Увидел здесь миниатюру А.С.Минакова «Я спичка» и в памяти всплыли когда-то поразившие стихи, наполовину забытые: « Она была маленькой спичкой в белом платьице скромном... но однажды она случайно задела шершавую стенку и мигом вспыхнула ярко... лежит она в куче пепла среди обгоревших спичек...», стал искать на полках и в интернете, не нашел, но зато вспомнил, как я впервые услышал это и другие стихи Жака Превера.
В студенческие годы я снимал комнату в доме 6 на улице Горького, дом, собственно целый квартал, ограниченный Проездом МХАТа и Столешниковым переулком, окруженный множеством достопримечательностей, включая МХАТ, ресторан «Арагви», в те времена знаменитый «Коктейль холл» и прочее, перечислять долго. Завтракал я у хозяйки квартиры Ольги Ивановны Котовской, вдовы крупного довоенного строителя. А семья «того Котовского» известного по одноименному фильму, как всегда при знакомстве поясняла Ольга Ивановна, не претендовавшая на чужую славу, жила чуть дальше в доме 8, весь первый этаж которого занимал огромный книжный магазин. Наш дом был кооперативный, построен до войны, и жили там всякие известные люди, в том числе великий Борис Ливанов, про которого в доме ходила шутка «Мы видели Ливанова, Ливанова не пьяного. Ливанова не пьяного? Так это не Ливанова». Про этот дом и его обитателей и окрестности дома можно много рассказывать, но вернусь к теме.
Учился я в старом здании Университета на Моховой, в десяти минутах ходьбы от дома. Где и обедал в студенческой столовой, точнее полдничал, то что сегодня называют ланч а уж обедал после института в кафе «Артистическое» прямо напротив МХАТа. Меню в этом милом кафе состояло из куриного бульона с гренками и вареной курицы из этого же бульона с рисом, или яичницы с чёрным хлебом по рецепту артиста Болдумана, но главным блюдом был кофе, за которым постоянные обитатели просиживали к неудовольствию официанток весь день. Я съедал свой бульон и куриную ножку, причитающуюся мне как постоянному посетителю, выпивал «двойной» черный кофе или в теплое время весной и осенью холодный кофе с мороженым под названием «кофе-гляссе» и глазел по сторонам. А посмотреть было на что.
Это было любимое место богемы, всяких журналистов, поэтов, и разумеется артистов МХАТА , встречались артисты и других театров, однажды увидел в компании Элину Быстрицкую, и само-собой студенты Школы-студии МХАТа, располагавшейся напротив в здании театра, вернее в соседнем, примыкающим к нему здании, где находился музей театра и замечательная столовая, которая могла дать сто очков очень хорошему ресторану. Тогда как раз учились впоследствии знаменитые Урбанский, Лаврова, Анофриев и многие другие. Меню как я уже сказал было непритязательное и очень недорогое, что наверное и привлекала нищую богему и студентов. Евстигнеев, колоритную внешность нельзя было не запомнить, кажется уже кончил «Школу», но тоже там бывал.
Интересных эпизодов там было много, например: часто вечером можно было увидеть, как один очень известный артист быстрым шагом через оба зала проходит прямо к стойке буфета, где ему, не спрашивая, наливают стакан коньяку, выпивает залпом и таким же решительным шагом идет к выходу и через улицу в театр к началу спектакля играть на сцене.
Я был тогда красивый и очень замкнутый независимый юноша, институтский товарищ Санька Архипов, незаметный мудрец, сказал как-то: «Короневский — это сфинкс третьей группы: всех привлекает и никого не подпускает ближе, чем на расстояние вытянутой руки». Мне это тогда польстило, хотя я и понимал, что это скорее беда моя, сопровождавшая меня всю жизнь. Так вот сидел я в этом «Артистическом» кафе в одиночестве у стенки за столиком, пил свой кофе и наблюдал с интересом и удовольствием, и на имевшие место попытки познакомиться не реагировал. Однако, однажды бойкая и настойчивая студентка третьего курса Школы-студии подсела ко мне, пренебрегая моей застенчивостью, осыпала театральными сплетнями и предложила пойти с ней в Дом актера, который тогда был на улице Горького, на углу площади Пушкина. Вот в этом прекрасном, тоже очень интересном здании, благодаря моей подруге я однажды попал на концерт замечательного переводчика Михаила Кудинова, читавшего свои переводы из Жака Превера. И был покорен.
Послушайте:
Я пошел на базар, где птиц продают,
И птиц я купил
Для тебя,
Любимая.
Я пошел на базар, где цветы продают,
И цветы я купил
Для тебя,
Любимая.
Я пошел на базар, где железный лом продают,
И цепи купил я,
Тяжелые цепи
Для тебя,
Любимая.
А потом я пошел на базар, где рабынь продают,
И тебя я искал,
Но тебя не нашел я,
Моя любимая.
Как нарисовать птицу
Сперва нарисуйте клетку
с настежь открытой дверцей,
затем нарисуйте что-нибудь
красивое и простое,
что-нибудь очень приятное
и нужное очень
для птицы;
затем
в саду или в роще
к дереву полотно прислоните,
за деревом этим спрячьтесь,
не двигайтесь
и молчите.
Иногда она прилетает быстро
и на жердочку в клетке садится.
иногда же проходят годы -
и нет
птицы.
Не падайте духом,
ждите,
ждите, если надо, годы,
потому что срок ожиданья,
короткий он или длинный,
не имеет никакого значенья
для успеха вашей картины.
Когда же прилетит к вам птица
(если только она прилетит),
храните молчание,
ждите,
чтобы птица в клетку влетела;
и, когда она в клетку влетит,
тихо кистью дверцу заприте,
и, не коснувшись не перышка,
осторожненько клетку сотрите.
Затем нарисуйте дерево,
выбрав лучшую ветку для птицы,
нарисуйте листву зеленую,
свежесть ветра и ласку солнца,
нарисуйте звон мошкары,
что в горячих лучах резвится,
и ждите,
ждите затем,
чтобы запела птица.
Если она не поет -
это плохая примета,
это значит, что ваша картина
совсем никуда не годится;
но если птица поет -
это хороший признак,
признак, что вашей картиной
можете вы гордиться
и можете вашу подпись
поставить в углу картины
вырвав для этой цели
перо у поющей птицы.
Три спички, зажженные ночью одна за другой:
Первая - чтобы увидеть лицо твое все целиком,
Вторая - чтобы твои увидеть глаза,
Последняя - чтобы увидеть губы твои.
И чтобы помнить все это, тебя обнимая потом,
Непроглядная темень кругом.