-Слышал?
Голова соседки, словно переспевший кочан капусты, выросла над тыном.
От неожиданности дед Хасан чуть было не ткнулся в ведро с молодой картошкой.
-Уйди, зараза, -устало поприветствовал он нарушительницу привычного труда, -аль не видишь, копать и копать.
-Ты, -не отставала бабка Матрена, -здесь со своими клубнями ковыряешься, а в мире эва творится.
Дед Хасан устало сел на ведро.
-Ну?-доставая кисет, деланно поинтересовался он.
Быстрее опростается, скорее отстанет, чертова баба. Да и передых с перекуром не помешает.
Старый тын, ровно деревенская плотина от вешних вод, угрожающе заскрипел под жилистыми руками бабки Матрены. Вот прет, затягиваясь крепким самосадом, подумал дед Хасан. Это сколько же надо узнать, да живой остаться. Сподобил бог ей телевизор в хату.
-Вот, -стартанула соседка, -Жириновский заманивает Маккейна к себе.
Она выразительно посмотрела на соседа, словно ожидая, что тот от новости тут же свалится с ведра. Но дед Хасан лишь в очередной раз пустил клуб ароматного дыма:
-Подсобить картоху копать?
-Деревня, -возмутилась баба Матрена, -хочет в поезд свой посадить и по Россее повозить. Мол, зря ты, американский товарищ, на нас понапраслину городишь. А заодно в свое ЛДПР-сообщество приманить. Тому-то ой, как надо. Говорят, не отошел головой от плена.
-У немцев?
Бабка Матрена остановилась. Но поняв, попеняла:
-Эти уж давно не берут в плен. Позже это было. Сам Вольфович объяснил, что пытали его вьетнамские педофилы.
-Кто?
-Ну партизаны местные. И так замордовали родимого, что не в себе до сих пор ходит. По ночам вроде вскакивает и по-нашенски начинает крыть. Да так, что супружница с детьми в чем мать родила бегут из белогу дому своего.
-Все?-спросил дед Хасан, переводя взгляд с ещё некопанных рядов на поднимающихся с ракитника грачей.
-Отсталый ты человек, -махнула соседка рукой и поплелась в хату.
-Их бы всех, -привставая с ведра, в отместку крикнул дед Хасан, -сюда все приманить. -В саму пору.
***
Суматошной ночью вновь поднималась над ракитником черная стая. Дед Хасан тревожась за недокопанное, прислушивался. Дала бы погодка закончить, а все остальное пустяки. Он закрыл глаза...
...бронепоезд, ослепив, налетел и подхватив, понес по необъятным просторам. Это сколько же земли, дивился дед Хасан, глядя с верхней полки на сливающиеся в широкую золотую полосу березки. Перевел взгляд на соседа, молодого гиганта. Тот, поджав длинные ноги и свесив голову, слушал, что говорят сидящие внизу. Дед Хасан тоже скосил глаза.
Двое, таких же возрастом, что и он. Но говорит один. Руками размахивает, в крик переходит. Второй, тоже седой, ровно лунь, сидит ни жив-ни мертв. Только хотел со столика сок взять, напряжение снять, первый ему соком этим прямо в лицо. И кричит опять: мразь, подлец.
Дед Хасан со страху сам в уголок на своей верхней полке вжался. А молодой человек напротив успокаивает: не боись, мол, своих он не тронет. Вот лучше посмотри, какую я зиговку придумал. И протягивает деду Хасану черную кругляшку. Только не сломай, предупреждает, а то девки надысь, пока я им программу развития столицы втолковывал, раскурочили нахрен.
А внизу ещё больше распаляется. Ужо стал таскать сидящего напротив за космы седые: не добили тебя, суку, вьетнамские педофилы, так мы докончим. Казнимый руками машет голову прикрывает. Изловчился, вскакивает и на стоп-кране повисает. Зиговка из рук гиганта вылетает и прямо в лоб беснующемуся. А дед Хасан плашмя летит прямо на казнимого. Тот, ровно черепаха Тортилла с панцирем, в коридор ползет и по ходу спрашивает на чистом русском: далеко ли до вьетнамской границы?
-Вот до Владика доберемся,-отвечает дед Хасан сверху, -а там по прямками близехонько.
-За пятнадцать минут успеем, -вдохновляется собеседник.
Они вываливаются из вагона и пригнувшись, бегут по некопанным картофельным рядам. Вслед им летят стаканы с апельсиновым соком и привычные уху слова. Русская осенняя целина сменяется джунглями. Оба внезапно проваливаются в темную зловонную яму.
-Господи, -удовлетворенно вздыхает напарник, -наконец-то мы дома.
Наверху показываются головы вьетнамских педофилов.
-С прибытием, ястребы.
-Ааааа...- истошно кричит дед Хасан и наконец-то просыпается.
Его морщинистая рука тревожно ощупывает родную смятую постель. Невольный вздох облегчения срывается с губ. Успокаивается расходившееся сердце. Дед Хасан закрывает глаза, но требовательный стук в окно вновь заставляет вздрогнуть. Крупные капли дождя барабанят по стеклу.
-Ну вот, -вздыхает старик, -не успел докопать. -Вот чертова баба.