Эта картина находится в Третьяковской галерее. Написал её художник, имя которого вряд ли вам известно.Звали его Николай Густавович Шильдер. Вы знаете имя этого живописца? Почти уверен, что все скажут нет. И это очень жаль. Поскольку именно с картины этого художника началась вся Третьяковская галерея. Павел Михайлович купил её прямо в мастерской художника ещё и незавершенной. А было будущему собирателю картин русской живописи лишь 23 года. Кто бы знал, что последует за этим приобретением юного начинающего коллекционера.
Картина называется «Искушение». Я долго-долго стоял перед этим не очень большим полотном, всматриваясь во все детали живописного изображения,проникаясь трагизмом представленный сцены. И вот какие мысли навеяло мне увиденное.
В пространстве тесной каморки с низкими сводами, обставленной старой мебелью и наполненной запахами лекарств и сгоревшего лампадного масла, стоит девушка. Свет, проникающий в этот полуподвал через небольшое окно, едва позволяет разглядеть обстановку убогого жилища. Все в этом тесном пространстве, каждый предмет в нем вопиет об удручающей нищете. Белая блузка девушки сияет неправдоподобной, непорочной белизной во мраке полуподвала. Красота лица ее, отмеченное чертами высокой духовности и чистыми непорочными чувствами, никак не вписывается в мерзость всей обстановки и тягостной нищеты, обступающую ее со всех сторон. Справа за какой-то тряпкой-ширмой лежит, по всей видимости, ее мать, пораженная тяжким недугом. Слышатся ее слабые стоны. А слева мы видим старуху не то в чепце, не то красном платке. Слышится ее отвратительный скрипучий голос. Голосом, в котором одновременно слышатся и просьба и угроза, она взывает к чистому сердцу юного создания. Эта старуха-сводница предлагает продать единственное сокровище, которым располагает девушка: Богом ей дарованную красоту.
Что же это за насмешка такая. Да разве Бог создал это гордое, совершенное создание, с такими чудными чертами лица, с почти иконным изображением девы – Марии для того, чтобы опустить его чуть ли не на самое дно жизни. Какое поразительное, неправдоподобное и безжалостное противоречие.
Жуткая старуха, похожая на Бабу-Ягу, протягивает ей браслет и что-то назидательным старческим голосом выговаривает. А девушка, эта дева Мария, видя перед собой отнюдь не ангела, явившегося с благостной вестью, о чем она думает? Она в страхе, с расширенными от ужаса глазами резко отстраняется даже не столько от облика старухи, сколько от отвратительной вести, которую она принесла. Палец руки старухи указует в сторону двери, из которой вот-вот явится некто, чей щедрый дар жуткая посланница пытается властно всучить.
Одетая в элегантную перчатку рука этого некто, как пародия на невидимого бога-вседержителя, уже брезгливо и властно отстраняет матерчатый полог двери. И является этот некто не с целью приобщить деву к божественному началу, подобно духу святому, а с тем только, чтобы попрать эту земную красоту, хищно использовать ее плоть земную в похотливом томлении зова своей собственной плоти. При этом в отличии от духа святого, целью его сошествия в эту каморку является не создание бога-человека, а не более чем сладостный, страстный процесс его создания.
Эта мысль поразила меня своей новизной открытия. Я как будто споткнулся о нее, и далее логика её развития повела по ни разу не пройденному пути. И все на этом пути сначала выстраивалось в простой и единственно возможной последовательности, а потом к досаде логическая и понятная цепь начинала рассыпаться.
Что такое любовь, спросил я себя.Вот Позднышев из "Крейцеровой сонаты" не знал, что такое любовь. Есть два начала во всем живом мире, рассуждал я. Мужское и женское. И помимо всех прочих отношений между людьми вообще, наверное, самые главные из них - это отношения между мужчиной и женщиной. Эти отношения целиком и полностью относятся к области чувств.
И над всеми этими отношениями, этим взаимном влечении довлеет то, что мы называем нравственностью. Понятие о нравственности присуще только одному существу во всем удивительно многообразном живом мире. Человеку – единственно наделенному душой. И только ему во всей вселенной, у которого каждое его движение и желание определяется не только потребностью тела, но сознательно или подсознательно повелением души. А если это так, то что является нравственным вообще во всем богатстве отношений двух начал, вечно тяготеющих друг к другу?
И вот тут логическая цепь начинала рассыпаться впервые. Нравственны ли их известные отношения тогда только, когда целью их плотского соединения является сотворение новой жизни? А вот сознательно-бесцельное удовлетворение гормонального зова плоти – это бесспорно аморально и безнравственно? Нет, что-то здесь не так. Вот головоломка. Как трудно в этом разобраться. А разобраться надо.
Тяготение к противоположному полу есть. Оно заложено в нас Богом ли, Дьяволом, - неизвестно. Скорее всего, ими обоими вместе. Кто-то сочтет, что это сама природа вложила в нас это тяготение, не изобретя пока иного другого разумного средства продолжения жизни. Пока еще никто убедительно и окончательно не доказал, кто или что стало причиной того, что весь живой мир так поделился с вечным взаимным влечением одной половины к другой. И при этом породив основные чувства наших душ: любовь и ненависть. Да и вряд ли докажет. Но сейчас не это важно. Важно то, что оно есть, это тяготение. Есть тяготение – есть движение. Высшая цель этого движения – продление рода человеческого. Утверждение господина Позднышева из «Крейцеровой сонате», что, дескать, этому роду человеческому вовсе и не нужно продолжаться, - бред сумасшедшего, который и довел его до убийства.
И вот снова вопрос-подножка: если даже, пусть и Бог, вложил в нас это истинно божественное ни с чем не сравнимое чувство – любовь, почему он тут же и заявил, что человек, с «вожделением посмотревший на женщину, уже и прелюбодействовал с ней в сердце своем". То есть поддался искушению одного из самых главных грехов человеческих. Ну как же так получается? За что ж так премудрый и всемилостивый подверг нас столь мучительной и незаслуженной пытке поиску ответа на им же заданную абсолютно неразрешимую загадку.
Чувство, тяготение, любовь, инстинкт, зов плоти - назвать можно по-разному. Но все это либо есть, либо нет. И третьего не дано. Но почему только в мире людей всему этому взаимному движению ставится столько пределов нравственного порядка. Объект есть, но даже и смотреть на него нехорошо. И у меня внезапно появилось до смешного простое сравнение: добрый боженька подарил человеку конфетку. Но как только человек почувствовал сладостный вкус ее во рту, даже еще и не распробовав ее, суровый дедушка пригрозил ему тут же пальчиком. Нельзя. То есть, можно, но только при соблюдении некоторых условий, продиктованных велением души. Да еще и при том, чтобы ни на какую другую конфетку вовсе и посмотреть нельзя. То есть можно, но так, чтобы сладостный вкус во рту снова не появился. Да только как же это возможно, если тело мое, не спрашивая мнения души, выдвигает властно свои требования.
И тут же меня посетила и другая поразительная мысль: Если Бог-отец послал сына своего лишь на сорок дней в пустыню, сознательно подвергая душу его различным искусам, то лучшее и совершеннейшее творение свое – человека - он подверг тем же испытаниям не на сорок дней, а на веки вечные. За что ж такая кара? Человек, как и Христос, имеет двойную природу: телесную и духовную. Почему так жестоко и несправедливо в своих противоречивых потребностях человек навечно поставлен перед мучительным выбором, чьему желанию уступить: души или тела.
И тут к этой логической цепочке подцепилось новое звено: как же это так? Почему Бог, не учтя всю порочность человеческой им же созданной природы, не подумал о том, что если есть тяготение, если есть желание обладать другой своей половиной, значит, неизбежно между этими половинами возникнет известная схема: ты мне – я тебе.
И тут же я вновь оказываюсь в тупике. Как же Бог не подумал еще об одной простой вещи. Сближение, тяготение друг к другу происходит на основе весьма приятных сладостных ощущений тела и волнующего душу чувства. Чувства, именуемого любовью. Без этой основы и никакого взаимного движения не было бы. А конечной целью, по мысли отца-вседержителя, слияния двух начал является продолжение жизни.
Но человек разумный быстро про себя решил, что доходить до цели вовсе и не обязательно. Поскольку достижение цели может оказаться и несвоевременным, а то и вовсе не нужным. Но при этом, он столь же разумно быстро про себя решил, как бы втихомолку, в тайне от отца-создателя, зачем же отказываться от всех этих приятных ощущений души и тела, предшествующих рождению новой жизни. Нет, это глупо, неразумно, да и невозможно. Да и жизнь без всех этих ощущений вовсе уже, кажется, и не жизнь.
Но все это было бы только полбеды. Главная беда состоит в том, что эти приятные ощущения могут стать предметом особых отношений между половинами. Грубо, но и совершенно справедливо говоря, отношениями купли-продажи. Да еще и отягощенными в придачу сословными правилами, установленными людьми.
Замеченное тяготение к телу легко позволило однажды посмотреть на него в отрыве от души, как на обычный товар, имеющий свою цену, который можно на что-то в высоком или низком смысле обменять или даже откровенно продать. На пять минут или на всю жизнь. Иной раз даже и неосознанно. Говорят же, что вот, дескать, вышла замуж за старого и страшного, да хоть при славе и деньгах.
Как же так всевидящий не мог предусмотреть и предвидеть всего этого безобразия, творя из ребра Адама его вечную спутницу по жизни. Вот же оно подтверждение этой простой мысли, так бесхитростно и живописно представленной художником на картине. Этот некто, еще стоящий за дверью, именно за тем и пришел, чтобы по справедливости оплатить драгоценной безделушкой непреодолимое влечение к телесным удовольствиям, которые он, несомненно, получит от существа с ликом непорочной библейской девы.
И вот тут логическая цепочка стала рваться в очередной раз новым, ставящим в тупик вопросом. Торговать телом постыдно и безнравственно. Это нехорошо. Кто же спорит? А оставить без помощи самое родное тебе существо – это как с точки зрения нравственности? Беда и горе этой прекрасной девы - вот оно, за занавеской. Она страдает от полной невозможности прийти на помощь родному дорогому существу. А тут вот по правую руку, возможно, единственное решение и единственный вдруг представившийся шанс. Но какой ценой? В руке гадкой старухи, наверное, недешевый браслет. Продав его, можно достать деньги на нужное лекарство, да и не только. А, значит, и облегчить страдания, а может даже и спасти самого близкого человека. А иного другого способа достать нужные деньги нет. Но ведь ничто же даром не дается даже и в самых отчаянных положениях.
А что если Бог послал и это тяжкое испытание, дабы проверить неподдельную любовь дочери к матери, как он однажды испытал Авраама, проверяя истинное его отношение к себе. И доказать свою любовь вот прямо сейчас можно только одним способом - принять дорогой браслет в обмен на добровольное насилие над собой. И никак иначе. И что же все это такое: дьявольское искушение или наказание божье? Как отличить? Надо думать, что совершенно перед тем же самым искушением-испытанием прошла однажды и Сонечка Мармеладова. А потом Раскольников целовал ее, молитвенно преклоняясь в этот момент перед всеми страданиями человеческими.
Что же получается? На этой картине само воплощение Сонечки Мармеладовой. Можно не сомневаться, она совершит сейчас жертвенный подвиг, отдав с отвращением свою всеми силами сопротивляющуюся плоть совершенно незнакомому человеку, под воздействием не знающей компромиссов духовной любви к самому дорогому человеку. «Разве нормально это?» - спросил я себя.
И я вновь в который уже раз спросил себя: Любовь, так что же это такое? Есть ли это понятие чисто психофизиологическое, то есть ему есть материальное объяснение, или это совершенно духовная субстанция, неподдающаяся никакому объяснению вообще?
Точно так же, как не поддается объяснению вера в Бога. Любовь – это тяготение к чему-либо с относительной силою влечения. Но ведь тяготение не к любому же предмету, даже если иметь ввиду и человека. Даже и прежде всего человека. Ведь чем-то он должен же привлечь, зацепить, чем-то заставить зазвучать наиболее нежные и тонкие струны души. А еще немаловажный вопрос: тяготение к чему именно в человеке? К уму, к душе, к телу, или же в этот ряд можно равноправно поставить и простое, понятное желание устроиться с большим комфортом в жизни. Или даже во всей комбинации всех этих желаний. И какие из них чистые, а какие осознанно безнравственные, и есть ли в нас силы и способности отличить одни от других?
Одни вопросы. Бедный человек. Никогда ему не найти ответы на эти вопросы. Никогда. После этого со вздохом я отошёл от картины Шидлера "Икушение"