Несбывшаяся Надежда

Валерий Латынин
НЕСБЫВШАЯСЯ  НАДЕЖДА

               
1

Алёшка первый раз гостил в областном центре после окончания седьмого класса. Вообще-то   он бывал в городе и раньше, то на экскурсии с классом, то с матерью по дороге на  курорт. Но вот так, чтобы несколько недель кряду, впервые. Его младшая тётя, или попросту Василиса, как называл ее Алёшка, недавно вышла замуж и перебралась к своему суженому  в город.

Алёшка всегда был в доверительных отношениях с молодой тётушкой, часто откровенничал с ней, рассказывал свои мальчишеские секреты,  которые никому другому  не мог открыть. Теперь же к этой давней привязанности прибавилось восторженное, что бывает  только в пору отрочества, восхищение тётушкиным мужем - Лёвушкой, так ласково звали его все близкие.  Был он атлетического сложения блондином, с крупными, волевыми и очень  привлекательными чертами лица. В недавнем прошлом  боксёр, гимнаст, пловец, человек весёлый и общительный, умеющий придать любой ситуации оттенок значимости и смысла. С первого же знакомства он стал Алёшкиным кумиром, примером для подражания.

Сначала Алёшка, как бесценный дар, принял Лёвушкины боксёрские перчатки и пудовую гирю. Он повесил в своём   сельском сарае мешок с опилками и молотил его до изнеможения несколько недель. Потом стал устраивать на лужайке во дворе  нечто вроде боксёрских  поединков, которые не однажды оканчивались банальной дракой. Но зато  в школе за ним прочно укрепилась репутация «первой перчатки»  и больше уже никто из недоброжелателей  не рвался выяснять отношения на кулаках.

После нескольких поездок в гости к новым родственникам Алёшка заболел городом. Как только мать, развязавшись с очередными экзаменами в школе, засобиралась на курорт, он заявил ей, что ни в Алушту, ни в станицу к дедушке с бабушкой не поедет, что очень хочет к Василисе с Лёвушкой.

И вот он в городе. Точнее в близком к центру пригороде. В частном доме родителей Лёвушки, поделённом на четыре квартиры, заплетённом  со всех сторон виноградными лозами и затенённом от жаркого степного солнца фруктовыми деревьями.

Алёшке приятно коротать вечера за большим столом, под раскидистым тутовым деревом в кругу дружной семьи во главе  с Виталием Николаевичем, в прошлом капитаном  дальнего плавания. Приятно чувствовать себя в ожерелье дочерей Виталия Николаевича - Инны,  Нади и Алины. Играть с ними в карты или лото. Слушать морские бывальщины. Ему понравилась многоликая и пёстрая толпа на улицах, беспрерывный поток приличных  автомобилей, автобусов, троллейбусов, перезвон трамваев, шум портовых кранов и шлюзующихся к причалу  речных и морских судов, свет неоновых огней. Во всём этом, как показалось Алёшке, был особый и ещё не очень понятный ему шик. Просто всё это было для него в новинку и потому не так монотонно и буднично, как в деревне.

Алёшка уже страстно мечтал поступить после восьмого класса в мореходное или художественное училище в этом городе. В какое именно, для него не представляло принципиальной разницы. Лишь бы на Приморском бульваре и неподалёку от полюбившихся людей. Хотя, если быть абсолютно честным, то Алёшку всё больше и больше привлекала средняя Лёвушкина сестра Надя. Она была старше Алёшки на два года и окончила первый курс кулинарного училища. Как и брат, активно занималась спортом - плавала и ныряла с вышки. Уже имела первый юношеский разряд и  несколько медалей областных спартакиад. Вся складненькая, с упругой смуглой кожей и почти всегда смеющимися глазами, с рыжеватой копной роскошных волос, она больше других сестёр волновала сердце скромного провинциала. Собственно говоря, она об этом не помышляла и, может быть, даже не догадывалась. Относилась к новоявленному родственнику, как к данности судьбы. Ну, есть и есть. Особых эмоций и симпатий не испытывала. Худой, длиннорукий, большей частью молчаливый, начисто лишённый присущей подросткам шаловливости, Алёшка, по всей видимости, поначалу     производил   на неё впечатление серой заурядной личности. Во всяком случае, она почти не обращала на него внимания, когда Алёшка заходил в её комнату, садился на маленький диван, сплошь заложенный подушечками с вышивкой, и молча внимал её милому щебету с подружками.

Алёшка тихо и ненавязчиво любовался ею из своего уголка и, хотя подружки заходили довольно часто   и были подолгу, он как-то никого из них не выделил  и не запомнил на фоне Нади. Она же вскоре обратила  на него внимание, ну, может быть, не совсем как на юношу, скорее  как на одушевлённую игрушку, которую должно использовать в ежедневных девичьих спектаклях. Её вдруг осенило, что негоже быть нерадушной хозяйкой, когда приходит гость, надо его принять по-человечески. И последовали уморительные сцены,  окрещенные Алёшкой «салатовыми». Теперь каждый его визит сопровождался угощением из экспресс-салатов, то есть, что на ум взбредёт. Это как у маленьких детей, когда они играют в песочнице. Девочки, как правило, что-то стряпают из песка, листьев, травы.  А потом «кормят» мальчиков. Вот и Надя никогда не спрашивала, хочет Алёшка есть или нет, тут же начинала суетиться вокруг него и выдумывать очередное изысканное, на девчоночий взгляд, блюдо.

Представьте себе угощение, украшенное виноградными листьями и зелеными ягодами, ромашками и фиалками... Надя была уверена, что они придают аппетитный вид её творениям. Каждый раз вдохновенно фантазировала в новой импровизации. Она, несомненно, была предрасположена к режиссуре, все без возражений  подчинялись её воле. И Алёшка, как ещё неопытный  актёр, покорно следовал  путем  её искромётной  выдумки. Наверное, при этом он выглядел  довольно забавно, поскольку одна из подружек, глядя на его старательные мучения за столом, однажды воскликнула: «Надюша, какой он миленький!». Надежда впервые внимательно посмотрела на Алёшку и блаженно улыбнулась, как будто хвалили её новую куклу или удавшуюся репризу.

Когда Надя выходила на улицу выгулять немецкую овчарку Урана, то прихватывала с собой Алёшку. Они шли по  Портовой улице  мимо Автомагазина, и, не доходя до бани, сворачивали налево в маленький, кривой переулок, спускающийся по крутому взлобку холма к рабочему причалу. Там на одном из пирсов, свободном от катеров и судов, они  раздевались  и прыгали в воду.

Алёшка, выросший на реке, плавал довольно недурно, а Надя - выше всяких похвал. Нырять и играть в догонялки, было ещё одним любимым её занятием. И здесь она тоже была ведущей. Алёшка только азартно следовал за ней, тщетно пытаясь догнать и поймать в воде эту юркую русалку. Лишь однажды он настиг её и непроизвольно коснулся купальника на груди, тут же конфузливо отдёрнув руку. Ему подумалось, что Надя обидится за это неловкое движение и перестанет шутить с ним, но она только заливисто засмеялась и обрызгала его россыпью капель с ладошки.

Пожалуй, единственным заметным достоинством Алёшки была начитанность. Как-то Надя застала его на скамейке в саду с книжкой в руках.
               
- Что читаешь? - поинтересовалась она.

-Гоголя, - тихо ответил Алёшка, внимательно глядя  в её смеющиеся глаза.

-Вот здорово, - искренне восхитилась Надя. - У него же столько страшных историй, аж жуть! Давай ты будешь по вечерам нам их рассказывать. Я обожаю страшные истории.

-Так вы же их, наверное, в школе проходили? 
         
-То-то же - проходили, думаешь, кто-нибудь дальше учебника заглядывал?  Сто процентов - никто.

              После этой беседы, помимо традиционных угощений салатами и купаний, Надюшка быстренько срежиссировала  вечерние страсти. И тут уж  главная роль отводилась Алёшке. Это были самые памятные вечера, самые приятные и томительные.

              После ужина, когда взрослые разбрасывали по убранному столу карты, молодёжь перемещалась в Надину комнату. Хозяйка садилась рядом с рассказчиком на диван, поджав под себя ноги, рядом на стульях и кресле, пододвинутых к дивану, в аналогичных позах размещались её сестры и подружки. Свет, естественно, не включали. Алёшка начинал  нагнетать страхи по Гоголю, а нередко и отсебятину нести. В комнату незримо просачивалась всякая нечисть: Вий, Панночка, вурдалаки, ведьмы, черти, лешие, водяные, повергающие чувственные души в невольный трепет и несколько наигранный испуг.

              Алёшка довольно быстро освоил новую роль. Начинал он всегда ровным и бесстрастным голосом, не реагируя  на любые реплики и вызываемые ими смешки. Поэтому в девичьей комнате быстро устанавливалась необыкновенная тишина, такая, что можно было говорить шёпотом и все с замиранием души, внимали ему. Шёпотом Алёшка говорил в самые напряжённые моменты, когда по ходу  повествования вот-вот должна была произойти  какая-то жуткая развязка. В это время Надя начинала жаться к нему, напрягаясь и внутренне трепеща. Она обхватывала Алёшку правой рукой за плечи, непроизвольно до боли впиваясь острыми ногтями в мышцы предплечья. Вторым предплечьем он чувствовал твёрдое еще недозревшее яблоко её груди. И от этого, а не от собственного рассказа, у него начинали «ползать мурашки по коже». В кульминационный момент Алёшка хватал Надю за коленку и выкрикивал какое-нибудь дурацкое слово, вроде «попалась» или просто рычал. Раздавался девичий визг.  Надя подскакивала и, как маленький ребёнок,  ищущий защиты, запрыгивала Алёшке на колени, прижимаясь к нему своим телом.

              Это была его первая сладкая мука и наслаждение от общения с девушкой. Восторг от произведённого эффекта, от Надиной  близости, от запаха её тела и волос переполняли его. О большем он и не мечтал. Да и на что большее может рассчитывать четырнадцатилетний паренёк?..

              Вскоре Алёшкин городской отпуск закончился. Возвращаясь с курорта, мать забрала его домой. Нужно ли говорить, что уезжал он с большой неохотой? Не было радости по случаю его отъезда и у Нади. Это событие нарушало придуманный ею сценарий, так интересно скрашивавший, в общем-то, однообразные городские будни. Она подарила Алёшке на память свой забавный снимок с живым медвежонком, где вышла очень непосредственной и естественной, наверное, потому, что не позировала, а была занята своим лохматым соседом. Алёшка долго хранил фотографию «под рукой», даже тогда, когда оказался за несколько тысяч километров от этого южного города.

II

На остановке «Автомагазин» из троллейбуса вышел высокий, подтянутый курсант военного училища с двумя курсовыми шпалами на рукаве кителя и значком перворазрядника на груди. Он неспешно обвёл улицу любопытствующим взглядом давно не бывавшего здесь человека и, расстегнув пуговицы мундира, направился к нужному ему дому. Подойдя к забору, выкрашенному зелёной краской, нажал на кнопку звонка возле калитки. За забором зло ощерилась и залаяла немецкая овчарка.

-Уран, фу! - окликнул собаку курсант, - забыл меня? Уран, Уранчик! Да не рвись ты, глупый.

На звонок никто из обитателей дома не вышел. Курсант откинул щеколду и толкнул калитку внутрь двора. Собака уже не рвалась на него. Она всё ещё лаяла возле своей будки, но уже не агрессивно,  да и короткая цепь позволяла гостю пройти вдоль дома вглубь двора.

В саду он увидел девочку лет пяти, катавшую туда-сюда детскую коляску с грудным малышом. Заметив пришедшего незнакомого военного, девочка остановилась и серьёзным тоном, сделав строгое выражение лица, спросила его:

- Ты кто?

Курсант улыбнулся и, поставив на дорожку свой небольшой чемодан, присел на корточки, чтобы быть на одном  уровне со строгой хозяйкой, попросил:

- Сначала скажи, как тебя зовут, тогда я отвечу, кто я.

- Р-рая, - старательно выговаривая, видимо, недавно освоенную букву «р», произнесла девочка.

- Теперь мне ясно, кто я, - продолжая улыбаться, проговорил гость, - я - твой двоюродный брат Алексей, а твоя мама Василиса - моя тетя...

- А мой папа? - неожиданно спросила Рая.

Вопрос несколько озадачил курсанта, но он быстро нашёлся:

- А твой папа Лёва - мой старый друг.

- Он вовсе не старый, а молодой, - поправила родственника разумная Рая.

-Конечно, конечно, - согласился приехавший. - Это так говорится - «старый», когда давно знаешь человека.

В это время на пороге новопостроенного флигелька внутри двора появилась Надя с ворохом постиранных пелёнок и ползунков в руках. От неожиданности остановилась, глядя изумлёнными глазами на нежданного гостя.

Курсант встал во весь рост, подошёл к порогу, и как-то загадочно улыбаясь, поздоровался:

- Добрый день, Надя!

 Ему было весело наблюдать калейдоскоп лихорадочных мыслей в Надиных глазах. Кивнув на его приветствие, она силилась вспомнить, откуда этот молодой человек её знает и, знает ли она его?..

-Короткая же у девчонок память, - продолжал интриговать курсант, - сама откормила салатами, а теперь не признаёт.

-Алексей? - неуверенно предположила Надя. - Неужели это ты?

-Я самый... Сейчас превращусь в вампира, - переходя на зловещее шипение, паясничал гость, - и выпью твою кровь…

Он устрашающе поднял руки с хищно полусогнутыми пальцами.

Но сзади его дернули  за штанину и звонкий девчоночий голосок прокричал:

- Не тлр-рогай тетю Надю!

Надя и Алексей весело рассмеялись, оборотившись к заступнице.

Алексей подхватил Раиску на руки, пытаясь обнять, но она отжималась от его груди своими ручонками и требовала:

- Пусти!

-Это мы раньше так шутили с Алексеем, - успокаивала племянницу Надя. – Правда, это было так давно, что я сразу и не узнала его.

Надя была в лёгком ситцевом халатике, местами мокром, и оттого ещё более обрисовывающем её пополневшую грудь, немного выдающийся вперёд живот. Бедра тоже несколько пополнели, округлились, подчеркивая в ней женщину, но от этого она не проигрывала в глазах Алексея. Только вместо прежней золотистой копны на голове он увидел перекрашенные и небрежно причёсанные волосы каштанового оттенка, корни которых выдавали свой натуральный цвет.

-В отпуск приехал? - наконец опомнилась от удивления Надя. - Вот Василиса с Лёвой обрадуются... Они на работе. Проходи пока ко мне. Подождёшь. Я что-нибудь перекусить приготовлю.

Она положила на скамейку мокрые вещи и повела Алексея в южную часть старого дома, запомнившуюся ему по первому приезду. Заметалась по комнатам, собирая разбросанные предметы женского туалета и игрушки. Эти игрушки, детская кроватка, стоящая напротив дивана, навели Алексея на мысли об изменениях в Надином семейном положении. Где-то глубоко внутри колыхнулось неприятное чувство ревности. Но Алексей не дал ему выхода наружу и спросил с наигранным мажорным видом:

-Тебя можно поздравить с удачным замужеством?
-Не с чем уже, - не отрываясь от своих забот, равнодушно проговорила Надя и добавила повеселевшим голосом: - Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах...

-Не понял...

-Да это так, анекдот один дурацкий... Разбежались мы в разные стороны. Вот только Игорек на память остался, сынок.

За столом, угощая Алексея традиционными салатами, только уже без зелёного винограда и ромашек, Надя рассказала, с каким трудом «перетащила» бывшего мужа из аэродромных техников в ресторан «Акация», где она до родов работала кондитером. А его неблагодарные родители  грызли её, требовали, чтобы сынок восстановился на вечернем отделении авиационного института и на работе. Нет, чтобы подумать - какая у техников зарплата? На что семью содержать? Муж «маменькиным сынком» оказался, сбежал за спину родителей.

-Ну и чёрт с ним, с бестолковым, - рассмеялась Надя с прежними весёлыми искорками в глазах, которые так понравились и запомнились Алексею с первой встречи.

Вечером было большое семейное застолье. С ухой и раками. С домашней наливкой и задушевной песней про чернявого Иванко. Свисавшую с ветки тютины электрическую лампочку атаковали глупые мотыльки и мошки, не ведавшие, что рвутся навстречу своей гибели. Алексей, немного раскрасневшийся от наливки, пел вместе со всеми и украдкой поглядывал на Надю. Она сидела за столом молча, сосредоточенно думая о чём-то своём, и кормила из молочной бутылочки с охрового цвета соской своего спокойного, мало реагировавшего на веселье, малыша.

Рая, успевшая подружиться со своим двоюродным братом, удобно устроилась на его коленях и вразнобой со взрослыми тоненько кричала: «Зачем полюбила чернявого Ивана?..»

Была душная июньская ночь. Алексей расстегнул ворот курсантской рубашки, снял галстук, но жара всё равно мучила его. Хотелось под душ или в реку.

-Может, сходим, искупаемся? - предложил он Наде, только что уложившей малыша спать и принявшейся помогать Василисе, убирать со стола.

-Давай, - согласилась она.

Через несколько минут они шли старым маршрутом к реке. Когда повернули в переулок, ведущий к причалу, Надя неожиданно перелезла через забор в чей-то палисадник и сорвала несколько гвоздик.

-Это тебе, - вернувшись к Алексею, протянула она цветы и добавила, ткнувшись губами в его щёку: - С приездом!

 Это было так неожиданно, что Алексей на какое-то время даже растерялся. А потом рывком прижал Надю к своей груди и ответил ей поцелуем в губы.

Обнявшись, они медленно спустились по крутой тропинке к деревянному пирсу. Разделись и опять обнялись, то тесно прижимаясь, то немного отстраняясь, чтобы в отражённом от воды звёздном и фонарном свете заглянуть в глаза друг другу. Потом Надя потянула Алексея к краю пирса, и они боком, одновременно свалились в чернильную темноту ночной реки.

Вынырнув на поверхность, она не пыталась уплывать от него, как прежде, а наоборот, двинулась навстречу Алексею, подставляя для поцелуев мокрое счастливое лицо, обнимая его наплаву то одной, то другой рукой. Их действия были похожи на танец в воде, на  движение пары рыб в брачный период.
 
Наплававшись вволю, они вскарабкались на пирс и вновь обнялись, трепетно соединяя губы. Широкая грудь Алексея вмещала едва ли не в два раза больший объем воздуха, и Надя начинала задыхаться от его долгого непрерывного поцелуя. Тогда она с трудом отрывала свои губы от его губ и непроизвольно выдыхала: «Ах», чтобы через несколько секунд снова мучительно сладко  задыхаться…

Домой они вернулись под утро, уставшие и блаженные, с трудом смирившиеся с мыслью, что им необходимо расстаться на несколько часов, чтобы, с уходом на работу взрослых обитателей дома, вновь соединиться в одно целое таинственной силой взаимного притяжения.

Надя оказалась трепетной и чуткой женщиной. Она моментально реагировала на малейшие перемены в настроении Алексея, делая всё возможное, чтобы он быстрее избавился от любых мыслей и забот, нарушающих гармонию их отношений. В ней поражала готовность всю себя без остатка посвятить любимому человеку, постоянно думать  только о нём, действовать всецело ради него.

Несколько дней Алексей и Надя буквально купались в блаженстве, никого и ничего не замечая вокруг. А потом над влюблёнными неожиданно мелькнула тень размолвки. Алексея навестил его земляк и сокурсник Анатолий Дудко. Анатолий знал неравнодушное отношение своего товарища к областной футбольной команде, выступающей в высшей лиге, и решил пригласить на матч со столичным «Спартаком».

- Ну, спасибо, Толя, - обрадовался Алексей. - На наших земляках спартаковцы не раз зубы обламывали. Наверное, интересная игра получится. Здорово ты придумал!..

- А что, по телевизору нельзя матч посмотреть? - неожиданно прервала его Надя.

Опешивший Алексей не сразу нашёлся, что ответить. За него паузу заполнил Анатолий:

- Так по телевизору разве испытаешь те чувства, что на стадионе?

- Вот-вот, - раздраженно ответила Надя. - О своих чувствах  заботитесь, а чужие вас не интересуют...

- Ну ладно, Надюша, не нужно наезжать на Толю, он ведь из лучших побуждений предложил, - заступился за сокурсника Алексей. - К тому же на каких-то три часа отлучусь.

- А потом - на две недели к матери. И на полгода в училище... - В её голосе чувствовалась неподдельная горечь и прихлынувшие слезы.

- Ну, будет тебе, разберёмся вечером, - успокоил Алексей.

- Чего это она? Как ворчливая жена расходилась, - поинтересовался Анатолий, когда они вышли за калитку.

- Не жена пока... - многозначительно протянул Алексей. - Но, может, со временем...

- Смотри, Алёшка, не попади под бабий каблук. Эта кошечка, похоже, с острыми коготками. Ишь  как охраняет свою собственность!

- Ну, ты тоже не прав с выводами. Это она от неожиданности так себя повела.

Особенно остро Надя переживала отъезд Алексея в деревню. Она будто под наркозом была. Медленно и рассеянно блуждала по комнате, совершенно без надобности перекладывала вещи с места на место. То вдруг бросалась к Алексею и принималась осыпать его лицо, губы, веки, волосы иступлёнными поцелуями, горячо шепча: «Миленький, не уезжай от меня так надолго. Для меня две недели - вечность, я  не переживу. Ну хотя бы ещё недельку подари мне. Никакая другая женщина не будет тебя любить так, как я. Ты сердечко моё разбередил. Слышишь, как оно из груди выскакивает? Послушай... Я и вправду умру, если ты не приедешь через  неделю».

Алёшка таял от её слов. Ему никто из девушек не говорил ничего подобного. Он верил её словам и чувствам. И ему было несказанно приятно чувствовать внутренний магнетизм их взаимно притягивающихся душ. Но в его душе имели место и другие привязанности - к родным и близким людям.

Надя в их кругу была очень важным, но не единственным звеном. И он не находил в себе той  жертвенности, обожания, сосредоточенности на любви, какие испытывала она. Он не мог, да и не хотел, быть рабом своей чувственности.

Обстоятельства не позволили ему выкроить для Нади просимую ею неделю. Он заехал к ней лишь на денёк, попрощаться перед отлётом в училище.

Надя была сосредоточенной и молчаливой. Беспечная улыбка с золотистыми искорками в глазах ни разу не осветила её лица. Она только время от времени внимательно всматривалась в Алексея, надеясь увидеть в нём что-то особенное, одной ей понятное. Может быть, то, что соединяло их ночью на пирсе. Алексей, совсем недавно уверенный в себе, ощущавший крылья за спиной, теперь не выдерживал этого мучительного вопрошающего взгляда и опускал глаза. Он понимал: курсантское бытие не позволяет ему в данный момент связывать свою судьбу с Надиной. А до окончания училища было ещё далеко...


       *   *   *

Больше полугода они переписывались. За милым и беспечным щебетом Нади о житье-бытье Алексей чувствовал глубокую тоску одинокой души, переполненной нерастраченной любовью. Потом письма  приходить перестали. От тётушки Алексей узнал, что Надю увёз на Кавказ симпатичный и пылкий «джигит».

Через несколько лет родные получили известие, что она скоропостижно умерла. В официальном медицинском заключении говорилось, что от сердечной недостаточности. Но Алексей не поверил этому заключению…