Хурма

               


   Можно сказать, что Лера росла беспризорной. Была у нее, конечно, мама, но Лера ее почти не видела: целый день она пропадала в больнице, а иногда и ночами дежурила там. Профессия была у нее такая – врач. Отца Лера не помнит, хотя говорили, что он был моряком-капитаном и в ее младенчестве жил с ними, но куда исчез потом, Лера не знала, и у мамы не спрашивала: так она ей и скажет!

   Зато когда в выходной мама ходила погадать к подружке, взяв с собой Леру, можно было, и  не подслушивая, что-то узнать. Подружку звали Лидия.
   Она была черная, с муравейником родинок и бородавок на лице, горбатым носом, и немножко похожа на ведьму, особенно когда раскладывала карты: “что было, что будет, чем сердце успокоится” - запомнила от постоянного повтора Лера. Носом она почти тыкалась в карты, успевая, однако, крикнуть Лере:
   - А ну положь на место! – это когда Лера брала что-то рассмотреть, например, большую ракушку на серванте или что другое. А что ей было делать – помирать со скуки? Ничего там не было детского, а Лере было уже шесть лет.
Лера ходила в детсад, через дорогу от дома, а забирала ее домой дылда Лена.
Мама за это давала ей печенье. А дальше Лера гуляла во дворе сама,
со строгим наказом  мамы - ”На улицу - ни шагу!” Но так Лера ее и слушала!

   Она клеилась больше к мальчишкам, потому что они играли в войну. И хотя брали Леру неохотно и на самую незавидную роль – сидеть в засаде, следить за “белыми”, а когда за “красными”- но все же это было куда интереснее, чем с мямлями – девчонками играть в дочки-матери, у песочницы. Войны, в которых принимала участие Лера, выходили за пределы двора на два-три квартала, но, конечно, мама об этом не знала…

   Одета Лера была неказисто. К чему баловать ребенка, считала мама. И шила ей платья у своей портнихи - из того же куска ткани, что и себе. Лере не нравились чересчур серые, мышиные тона – мрачные какие-то, но кто ей давал выбирать? Даже на куклах в магазине платья были расцветкой веселее, и Лера им даже завидовала. Стригла ее тоже мама. Таланта в этом искусстве у нее явно не было: получалась  неровная пшеничная челка, и по бокам – когда ровно, а когда и не очень, даже выше ушей бывало, когда мама подравнивала.

   У Леры были красивые зеленые глаза, словно вырезанные, – так говорили взрослые,  но вот…большой рот. Говорили, что это некрасиво. Взрослые в присутствии Леры говорили об этом с мамой – жаль, мол, не в маму пошла Лера: у девочки должен быть маленький, аккуратный ротик и крошечные губки.
И Лера старалась не смотреть  в зеркала, проходя мимо, привыкнув к своей “некрасивости”. Это потом она узнает, что все у нее, как надо.

   А жила Лера в “небоскребе” – так называли ее дом в провинциальном ее городишке, хотя и был он краевым центром. Через квартал был другой «небоскреб», но жители там были другие: городские начальники с семьями. И дом был белого цвета, а у Леры – красного, где жил  обычный люд, сборная окрошка: строители, инженеры, моряки….

   Лера с мамой жили в коммуналке: комната была большая, и два окна в ней. А кухня для четверых обитателей коммуналки маленькая - с одной плитой. Мама с соседями без конца ругалась, или они с ней – кто первее должен еду готовить.
У одной – Валентины, смуглой, кудрявой  и крупной женщины, была большая семья и кастрюль много, у мамы же – только одна. Еще там была молодая женщина, которую мама, когда говорила с подружками, называла нехорошим словом. Смысл его Лера узнала от дворовых подружек, кто постарше. Оно значило, что Лина эта, так звали ту женщину, не имеет в паспорте какого-то штампа, а мужчин к себе все же  «водит». Но если мама так говорила – значит, она права – думала Лера. Неудобно было, конечно, жить в коммуналке, особенно очередь в туалет с трудом выстаивала Лера. А так – ничего, жить было можно, тем более  что, в основном, она пропадала на улице.

   А потом этой Валентине с большим семейством дали другую квартиру - говорили, что она была “очередная”. И они съехали, а потом съехала и Лина – говорили, что она вышла замуж. Мама сочувствовала тому мужчине, который “ее взял”, а Лере было все равно. Теперь мама была на вершине счастья – хозяйничала  на кухне, и никто ей был не указ: четвертая жиличка была старушкой и редко выходила из комнаты. Мама говорила, что теперь у них просто рай: две комнаты пустовали.

   Но длилось это недолго. Однажды, когда Лера запирала дверь комнаты, послышалось вдруг много-много чужих голосов и грохот какой-то. Затем открылась коридорная дверь, и двое мужчин стали заносить большие чемоданы, а за ними вослед шествовала красивая молодая женщина с белобрысым мальчиком - Лериного примерно возраста - и за ними степенно  шагал солидный мужчина: наверно, отец мальчика, это Лера поняла сразу. Но кто они такие – Лера не знала, хотя женщина, а потом и мужчина, поздоровались с ней, и очень даже приветливо.

   - Новые жильцы у нас! - с непонятной радостью сообщила вечером мама. И  Лера удивилась: она привыкла, что мама не очень-то любит жильцов-соседей.
   - Семья прокурора! – с гордостью сказала она. Лера не знала – что значит “прокурор”, да если бы и знала, - ей все равно. На ее жизни это не отразится, думала она. И ошиблась, потому что получилось так, что очень даже отразилось.

   Сына прокурора звали Вовой, и его определили в детсад, куда ходила Лера – через дорогу, да еще и в ту же группу: ему тоже было шесть лет. Вова был белобрысый, озорной и очень веселый мальчик. К тому же красиво, во все  цветное одетый, – отметила Лера. В саду были бальные танцы, и их поставили в одну пару, может быть, по просьбе Вовиной мамы. Лера была тоненькой, гибкой, но когда танцевала с Володей, почему-то становилась неуклюжей, не раз наступала ему на ноги, запиналась, когда хотела произнести фразу…Может, был виноват отец его - “прокурор”? Ей объяснили уже, что значит это слово: грозный обвинитель. Но Лера не слышала, чтобы он кого-то в квартире ругал или обвинял в чем-то. Наоборот, был он очень приветливый и даже добрый.

   Вечером Володина мама приглашала Леру в гости. Отец Володи усаживал ее к себе на колени и угощал шоколадом и печеньем - таким вкусным, какого Лера никогда не ела, не видела, и не знала даже, что такое бывает.

   Прокурор спрашивал Леру, как вел себя в саду Володя, и Лера добросовестно давала показания: в тарелки с супом насыпал  соли, сорвал послеобеденный сон, передразнивал воспитательницу…

   Родители Вовы мило улыбались, и почему-то подмигивали друг другу. И непонятно было Лере, почему все это ябедничество, абсолютно все, прощал ей Володя и даже приглашал поиграть с ним: у него было два больших конструктора - деревянный и пластмассовый, и много-много всяких видов игрушечных машинок, больших и маленьких. Они катали их по полу, машины врезались друг в друга – и Лера с Володей надолго заливались смехом… И даже катались от смеха по полу. Да и строить с Володей  всякие замки, как в сказках,  было увлекательно. Жизнь Леры стала такой необычной, не похожей на прежнюю - замечательной и интересной!

   И для Лериной мамы тоже. Она часто бегала к Володиной маме, когда бывала дома. Какие-то завелись у них общие секреты.  И они о чем-то шептались с ней и даже уходили для этого в другую комнату, потому что у Володиной семьи  было их две. Одним словом, они тоже дружили, хотя были по характеру разные. Володина мама обнимала и целовала Леру, дарила ей всякие подарки – сладости, бантики, книжки, а Лерина мама была строгая, хотя и любила Леру, – не умела она обнимать, целовать, и Лера к этому привыкла, как привыкла теперь прижиматься к Володиной маме и обнимать ее, как и она,  – нежно и ласково.

   Но счастливая жизнь не получилась долгой! Вскоре Лере пришлось от нее отвыкать: прокурору дали другую квартиру – в том самом “белом доме”, что был на квартал от Лериного, и где проживали начальники города. Оказалось, что здесь они проживали временно: не освободилась еще квартира в том доме. Для Леры и ее мамы это был просто удар: меньше для мамы и больше – для Леры. Она уже привыкла к новой жизни -  ласке, шоколаду, Володиному обожанию. Теперь все это уходило куда-то – навсегда и безвозвратно…


   Они переехали, пригласив Леру и ее маму почаще приходить к ним в гости, но Лера понимала, что это будет уже что-то “другое”, совсем не то, что было раньше, а как это назвать или объяснить, - Лера не знала.  Но понимала одно: та счастливая жизнь, едва начавшись и не обозначив свои границы, для Леры кончилась…

   На выходные дни Лера ходила с мамой в гости к Володе, в тот «белый дом». Их радушно принимали, угощали, а потом опять тянулась длинная-предлинная неделя. По пальцам Лера считала дни до воскресенья, и не так радовала ее уже игра с мальчишками в войну…

   А осенью Лера и Володя пошли в школу, Но и школы у них теперь были разные. Виделись они еще реже: уроки, домашние задания, а у Володи были еще и занятия в изостудии. И теперь уже Лере не хватало для счета пальцев одной руки – время до встречи она считала на двух сразу. И мама ходила к ним тоже реже – у тети Марины появились новые подружки, а у Володи новые друзья – мальчики и девочки…

   Приближался Новый год. Конечно же, тетя Марина пригласила Леру на праздник с елкой. Лера ждала этого дня с нетерпеньем. Но мама была занята и не успела сшить Лере новое платье. Идти в старом?

   Мамы, как всегда, дома не было, и Лера не знала,  какое из платьев надеть. Все были блеклые и унылые, а если праздник, нельзя будничное. Может не пойти? – раздумывала Лера. Может, может… - но как хотелось увидеть Володю и его маму, нарядную елку!

   А что надеть? Еще раз пересмотрела свой скудный гардероб Лера  – нет, ничего не было у нее для такого случая! Было когда-то у нее красивое платье -  его привезла Лерина крестная из самой Москвы, и Лера его очень любила: в нем она чувствовала себя маленькой принцессой. Но сейчас оно  маловато - и без зеркала  видно. Что еще? Нет, ничего нет такого, - праздничного, красивого... Пожадничала что ли крестная еще одно привести -  "на вырост", как называла это мама?

   Может - не пойти? Но -  она уже неделю не видела Володю, его маму, папу, и неделя эта показалась Лере длинной - предлинной, почти как все лето. Махнула рукой и надела кофту, связанную бабой Катей с нижнего этажа, и юбку темно-синюю - мама любила такие цвета: «практичные», говорила она - не пачкаются.


   Продавались, конечно, и красивые: яркие такие детские свитера, платья и кофты, ну как в сказке. Лера видела их: в  магазине иногда,  да и «с рук» продавали. Но мама ругала их: "Заграничная дрянь - синтетика!" - говорила она. По ее, маминому мнению, можно было сразу почти заболеть, если наденешь такое изделие на тело. И плевать было маме, что Лера отдала бы и половину своей жизни, чтобы надень на себя такое чудо! Но об этом и заикаться было нельзя: здоровье мама ставила на первое место, покупая Лере платья из байки.


   Лера вздохнула, надела свою кроличью шубку и вышла на улицу. Дорога недлинная - всего квартал, и Лера стала думать о сверкающей огнями елке, о подарках, которые приготовила, конечно,  всем Володина мама, и - о Володе... Он, конечно, обрадуется, что пришла Лера, будут бегать вместе вокруг елки, рассматривать игрушки: там, конечно, есть и новые, кроме прошлогодних, какие они вместе с Володей со смехом цепляли тогда на елку, один шар даже разбили...

   А вот и дверь их квартиры - высокая, широкая, белая. Лера стала на цыпочки, чтобы дотянуться до звонка. Дверь открыла Володина мама:
- Заходи, Лера, умница, что пришла! Раздевайся! – улыбнулась ей и скрылась в гостиной.


   Лера услышала там смех, шум голосов -  детских и взрослых... Она не одна?
 
   «Гостей сколько!» – шарахнулась в испуге и попятилась, увидев их, Лера. Но разделась и прошла в гостиную. Там не было Володи, а мама его пробежала мимо нее на кухню, и были там только чужие, незнакомые люди. В основном, девочки: в нарядных белых и розовых платьях, с бантиками, воланчиками, рюшечками, - маленькие принцессы из сказки... А с ними их мамы: они кудахтали, поправляли своим крошкам бантики, переговаривались между собой – видимо, давно знали друг друга.

   Лера оторопела: ее никто не замечал, словно она еще и не вошла в эту просторную гостиную или была в шапке-невидимке. Для них она просто не существовала…- в этой гостиной, и в этом мире. Они красивые, нарядные, а она - как серая мышка. Бежать, скорее бежать!  Она стала пятиться, пятиться, и оказалась в коридоре. Хотела снять с вешалки шубку и убежать скорее-скорее, но ее заметила возвратившаяся из кухни Володина мама:
   - Что замешкалась, Лера? Проходи скорее!
Взяла ее за руку и повела в гостиную.
   - Знакомьтесь, это Лера! - громко сказала она, обращаясь ко всем. - Наша соседка по тому дому. Прекрасная девочка!
   - Здравствуй, Лера! – приторно сладко откликнулась чья-то мама. - Иди к нам, познакомься с нашими девочками…

   Лера прошла вперед, в гостиную, не зная куда приткнуться. Девочки - а их было аж пятеро – молча уставились на нее, с удивлением рассматривали: откуда «такая» взялась? Оторопели. Лера внутри сжалась в комочек - не было на ней, как у них, белого платья с кружевами и  рюшечками, не было в волосах красивого бантика для волос. Мама стригла ее коротко – легче мыть волосы.
Девочки продолжали рассматривать ее, с удивлением, но как-то недружелюбно. Выходит, для них она была как из деревни, а они как городские?

   Лера сжала губы, сузила глаза. Стала спиной к окну, прижавшись к подоконнику. Теперь девочки забыли о Лере и щебетали парами, не приглашая ее в свой круг, никто не звал ее в свою компанию. И Лера не навязывалась: кем она была для них? Папы у них начальники, а Лера не знала даже, кто был ее отец и куда он делся. В хороводе этих белоснежных бабочек она чувствовала себя серой мышкой: ничего интересного и примечательного в ней не было. Они где-то вверху – сказочные принцессы, а она внизу – никакая, совсем никакая! Может и у взрослых так: кто-то вверху, а кто-то внизу, как она, - серые мышки? Тогда кто в этом виноват? У нее-то ясно, что мама. Нет у Леры ни одного красивого платья, как у этих девочек, стригут ее как мальчика, хотя она девочка,  а у них длинные волосы,  с красивыми бантиками…

   Пока Лера рассуждала на эти серьезные для нее темы, в гостиную вошла Володина мама. В руках у нее был сверкающий серебром большой поднос. А на нем - красивая горка ослепительно-оранжевой – одна в  одну – хурмы. В гостиной все затихли, обернувшись к ней, кто-то даже проронил - “ах!”…
   - Угощайтесь! – улыбаясь всем, произнесла Володина мама, и стала подходить с подносом ко всем по очереди – взрослым и детям.

   Все брали, и тут же начинали есть. Мамы ели аккуратно, с салфеткой, а девочки ели, утопая лицом в хурме, похрюкивая от удовольствия, показывали со смехом  друг дружке оранжевые носы. Володина мама протиснулась к Лере:
   - Угощайся, Лера! Выбирай – какая понравится, - сказала она приветливо и ласково, нагнувшись к ней.
   Лера сглотнула слюну: о, как любила она эту янтарную сладость! – даже больше конфет! Но, сузив свои зеленые глаза, посмотрев на эту вожделенную горку как бы презрительно, громко и с вызовом выдохнула:
   - А я не люблю хурму!
   - Не любишь? Но ты же… ты же, - что-то вспомнить пыталась Володина мама.
   - Терпеть не могу! – звонко и твердо отсканировала Лера, легонько отодвигая от себя поднос.

   Все гости  сразу же обернулись к ней, - от громкого ее голоса  и повелительной интонации. Даже застыли в своих позах.
   - Как, девочка не любит хурму? – с удивлением воскликнула чья-то мама.
   - Надо же! – сказала другая мама.
   - Удивительно просто! – воскликнула третья мама, покачав головой, словно увидела большое чудо.
   - Да, впервые вижу! – подхватила «тему хурмы» четвертая мама.

   Теперь и все девочки обернулись к ней, оглядывая ее снова, но теперь уже с другого рода интересом, и так пристально, будто и в самом деле было в ней что-то тайное, удивительное, чего они не заметили, не разглядели раньше, и сейчас надо было срочно понять – что же это такое.

   Лера, по-прежнему, глотала слюнки, стараясь не глядеть на соблазнительную, ставшую уже равниной, а не горкой хурму, но…зато внутри у нее было ликование: наконец-то, наконец-то ее заметили! Да, она не ошиблась – все, абсолютно все,  глазели только на нее, она была центром притяжения и внимания, и гости даже восхищались этим странным  ее свойством – нелюбовью к хурме.

   - Хорошо, Лера, я принесу тебе что-то… другое,- растерянно сказала Володина мама. А все продолжали разглядывать Леру. Одна девочка даже подошла к ней:
   - А ты из какой школы? – спросила с интересом.

   Не успела Лера ответить, как из соседней комнаты вышел Володя, с двумя мальчиками. Увидев Леру, обрадовался, подбежал к ней и закричал:
- Лера? А я думал, ты не придешь!- потащил ее за руку в соседнюю комнату. Спешно и восторженно стал показывать ей новые машинки, которые подарили ему к празднику. Одну дал в руки Лере, другую взял сам.

   И они играли, как прежде, в точности как тогда: разгоняли их навстречу друг другу – кто сшибет первым… И снова хохотали от того, что вошли в азарт, и поочередно каждый был победителем, и проигрывать было совсем не обидно – игра была такой увлекательной…

   Лера была счастлива.

* * * * *
Послесловие.

   А через год, Володиного отца-прокурора перевели в другой город.
Грузовик долго стоял во дворе, нагруженный вещами. Рядом – легковушка, Володина семья и новые друзья. Ждали только Леру. Водитель показывал Володиному папе на часы: мол, опаздываем... А они все стояли и глядели в открытые ворота, от третьего своего подъезда...

   Особенно растерянно и печально озирался Володя.

   Все это видела Лера. Она стояла, не шелохнувшись, зажатая между забором и воротами, в узкий просвет наблюдая эту сцену. Боялась появиться, потому что ручьем по щекам текли слезы. И только когда уехали, вошла во двор. Женщины еще не разошлись. Одна протянула ей записку от Володи и неполный флакон с духами. Не помнила Лера, когда рассказывала мне эту историю, - что было тогда в записке... А духи назывались "ШАНЕЛЬ N 5".
Володя выпросил их для Леры у мамы.  Она  узнала это из письма его матери своей маме. Они переписывались поначалу. Мама и выдушила эти духи, оставив Лере пустой флакон.

   Лера хранила его долго - до окончания школы. И запах у него совсем не исчез: он был волшебный, чарующий, обволакивающий тайной…Вдохнув его и прижав флакон к груди, Лера чувствовала себя  беззаботной, счастливой, словно все у нее замечательно: и настоящее, и будущее - такое странное было у этих духов свойство.
Вот и вся история, детской любви Леры...
 
   Потом, когда Лера выросла, духи эти стали ее любимыми. Она покупала их «с рук», а потом в магазине, когда их стали завозить для продажи. На день рожденья ей тоже иногда дарили их.  Если кто знал, что она их любит, и в состоянии был купить дорогие, хотя историю эту она никому не рассказывала. Это была ее тайна. Как и запах духов.