НЕУГОМОННЫЕ ТЁЩИ
В восемнадцатиквартирной хрущёвке мужчин осталось всего двое, то есть в двух квартирах, в каждой - по одному. Объективно сказать, был и третий, Анатолий, но он как-то подозрительно смотрел на всех, сбоч, его даже к стану мужиков не причисляли. Он тоже существовал, но о нём - отдельно. В остальных пятнадцати жилых помещениях когда-то жили мужчины, но российская загадка уже не загадка. Особи мужеского полу похарчились, проще сказать, вымерли. Большинство – от злоупотребления спиртным. Спились, значит.
Пили много и разное, причём, к всеобщему удивлению, никто из них себя алкоголиком не считал. Любовь к зелёному змию оправдывали разными причинами: кто «с горя» алкал, кто работу потерял (в основном, конечно, из-за того же самого зловредного пресмыкающегося гада), иные устроиться на новую службу не сумели (кому алкаши по душе?), у некоторых сила воли куда-то запропастилась; у толстяка из крайней квартиры бородавка не в том месте вскочила, поэтому не периодически, а без просыпу синтурил, ну и т.д. и т.п. Напивались в умат, в стельку, в лапшу, до поросячьего визгу, да мало ещё как, перечислять нескончаемо можно.
Причина всегда была начеку, а если таковая отсутствовала, на поверхности в наличии было «ну, побудем!». Собирались то за домом, то в гаражах, то на речку смоются, на лужайке за домом пристраивались: сначала ноги домиком, а вскоре и заваливались «с устатку». Понятно, что без тостов, - пьянка, поэтому старались тостировать, а если нет, то штрафное наливали. Так поочерёдно и поменяли белый свет на неизвестно что.
Эти же двое, Николай с Иваном, тоже когда-то сначала мало-помалу начинали. Элтэпэ давно нет, они мало кому помогали, эффективность не та и правители, недолго поразмышляв, их закрыли. Так вот, эти последние могикане, можно сказать, сначала просто выпивали, а следом пили, ещё чуть и похерились бы аналогично, если бы мозговитые вездесущие тёщи вовремя не подсуетились…
Николай работал на производстве. За неадекватное поднятие духа во время работы его последний раз предупредили об увольнении за прогулы, но тут…
Пришёл он с работы. Уставший, злой. Знал, что у тёщи спрятано. Стал искать. Под кроватью нет. Столы, диван-кровать сдвинул, кое-что по пути наизнанку вывернул – тоже нема. Под ванну, под унитаз заглянул – бесполезно. Ещё раз голодными глазами придирчиво свод комнаты осмотрел:
- Господи, помоги отыскать заветную! – глянул на иконостас и обомлел.
За старинной притаилась заполненная на 2/3 неопрятная четвертинка. Наколай подкрался, схватил родимую и смачно залпом выпил, не успев (для полного удовольствия) занюхать корочкой: в прихожей застучала благоверная. Порожнюю бутылку скоренько спровадил на историческое место.
Вошла жена. Засуетилась, забегала, ужином стала угощать, пока ещё, как ей казалось, трезвого муженька, «может сегодня удержу, не напьётся на полный желудок». Николай, получив дозу и ужин, к мужикам и не думал собираться. Чуть качнувшись, довольный собой и наладившейся жизнью, вышел из-за стола, удовлетворённо крякнул, икнул даже и направился привычной дорогой к голубому экрану, осторожненько так улёгся, нагло улыбаясь и незаметно, исподтишка косясь на супружницу. Надо заметить, что как только он довольный жизнью и судьбой, крякнул, жена напряглась, подозрительно глянула в его сторону, ничего не сказала. Включив приглушённо телевизор, глава семейства начал весело и даже счастливо придрёмывать, весьма благодарный сжалившейся над ним, теперь счастливой судьбой.
В дом тупоного прошмыгала тёща. Заглянула к любимому зятю. Он (ещё раз стоит заметить), премного довольный сложившимися обстоятельствами, ухмыляясь, посапывал, не подавая признаков жизни, пока никто ни о чём не дознался. Женщины сели за стол на кухне.
Перемолвились о том, о сём, а через паузу тёща и спрашивает свою дочку, его жену, значит:
- Нин-к, ты четвертушку за образом не трогала?
- Да нет, на кой она мне сдалась? А что там у тебя?
- Настойка с мочёй в четвертушке стояла, научно сказать - уриной, для очищения организма. Реклама по телевизору была, я изготовила. А сейчас глянула, - ничего не осталось! Иль испарилась, иль вылакал кто-нить! Никто не заходил?
- Не видала. А моча – то чья?!
- Да моя, чья же!? Только своя урина лечить, так вроде рассказывали.
Николай к диалогу стал прислушиваться уже с первого слова, даже звука. Мало ли что, может, бечь придётся! С каждым словом ему становилось всё муторнее, всё дурнее. Как только дошло до мочи, замутило наглухо. А когда услышал, чья была моча, неведомая сила с шумом приподняла с нагретого места. Он шементом выскочил на улицу и его громко вырвало.
Рвало Николая ровно две недели. Как вспомнит, чью урину выпил, его тянуть начинало. На тёщу глядеть вовсе перестал, хотя и раньше взгляд на старушке не задерживался.
С тех пор его пьяным никто не видел.
А другому трезвеннику, Ивану, пришлось даже, в некотором роде, свободой поплатиться. Мать его, как он называл, «жонки» прослышала, что у пьяниц часто галлюцинации бывают. С утречка, в субботу, на базар сбегала, карасей купила. Хорошеньких, больше ладошки. С бадуна зять утром должен был проснуться, на двор выйти. Тёща подсуетилась и разбросала карасей по огуречной грядке.
Ваня вышел, с удовольствием потянулся, распрямился, глотнул свежего воздуха и почуял рыбный дух. Глядь, в огуречной грядке - караси. И на листьях лежали, и за батву зацепились, парочка на земле валялась. Некоторые подпрыгивали. Иван подумал, - «вернусь за чашкой, соберу, жарёху сотворю». Убежал за посудой. А когда с чашкой возвратился, карасей не оказалось на прежнем месте. Иван удивился, внимательней осмотрелся, а их нет, как и не было, но рыбный запах продолжал витать в воздушном просторе.
Иван пуще удивился, там и сям батву откинул, - бесполезно. Мысль о находке не покидала Ванька. Через некоторое время, он, крадучись, снова пошёл к грядкам. Караси подпрыгивали как ни в чём не бывало, только расположились несколько иным порядком. «Перестроились»,- подумал Иван, и, не теряя ни секунды, спёхом кинулся за посудой, что б всё ж собрать добычу! Когда же вернулся с кастрюлей, ни одной рыбки и в помине не было!
Обескураженный Иван с кастрюлькой в руках начал орать, рассказывать сбежавшимся людям, что на огуречных грядках видел рыбу, натуральных, настоящих карасей. А сейчас их нет!
Покраснел весь, руками машет, ошалело оглядывается. Люди обеспокоенно стали переглядываться, сочувствовать его горю… Вызвали скорую помощь. Он подробно рассказывал доктору где рыбу видел, сколько её было, и что чувствовал её запах. Остервенело настаивал на своём. Медикам ничего не оставалось, как поместить его в психиатрическую лечебницу.
Лежит Ванятка на излечении квартал, полгода, седьмой месяц пошёл. Вызывают пациента к врачу. Психиатр который раз начинает проводить обход-опрос. Как да что. Выясняет, вылечился ли горемычный. Про рыбу ненавязчиво так, вновь аккуратно спросил. Иван вспоминает события и не может против совести пойти, сказать неправду, что ошибся он. Видел ведь, чувствовал. Продолжает настаивать на присутствии в тот день и час карасей на грядках. Доктор помаялся, помаялся, «рановато выписывать, болен ещё пациент».
Лечат следующие три месяца.
Сиделками в палате не только молодые женщины работали, но и старушка одна. Видать, имела опыт нелёгкой тёщинской судьбы и свирепой свекурвы. С больными была вежливой, помогала чем могла, про жизнь распрашивала. Дошла очередь разговориться и с Иваном. Спросила, как да что. Иван рассказал, не таясь, с кем живёт, как в больничку попал, при каких обстоятельствах. Догадалась нянечка, что с Иваном стряслось и подсказывает болезному:
- В следующий осмотр ты врачу не говори, что рыбу в огурцах обнаружил, иначе тебя отсюда до-о-о-лго не выпишут. Скажи, что не было никакой рыбы. Ошибка, мол, вышла. Выпишут тебя сразу и, глядишь, домой прибьёшься. Сколько можно с дуриками маяться ни за что ни про что?
Так он и сделал. Когда комиссия заседала, сказал, что всё выдумал, не было никакой рыбы. Ему тут же выписной эпикриз распечатали и вернулся домой Иван как новенький. С тех пор не пьёт, даже курить бросил.
Вот во всём доме два нормальных мужика и живут. Они сами и люди свет увидели. Как вспомнят Николай с Иваном про водку, тянуть-мутить начинает: одного от мочи старческой, другого от запаха рыбного, ставшего ненавистным. Иван на рыбалку, где его раньше иногда наблюдали, ходить перестал, в сторону реки не смотрит. Оба не пьют, не курят и другим не советуют.
А вот Толянова тёща такую чепуху сотворила, сама осталась не рада. Анатолий сильно тихую охоту уважал. Уйдёт грибы собирать - нет и нет его. Сам свежим воздухом дышал и домашним давал отдохнуть от него. Принесёт грибочков разных корзины две, даже с привесом в виде заполненной уловом завязанной рубахи, переброшенной через плечо, семья вычищать их из сил выбивается. А когда приготовят, сварят там, обжарят, потушат, посолят, тёща Анатолия же, первого, и зовёт отпробовать:
- Толькь, а Толькь, иди грибочков откушай.
Он покорно, словно молодой барашек, идёт откушать. Если часа через три-четыре с ним ничего не случается - живой - остальные домочадцы тоже садятся грибочков отведать. Все привыкли, что подопытным кроликом Анатолий является, и уже на его, иногда явное нежелание, внимания не обращали. Хочешь, не хочешь, пенки снимать ему приходилось.
Неделя закончилась тёплыми дождями, солнышко согрело землицу, разморило. Грибочки стайками выстроились. Анатолий "накосил" две ёмкие корзины. Еле домой донёс. Грибы мелкие и крупные, ядрёные: белые и подберёзовики. Один к одному. Мяса не надо.
Красота, глаз не отвести. Наварили и нажарили. Тёща, как обычно, позвала любимого зятька грибков откушать, а сама к соседнему дому к бабам на скамеечку уплелась. Часа три языками прочесали, тут она и говорит дочери:
- Пойдём, Зойкь, грибы кушать, почитай, пора уже!
Обе направились в сторону своей квартиры.
Анатолий, наевшись грибов, решил прилечь отдохнуть. Не спалось. И пришло ему на ум над домочадцами подшутить, особенно над сварливой продуманкой тёщей. Увидел в окно, что его «девки» возвращаются, брызнул в рот шампунь, лёг на пол и пузырящуюся пену выпустил изо рта. Тёща степенно вошла в комнату первой и обнаружила неподвижно лежащего на полу зятя с пеной у рта. Обе в голос завыли. Тёща схватила сберкнижку и ну тикать из собственного дома. Орёт на весь базар:
- Ему уже ничем не поможешь!
Дочка зачем-то зубную щётку схватила и тоже наутёк припустилась. Выскочив из дома, рассредоточились: полетели в разные стороны, крича на ходу нечленораздельное. Люди поняли, однако, что:
- Толькя погиб нежиря век, концы отбросил, поздно хватились!
Случившиеся неподалёку стародавние соседи из углового дома Марианна с Клавушкой решили самолично достоверно убедиться: не верь ушам своим! Они знали, что казака смекалка во всяком деле выручает, а казаком быть – не разиня рот жить. Зашли в квартиру. Никого нет. Зовут:
- Толян, а Толян!
Анатолий в это время смывал с себя пену, да никак не отмоется от противных, скользких, липких пузырей! Выхлестал воды больше ведра, а отмыться не может. Запенился до пупа, а ещё больше промок по самое не хочу! Понятно, что переборщил. Вот оказия, сам не рад. Хотел подшутить маленько, а получилось, что весь улус переполошил!
Сочувствующие присели за стол на кухне, погутарили, посмеялись и собрались расходиться. Глядь, дверь потихоньку отворяется. Заходит жена с соседкой, за ними - тёща. У жены в руке предмет острый, подозрительный. Анатолий с перепугу подумал: «зарежет!». Бледная жена молча отнесла зубную щётку на место:
- Больше так не делай. Никогда.
Зловредная тёща, проходя мимо пострадавшего, пристально посмотрела в его расстроенное лицо с растерянными глазами, и сквозь зубы, нараспев, задумчиво выговорила:
- Су-у-у-ка.
Слегла после этого недели на две, а когда оклемалась, снова за своё, только зять больше не сопротивлялся.