На вкус и цвет

Мачу Пикчу
Гладиолусы я никогда не любила, потому что гладиолусы -  «не мои» цветы. Но в это лето все складывалось как-то так, что иного выхода им не осталось. Сначала Арина вышла замуж, перебрашвись с близняшками на крйний север. Дом свой Арина решила сдавать. Бурное обсуждение этой темы в наших имейлах включало и грандиозный цветник.
- Семьдесят два гладиолуса! – письменно сокрушалась моя подружка. – Кто ж их будет теперь поливать?!
- Обяжи арендаторов, - равнодушно предложила я. Ведь гладиолусы я никогда не любила.
Май закончился. Наступило лето. Пакетики с цветочными семенами практически исчезли с прилавков. У нормальных садоводов отцвели тюльпаны. Пионы благоухали во всю.
Я понимала, что поздно очнулась, и время луковичных давно прошло.
- Продано все. Ни лилий ни георгин не осталось, - продавщица возвратилась к своему сканворду, безразлично покачав головой. Еще какое-то время она молча наблюдала за моими печальными шатаниями вдоль прилавка.
Ничего не осталось. Все высажено, все у всех цветет.
- Кто поздно сеет, тот редко веет, - подумала я, когда на глаза мне вдруг попался завалившийся между удобрениями пакет гладиолусов. Пластиковый, с отверстиями для аэрации, приятно увесистый. «Луковицы – 23, монохром». Предстоящее однообразие на клумбе не радовало, но к ситуации «не до жиру» выбор не прилагался. Расплатившись за гладиолусы, гордость Арины и северный ее привет, я оптимистично потащила пакет домой и стала терпеливо дожидаться субботы.
В субботу мы ездим на дачу, на чудное изобретение, освобождающее городские мозги от проблем. Как по сообщающимся сосудам, стресс там перетекает из напряженного тела в глубокое озеро, а из озера серебристыми карпами по извилистым речкам разбегается в разные стороны, исчезая в прибрежных камышах. Назойливые мысли верхом на пчелах улетают в поисках тягучего меда. А голова до самого края наполняется беззаботностью давно ушедшего детства, когда в целом свете только ты, припекающее спину солнце и стрекотание кузнечиков в высокой траве. Дача – это чудо. Вот только садовод из меня никакой.
Утомившись ничегонеделанием, я вооружилась лопаткой и лениво наковыпяла двадцать три неглубоких ямки. Воткнула в них гладиолусы, присыпала, прихлопнула и старательно полила вокруг. Предстояло долгое ожидание. Вот уж чего я не люблю! Мысли и действия во мне как петарды: бабах! - приспичило  – и нужно тут же это  внедрить. Результатов я тоже ожидаю безотлагательных. Но с ними в жизни гараздо сложней.
Ростки проклюнулись через три недели. Потом они очень долго росли. Каменистый склон воспитал их высокими и худыми, так что головы цветам пришлось поддержать. Под тяжестью нераскрытых бутонов градиолусы изгибались коромыслами вниз, и я подвязывала их тесемками к приспособленным тонким зеленым шестам. Мы в ответе за тех, кого приручили. «Питомцы» напомнили мне кукурузу: метровые палки с соцветием будто качан. В лучах последних летних дней гладиолусы успели открыться: «кукуруза» цвета сирени с нежными оборочками по краям лепестков.
Я сидела на веранде, наслаждаясь прозрачным утром. Попивала кофе и слушала, как перекрикиваются на озере невыспавшиеся рыбаки. Взгляд мой скользил по серебристой воде и возвращался обратно к цветам. Я не сразу сообразила, что проихсодит на нашей клумбе: над гладиолусами металась увеситстая стрекоза. Солнце слепило, стрекоза мельтишила, толчкообразно продвигаясь то вбок, то вперед, временами принимая вертикальное положение. Стрекоза, сующая нос в цветы?! В какой-то момент до меня дошло, что это все же не срекоза... Страяясь не делать лишних движений, я громко сказала:
- Скорее сюда!
Я боялась, что муж не успеет. А без свидетелей мне не поверит никто.
-  Колибри, - констатировал он, как если бы это был просто голубь.
Гладиолусы – цветы долгоиграющие. Вместе с колибри они радовали нас три недели. Нижние бутоны увядали, в то время как на смену им рапускались более верхние. Но и верхним когда-то приходит конец.
Не желая прощаться с птичкой, я соображала что бы ей еще предложить. Купила целевой растворимый «нектар»: чайная ложка на четверть стакана. «Нектар» налила в смешную поилку, интструкция к которой гласила, что колибри уважают красный цвет.
Закочнились очередные выходные. Мы уезжали. А наша гостья все вертелась над нелюбимыми мною цветами. Совала нос в серединки увядающих соцветий, «скребла по сусекам», проверяя не завалилось ли еще чего за пестики и тычинки. Не солоно хлебавши, она уселась на проводах, как запарвская птичка, и стала смотреть на нас сверху вниз:
- Не видите? Еда моя подходит к концу!
На красную поилку любительница гладиолусов внимания не обращала...