Для меня стало любимым занятием ничегонеделание, просто безделье. Часами сижу на солярии и смотрю на мир вокруг меня. Вот Витёк, сосед пенсионер, живёт от меня через три дома, поехал на телеге к озёрам, ставить сети. А вот целая толпа тракторов поехала на сенокос. Желтогрудая птичка села на заросли хмеля и ныряет в их нутро. Там у неё гнездо. Птичка так привыкла ко мне, что не обращает на меня внимания. Я стал просто предметом, только одушевлённым, но птица этого не знает. Я часами сижу не шевелясь. Раньше такое было невозможно. Про таких людей, как я, обычно говорят, что у нас шило в попе торчит. Вот мы и не сидим на месте. Ищем себе какое-нибудь занятие, не важно какое. Косить траву, что-то строить, что-то вырезать из дерева, чинить часы, ремонтировать газонокосилку. У меня вообще была стезя всем и вся помогать во всём. Ко мне часто приходили соседи (и не только) чтобы я что-то посмотрел и починил, начиная от электрической мясорубки, которая перестала работать, до автоматической стиральной машины, или легковой автомашины, которая перестала заводиться. Год назад у меня был инсульт и вот теперь я потихоньку отхожу.
Оставив суетную Москву, перебрался в Калужскую область, в деревню, где от родителей мне остался старенький дом, который я не посещал почти двадцать лет. После инсульта мне пришлось вновь учиться ходить, осваивать правильное произношение слов. От нечего делать освоил ноутбук и часами сижу, печатаю или просто сижу сиднем и размышляю о прошлой жизни, вспоминаю отдельные эпизоды и даже вставляю их описание в свой роман или рассказы.
Кабинет у меня на втором этаже гаража, с выходом на огромный балкон, размером четыре метра на три, который я называю солярием. Перила солярия обвиты хмелем и на нём очень уютно. Мой дом на краю деревни и видны поля, кучки деревьев на заливных лугах у озёр. А по всему периметру, в синей дымке, каскадами вверх, уходит к горизонту лес, который более тёмный там, где растут сосны, и светлый, а местами даже серебристый, где лиственные рощи. Эта картина очень красочна и радует глаз, вот я и сижу в шезлонге и любуюсь красотой природы. Я даже телескоп приобрёл и ночами любуюсь звёздным небом, а днём меняю объектив и смотрю на земные объекты.
Этим летом у меня появился новый объект для наблюдения. Через два дома от меня, на огороде стала каждый день появляться новая соседка. Молодая чета купила заброшенный дом и вот муж приводят его в порядок, а жена каждый день, когда позволяет погода, занимается огородом. Её тонкая, стройная фигурка как мотылёк порхает в лёгком сарафане по участку. То она что-то сажает на огороде, то занимается цветами по всему периметру участка. Честно сказать, это так не обычно, что современная молодёжь занимается сельским хозяйством. Мне это импонирует, и когда на огороде нет соседки, то мне даже скучно бывает. Радует глаза и сердце её порхание и удивительное прилежание к наведению порядка на участке. Она часами, присев на корточки, борется с сорняками. Наверное, у неё идеальный порядок на грядках.
В этом году лето было удивительно жаркое, и соседка решила совместить приятное с полезным. Она решила загорать и работала на участке в купальнике, вернее это даже не купальник, а современное нижнее бельё самой высшей пробы. В таком белье я видел только знаменитые женские фотомодели в глянцевых журналах. Это изящные лоскутки одежды, которые недостатки женского тела превращали в достоинства, подчёркивая индивидуальные особенности фигуры. У моей соседки с фигурой всё было славу богу, поэтому её наряд придавал ей спортивность и грацию игривого котёнка. Находясь в таком наряде, она была в полной уверенности, что её никто не видит. С улицы огород закрыт домом и глухим забором, а на соседних участках никого никогда не бывает, да и заросли сирени надёжно прикрывали её порхание по участку. Это мне с солярия, со второго этажа, её прекрасно видно, но она не знает, что я за ней подсматриваю. Нет, я не сексуально озабоченный человек, чтобы рассматривать почти голую женщину, которая обрабатывает огород и клумбы с цветами. Но мне так приятно на неё смотреть, любоваться стремительными, грациозными движениями красивой женской фигурки, которая является для меня такой же птичкой, которая порхает у перил моего солярия.
В соседке я вижу не столько женщину, а скорее красивую спортсменку, настолько она прекрасно сложена. Когда на неё смотришь, то видишь сначала идеально-красивую фигуру спортсменки, и только потом понимаешь, что это женщина. Не то, чтобы в ней слабое женское начало, нет, как женщина она прекрасна. В ней нет грубой женской эротики. Её сексуальность едва намечена неясными штрихами, стремительностью отдельных движений рук, изяществом поворотов головы, грациозностью изгибов торса.
Она вызывает не желание грубо овладеть женским телом, а создаёт желание любоваться, нежно ласкать, упиваться прелестью всех составляющих её фигуры. Маленькие, стоящие торчком груди, стройные красивые ноги, гордая посадка головы, аккуратные ягодицы, плоский животик, без какого-то намёка на жировые складки или родовые рубцы, хотя у неё уже взрослая дочь.
Не знаю, может быть, я просто боготворю её фигуру, но я действительно давно не видел ничего подобного. Единственное место, которое выбивалось из всего и выглядело очень сексуально и вызывало эротические фантазии, это промежность между ног. Многие, прочитав это, улыбнутся, а зря. У Веры промежность имела горизонтальный участок. То есть между ног можно было легко уместить ладонь. Вот эта-то особенность её фигуры и придавало особую прелесть и сексуальность, вызывало желание погладить это место. Для её тоненькой фигуры, кости таза, как говорят хирурги, были широкими, но при этом попка была очень аккуратной, как у подростка, а не как у рожавшей женщины. Её лицо было, нельзя сказать, красивым, но оно было в струю с фигурой, очень сухощавым, можно сказать аскетичным, и носило оттенок благородства и внутреннего достоинства. Только губы несколько выбивались, по сравнению со всем остальным, были полноваты и придавали лицу милое очарование, какую-то симпатичную приземлённость. У меня было много времени, чтобы рассмотреть всё в подробности, тем более, что она много времени проводила на огороде, не зная, что её так досконально изучают.
Для меня она вообще была не как представительница женского пола, а как красивая бабочка на цветке, предмет изучения для энтомолога и только. За всё время наблюдения у меня, даже в мыслях, ни разу не возникло желания заняться с нею любовью. Она для меня была просто предметом тайного обожания и любования. Когда она появлялась в зоне видимости, я уже не мог смотреть на что-то другое. Я переключал всё внимание только на неё. Настраивал свой телескоп на неё и часами наблюдал и любовался. Детально рассматривая её руки, плечи, ноги, посадку головы. Иногда она поднималась с корточек (видно затекали ноги), делала несколько приседаний и наклонов туловищем в разные стороны, или даже просто стояла нагнувшись, причём иногда спиною ко мне. В такие моменты я изучал родимое пятно на её попе, расположенное ближе к внутренней части бёдер. Родимое пятно было похоже на спелую маслину на веточке. Эта маслина на веточке была так реальна, что порой у меня возникало желание протянуть руку и сорвать её.
Увеличение телескопа было огромным и я, в мельчайших подробностях, буквально изучал Верину фигуру. Мысленно представлял её без одежды, но это не давало того результата, как вид именно в том чёрном белье, которое она носила. Именно эти лоскутки на её фигуре придавали такое очарование её образу, утончённому, со скрытой эротической насыщенностью.
Иногда я вспоминал свою молодость, и вот в такие моменты моя фантазия рисовала, как бы я ласкал это красивое тело. При этом рисовались не сцены интимной близости, а чувство сродни ощущениям скульптора, шлифующего голыми руками фигуру Венеры. Любование этой женской газелью, скорее серной, приносило такое несравненное удовольствие, что я с нетерпением ждал каждый день её появления на огороде, в окружении распускающихся цветов. Она собственно была тоже своего рода цветком, нежно раскрывающим на солнце свой бутон. В моём мозгу её образ, почему-то всегда ассоциировался с белой нежной лилией. Вы можете себе представить женщину прекрасную и подобную цветущей лилии.
У меня временами даже слёзы появлялись на глазах от умиления увиденным. Да, мы совершенно не ценим в молодости то, что нас окружает, что может дать наивысшее удовлетворение. Мы расточительны и эгоистичны одновременно, не видим той красоты, которую несём в себе изначально. Мы просто это не понимаем, а поэтому и не ценим. Нужно, оказывается, просто пройти вот через такой инсульт, заново научиться ходить в пожилом возрасте, чтобы начать ценить окружающую нас красоту природы, красоту человеческого тела.
Я уверен, что если бы Вера узнала, что я подсматриваю за ней и одновременно прочитала мои мысли, то она бы, наверное, не стала возражать против моего не совсем морального подглядывания. Возможно, она бы чуточку изменила манеру поведения, перестала бы почёсывать грудь, или иногда запускать руку под лоскуток одежды и почесать там, где зачесалось. Господи, но именно эти, чисто человеческие слабости, и непосредственность поведения и придают определённый шарм очарования. За всё время моих наблюдений, Вера ни разу не увидела меня. Меня скрывали заросли хмеля и ветки яблони росшей на соседнем участке. Мою кудлатую голову было невозможно заметить, она воспринималась как часть декора окружения. Правда, иногда моя совесть бунтовала из-за неэтичности моего поведения, но я не мог отказаться любоваться красотой и грациозностью женщины-газели, которая скакала и порхала, подобно мотыльку по своему участку.
Однажды, сидя на своём обычном месте, иногда бросая взгляды на её участок, я видел, что она занимается прополкой и как всегда в своём обычном наряде, то есть в купальнике. В какой-то момент она встала и начала делать разминку, махая руками и приседая. Я подошёл к телескопу и любовался её красивым телом. Неожиданно она решительным шагом направилась к кусту жасмина, растущего в углу огорода и там, присев на корточки, она исчезла из моего поля зрения. Стараясь её найти, я резко крутанул лимб вертикального наклона телескопа, и в поле зрения неожиданно появилась земля с травой и цветком полевой гвоздички. Крутанув в обратную сторону, я нашёл Веру, сидящую на корточках. Когда подстроил резкость, то чётко увидел, что она писает. В непосредственной близости от её интимного места покачивалась полевая гвоздичка. У меня перед глазами было сразу две гвоздички, натуральный цветок и самое интимное место моей соседки. Я не успел даже осознать, что вижу то, что не должен видеть. Ещё до того, я как отстранился от объектива, глаза заметили два колечка завитков волос на лобке.
Всё тело охватила жаркая испарина, и я силой ударил по телескопу, сбивая все настройки, а затем встал и убрал его в кабинет. Одно дело, когда просто любуешься красотой, я даже не считал то, что я делаю, неэтичным, но то, что увидел в тот момент, это было нечто другое. Это уже не только не этично, это уже ни в какие ворота не лезет. Мне стало по-настоящему стыдно, и с тех пор я уже никогда не подглядывал за Верой, чтобы она не делала и в каком бы наряде не была. Мне было достаточно одних воспоминаний, которые было невозможно вытравить из памяти. Да в этом не было ничего страшного, обыкновенное явление и только. Но если быть до конца честным, то увиденное мною давало такую волю фантазии, что если раньше у меня не появлялись мысли сексуального плана, то теперь я часто думал о том, чего мне вовсе не положено.
Я много думал о её судьбе, о её семейном положении, о том, счастлива она или нет. Наверное, у неё есть свои слабости и недостатки, но мне они не ведомы и я непроизвольно обожествляю её поведение, мысленно рисуя линию её поведения с мужем в моменты близости. Из тех коротких и случайных встреч с ней и её мужем, я сделал вывод, что при всей кажущейся благополучности, она не очень счастлива. Порой её отрешенный вид и это странное желание ни с кем не общаться, а заниматься одним огородом, было косвенным подтверждением моих горьких мыслей. Иногда я сталкивался с Верой и её мужем на улице или в магазине. Мы обменивались ничего не значащими фразами о погоде, о рыбалке или грибах и на этом расставались. Я уже думал, что эта страница моей жизни уже закончена, и мы, так и будем при встречах говорить, здравствуй и прощай, однако жизнь неожиданно дала такой фортель, который многое изменил.
ГЛАВА 2
Муж зачем-то купил в деревне дом. Было бы понятно, если бы занимался рыбалкой или охотой, но он любил больше полежать на диване с пультом от телевизора, щёлкая подряд все программы, останавливаясь там, где были какие-то развлекательные передачи. Я была даже рада новому увлечению мужа. Он заменил окна в доме на стеклопакеты, нанял рабочих и обложил старый ветхий дом полиуретановыми блоками, вроде кирпичей, и начал строительство бани. Несколько лет назад он приревновал меня к одному из сотрудников моей фирмы и потребовал, чтобы я ушла с работы. Ревновать собственно было не к чему, но у меня в тот момент был какой-то творческий затык, и я ушла с работы, не обостряя отношения с мужем.
Было лень что-то доказывать и спорить с Виктором, ибо у него черта ревности переваливала все мыслимые и немыслимые пределы. Порой я даже думала развестись, но это бы отрицательно восприняла дочь. Со временем даже мои походы к друзьям художникам воспринимались не адекватно, и постепенно я вообще перестала куда-либо ходить. Занималась только семейными делами, воспитанием дочери да изредка что-то рисовала, но единственным, кто любовался моими картинами, был захламлённый чулан.
Поэтому покупка мужем дома в деревне, мне даже очень понравилась, и я с удовольствием занялась огородом и цветами. Это приносило мне настоящее счастье. С соседями у меня как-то отношения не складывались, да собственно их и не могло быть.
Рядом жила женщина с детьми, которая была моего возраста, но она была занята своими отпрысками. Ни на что другое у неё времени не хватало. С другой стороны жила полусумасшедшая старуха, которую дети держали взаперти, под замком, боясь, что она может куда-то уйти. Они приходили к ней каждый день, кормили её и если нужно, то топили печь, а потом опять уходили, заперев её на замок. Напротив жила местная фельдшерица, которая была, по-моему, недовольна даже тем, что сама появилась на свет. Следующие соседи были тоже себе на уме и кроме площадного мата я ничего от них не слышала. У них мат был для связки слов и выражения эмоций. С ними я старалась избежать встреч, но положение соседки порой обязывало поддерживать разговор. Безусловно, были и хорошие люди, которые приветливо раскланивались при встрече, но с ними мне как-то не приходилось близко сталкиваться.
Вероника, так звали мою соседку-сверстницу, охарактеризовала всех живущих на нашей улице. Каждому она давала такие сочные эпитеты, что я просто поражалась её остроумию и меткости характеристик. Про седобородого старичка, что ежедневно по нескольку раз ходил по нашей улице, насвистывая старинные романсы, Вероника коротко бросила:
-Припозднившийся писатель.
Я тогда не обратила на это внимания, посчитав это очередной шуткой говорливой соседки, но впоследствии, я с ним столкнулась более близко и он меня не на шутку заинтересовал. Его единственного в селе все звали по имени и отчеству, что для деревни очень необычно. В обиходе «Кольки», «Васьки», «Данилы», а тут Юрий Иваныч, и не как иначе. Объяснялось это довольно просто. Этот старичок на любой вопрос мог дать исчерпывающий ответ, мог подсказать в строительстве, в ремонте бытовой техники и имел огромное количество инструмента для любых работ и, оказывается, сам умел всё: и часы наладить, и швейную машинку, и резную эксклюзивную мебель сделать своими руками.
Иногда, проходя мимо дома Юрия Ивановича, я видела его, сидящего в саду и слушающего музыку. Чаще всего это были органные мессы Баха, или старинные романсы в исполнении Вадима Козина, Аллы Баяновой, Штоколова. Лично для меня, услышать в деревне Рахманинова, Огинского и ещё многих других классиков, было как-то непривычно и поневоле заставляло задуматься о необычном старичке. Иногда из его сада слышались песни на стихи Есенина в исполнении великих мастеров. Его фонотеке можно было позавидовать.
Как-то у мужа возникли какие-то строительные проблемы, и он обратился за советом к Юрию Иванычу. Тот, естественно, дал дельный совет, и Виктор как-то пригласил его на чаёк, под таким кодовым названием был у него хороший коньячок. Юрий Иванович не отказался от приглашения, но пить коньяк наотрез отказался, заявив, что свои три тоны, он уже давно выпил. Но это тоже была шутка. Он, как выяснилось позднее, с детства не пил, что для русского человека довольно необычно. Виктор этого никак не мог понять и объяснить. Лично для него это было из области запредельного. Но меня Юрий Иванович заинтересовал совершенно другим. Оказывается, он и вправду баловался писательским ремеслом, и даже стихи писал с детства.
Как-то он нас тоже пригласил к себе, и я попросила его почитать свои стихи. Только человек с богатой душой мог написать такие стихи. В них чувствовалось подражательство Есенину, но при этом была найдена своя манера написания стихов, надо сказать неплохих. Мне лично они понравились. Мне импонировала простота слов, понятность мыслей, какая-то земная доступность чувств, красочность образов и природных явлений. Особенно удачными были стихи об осени и посвящённые маме, в них была такая пронзительность чувств, что на глаза невольно набегали слёзы.
Всё литературное творчество Юрия Ивановича было помещено в память ноутбука, и он нам читал прямо с экрана. Мой муженёк от этих лирических повествований уснул в кресле, сладко посапывая во сне, а я сидела с дочерью и буквально ловила кайф. Виктор проснулся и попросил разрешения выйти покурить, что само по себе не похоже на него, но видно и он понял, что выйдя без разрешения, он поступит более чем, бестактно.
Хозяин дома, как истый джентльмен, естественно вышел с Виктором, а я, попросив разрешения у автора, решила почитать сама, прямо с экрана. Юрий Иванович разрешил, и я начала бегло просматривать отдельные файлы и вдруг, в одном из них, неожиданно наткнулась на своё имя и заинтересованно стала вчитываться в текст. О боже, мне стало так жарко, что я вынуждена была снять кофточку. Я случайно наткнулась на заметки автора, которые он занёс в память ноутбука и касавшиеся лично меня. Спустя мгновение жар сменился таким ознобом, что застучали зубы. Господи, он видел даже завитки волос на моём лобке, как тут не будет бить дрожь. Я так отвлеклась, перелопачивая в мозгу прочитанное, что ноутбук самопроизвольно ушёл в спящий режим, на экране сначала заскользила бригантина под всеми парусами, а потом экран погас.
И в этот момент вернулись мужчины, и Юрий Иванович сразу сел на своё место и оживил компьютер. Когда он вывел ноутбук из спящего режима и экран засветился, хозяин дома сразу понял, что я только что читала. Глянув на меня, он смущённо улыбнулся, и в этой улыбке сразу было и извинение, и одновременно какой-то вызов. Я не отвела глаза, и несколько секунд мы смотрели друг на друга, забыв, что мы не одни. Первый раз в жизни меня спас мой муж, иначе я не знаю, чем бы кончилось наше единоборство глазами. Он предложил пойти домой, на моё счастье, не заметив моего взгляда на Юрия Ивановича. Я встала и убежала, даже не попрощавшись. Меня душил стыд, я боялась, что Юрий Иванович превратно истолкует моё поведение, но по истечению некоторого времени, ещё раз всё взвесив и припомнив, как было всё описано, я успокоилась. Мне было даже лестно, что он оценил и мою фигуру, и моё внутреннее состояние души, которое смог определить, не контактируя со мной напрямую.
Спустя несколько дней, мы с ним случайно встретились на улице, и я, весело посмотрев на Юрия Ивановича, с некой долей ехидства не то спросила, не то просто констатировала:
-Юрий Иванович, а подсматривать за голыми женщинами не этично!
-Ну, уж простите старику. Не удержался! Люблю красоту и могу часами любоваться любым цветком.
Он, конечно, не имел в виду «гвоздичку», но я невольно покраснела, и как девчонка убежала опять. Теперь, как только предоставлялась возможность, я думала о Юрии Ивановиче. Это происходило само собой, для меня он становился одиозной фигурой. На любое своё действие, я смотрела его глазами и думала, одобрит это он или нет. Даже в минуты близости с мужем, мои мысли были заняты им.
Уж коль затронула эту тему, то хочу сразу отметить, что интимная сторона взаимоотношений с мужем, давно стала чем-то потусторонним. Если в первое время наших встреч и последующей совместной жизни он был очень внимательным и чутким, то потом, куда всё делось. Он просто ставил меня или клал в нужную ему позу и удовлетворял свою похоть, совершенно не заботясь обо мне, о том, что я подумаю о нём. Устраивать ему сцены мне не хотелось, да он бы и не понял меня. Просто я плюнула на своё «ЭГО» и плыла по течению. Это была своего рода защитная реакция моего организма. Меня совершенно перестали трогать эротика наших взаимоотношений, я давно уже на себе поставила крест и не думала, что меня может что-то смутить в этом плане.
Но, увы. Как я глубоко заблуждалась…. Неказистый на вид старичок, заставил биться моё сердце в таком бешеном темпе, что мне порой становилось стыдно даже перед собой. Навеянная его стихами чувственность, рисовала сцены близости с ним. Это стало каким-то наваждением. Перед глазами проносились эротические картинки, и я точно знала, как он поступит в каждом конкретном случае, который я себе вообразила. Я пыталась отвлечься и начала новый цикл рисунков, но стоило мне взять карандаш в руки, как они, не спрашивая меня, начинали набрасывать портрет старичка с бородкой. Его эспаньолка, рассыпанные по плечам длинные волосы с крупными завитками, преследовала меня даже во сне и тогда, взвесив всё за и против, я приняла решение – будь, что будет, мне надоело убегать от самой себя.
Под всякими предлогами я стала ездить в деревню. То мне надо было выкопать перед зимой клубни цветов, то собрать урожай, то просто отдохнуть и закончить какой-то рисунок с натуры. Единственной целью всего этого было желание встретиться с Юрием Ивановичем. Его величество случай не заставил себя ждать. Я столкнулась с ним на нашей улице и набилась в гости, почитать его повести и рассказы. Он, безусловно, пригласил зайти в любое, удобное для меня время. Вечером пошла к нему. О боже, у меня было ощущение, что иду на первое в жизни свидание. Сердце колотилось так, что боялась, что он услышит и поймёт моё состояние. Но всё прошло удивительно просто и обыденно. Он предложил, прежде чем начать читать его писанину, выпить чаю или кофе. Так мы и сидели, занятый каждый своим делом. Я пила кофе и читала, а мой сосед разгадывал кроссворды, иногда обращаясь ко мне за помощью. Атмосфера была такой комфортной, по-семейному уютной, что у меня непроизвольно появилась улыбка.
В этот момент Юрий Иванович как раз обратился ко мне за помощью в разгадке кроссворда и заметил мою улыбку.
-Чему улыбаетесь? Что-то смешное в тексте? Вы что читаете? – спросил он, обращаясь ко мне.
-Той идиллии, что сейчас происходит здесь и сейчас. Когда-то в детстве я воображала себе своё семейное счастье вот именно так, как происходит сейчас, но с той лишь разницей, что я не ваша жена, а вы не мой муж. Но я всё это так реально ощутила, не виртуально, а в действительности и это вызвало мою улыбку.
-У всех художников очень богатое воображение.
-Это осуждение моей фантазии или похвала, я что-то не поняла?
-Это настолько скользкая тема, что можно нечаянно ушибиться, давайте её замнём, - сказал он с непередаваемым чувством грусти и сожаления в голосе.
-Согласна. Только вскользь замечу, что я очень повзрослела после знакомства с вами и у меня стали просыпаться очень смелые мысли, подумайте об этом на досуге.
В тот раз, после этого разговора, я уехала домой с чувством какой-то незавершенности. Обстоятельства складывались так, что месяца три я никак не могла выбраться в деревню на дачу. То болела мама, то были проблемы у дочери, то не было соответствующего настроения, а потом мы всё-таки разошлись с мужем. Он был по-мужски красив и женщины буквально вешались ему на шею. Раньше я как-то не обращала на это внимания, а тут, после очередного его увлечения, нервы не выдержали, я просто его выгнала из дома и мы развелись. Дом в деревне, при разделе совместно нажитого имущества, отошёл ко мне, а из совместного бизнеса, я полностью вышла. Квартира и дом в деревне по стоимости были равнозначны моей доле в бизнесе.
Я не знала, что мне делать, как жить дальше, а потом вернулась на старое место работы. Часто вспоминала Юрия Ивановича и очень хотела поехать в деревню, но почему-то очень боялась. Я боялась себя, и всё это время думала, думала и думала. Я даже не выдержала и рассказала обо всём, что творилось в душе, своей маме. Она долго изучающе смотрела на меня, а потом вымолвила:
-Долго ты шла к этому. Когда ты познакомила меня с Виктором, то я сразу поняла, что этот человек не для тебя, ты его со временем отторгнешь, но не решилась сказать тебе об этом напрямую. Единственно, почему не сказала, так только из-за того, что знала, что ты всё равно не послушаешься.
-Да, это уж точно. Характер у меня папин. Вот только удивляюсь, что вы прожили вместе почти сорок лет, но я, ни разу не слышала, чтобы вы ругались или на крайний случай ссорились. Как вам это удавалось?
-Да очень просто. Мы понимали друг друга с полуслова во всём, и мы искренне и сильно любили друг друга. Твой папа был уникальным человеком, с ним было всегда интересно.
-Вот мама, такое же я испытываю в присутствии Юрия Иваныча. Мы несколько раз были вместе, и я всегда знала наперёд, как он мне подаст чашку, как предложит что-то и, тем не менее, каждый раз это было неожиданно и удивительно приятно, как будто он прочитал мои мысли.
-Смотри дочка, тебе жить.
После этого разговора, даже не зная, как к этому отнесётся Юрий Иванович, я твёрдо решила напрямую обо всём ему рассказать и поехала в деревню. При разводе дочь встала на мою сторону, бросив отцу:
-Пап, ты вспомни, как ты себя вёл последние лет десять. Если честно, то меня всегда удивляло терпение мамы на твои выкрутасы. Вини в первую очередь самого себя. Такого оборота дела Виктор, естественно не предвидел, он думал, что дочь, которую он баловал, будет на его стороне.
Чтобы хоть как-то отвлечься от треволнений последнего месяца и чуточку отдохнуть перед работой, я поехала на дачу в деревню. Уехала я в ночь, и когда проезжала мимо дома Юрия Ивановича, то обратила внимание на ёлку, стоящую у него на газонной лужайке. На ёлке горели сотни разноцветных лампочек, которые непрерывно мигали. Не обратить на это внимание было просто невозможно. Я сбросила скорость, любуясь ёлкой, переливающейся цветными огнями. Недавно был новый год, и Юрий Иванович не поленился нарядить ёлку, он и сейчас сидел на своих качелях, слегка покачиваясь и любуясь зелёно-белой красавицей. К дороге он сидел спиной и не видел мою машину, но, как будто почувствовав, что за ним наблюдают, стал поворачивать голову в мою сторону. Резко нажав на акселератор, я рванула машину и исчезла из его поля зрения.
Только зайдя к себе в дом, я поняла, какую глупость сделала. Целую неделю стояли настоящие крещенские морозы, и дом так настыл, что мне его нужно было прогревать не меньше суток. Развод с мужем так меня выбил из колеи, что я совсем забыла про холодный дом. Включив газовый котёл, я села в кресло и задумалась, что же делать. Возвращаться в город мне совершенно не хотелось, но и ночевать в диком холоде тоже не прельщало. Газовый котёл системы отопления мог прогреть дом только через сутки. Выгружая и перетаскивая вещи из машины в дом, я всё размышляла о своей глупости и приняла неожиданное решение, пойти попроситься на временный постой к Юрию Ивановичу. Обстоятельства сами толкали меня туда, куда я мысленно хотела.
И я пошла к нему. Он всё также сидел на качелях в глубокой задумчивости, но как только я вышла из-за угла, мгновенно повернул голову в мою сторону и воскликнул:
-Бог мой! Кого я вижу. Каким ветром вас занесло в это время?
-Юрий Иванович! Спасайте! Приехала, а не подумала, что дом ледяной. Пустите переночевать на одну ночь?
-Господи, о чём разговор. Пойдёмте в дом, а где Виктор?
-А без Виктора пустите? Я одна приехала.
-Да никаких проблем. Ты иди за машиной, поставишь её у меня во дворе, у меня расчищено, а у тебя там несколько часов нужно снег разбрасывать. Сейчас я тебя такой уткой угощу, пальчики не оближешь, а откусишь, это не американская рождественская индейка. Не люблю индюшатину, на мой вкус она суховата, или я её не умею готовить.
С его предложением было трудно не согласиться, и я пошла за машиной, а Юрий Иванович пошёл к себе в дом разогревать утку. Когда я вошла в дом, то меня обдало таким ароматом, теплом и уютом жилого помещения, что у меня невольно засосало под ложечкой от голода. Юрий Иванович суетился возле стола, уставляя его деревенскими деликатесами: квашеной капусткой, солёными огурчиками, помидорчиками и даже зелёным свежим укропчиком, который рос у него на подоконнике.
-Мойте руки и садитесь. Сейчас мы с Вами устроим пир при свечах. Какую музыку поставить, песни на стихи Есенина или старинные романсы? - спросил он, как только я вошла.
-Юрий Иванович, конечно для разгона сначала Есенинские песни.
-Момент! Любой Ваш каприз. Я так рад вашему приезду. Здесь всё хорошо, но страшный дефицит в человеческом общении. Садитесь вот сюда.
Юрий Иванович разлил по рюмкам водку из запотевшей бутылки и произнёс:
-Лично я пью за нечаянную радость!
-Присоединяюсь!
Мы выпили, и я с удовольствием буквально набросилась на закуски. Юрий Иванович, проявляя гостеприимство, пытался одновременно, и угощать и развлекать, и у него это получалось. Меня всегда удивляло умение Юрия Ивановича приготовить вкусное блюдо, красиво оформить обеденный стол, это у него был какой-то священный ритуал. Вот и сейчас на столе стояла маленькая искусственная ёлка, а под ней дед Мороз и Снегурочка. На столе горели зелёные свечи в виде ёлок и обязательный букет цветов из засушенной колючки в маленькой вазочке. Это создавало такой уют, придавало значимость процессу поглощения еды.
Ужин при свечах явно удался. Никогда я не чувствовала себя так комфортно и раскованно. После ужина мы перешли в комнату и, расположившись в креслах, слушали музыку. Старинные романсы в исполнении Вадима Козина, Изабеллы Юрьевой, Вертинского навевали атмосферу романтической грусти, тревожного ожидания чего-то неизведанного, загадочного. В душе поднималась волна чувств чего-то возвышенного, хотелось взмахнуть воображаемыми крылами и взлететь.
-Юрий Иванович, мы, по-моему, перебрали, у меня кружится голова и появилось желание полетать, да вот боюсь в темноте заблудиться.
-Вы просто устали сегодня. Сейчас постелю, и летайте на здоровье до утра, - сказав это, Юрий Иванович встал и занялся приготовлением постели для меня. Закончив стелить постель, он тактично вышел, сделав жест, в сторону дивана. Мне действительно захотелось спать и, не мудрствуя лукаво, я разделась и свалилась в постель. На меня навалилась такая усталость, что я мгновенно провалилась в небытие.
Проснувшись рано утром, я долго не могла понять, где я нахожусь, и только увидев на диване, в углу комнаты, спящего Юрия Ивановича, я всё вспомнила, и быстро одевшись, потихоньку ушла домой. Целая ночь работы газового котла не прошла даром. И хотя температура не поднялась до нормы, но уже можно было, по крайней мере, снять верхнюю одежду. Наведя относительный порядок в доме, я пошла в баню. Мне так захотелось ощутить жар парилки, что не в силах с этим бороться, я затопила баню. Целый день пролетел в незаметных делах по хозяйству. Я расчистила дорожки, приготовила обед, протопила баню и к вечеру решила забрать машину от Юрия Ивановича. Встретившись с ним, я извинилась, что утром ушла, не разбудив его, и не поблагодарив за гостеприимство. Заодно пригласила его в баньку попариться. Сама я собиралась это сделать поздно вечером, перед сном. Он с удовольствием принял моё предложение.
Когда спустя некоторое время он пришёл и направился в баню, я в это время занималась просмотром своих летних работ, которые лежали с незапамятных времён в чулане. Но голова была забита воспоминаниями о вчерашнем ужине, о тупиковой ситуации в моих чувствах. Я не знала, как мне себя вести с Юрием Ивановичем, как ему поведать о буре, что творится в душе. Я вертела картины в руках, порой даже не понимая, чего хочу с ними сделать. Вконец запутавшись, решительно встала и пошла в баню. Будь, что будет, но неопределённость, это не по мне.
Надо было видеть глаза Юрия Ивановича, когда я голой вошла в парную, где он сидел, уставившись в одну точку. Он долго не мог врубиться в ситуацию. На его лице промчалась целая серия эмоций, начиная от растерянности до недоумения, а потом на лице осталась улыбка с еле заметной, какой-то грустной иронией.
-Юрий Иванович, я решила вернуть старые русские обычаи, когда в бане мужчины и женщины парились вместе, и, вспомнив это, взяла и проперлась. Не прогоните?
-Да ради бога, почту за честь попариться с такой красавицей. Отдаю дань твоей отчаянной смелости, - сказал он и улыбнулся, но на этот раз улыбка была такая подкупающая, своей искренностью, что я не могла в ответ не улыбнуться.
-Я сама удивляюсь своему поведению, но это ваше влияние, кстати, предлагаю перейти на ты. Глупо без штанов, а тем более трусов, выкать.
-У тебя что-то случилось? Я ещё вчера заметил твоё плохое настроение и, как это ни странно, сейчас сидел и думал как раз над этим.
-Да. Мы с Виктором развелись, но давай об этом не будем. Слушай, поработай веничком. Никогда этого не испытывала, а так всегда хотелось.
-Вот тебе на. А зачем же баню строили?
-Я всегда парилась в бане одна. Доступ мужа к моему телу в бане был всегда запрещён. Мы мылись и парились по отдельности.
- Ложись вот сюда.
Я легла на верхнюю полку на живот, а он, поддав парку, взял в руки веник и стал колдовать надо мной. Я действительно никогда не парилась с веничком. Так, изредка заходила в парную, после мужа, когда и пара то уже не было, и, посидев несколько минут, уходила мыться. Юрий Иванович налил горячей воды в тазик и стал, систематически опуская туда веник, водить им по моей спине, попе и ногам. Было ощущение, будто кто-то меня нежно гладит. При этом у меня вслед за веником по телу бежали мурашки. Это было настолько необычно ощущать раскалённый веник на своём теле, который едва прикасался и летал от плеч до пяток. Затем Юрий Иванович стал меня веником хлестать, сначала легонько, легонько, иногда замирая на каком-то участке тела, а потом темп стал возрастать и сила ударов тоже. Удары теперь наносились с оттяжкой. По коже то бегали мурашки, то она горела огнём от хлёстких порхающих ударов. Казалось ещё мгновенье и веник рассечёт кожу до крови, но темп и сила ударов вдруг замирала, и вновь начиналось ласковое поглаживание.
Когда Юрий Иванович мочил веник в тазу, а потом касался меня, то казалось, на тело льётся кипяток, от которого от пяток до макушки пробегали волны мурашек. Попарив меня так несколько раз, он заставил меня повернуться и лечь на спину и стал хлестать другую сторону тела, но при этом сила ударов в районе груди была еле ощутима, будто берёзовый веник сменялся на пуховый. Я понимала, что он видит всё моё женское естество, но одновремённо это привносило в моё сознание радость, давало ощущение безграничного доверия к моему партнёру.
Когда он прекратил работать веником, у меня всё тело горело. Было ощущение, что спички вспыхнут, если только прикоснуться к телу. Я чувствовала каждую мышцу, каждый мускул.
-Господи, какое удовольствие я получила, это почти оргазм, но не в одной точке, а по всему телу. Спасибо, я твоя должница, но так, как ты работаешь веником, не смогу.
-А мне этого и нельзя, пойдём, ополоснёмся.
Мы вышли из парной, он стал меня обливать тёплой водой, а потом мы вышли и сели в предбаннике. Тело гудело как телеграфный столб в мороз. Какая-то неземная лёгкость ощущалась и в теле и в мозгах. Хотелось буквально летать, прыгать, озорничать.
-Юрий Иванович, у меня к вам нестандартная просьба. Вы находитесь в бане, наедине с женщиной, так будьте добры опишите ваше эмоциональное состояние, на мужские подвиги не тянет?
-Грешен. В отдельные моменты, когда любовался твоим красивым телом, то естественно появлялись эротичные мыслишки, и один раз даже моё мужское естество взбунтовалось, но одно то, что ты появилась здесь, говорит о таком твоём доверии ко мне, что это меня мгновенно остудило. Физическая близость может сблизить, но может и всё испортить.
-Это вы правы. Эх, сейчас бы чего-нибудь холодненького.
-Нет проблем. Я в термосе чай со льдом принёс. Будешь?
-С превеликим удовольствием. Знаешь, такого настроения, как сейчас, у меня уже сто лет не было.
-Вот не знал, что ты такая старая, а по виду не дашь. На, попей чаю с мятой, - сказал он и подал мне чашку, которую налил из принесённого с собой термоса.
Чай был ледяным, это так контрастировало с теплом бани, что приникнув к чашке, я уже не могла оторваться и выпила её до дна одним махом, хотя и во рту, и горле буквально ломило от холодного напитка.
-Спасибо! Это то, что нужно в данный момент. Господи, как хорошо, для полного счастья не хватает чувственного поцелуя. Может рискнём?
-Да запросто, - сказал он и, встав с лавки, подошёл ко мне и, наклонившись, нежно приник к моим губам.
Это был не просто поцелуй, а какой-то иезуитский ритуал, от которого я чуть не потеряла сознание. Втянув в себя воздух из наших слившихся уст, он затем чуть отстранился, буквально на миллиметры, и пошевелил головой из стороны в сторону. При этом губы, и его и мои, удерживаемые разряжением, скользили друг о друга. Создавалось ощущение, еле заметного пощипывания как от слабого электрического разряда между ними. Скольжение губ относительно друг друга, создавало непередаваемые ощущения нежности и одновременно страстности. У меня в груди, будто что-то подожгли, я почувствовала, как мои соски грудей мгновенно затвердели и все мои эрогенные зоны запылали. Не в силах себя сдержать, я вскочила с лавки и обвила руками голову Юрия Ивановича, целуя его со страстью, на которую только была способна. Мне захотелось большего, чем поцелуй, и как бы мне в ответ, я почувствовала, как его мужское естество воспряло и упёрлось мне в живот.
Дальнейшее было таким бурным и страстным, что просто невозможно описать. Его руки, словно крылья огромной бабочки, нежно гладили моё тело, порхали по всему телу, скользили по бёдрам ног, чуть задерживаясь на курчавых завитках ниже пояса, еле касались самого сокровенного в женском теле и вновь начинали изучение моего тела. Боже, это была эротическая пытка, такого со мной никогда не было с мужем, которого я искренне и сильно любила в начале наших отношений.
-Господи, не мучь меня, иди ко мне, - бросила я, прижавшись к нему всем телом и ощутив при этом его восставшую плоть. Тело само сработало так, как надо, и то, о чём я неоднократно думала, произошло. Стоило ему сделать несколько движений, как в моём организме произошёл буквально эротический взрыв, потрясший меня своей силой и глубиной. Щипало даже в кончиках ушей, и по низу живота прокатилась огненным смерчем волна сладостных судорог.
Такой реакции моего организма, я от себя не ожидала, мне стало стыдно перед Юрием Ивановичем, который явно не успел испытать того, что испытала я.
-Извини, ты разбудил во мне такое, о чём я никогда даже не подозревала.
-Я не пойму, это тебя расстраивает или радует?
-Скорее пугает. Слушай, я побывала на седьмом небе, а ты ведь нет.
-Для меня намного важнее, что это испытала ты.
-Какие вы разные с Виктором. Для него важнее, как раз наоборот. Слава богу, что я с ним рассталась.
Мы ещё некоторое время посидели в предбаннике и затем пошли в дом. У меня в голове был полный сумбур, я пыталась всё разложить по полочкам и объяснить самой себе то, что произошло. Но ничего не получалось. Списать всё на сексуальное минутное увлечение - не соответствовало действительности, назвать это любовью, тоже было неправдой. В моём-то возрасте глубоких чувств не может быть, считала я априори, но и просто сексом это объяснить, было бы неправдой. Будто почуяв моё внутреннее смятение, Юрий Иванович, испросив разрешения, удалился домой, а я пыталась во всём разобраться и оправдать свои поступки, но так и не смогла это сделать. Стоило мне вспомнить движения его рук, их лёгкие прикосновения, как накатывала такая волна чувств, что хотелось немедленно бежать к нему. Анализируя то, что с нами произошло, меня поражали его действия, он словно читал мои мысли и делал так, как я хотела. Это было во всём, в его движениях, его улыбке, репликах, нечаянных прикосновениях. На волне этих мыслей, я уснула крепким сном и проспала всю ночь, даже забыв запереться.
Разбудил меня аромат кофе. У кровати стоял с подносом Юрий Иванович и хитро улыбался.
-Быстро на горшок и прошу к столу. Кофе готов, круасанов, к сожалению, нет.
-Получишь выговор, с занесением в личное дело. Что это такое? Почему нет круасанов.
-В Париже нелётная погода и самолёт не смог доставить.
-Юр, можно я тебя так буду звать? Не надо мне круасанов, дай свои губы….
Стоило ему наклониться и приникнуть к моим губам и легонько пошевелить головой, как у меня в груди, будто что-то взорвалось, и я заревела. Слёзы градом катились из моих глаз, а Юрий стоял и растерянно смотрел на меня.
-Ты чего?!
-В далёком детстве, я мечтала о подобном, и вот это сбылось, ну где ты был раньше? Я бы тебе нарожала кучу детей и сейчас они бы разбирали этот дом по кирпичикам.
-А дом-то причём?
-Не знаю! Я сейчас неспособна трезво рассуждать….
-Слушай, пока я готовил кофе, то краем глаза смотрел на твои работы. Ты хоть догадываешься, что это шедевры твоего таланта. Я даже не знал, что ты такая талантливая художница. Вот на этом этюде я даже запах цветущей липы чувствую, а ещё лёгкий ветерок, колышущий ветви ивы над прудом.
-Тебе, правда, нравятся мои работы?
-Да это не может не нравиться! Это действительно великолепно. У меня сейчас родилась мысль организовать выставку твоих работ. У меня друг детства художник и он может это организовать.
-Спасибо! Но столичные вернисажи не для меня, вот здесь другое дело, я не против этого.
-А это мысль. Давай, организуем выставку в школе, ведь помещение пустует, школу то закрыли.
Они позавтракали и стали разбирать полотна. Весь день Вера находилась в приподнятом настроении. Все неприятности последних дней ушли куда-то в сторону, и Вера предстала перед Юрием Ивановичем совершенно в другом свете. Он привык её видеть всегда чем-то озабоченной, серьёзной, а сейчас она шутила, заразительно смеялась, буквально лучилась счастьем.
-Слушай, я знаю тебя уже больше пяти лет, но никогда не думал, что ты такая шкода.
-Это твоя заслуга, ты разбудил во мне то, что дремало с юношества. Господи, да откуда ты взялся на мою счастливую голову.
-Да с твоей же улицы, я живу через два дома.
-Юра! Знаешь, вот за эти двое суток я поняла, что такое настоящее счастье, обними меня, я сейчас разревусь….
-Твоя непоследовательность мне нравится.
Весь день пролетел в суете хозяйских забот и вечером, когда настала пора ложиться спать, Вера с тревогой в голосе спросила:
-Я надеюсь, ты не уйдёшь спать к себе? Если я останусь одна и ночью проснусь, не чувствуя тебя рядом, то могу принять всё произошедшее с нами за сон, а мне быль как-то больше по душе.
-Да куда я от тебя уйду, теперь нас разлучит только могила.
-Перестань так глупо шутить, это на тебя непохоже. Кстати, ты, где любишь спать, с краю или у стенки?
-По центру кровати….
-А где же буду я?
-Там же…, только на мне. Не возражаешь?
-Ты, думаешь, я на твоих костях усну?
-А ты ещё и спать собираешься?
-Ладно, я согласна и на этот вариант.
Когда они, закончив все вечерние дела, улеглись в пастель, то Вера с тревогой ждала этой минуты. Она боялась, что то, что вчера произошло с ними в бане, может сегодня не произойти. Она прожила с Виктором почти двадцать лет, но за все эти годы ей не пришлось испытать того, что произошло с ней вчера. Её тело, в те мгновения, не принадлежало ей, оно трепетало и непроизвольно подчинялось ритму партнёра, делало всё так, чтобы принести максимум удовольствия обоим. Никогда раньше она не могла позволить себе те действия, что делало её тело само по себе. Она никогда не относила себя к холодным женщинам, и адекватно реагировала на действия мужа, но, то что, произошло вчера, в бане, было запредельным, доставившим ей неиспытанное ранее удовольствие.
Юрий, чувствовал эту внутреннюю напряжённость Веры и отвлёк её разговорами о картинах и только после этого неожиданно спросил:
-Дурочка, ты кого испугалась? Меня или себя? От тебя исходило такая напряжённость, что у меня на голове волосы зашевелились.
-Юр, я действительно испугалась. За все годы замужества, я ни разу, даже в мыслях не изменила мужу, а тут легла в постель, практически, с незнакомым мужчиной. И хоть мы с Виктором уже в разводе, но необычность моего поведения смутила даже меня саму.
Юрий погладил её по голове и, взяв пальцем за подбородок, повернул её голову к себе и пристально посмотрел в глаза. Все её страхи мгновенно улетучились, она чуточку приподнялась и приникла к губам Юрия, которые живо ей ответили. За всю свою жизнь, даже в молодости, когда она встречалась с Виктором, даже тогда, когда в ней заиграли гормоны молодости, такого поцелуя в её жизни не было. В груди, как будто ударил колокол, соски засвербели так, будто в них вонзили шило, и спустя мгновение повторилось вчерашнее чудо.
Устало откинувшись в сторону и разбросав руки, Вера счастливо засмеялась, по её щекам потекли слёзы.
-Юр, ты колдун или гипнотизер, ты разбудил во мне такое, чего я даже представить не могла, но, если честно, то мне это нравиться. Ты отключаешь во мне разум, и тело творит то, что ему хочется. Я даже не подозревала, что такое возможно, господи, как мне хорошо с тобой.
Вера положила голову на плечо Юрия, крепко обняла его рукой и нежно укусила за сосок.
-Ты, что проголодалась?
-Странно, мы вроде нормально поужинали, но у меня действительно проснулось желание, что-нибудь пожевать, давай чай попьём и по бутерброду съедим.
Во время ужина они обсуждали то, что с ними произошло, и как это воспримут жители села. Юрий сидел в халате, а Вера, то и дело, вскакивая то за сахаром, то зачем-то ещё, бегала по комнате в его рубашке. Глядя на неё, он не выдержал и, когда она в очередной раз вскочила, поймал её за руку и усадил себе на колени.
-Ты когда носишься в таком виде, то у меня закипает кровь от твоей сексуальности.
-А жаловался, что старый. Да ты оказывается ещё тот кобель, не всякий молодой способен на то, что творишь ты.
-За оскорбление с тебя поцелуй.
-Ну, уж нет, я догадываюсь, чем это может кончиться, но давай повременим, у меня до сих пор ещё дрожат ноги от предыдущего заплыва на небеса.
После ужина, они разожгли камин и долго сидели, наблюдая за пляской огня. Вера всё также сидела на коленях у Юрия и счастливо улыбалась неожиданному счастью, жалея, что этого не случилось раньше. Она так и уснула в кресле. Юрию Ивановичу потребовалось немало усилий, чтобы выбраться из большого кожаного кресла, не потревожив Веру, которую он отнёс в кровать и заботливо накрыл одеялом. У неё даже во сне по лицу блуждала счастливая улыбка.
На следующий день Юрий договорился об организации выставки с бывшим директором школы, который теперь выполнял обязанности сторожа имущества и здания закрывшегося учебного заведения. Вместе они освободили от парт две классные комнаты, украсили подоконники домашними цветами в горшках. Юрий привёз картины, и они развесили их по стенам. Юрий Иванович, когда-то сам увлекавшийся живописью, был поражён картинами Веры, о чём не применул ей сказать:
-У меня такое впечатление, что эти картины рисовали два совершенно разных лица, один из которых прорисовывает всё до мельчайшей подробности, а второй небрежно наносит краску большими мазками, но при этом не теряется выразительность сюжета. Какой же Веруня у тебя талант!
Слух, об открытии выставки, распространился по деревне мгновенно. Для деревни это было так необычно, что посмотреть пришли даже те, кто еле передвигался. Некоторые подолгу стояли у наиболее понравившихся картин, впервые ощутив причастность к нарисованным на картинах сюжетам, ибо на многих из них были изображены улицы их деревни, знакомые озёра и река. Но изображённые на картине виды, воспринималось совершенно по другому, чем в натуре, на которую порой никто не обращал внимания. А здесь, на картинах, поражала красота этих знакомых мест, какое-то солнечное тепло исходило от изображенного сюжета на картинах.
Некоторые персонажи картин были узнаваемы. И все однозначно признавали, что по главной улице села шла Авдотьевна, которая ходила, широко расставив руки в локтях и примкнув кулаки к бёдрам. За такую бойцовскую позу, её даже прозвали боевиком.
На другой картине все жители села узнали местную сумасшедшую старуху Ильиничну, которая сидела на скамеечке возле дома у куста цветущей сирени. Обычно Ильинична наделяла всех проходящих мимо её дома страшными проклятьями, но иногда на неё находило благостное настроение, и тогда она приветливо здоровалась. Вот и на этой картине Ильинична была в таком благостном настроении и беседовала с кистью сирени, рука так и застыла, как бы гладя кисть сирени. Ильинична никогда не позировала Вере, но она по памяти воспроизвела редкую минуту просветления, нашедшую на свою соседку.
Успех выставки был очевиден, о ней узнали и в районном городке и оттуда стали приезжать люди. В деревню приезжал редактор местной газеты, встречался с Верой, и в районной газете появилась большая статья, посвящённая выставке. Вера, даже не ожидала такого, а уж когда и в областной газете появилось хвалебная заметка, то она радовалась этому, как ребёнок. Её только смущало одно, что слишком уж много счастья свалилось на её голову одновременно. И возникший союз с Юрием, и эта выставка, хвалебные статьи в газетах и даже предложение перенести выставку в областной город. Вся деревня уже знала об их совместной жизни, но никто не осуждал, а глядя на их счастливые лица, на то, как они предупредительно относятся друг к другу, то многие просто им завидовали белой завистью.
Вера, втайне от Юрия, разместила его стихи в интернете в живом журнале. Ей нравились его стихи, и она надеялась, что не одинока в этом. Она была так благодарна Юрию за всё, что тоже решила отблагодарить его именно так. Но это была ошибка, но поняла это она слишком поздно. Стихи не остались не замеченными, о них разгорелся такой спор во всех литературных журналах и газетах, что это отразилось на Юрии. Одни хвалили его, другие обвиняли в подражательстве Есенину, третьи отмечали нарушение всех традиций стихосложения. В деревню стали часто наведываться корреспонденты из Москвы, чтобы взять интервью у Юрия, который мучился от этой шумихи вокруг его имени и иногда с укоризной смотрел на Веру.
-Юр, ну я даже предположить не могла, чем может обернуться моё желание сделать тебе подарок, что обернулось в конечном итоге медвежьей услугой. Прости!
-Да ладно, ты то, не переживай, хорошо ещё, что мою прозу не разместила, тогда бы вообще житья не стало. Давай смотаемся куда-нибудь от всего этого, через полгода об этом напрочь забудут. Я эти стихи писал только для себя и никогда не хотел опубликовывать, как будто знал, что вот так и будет.
Они действительно уехали в соседнюю область, к его сестре, но и там их тоже достали вездесущие репортёры. Сердце Юрия Ивановича не выдержало, и он скончался от инфаркта, выгоняя очередного назойливого репортера. Вера чувствовала себя виноватой во всей этой трагедии, очень переживала и не раз вспоминала, своё предчувствие, что слишком много свалилось на неё счастья. Тысячи раз она вспоминала, как она познакомилась с Юрием, как неожиданно, даже для себя, пошла в баню, как он её парил, какими счастливыми были прожитые с ним месяцы. Она замкнулась, жила в своей деревне, но слишком горькой была её утрата, которая не давала ей покоя, она даже стала думать о суициде, но всё произошло само собой. Однажды, возвращаясь на машине домой, она так задумалась, что не заметила, как оказалась на встречной полосе дороги и врезалась в идущий навстречу грузовик. Скорость была приличной, удар был такой силы, что всё произошло мгновенно, она даже не успела почувствовать боли….