Пушкин в психософии Афанасьева. Гл. -10, ч. -2

Любаша Жукова
  Глава 10, часть 2
 
ОПИСАНИЕ ПСИХОТИПА "ПУШКИН" - ЭФВЛ  у А. Ю. АФАНАСЬЕВА 

(Продолжение)

    "Ещё один забавный парадокс “пушкинского” психотипа обнаруживается с возрастом. Оказывается, став взрослым, он сохраняет все внешние признаки детскости. Виновник этого явления - всё тоже сочетание 1-й Эмоции с 3-й Волей. Прежде говорилось об инфантилизме взрослых “мещан”, об их отдающем наивном вранье, лукавстве, непоследовательности, обидчивости, капризности. Но в случае с “пушкиным” этот поведенческий инфантилизм предельно усиливается у взрослых тем, что принято считать детской эмоциональностью.

    Один современник писал о Марке Твене (“пушкине”): “Мальчишкой он оставался до конца дней... с сердцем хорошего мальчика или дурного, но всегда своенравного, и пуще всего, когда хотел показать, какой он ещё мальчик”. Не по летам и не по чину задорный, неудержимый смех, неприличная возрасту плаксивость - создают у посторонних (вместе с признаками поведенческого инфантилизма), представление о “пушкине”, как о неисправимом большом ребёнке. Что верно лишь отчасти, так как обычная возрастная работа по накоплению опыта и знаний у “пушкина” свершается точно так же как и у всех других людей.

    Ещё более усиливает впечатление по-детски безудержная тяга “пушкина” к подмигиванию, кривлянию, корченью рож. Особенно поражает эта черта, вызывая что-то вроде маленького приятного шока, когда замечаешь её у отмеченных почестями мужей и увенчанных сединами старцев. “Пушкину” вообще присущ особый дар клоуна. Обострённое чутье на всё смешное и уродливое (3-я Воля), усиленное выразительной до карикатурности мимикой, интонацией, жестом (1-я Эмоция), автоматически награждает “пушкина” шутовским даром, который нередко делается для него средством существования, отводя “пушкину” комическое амплуа в цирке, театре, кино. Недаром, к роду “пушкиных” принадлежал и величайший комик всех времён и народов - Чарли Чаплин.

    Особенно парадоксально выглядит сочетание 1-й Эмоции с 3-й Волей у “пушкиных”-мужчин. Дело в том, что повышенная эмоциональность вместе с малодушием соответствует не только общественным представлениям о ребячливости, но и тем же представлениям о женственности. Типичная для “пушкина” крикливость и лукавая податливость делает его мужскую версию не только дитём, но и психическим транссексуалом, заставляя ощущать в себе “бабское” начало, да и со стороны нередко характеризовать поведение “пушкина” как “бабское”.


    Следующий сюрприз обычно ожидает тех, кто ознакомившись с художественным творчеством “пушкина”, по большей части возвышенным, романтичным, сталкивается с автором лицом к лицу. Представление, будто создатель этих, как бы оторванных от всего земного произведений, и сам - существо идеальное, питающееся одним воздухом горных вершин, - подвергается при личной встрече страшной ломке. Обнаруживается, что “пушкин” вовсе не худой, высокий, бледный, с закаченными к небу глазами человек, как думалось, но  наоборот, до безобразия земное, материальное создание, и внешне, и внутренне.
 
    Вот несколько типичных характеристик: «Я познакомился с поэтом Пушкиным. Рожа ничего не обещающая”, “...ожидаемый нами величавый жрец высокого искусства - это был среднего роста, почти низенький человечек, вертлявый, с длинными, несколько курчавыми по концам волосами, без всяких притязаний, с живыми, быстрыми глазами.”

   Сходно о “пушкине”- Гейне: « Гейне был похож на Юпитера, но со слишком короткими ногами, которому его весьма заметный животик и источающие довольство манеры придавали вид бонвивана,” “Я представлял себе автора “Путевых картин” бледным, стройным и высоким мужчиной, будучи введён в заблуждение его портретом, уже с давних пор украшающим мою комнату, а передо мной стоял приземистый полный человечек небольшого роста, с фигурой, которая скорее могла принадлежать состоятельному маклеру, нежели прославленному, может быть, величайшему немецкому поэту. Никогда чья-либо внешность не контрастировала так сильно с представлением, которое сложилось у меня об этом человеке.»

    Но более всего шокирует “пушкин”, заочно представляемый как фигура исключительно романтическая, своим удивительным талантом похабника. “Пушкин - любитель непристойного. К несчастью, я это знаю и никогда не мог себе объяснить эту антитезу перехода от непристойного к возвышенному”, - писал один из современников поэта, сам того не ведая, отмечая одну из характернейших черт не личности, но целого психического типа.
   
    Талант непотребства - именно психотипичен и естественно проистекает из “пушкинского” порядка функций. Его 1-я Эмоция с лёгкостью находит соответствующие слова и яркие образы, непринуждённость отношения и любовь 2-й Физики к любым проявлениям физиологии даёт тему, а 3-я Воля, с её страстью ко всему мелкому, приниженному, мельчит и унижает как форму, так и содержание. Однако скабрезность “пушкинская”, как и хула, не есть простое, примитивное называние всего и вся своими словами, но по большей части выступает под неким ханжеским покровом, воплощаясь в намёках, иносказаниях.

Причём, самое замечательное в “пушкинском” таланте к похабщине заключается не столько в частоте её употребления, сколько в способности к быстроте обнаружения непотребства и, казалось, абсолютно на пустом месте.
Случилось мне как-то попасть на выставку живописи с одной представительницей рода “пушкиных”. С кисло-равнодушным видом переходили мы от одной картины к другой, пока не дошли до одной, рядом с которой висела скромная табличка с указанием имени автора - Вассерман. Откликнулась моя спутница мгновенно, лукаво улыбнувшись, она прошептала: « Ну, какова твоя реакция Вассермана?” После некоторой заминки, я пробормотал в том духе, что, конечно, положительная, но и тогда был поражён её способности извлекать похабщину из ничего и практически мгновенно.

Или вот ещё пример. Довелось мне присутствовать на совещании с участием самых больших китов российской промышленности и искусства; атмосфера была вялая, решался скучный вопрос - уточнялся список ответственных за различные мероприятия. Решили, что список нужно дополнить неким, скажем, Ивановым, замыкался же список женской фамилией, скажем, Петровой. Тут один из присутствовавших замминистров,  капитан промышленности, убеленный сединами, заслуженный человек, подняв ручку над списком, вдруг спросил у Иванова, хитро сверкнув глазами: « Послушайте, Иванов, вас поместить на Петрову или под неё?” Все рассмеялись, скука совещания рассеялась, но, думаю, не только я удивился тогда извращённости ума старого зубра, выжавшего из ситуации то, что, казалось, принципиально из неё не выжимаемо.


   “Пушкин” - человек чрезвычайно практичный. Но вот ещё один парадокс, он, будучи предоставлен сам себе, редко бывает удачлив в практических делах, особенно если требуются попутно серьёзные интеллектуальные усилия. Сам Пушкин проигрывал в карты всем, кому только можно, и умер, оставив семье гигантский долг. Достоевский, в пух проигрываясь в рулетку, памятником своих безумств воздвиг роман “Игрок”.

    Думаю, при всей точности восприятия материального мира (2-я Физика) странная непрактичность “пушкина” обусловлена не только 4-й Логикой. Страшно мешает его плодотворной деловой деятельности 3-я Воля, своим тайным честолюбием доводя “пушкина” до бестолкового азарта и просто безумия. Ведь золото, деньги - это как минимум свобода, а как максимум - и свобода, и власть. А соблазн свободы и власти для “пушкина” так силён, что ни 3-я Воля, ни 4-я Логика противостоять ей не в состоянии.
Любая авантюра, если она сулит сразу и много, выбивает из “пушкина” остатки разума и, естественно, коротко, скоро и жестоко наказывает наивного рвача. Лучше всех феномен бестолковой алчности “пушкина” описал, метя в Некрасова, но попадая в себя, Достоевский: « Миллион - вот демон Некрасова! Что ж, он любил так золото, роскошь, наслаждения и чтобы иметь их, пускался в практичности? Нет, скорее это был другого характера демон, это был самый мрачный и унизительный бес. Это был демон  гордости, жажда самообеспечения, потребности оградиться от людей твёрдой стеной и независимо, спокойно смотреть на их злость, на их угрозы.”

    Обычно спасает “пушкина” от нищеты лишь то, что он “трудоголик” (2-я Физика).
И неустанными её трудами затыкаются бюджетные дыры, пробитые бестолковыми аферами. Да и в драмах личного порядка нет для “пушкина” лучшего лекарства, чем труд. Современник Пушкина писал: «Труд был для него святыня, купель, в которой исцелялись все язвы, обретали бодрость и свежесть немощь, уныние, восстанавливались расслабленные силы.”

    Впрочем, ни труд, ни богатство, ни знатность не в состоянии отменить 3-ю Волю и спасти ранимое психическое тело “мещанина” от ударов и страха перед ними. Пушкин жил в достатке, принадлежал к старинному роду, но это не мешало знакомым характеризовать его следующим образом: «Надо признаться, что при всём уважении к высокому таланту Пушкина, это был характер невыносимый. Он всё как будто боялся, что его мало уважают, недостаточно почёта оказывают..” ”...он чувствовал себя униженным и не имел ни довольно силы духа, чтобы вырваться из унижения, ни довольно подлости, чтобы с ним мириться”.

________________________________________
    Мировая история отводит “пушкину” роль главного творца культурных ценностей. Достаточно назвать лишь некоторые имена из этого рода, чтобы представить себе чрезвычайность масштаба “пушкинского” вклада в мировую культуру: Марциал, Рембрант, Чосер, Моцарт, Бернс, Хогарт, Рабле, Гойя, Достоевский, Эдуард Мане, Гейне, Жорж Занд, Бетховен, Гюго, Киплинг, Сезанн, Гофман, Чаплин, Пикассо, Марк Твен, Майоль, Михаил Булгаков, Эдит Пиаф, Феллини, Гарсиа Маркес.
Уже из этого списка первых пришедших на память имён видно, что “пушкинский” психотип является становым хребтом мировой культуры, и трудно представить себе каким огрызком выглядела бы она, если бы природа время от времени не производила бы на свет “пушкина”.
________________________________________
    Небезынтересным бывает и обращение “пушкина” к сфере умозрения (Ницше, Розанов). Однако лучшее, что выходит в таких случаях из под “пушкинского” пера, лишь по ошибке принято называть философией.  Мышление “пушкина” лишено философской стратегичности и системности, поэтому плодит скорее эссеистику, нежели философию.

   “Пушкин” более суеверен, чем религиозен. И уже во всяком случае он не христианин. Даже воинствующий нехристианин. Недаром наиболее яростными и последовательными критиками христианства в ХХ веке явились названные выше “пушкины”- эссеисты - Ницше и Розанов. Пункт, на котором принципиально расходятся христианство и “пушкин”, лежит на поверхности - отношение к Физике, материальному пласту жизни. Аскетизм, презрение к плоти - не укладывается в “пушкинской” голове, с полным основанием считающей тело и всё с ним связанное лучшей стороной своей натуры.
    Если уж выбирать для “пушкина” религию, то более всего ему подойдет иудаизм. И есть свой подспудный смысл в том, что костяк верующих в синагоге, обычно, складывается из евреев-”пушкиных”. Иудаизм - сугубо эмоционален (1-я Эмоция), лишён какой-либо склонности к аскетизму, в праздники почти вакхически плотояден (2-я Физика) и допускает по субботним дням некоторое лукавство в отношениях с Богом (3-я Воля), что породило даже особый фольклорный жанр - еврейский религиозный анекдот. Одним словом, иудаизм - бальзам на душу “пушкина”, это его религия. Недаром Ницше и Розанов не просто критиковали христианство, но прямо ставили ему в пример иудаизм".  (А.Ю. Афанасьев)
***
10.09.2013

ПРОДОЛЖЕНИЕ В ТРЕТЬЕЙ (заключительной) ЧАСТИ 10 ГЛАВЫ:
http://www.proza.ru/avtor/lubovgeorgiy