ГРОЗА
Рассказ
- Опять шары свои залил!? - шумит баба Анна на моего отца, ловко
орудуя ухватом около русской печи. - Чего припёрся?
- Шурку отдай, - бормочет отец пьяным языком. Он ещё в сенях шёл -
шарахался и топал, - а я уже знал: кто это идёт, и спрятался на печи за
дедушкин тулуп.
Отец догадывается, где я прячусь, и проходит вперёд. Но не тут-то
было! Бабушка так смело и уверенно наставляет на него горячий ухват,
как ружьё - она только что чугунки в печи расставляла - и так решительно
идёт вперёд, что отец отступает, запинается об мои сандалии у порога,
чуть не падает, но упирается рукой в дверной косяк.
- Пьяному - не отдам! Проспись сначала! Пшёл отсюда! - ругается
баба Анна.
И отец уходит! Но прежде - зачем-то? - с обидой и злостью пинает
мой сандаль, об который запнулся, и тот летит под стол.
Гроза прошла, но мне страшно. В груди так часто и больно прыгает
сердце, что слёзы сами застилают глаза. И я с головой накрываюсь
тулупом, тихо плачу.
А потом заходит с работы за мной мама. Она с бабушкой о чём-то
долго разговаривает; мне даже кажется, что они ругаются, потому что
мама стаскивает меня с печи, и я вижу, как расстроено её лицо и влажны
её глаза.
Мы идём домой, мама крепко держит меня за руку и тянет за собой.
Она торопится, но я не успеваю ни идти, ни бежать за ней: ноги заплетаются,
я запинаюсь и часто падаю. У меня болят сбитые коленки, но я терплю и
не хныкаю: знаю, что маме и так плохо. Наконец, она берёт меня на руки
и несёт, хотя я уже "большой" и не люблю, когда меня "нянчат" как
маленького. Но на этот раз я не сопротивляюсь, потому что мама спешит.
Мы идём через лес. Вверху над нами сильно шумит, но внизу ветра нет.
Уже сумерки, темнеет. Но я ещё не догадываюсь, что нарастающий шум
происходит не только от ветра, но и от дождя. Скоро и на нас посыпались
крупные капли, и листья на деревьях намокли и заблестели. Сразу стало
холодно и сыро.
Мама накрывает меня своей кофтой и платком, и крепче прижимает к себе.
Мы уже почти вышли на опушку леса и нам остаётся перейти картофельное
поле, за которым виднеются тёмные и мокрые крыши бревенчатых изб, когда
началось... Ярчайшая вспышка ослепила глаза, и небо оглушительно
треснуло. Удар был такой, что вздрогнул не только воздух, но и земля,
и деревья, и мама. Она даже ойкнула с испуга, и ещё сильнее прижала
меня к себе; и всё старалась накрыть меня с головой своей кофтой. А
сверху уже посыпались на нас маленькие мокрые льдинки, а вместе с ними -
рваные, зелёные клочки листьев, даже целые ветки. Вокруг поднялся
такой шум, что я закрыл глаза от страха и сжался в маленький комочек;
а нас било и хлестало нещадно, и враз стало холодно! А небо сверкало,
грохотало, разрывалось на куски.
Мама присела на корточки и прижалась спиной к огромной липе,
накрыла меня и свою голову руками, и дрожала всем телом, и не то плакала,
не то молилась... И всё приговаривала: "Мой ты мой!.. Мой ты мой!..
Мой ты мой!!." И так крепко прижимала меня к себе, что в другой раз
я бы взревел от боли, а сейчас молчал и терпел. Я ничего не понимал,
но чувствовал всем своим маленьким существом, что именно сейчас в нашей
жизни происходит что-то ужасное и очень важное...
Ещё много-много раз я был "бит", пока живу, но тот случай из
детства - самый яркий, как вспышка "той, незабываемой молнии"...