас в 88 лет здоровее многих.

МАТЬ. Нинка ему показала,  как самогон варить, потом он сам стал ставить и пить.

ДОЧЬ.  Водопровод проводили, потом газ, сюда бутылку, туда бутылку. Я тогда училась в Саратове. Приезжаю, они садятся ужинать, наливают по рюмочке.
- Что же вы делаете? К этому так быстро привыкают!
Отец отвечает:
- У меня же сила воли,   ты знаешь какая, как только что-то почувствую, сразу прекращу.
Матери говорю:
- Нужно настоять, скажи, что  не будем больше ставить и все!
- Как же, денег не будет хватать.

В один из приездов они оба напились. Очередная ссора, он убегает из дома, она ползет за ним на коленях, хватает его за ноги. Он вырвался, убежал, она «умирает»:
- Вызови скорую помощь!
 Фельдшер приезжает, осматривает:
- Зачем вы нас вызвали? Надо было в вытрезвитель звонить.
Утром я в бешенстве выливаю из графинов все, что нашла, пытаюсь разломать самогонный аппарат. Но я уезжаю, самогонный аппарат восстанавливается, снова налаживается производство.

МАТЬ. Нинка тогда соседку Гальку привела, а он ей прямо при мне: «Галя, я тебя люблю, давай поженимся»

ДОЧЬ.  Эти соседи из другого места сюда переехали. Старый дом продали из-за того, что невозможно стало там жить, Галина и там с соседом «крутила». А мать с ней подружилась, вместе на базар, вместе пироги печь, за Волгу их берут, в гости приглашают. Они и не вписывались совсем в их компанию, я удивлялась такой дружбе. А потом муж Гальки их вдвоем с Павлом застал. У матери дружба прекратилась, а отец продолжал туда бегать. Сунет в карман фляжку самогона и шныряет через калитку в заборе.  Ее муж Саня всегда выпить  не прочь.  Напьется и  ходит по улице, ревет белугой: «Галька моя на передок слаба!»
Тетя Нина позвонить по телефону  к брату  зашла, а у них ссора, почти драка. Дуся кричит: «Вызови милицию или Гальку приведи!»  Позвала Гальку, та пришла.

МАТЬ. Меня там и не было, когда все случилось.  А Нинка видела, что он мечется, могла бы хотя бы Сережу послать.

ДОЧЬ.  Личная жизнь ни у меня, ни у брата не сложилась. Я уехала из Коврова, потому что отец моего ребенка, отказавшийся от нас обоих, работал со мной в одной лаборатории, не могла я с ним встречаться каждый день и смотреть, как на него вешаются другие. А брат разошелся с женой, которая его никогда не любила, отбыл в Средней Азии условный срок за кражу с завода трансформатора и тоже вернулся домой.
Отцу удалось получить квартиру. Два жилья иметь не разрешалось, поэтому дом он подарил мне, зная, что Слава все равно все пропьет. Они с матерью и Славой перешли в трехкомнатную квартиру, я с сыном осталась в доме.
Только отец не мог жить без дома, самогона и Гальки. Он почти каждый вечер бежал сначала сюда, выпивал рюмку, две, занимался домашними делами. Мы тогда кроликов разводили, держали поросенка, их надо кормить, чистить за ними, резать, выделывать шкурки.
В их доме и на его работе (директор школы) и не знали, что он так пил. Пройдет мимо сидящих на скамейке старушек, а если сильно пьян, останется ночевать в доме.  Мать прибежит, наорет и уйдет в свою квартиру, а он здесь пятый угол ищет, то я его успокаиваю, то Галька. К тете Нине он уже почти и не заходил, не хотелось особенно сильных скандалов.  Брат тоже, как напьется, ко мне идет, права качать начинает, он тоже наследник, а дом мне отдали.
В тот день мне особенно плохо было, ночью почти не спала вместе с сыном, на работе похороны, дома опять отец пьян до невменяемости. Поссорились с ним, я ушла в дом и как окаменела. Он по двору ходил, как обычно, а потом вдруг стало очень тихо,  и заскрипела, открываясь,  дверь сарая.
Веревку я сразу перерезала,  тетя Нина с Сережей прибежали, стали делать искусственное дыхание, скорая помощь приехала мгновенно, ничего  не смогли сделать. У него не было никаких признаков удушья, видно отказало сердце, приступ стенокардии был до этого, он не отлеживался, встал на второй же день.

МАТЬ. Я о дочери думала, что может женщина сделать в частном доме, там мужские руки нужны. А мужчина себе женщину всегда найдет.

ДОЧЬ.  Сына она все время защищала, обвиняла отца в жестокости. Только отец до последнего продолжал работать, а Слава работать не любил, он или пил, или валялся с книжкой на диване. Пьяный становился совершенно невыносимым, старался поиздеваться, обидеть как можно больнее, зная особенно слабые места. Мог и ударить того, кто слабее его, отца боялся, а с женщиной, что же не справиться.
Она руку сломала со смещением, в больницу положили. Я бегала к ней в больницу, заходила в квартиру, чтобы прибраться и полить цветы, а там пьяный братец рычал: «Что тебе здесь нужно, еще украдешь что-нибудь!» Все ее запасы уничтожил за это время, а после выписки заявлял ей, что она ему мешает бабу привести.
Она на коленях меня умоляла отдать ему дом и перейти к ней.  Это она обо мне думала? Да нет, просто из двух зол выбирала меньшее. Он бы ее угробил, да и мне бы не дал  спокойно жить со своими пьяными набегами.

МАТЬ. Нинка ему дала умереть, слышала же,  что он упал, не зашла, ждала до утра.

ДОЧЬ. Они пили все ночи и грохотали в пляске сапогами над ее головой. И дрались, и падали. Сама-то она решилась бы идти к нему ночью, зная какой он, когда пьян?  Говорила, чтобы не звонили ей, не беспокоили ее. Подругу он нашел, которая пила еще больше, чем он, пропивали все, что осталось в доме.
Глаз ему в пьяной драке повредили, ударили по очкам, осколки попали в глаз. И голову пробили тоже по пьянке, Лидку делили. Он говорить не мог, в больнице лежал, потом речь восстановилась, но многие слова забывал. Руки дрожали, писал с трудом, но пить не прекращал.
Лидка где-то гуляла, он был один, в доме холодно, еды нет. У них АГВ стоял, всего-то надо было в бачок воды долить. Перерезал сначала вены, потом, судя по кровавым отпечаткам, выгнал кошку и собаку, закрыл щель под дверью в комнаты и открыл газ. Упал, потеряв сознание, сдвинул холодильник.
 Сосед утром дверь открывал, несколько дней в себя прийти не мог. Хорошо, что у него не было зажженной сигареты и выключателем не щелкнули, взорвались бы все.
Мать и милиции не хотела рассказывать о том, как он пил, нет он работал, все у него было хорошо.  Записку нашли: «Зрение все хуже. Работать не могу, писать не могу».

МАТЬ  Дом этот нехороший был, надо было его продать.

ДОЧЬ. После смерти Славы наследниками  оказались мать и  взрослый сын Славы, у которого имелся свой дом. Я просила не продавать, Алеша  на втором курсе университета учился, не успеешь глазом моргнуть, как окончит учебу и женится. Максиму долю мы бы постепенно  выплатили. Нет, уперлась. И продала-то за бесценок все той же соседке Гальке, к которой отец бегал. Та потом перепродала с хорошей выгодой, а мы на эти деньги только новый унитаз сумели купить, больше ни на что не хватило. Алеша женился и десять лет они с женой жили в подвальчике, где негде повернуться в доме бабушки жены.

МАТЬ. Алеше я такие сумки собирала! Он говорит: «Бабушка, куда мне такую тяжесть!», а я ему: «Своя ноша не тянет»

ДОЧЬ. Что мы ему в то время, в период перестройки могли собрать? Зарплату и пенсию месяцами не платили, я несколько раз место работы поменяла и на двух работах работала, чтобы вытянуть его и Павлика, тот только в школу пошел, учился в школе с продленным днем, была у нас такая.  Банки с овощной икрой Алеше давали, я в Саратов приезжала, у них есть нечего, шла на Крытый рынок, продавала ваучеры и покупала им еду. Он на квартире все пять лет жил, в общежитии жить было невозможно, со второго курса подрабатывать стал. А сумки с продуктами она сыну на пропитье тащила, туда можно было давать до бесконечности.

МАТЬ. Потом Павлик учился, ему давали.

ДОЧЬ. Здесь у меня уже было больше возможностей. Я вернулась в воинскую часть, оклад неплохой и пенсию начислили. Только ему эти деньги впрок не пошли, попал в историю, я была вынуждена взять ссуду, чтобы его выручить, три года эту ссуду выплачивала, вся пенсия на нее уходила. Павлик из университета вылетел, но сразу стал работать. Несколько лет работает практически без отпусков и почти без выходных. Никуда не ходит: работа, компьютер и все.

МАТЬ. Сестра вся в золоте приехала, хорошо живет, а у меня золота никогда не было.

ДОЧЬ. Сестра всего сама добивалась. Муж пил, она от него ушла, даже дом ему оставила, жила с матерью, ее дом перестраивала и обустраивала. У меня тоже никогда золота не было, для меня всего важнее были дети, я их хотела, для них жила.  Разменивала бы квартиру со Славой и жила как хотела, на золото копила. Нет, зачем-то ко мне приклеилась, диктовала мне свою волю и устраивала скандалы по  любому  поводу.

Да не говорю я ей ничего этого! Вот только тебе и высказываю, должна же какая-то отдушина быть. Кормлю ее, лекарства покупаю, убираю за ней.  А  она считает, что чуть ли не всех нас на свою пенсию содержит, все ей должны.  В любой разговор влезает, требует развлечений и жалуется всем на дочь. Постоянно про свои болезни рассказывает, как будто у меня болезней нет. Я ведь тоже давно пенсионерка, и кто из нас раньше умрет неизвестно, скорее всего, это буду  я.