Так чего же человеку не хватает? Стяжать ли он хочет всё злато мира? Или как у героя Евстигнеева: что ему надо, то у него есть, а что есть, то и надо?
Иной олигарх, смотришь, ну уже всё нахапал, так нет же, в политику срочно надо. Другой мужичонка где-нибудь на берегу Черневого Нарыка сторожку срубит и рад: что ему надо – всё есть. Рыбы в реке – ловить не переловить, грибы прямо у крыльца растут, ягода всякая, японский деликатес папоротник, травы, колба, кедровые арехи… А валежника в лесу столько, что целую деревню лет пятьдесят отапливать можно. Нары, правда, жестковаты. Ничего, сена пахучего в матрасовник добавил, ха-ра-шо.
Серёга Забегаев житель городской. Или деревенский? Не пойму. Со своей женой Натальей выхлопотали участок в деревне Большой Керлегеш. Не там, где все нормальные люди живут, а за огородами, на выселке. Построили хутор: дом, гараж, сарай и конечно баню. Зимой живут в городе. А чуток начнёт припекать солнышко, перебираются в свой скит. И живут там до снегов.
Говорю Наталье: «Что-то место вы нашли не совсем подходящее. Тут и ветры посильнее по логу тянут, и с речки туман. Да и от народа далековато». А она: «Мы специально за деревней просили. Чтобы нас никто не видел и мы никого». Говорит, что за зиму так надоедает городская суета. А здесь такая красота: кругом тайга, речушка прямо за огородом журчит, родник рядышком, живёшь, никому не мешаешь, и тебе никто.
И ведь, посмотри, живут же всякие там китайцы, японцы, индусы в такой теснотище, друг дружке на головы наступают. Муравейник. А в Сибири просторно, так нет же, иные так и норовят куда-нибудь на выселки забраться.
У нас, у православных то есть, Жития святых начинаешь читать: через одного – то он затворник, то столпник, то келью где-нибудь в стороне от монастыря построит. Феодосий Великий, Павел Фивейский, Мария Египетская, Варнава, Пётр Афонский, Григорий Богослов, Давид Солунский, Параскева Сербская…
Но это подвиг во имя идеи, победа духа над плотью. Не думаю, что мои знакомые Забегаевы думали о какой-то жертвенности, хотя бы чуть-чуть отдалившись от мира. Хотя бы на лето. Но подсознание подсказывало возможный путь самоочищения, и они избрали вот такую форму.
Мы почему-то убеждены, что отшельничество и затворничество – это что-то такое далёкое. Но чтобы сегодня…
Как-то в тайге забрели на площадку бывшего пионерлагеря. Таких «колизеев» нашего счастливого детства полно по лесам и берегам рек теперь разбросано. Глядим, стоит заимка, собачка возле неё крутится, значит обитаемая. Хозяйка пригласила в свой домишко, накормила жареной картошкой да солёными грибами. Таких вкусных груздей я никогда в жизни не ел. Да и картошка – то ли сорт какой особый, таёжный, то ли просто проголодались – выскоблили сковородку до несвойственного ей блеска.
Фамилия отшельницы – Савинцева, а вот как звать, уже и забыл. Когда-то имела она при лагере малую необременительную должность. Система приказала долго жить, а вместе с ней и многие её материальные носители. Лагерные корпуса растащили по брёвнышку, обслуга разбежалась, о Савинцевой забыли. Есть у неё в городе квартира, но возвращаться в цивилизацию не захотела, так и осталась жить в своей сторожке отшельницей. Ну не совсем одна, помогает один мужичок, тоже идейный затворник. Так и живут по-первобытному.
Исчезают сегодня и целые деревни. А последние их обитатели становятся невольными отшельниками.
Помню, на слиянии двух чистейших и жутко холодных речушек стояла небольшая деревушка Изора. Потом по причине своей неперспективности стала хиреть, молодёжь разъезжалась, старики вымирали. Пока никого не осталось, кроме двух старушек. Ходили они друг к дружке в гости, вспоминали свою молодость, донимали одна другую, мол, не слыхала ли чего нового? А уезжать никуда не хотели, уж больно корни глубокие.
Недавно побывал в тех краях. Будто и не было деревни, только ямы от погребов чуть-чуть угадываются. Да кладбище осталось. Вот ведь парадокс: погосты живут дольше своего первоисточника. Да и они сравняются с землёй, как только правнуки начнут забывать о своих предках. Недолга память людская.
Деревня Красный Яр тоже из бывших. Тут такая красота, такой воздух… Кстати, вот вам ещё один парадокс: Почему-то обречёнными оказались веси, обустроенные в самых красивых уголках природы. Разворачиваю старую, ещё военных лет, карту, нарисованную неизвестным картографом от руки. Её мне подарил местный краевед Пётр Николаев. Белый Камень, Казанка, Вольный, Малышево, Свет, Берёзовка… Господи, места какие, сердце заходится от радости. Здесь времени вообще нет. Вечность. А может, ради этого ощущения и уходят люди от мира?
Из Красного Яра никак не хотели уезжать последние его жители – Чудиновы. Народ уж больно у нас сентиментальный, в соседнюю деревню переедут, а будто в какую Австралию. Потом до конца жизни ностальгией мучаются и другим покоя не дают. А ведь где-то фотография Чудиновых сохранилась, надо бы найти. Такой дед, помню, колоритный был, из кержаков, бородатый. Сфотографировали его с женой перед самым отъездом на большую землю – власти заставили-таки оторвать пуповину. Куда денешься, если за огородом начали уголь копать, а деревню разрезала технологическая дорога, туды её. Погрузили старики на телегу свой нехитрый скарб, н-но, трогай… И в соседнее село теперь уже на вечное поселение. Ну, как теперь помирать на чужой земле? Тяжко…
Затерялась в глухомани сибирской тайги деревня Осиновка. Пока никто не трогает, забыли, поди. Этакий коллективный скит. Выезжали мы как-то экспедицией в те места. Кажется, семь дворов в деревне осталось. Сейчас, думаю, и того меньше. Естественно, ни магазина, ни фельдшера, ни почты… Ни электричества. Вообще ничего. Живут себе натуральным хозяйством и промыслом, первобытно-общинно.
Единственное поселение в Прокопьевском районе, которому все эти «антинародные» реформы пошли на пользу. А что, никто их теперь в колхоз не гонит, на митинги против апартеида не собирает, живут сами по себе. И властям с ними никакой обузы нет, так как ничего не требуют (всё есть!), и власть им тоже не мешает.
Они вообще против всякого к себе внимания. Кто по вере своей старого обряда не слишком контачит с миром, а кто-то просто не приемлет тесноты, суеты, вранья и лицемерия большой земли. Тут всё проще, понятнее. И никогда никуда не опоздаешь. Во, как. Да и драться за место под солнцем ни с кем не надо – уж больно тут просторно.
Боюсь, что эта исчезающая форма материи и есть настоящая полноценная жизнь. А то, что вытворяем мы, самый настоящий тупик.
Если за Осиновкой перейти речку, очутишься в Новокузнецком районе. Там на заимке проживала последовательница протопопа Аввакума Елена Григорьевна Паршукова со своими двумя уже совсем взрослыми детьми. Только помощи от них мало – инвалиды с детства. Здесь время не только остановилось, но вообще повернуло вспять. Русская печь, полати, иконостас в углу, жаровой утюг, дорожки домотканные… По вечерам здесь палят керосиновые лампы. Даже воздух, и тот из какого-то позапрошлого века. В общем, музей, хотя и обитаемый.
И всё здесь такое древнее, как и сама старица. Жалуется, что здоровья совсем не осталось. Спина уже совсем не держит, поэтому перемещается она в пределах своего жизненного пространства исключительно на четвереньках.
Книги у Елены Григорьевны рукописные, в тяжёлых деревянных окладах. Писаны по старинному. Но хозяйка в совершенстве владеет древнерусским языком. И когда мы попросили почитать нам что-нибудь, она довольно свободно и с явным удовольствием прочитала нам избранные места из «Поучений Иоанна Златоустага» и тут же перевела.
Забегаевы, Савинцевы, Чудиновы, Паршуковы… Их лапотная философия проста: живи без суеты, строй свой дом не больше, чем он должен вместить. Общий ковчег строй по тому же принципу. И потом, когда будешь подниматься на его борт по трапу, не расталкивай попутчиков локтями. Места хватит всем.