- Да неужели же проглядел развилку?
Урчит мотор, лебедем взмахивают за кормой пенные крылья.
Лодка, упруго приподнявшись на редане, широко огибает песчаные отмели, стремительно прорезает, вальсирующие на глубине, водовороты. Мчит за единственный, встреченный на этой реке, посёлок... в глухомань, от него.
Река неспешно распахивается поворотами. Всё изумлённее встречают лесные кромки.
На душе всё тревожнее - сожжена половина бензинового запаса и, возвращаться, вполне возможно, станет не чем.
Ещё поворот... Вот за следующим... - Ну же...
Надвигаются разветвления и сростки. Вот развилка опять, но не та, что важнее всех.
Глупо забраться в такую даль и не отыскать места.
За развилкой озеро, на половине запаса дорогущего горючего, своеобразным путевым Рубиконом. Оно - цель путешествия и залог успешности, оно - граница между устремлением и возвращением. Оно - необходимость.
Вспоминается Вергилий с Данте в их спуске по круговым адовым теснинам в самую-самую кромешность. Ибо только там, в глубине открывалась для них возможность низ обернуть верхом и вынырнуть.
Чувство самосохранения толкает капитулировать разворотом.
Чувство самосохранения отпустило при виде развилки, которую я помнил уже год. Она улыбнулась в конце прямого плёса поощрением за выдержку.
Теперь-то мы почти на месте. Влево по ответвлению реки, затем вправо в протоку. Берега в ней сомкнуты теснее, там и сям стволы павших елей. Малый ход - потерпеть крушение за сотню километров от дома - потенциальная опупея.
Поворот, ещё поворот... и вот он, приподнятый травянистый берег. На котором когда-то, какой-то старенький северный абориген, жил в чуме. Снимал с озера равномерную жатву. Пополнял сортиментами магазины.
Жил годами. Сидел долгими одинокими вечерами перед небом отражённом в озере, приглашающе распростёртым от самых его ног. С узенькими плечами и редкими волосёнками шевелюры. Иногда вспоминал о табаке, пыхал дымом, вновь и вновь раскуривал трубку. Глядел из себя во вне... и думал, думал.
Где и обнаружили его умершим, тому - пять лет. Убедившись, что время, это реальная сила, придающая страждущей материи свойства удовлетворившейся идеи.
---
Расположилось озеро между рекой и сквозной дочерней протокой. Оно укрылось от текучих путей зарослями тальников и елово-берёзовыми гривами. Озёр в пойменных краях тысячи. Их и здесь несколько, чередой, словно царапинами от медвежьих когтей, но самое доступное - это. Широкое, мелководное, с осоковыми островками и мысочками, с кудряшками подводной растительности на поверхности настоя чайного цвета, лучисто просвеченного солнышком и взмученного рыбой на дне. В затишке этом гагара нянькается с птенчиками, хлопочет ондатра и главное - обильно водится некрупный карась.
За карасём мы и ехали.
Первым делом накачиваем "резинку", отплываем и протягиваем вдоль высоких осоковых кочек, сеть. Подваливать к берегу удобно, ондатровая тропа для надувной лодки, словно канал в вязком дне.
Вторым делом разводим костёр и подвешиваем над огнём полный чайник.
Третьим делом - исследуем заросли. Жимолость, паутина. Память недавних дождей на головы.
Возле поляны под елью, разобранный, аккуратно прибранный, чум умершего хозяина. Под жердями его же истлевшие сапоги и обрывки сетей. На поляне железная печка, приспособленная наезжающими рыболовами в качестве стола, недоступного для мышей.
И наконец - оглядываемся.
Посреди дальних лесных кромок обширное травяное пространство, сквозь осоку и в понижении которого - поблёскивает это озеро. Зеркальная его поверхность кое где ещё морщится рябью от ветерка, но уже чётко, контрастно отражает она, озарённые вечерним солнцем, деревья и, клонящийся в ночь, небосвод.
Дремлют, поднимаются и парят редкие чайки.
Безлюдье. Безмолвие.
Столетиями над озером тишина. Столетия в тишине озеро. То дрёма сугробов, то россыпи солнечных искр, а то и перетекание полутонов, меланхолия...
Подводная жизнь, обнаруживает себя кругами на поверхности. Круги медленно расширяются на плоскости.
Живой организм распространяется поколениями в пространстве. Наша жизнь - порождение времени, электричество, вырабатываемое его неуёмной динамой?
Хотя возможна и связь обратная - это космическое вращение планет, это качественные изменения материи, требуют зафиксировать перемены и запускают тиканье секунд, дней, лет.
Течение времени едва зримо здесь, над стоячей водой... Зато его бешено раскручивает человек, гремя вдалеке суетой. Сюда, в эту дремотную заводь, ему некогда. А ведь длительно неизменное движение превращается в относительный покой. Его неизменность требует нового движения. А новое провоцируется застоем.
Выдержка облагораживает напиток...
- "Мне вдруг захотелось вывернуть Вечность и посмотреть, что там у нее на изнанке.
Мы привыкли думать, что Вечность — это что-то постоянно продолжающееся. А до меня внезапно дошло, что Вечностью может быть немыслимая череда окончаний чего-нибудь.
Был день. Кончился. Была секунда. Прошла. Была мысль. Иссякла.
И так — со всем, и так — до бесконечности.
И когда я перестану быть, тоже ничего не изменится.
Вывод: все бесконечно конечно".
(Ирина Соцкая. Проза.ру)
Действительно - конечность всего без-конечна, она - признак вращения, оптимистичный круг.
Дышим зачаровано.
В самом, самом дальнем завитке чуткого, до звона в ушах, мира, проявившись из-за речного поворота, едва донеслось шмелиное гудение лодочного мотора. Словно разыскивая в этой глуши кого-то, переместилась неведомая лодка по невидимой, средь лесных раздолий, реке и, удаляясь, стихла.
Ландшафт вечерне умягчается. Дым слоисто проникает под рябины.
Бодро взбурлил чайник, терпко разошлась заварка, пар от кружек вознёсся в холодеющий воздух. Щёки зарделись от пламенного излучения, уши озябли от озёрного дыхания.
- Слышь, пап? - сын настороженно поднял палец.
Ещё одна далёкая лодка, прогудела в сумеречном, без-крайнем пространстве... в речных поворотах, подобных мозговым извилинам живых существ... и, отыскав нужную мысль, выбралась.
Словно блинчики, пущенные камушком по вдоль водной плоскости... отголоски нашего разговора то отскакивали - раздаваясь громче, то тонули - едва слышимые.
Кто-то тайно внимал издали. Костёр принимал эстафету у заката, восходя под древесным пологом.
- Ну что, спать то начнём? Утром проверим - не впустую ли ехали?
Лодка застыла на чёрной воде в тенистом провале протоки. Глаза, после пламени, с трудом различили спуск.
Тент... домашние носки... поза эмбриона в утробе спальника... сладкая истома.
---
Сын рубит коряги у костра. Шумит возле лодки с удочками, опять удаляется к огню и вновь трещит сухими сучьями. Младая не утомляемость. Романтика ночного бодрствования...
Что скрытно нарастает в нём?
- "Струится время, плещет, громоздится не хриплым тиканьем часов, но ожиданием, и действием, и целью — одной, сменяющей другой, очарованием иль разочарованьем, открытой раной ли, белеющим рубцом — на память.
Суть памяти — защитный опыт, кожа. За тем щитом — растешь, шагающий, искрясь реакцией на встреченное. Словом тавруешь познанное, липнешь к зеркалам таких же путников с иным набором знаний.
И накопляешься как глиняный сосуд, стенами — хрупкий, прочный — содержаньем. Оберегаемый, ты непослушным чадом любим взаймы. Нагруженный дарами, транжиришь или бережно несешь, перерождаясь семенем в растенье — живешь". (Ирина Соцкая)
Сынуля, сынуля.
Особая история, новейшая в каждом сыне для отца, для матери в первую очередь. Ощутимая и близкая - становление.
Чистая душа. Скрываемая любовь к нам, к родившим.
И уже хмурая судьба. Армия - не приведи Господи. Гражданка - свирепой родиной. Несколько лет в поисках нравящейся, а затем и, хотя бы не оскорбительной для юношеского самолюбия, работы. Сколько попыток, столько и ожогов от прохиндеев, от комбинаторных сволочей, которым сейчас открыт весь ассортимент грабительской снасти. Современная жизнь притапливает начинающих, лишая их воздуха.
Здоров ли в себе человек, не страдающий в без-человечности? Возможно ли, не повреждаясь, контактировать сознанию с бездушным бытием?
Человек, с присущими ошибками и слабостями.
И разве, негатив человеческих поступков, взаимные гражданские трения... разве это не живой отзыв живого, в свободном, свойском, доверчивом общении с подобными ему, живыми же? Родное общение, зачастую излишне фамильярное - противовес неродственной жёсткости?
Взрывается и срывается...
Молодость круто замешивает... Осудить трудно. Сколько таких, не перечесть. Индивидуум в окружении. Никогда в детстве не плакал, не надумает и теперь. Сам пробует выпутаться из обстоятельств. Но всё чаще обнаруживается, прорисовывается, всё крепче удерживает, хладнокровное, невидимо-цепкое, коварно-опытное злобище - привычность к неудаче, безысходность. Вырвется ли?
Молим о помощи к Провидению. Твердо, зная, что - Бог есть. Что - "Да воскреснет он, расточатся враги его и не устоят перед ним врата адовы". Ибо врата эти нам посмешище, сыну - гибель.
---
Боюсь за него, вытягиваю на природу, стараюсь привлечь к миру естественному.
Перед восходом солнца, с первыми лучами, по всей поверхности Земного шара катит волна утренней свежести, бодрости, радостная весть о подходе света, и достигает она глаз, ушей, сердец тех, кто торопит. Кто ждёт... на дворе, на покосе, на рыбалке - лицом к природе.
Выползаю на утренний зов из тёплого спальника, выбираюсь из лодки, стараясь сына не задеть, хотя в такую рань даже растормошить его, полуночника, практически невозможно. Подымаюсь на высокий берег к деревьям, уже вызолоченным по вершинкам.
Озеро ослепило отражением и оглушило тишиной.
Работаю вёслами, возвышаясь над клоками туманной "позёмки". Сдерживаю нетерпение. Вёсла всплескивают. Сеть издали отвечает упругой пульсацией. В прозрачной глубине мечутся золотистые "червонцы". Карасик, ещё карасик... плеск наполняет лодку. Хорошо, хорошо то...
Линия поплавков на середине дистанции притонула. Либо - обильный улов в том месте, либо - крупная рыбина. Хотя здесь, на мелководье? Поторапливаюсь, предвкушаю, силюсь разглядеть издали.
Что-то тёмное, несуразное...
Баа, крупная водяная крыса. Тьфу ты!
Хотя нет, судя по плоскому хвосту - некрупная ондатра. Этого не доставало. Как угораздилась? Ондатра обычно легко расправляется с сетью - высокий раздражённый всплеск, и почти не остановившись, проплывёт через крупную свежую дыру. Она даже вернётся ещё столько раз, сколько ей понадобится. Она даже каждый раз презрительно, уничижительно для рыболова, фыркнет, прямо таки - "начхает на него", кося от самой воды бусинкой глаза.
А эта порвала верхний шнур, управилась - дыру в сетяном полотне с метр диаметром, но не смогла освободить, выкусать из нитей заднюю лапку, не вырвалась. Молодая, подросток. Опыта нет.
Шерсть не распушена, как обычно - коричневым шаром, уподобилась мокрой швабре. Бррр... Зная, что может укусить, осторожно подбираюсь руками.
Нее - мертвей мёртвой. Брезгливо пытаюсь вытряхнуть не прикасаясь. Крепко запуталась.
Стараюсь пересилить себя. - Да ведь носили же "из них" на головах шапки. Берусь за меховое тельце, поворачиваю эдак и так. Нити захлёстнуты и затянуты. Не получается. Ножа не взял. Гадство.
Что делать то!? Оставить её в сети? "Зазимовать" здесь, что ли?
После многочисленных попыток, понимаю - Нужно действовать кар-ди-нально. Тяну с усилием. Лапка от-рывается неожиданно легко, обнажив тёммно роззовые волокна икроножной мышцы.
Огглядываюсь...
Туман раствориился под лучами. Сияние рассыыпалось яркими бликами над глубиной травяного настоя. Подслеповато-салатный лесной окоём обзавёлся тенями. Из безлико - счастливой массы деревьев, только что восторженно певших "осанну" восходу, выступили отдельные образы... Лики - "вот тааак", осуждаающие.
- Да ладно вам, Лики, из-за ондатры то...
Ведь вот же рецепт для гурманов - "Карасей почистить, отрезать гоолову и плавники, вспороть брююшко и удалить внутренности. Посолить и поперчить, запанировать в муке и обжаривать на масле до золотистого цвета... На блюдо выложить рядами карасей, залить клюквенным соусом и украсить дольками лимона. Клюква хорошо оттеняет запах тины и предает особый вкус карасёвому мяясу".
... отрезать голову... вспороть брюшко... руки веером набрасывают укропчик на слои, только что жившей плоти. Слюнки эстетично сглатываются.
И мы ещё удивляемся, почему не контактируют с нами космические обитатели, возможно, тоже с соблазнительным вкусом и запахом.
Представляю себе рецепт цивилизации, из ледяных бездн опустившейся на людской уровень...
"Простимулировать Земную мать на рождение ребёнка. Подрастающего - завлечь в соблазны модой, тусовками, поветриями, позволяющие вытягивать родительские средства. Взрослого захлестнуть удавкой нужды, строго рассчитанным доходом, которого хватит лишь на самое необходимое, чтобы на физиологические потребности он выкладывался полностью, а ради человеческих, попирал бы приличие, и забывал о гуманном отношении к ближнему. Ценный аромат и вкус, сильную духовную окраску, придаёт особям их умучивание. Чтобы человек хорошо ловился нужно беспокоить его идеями, потрясениями и не выпускать из разных видов зависимости". Хорошооо, хорошо то...
Представляю над-человеческую рыбалку, смакование наших дней и душ... нас, не только ловцов, но и, в свой черёд - добычи.
- Но ведь мы встроены в космос, в систему, питаемся, чтобы жить? Кормимся, всяк со своего уровня, особями, расположенными чуть ниже? Вот ежели... разве что... если только - развоплотиться?
- Не жить? Но что же это такое?
Восьмёрками вела меня река, извивами - протока... изгибается черта сетки в такт водным поверхностным вздохам... Лицо моё искажается влажным живым зеркалом, замещаясь то отражением резинового борта, то - ясного неба и горизонта, а то и солнечным портретом.
Изгиб миро-представления, логический зигзаг - веди уж дальше...
"Иди, одним желаньем мы объяты:
Ты мой учитель, вождь и господин!"
Так молвил я; и двинулся вожатый,
И я за ним среди глухих стремнин.
Я УВОЖУ К ОТВЕРЖЕННЫМ СЕЛЕНЬЯМ, Я УВОЖУ СКВОЗЬ ВЕКОВЕЧНЫЙ СТОН, Я УВОЖУ К ПОГИБШИМ ПОКОЛЕНЬЯМ...
Там вздохи, плач и исступленный крик, во тьме беззвездной были так велики, что поначалу я в слезах поник. Обрывки всех наречий, ропот дикий, слова, в которых боль, и гнев, и страх, плесканье рук, и жалобы, и всклики сливались в гул, без времени, в веках, кружащийся во мгле неозаренной, как бурным вихрем возмущенный прах...
И я, взглянув, увидел стяг вдали, бежавший кругом, словно злая сила гнала его в крутящейся пыли; А вслед за ним столь длинная спешила чреда людей, что, верилось с трудом, ужели смерть столь многих истребила".
(Данте Алигьери "Божественная комедия")
Вот оно каково - продолжение.
А вот ещё - фильм "Интернат - преданы и забыты" об отношении государства победных лет к инвалидам Великой Отечественной войны - http://www.youtube.com/watch?v=vzDV0nb3FuY .
Нужно, нужно понять за-естественность наших дел. Их кромешность, ибо мы "поедаем" даже тех, кому "по гроб" обязаны. Жизнь, где изгоями делаются, лишившись ради всех, своих личных ног, рук, глаз... отчего даже смерть становится страстно желаемой... где не милуют даже памятью и признанием, а бывает ли, что благодарнее и проще?
И ведь это наши, Земляне. Что уж говорить об иных?
Стезя слепых... путь, о-ш-и-б-к-о-й начавшийся. Солнечный свет, оказёненный. Наваждение... морок.
...
Крепко же запуталась лапка. Тёмно кожистая, она напомнила дерматиновым рисунком собачий нос. Чёрную дворняжкину пипку. Пальчики её смиренно сложились в персть. И этим смирением ассоциативно изваялись вдруг, толкнули мягко в душу, словно вложившись ручонкой младшего во взрослую ладонь, детские совсем - доверчивость и кротость.
Выпутываю один коготок, кропотливо - другой пальчик... наконец-то.
---
Чайник не запел - дождя не жди.
Не спешить бы. Но морщит лоб опасение - хватит ли горючего? Хотя нужно учесть - сюда гребли против течения, а это минус пяток километров в час. Обратно пойдём по течению, а это - тот же пяток, но с плюсом. "Довесок" потянет километров на двадцать.
И всё же хотелось бы, для "поддержания штанов" - с запасом. В посёлке бензина для "не своих" - не жди. Тогда, в крайнем случае, пару-тройку часов придётся грестись на вёслах, замещая отсутствующий бензин наличным временем. А вдруг встречный ветер, и опоздать на работу. Лучше поспешить.
- Засоня, ну ты скоро? - нетерпеливость от костра?
- Бу, бу, бу, бу... рассуждение из под тента.
Ещё раз проверили сеть. Меннньше. Обед пошёл скомкано.
- Давай, наверное, выберем снасть да потихонечку тронем домой.
- Собирались же на весь день.
- С горючкой не промахнуться бы. В прошлый год нам с другом четырёх канистр хватило - "за глаза", а сейчас устье реки обмелело, сам же видел, ехали не по прямой, петляли руслом. Поглянь в кустах под осокой - сколько. Всей семье на весь год, что нам ещё нужно. А ты грохотал ночь по лодке, трофеи есть?
- Раза три клевал кто-то. Гальяшки толпой поплавок тюкали.
А зато, ты знаешь, какая жизнь кипела вокруг лодки ночью, в полной темноте, когда я тоже улёгся? Совсем рядом плавала утка, покрякивала и клювом мелко-мелко так, цедила вроде бы. И ещё кружили две ондатры, в борта царапались, наверное, покататься просились.
- Ондатры? С чего ты взял?
- Было так явственно слышно, что я ушами словно видел их. Они даже как бы хорхали, дышали похрипывая... и коготками по алюминию.
- Да ну?
Эхо отозвалось от травяного бугра, от стены елей и плоскости вод.
Весной, когда пойма реки уходит под талую воду, леминг, которым она заселена, ищет любой возвышенности... и действительно пытается забраться в лодку. Счастливчикам удаётся закрепиться на моторе и даже попасть в кокпит.
Но чтобы ондатры, осенней ночью?
Хотя...
Ведь они могли уловить связь между появлением лодки в протоке и постановкой сетки в озере. Прямо по их дорожке я отчаливал. И вот, что получается - когда задыхался в сетях, их дитятко, они, родители, рванулись к лодке и кружили вокруг, взывая к причине несчастия, спаренными хлопотами торопя на помощь, старались достучаться... пробудить.
Вполне реально могло быть.
Ведь и люди в лихую минуту инстинктивно взывают к небесам, моля снизойти к своим кровным проблемам. Через окошечко иконы, взывая к справедливости, к милосердию, к со-гармонии.
И разве идеальные взаимоотношения не там, где к себе и ближнему, относятся одинаково? Разве, Бог не Со-Весть?
Аххх, нехорошо-то как...
Что-то произошло... Не отстраняюсь от дыма. В ладонях чай стынет. Взгляд - из себя во вне... Озеро, небесным призывом...
"Мы хотели пить, не было воды. Мы хотели света, не было звезды. Мы выходили под дождь и пили воду из луж. Мы хотели песен, не было слов. Мы хотели спать, не было снов. Мы носили траур, оркестр играл туш...
В наших глазах звездная ночь, в наших глазах потерянный рай, в наших глазах закрытая дверь. Что тебе нужно? Выбирай!" (В. Цой.)
Что тебе нужно... Так просто?
---
Когда мы тронули в обратный путь, протока, словно недо-разумную, без-совестливую ещё силу, проводила нас "за порог". За виражами её, за нашим кильватерным буруном, уменьшаясь вдаль от начавшегося движения, исчезал сокрытый в ивовых зарослях озёрный, уютный мирок. Маленькая цивилизация, с дерматиновыми детскими лапками, с ночными родительскими тревогами... с незаслуженной бедой.
Чуть слышный отголосок параллельно текущей жизни. Символический ключик к реальной замочной скважине.
Мотор заглох, когда уже слышен был шум города, в виду его... но случилось это на широком плёсе и на крепнущей встречной волне. Сын, поднял и наклонил бачок - Попробуй завести, маленечко ещё плещется! Последний оборот оголодавшего двигателя отозвался мягким тычком лодки в домашний берег.
- Слава тебе, Боже... подумал я, опершись ладонью о холодный алюминиевый борт