Ты просыпаешься, а я продолжаю смотреть на твои руки, проводить влажными пальцами по твоим родинкам и царапинам. Ты смотришь на меня сквозь длинные ресницы, силишься сказать что-то: придумать какое-нибудь оправдание – не слишком обнадеживающее, но не очень жестокое. Тебе бы хотелось верить, что я не почувствую боли, что смогу отпустить тебя так же, как в детстве, блуждая в быстроте уходящих дней и собственных воспоминаний, которые скоро поблекнут, а потом вовсе погаснут, хотя, наверное, ты действительно не догадываешься, что это лишь мое просчитанное с годами притворство, не знаешь, что мое «это не важно» - много важнее любых других слов, которые режут по больным местам – отпечаткам на коже от твоих пальцев, рук и губ.
Это не важно. Не важно, что тебя не было рядом в самые значительные моменты моей жизни.
Это не важно. Не важно, что я так и не сказала тебе, что ни один человек на свете не смог занять твоего места.
Это не важно, - когда ты любил, а я погибала от ревности, убеждая себя в том, что мне все равно, даже если знала, что от этого «все равно» не смогу спать еще неделю.
Это не важно. Не столь важно, что мы с тобой потеряли годы, которых не вернуть, и что тебе самому, быть может, хотелось, чтобы у нас все получилось, пусть и ненадолго. Только твои вопросы обо мне угаснут так же быстро, как и люди, которым ты их задавал, а я так и не смогу спросить тебя о том, любил ли ты когда-нибудь после меня. Это не важно.
Я останавливаю свой взгляд на твоей самой красивой родинке – прямо на запястье, и силюсь заставить себя не думать о том, что сейчас твоя рука выскользнет из моей, прогнувшаяся под твоим весом кровать выпрямиться, хотя простыни так и останутся смятыми, и ты уйдешь.
Только на этот раз ты уйдешь навсегда. Потому что после таких долгожданных встреч лучше уходить. Оставаться бессмысленно. Иначе, зачем все это?
- У тебя глаза склеились. – Ты приподнимаешься на локтях и целуешь меня в веки, сначала в правое, потом в левое. Я вижу, как ты тянешься за джинсами. Достаешь блокнот с черно-белыми растушеванными зарисовками. Отрываешь клочок мятой бумаги, быстро чиркаешь ручкой по шершавому листочку и передаешь мне. Я быстро сминаю его в руке.
- Не надо. – Ты киваешь, понимая, что любая нить, которую ты оставишь, я уничтожу. Нам с тобой не стоит ни за что цепляться. Так уж я устроена. Мне хватило. Понимаешь?
Ты снова киваешь, хотя я не говорю больше ни слова. Забираешь одежду и выходишь из спальни. Я слышу, как шумит вода в ванной, потом твои шаги по коридору, скрип твоей кожаной куртки и… наконец, закрывается дверь. Щелкает замок, отдаленный гул твоих шагов по лестничной клетке. Они сначала удаляются, а потом возвращаются. Ты что-то забыл? Я со страхом забиваюсь под одеяло. Гул снова отдаляется, потом затихает.
Ты уходишь, и я с облегчением выдыхаю массы воздуха из легких.
Я крепко стискиваю простынь руками, ткань натирает мне руки, и я громко кричу, хотя сама себя даже не слышу. Кричу в пустоту, у меня начинает болеть горло, но я продолжаю кричать, и все кричу, кричу и кричу. Выплёскиваю остатки. Ничего не должно остаться, ничего. Мне не все равно. Но это не важно. Это не важно. Это совсем не важно.
Иначе, зачем нам все это?