Лейтенант и Змей Горыныч. Глава 17

               


                «Куда же мне ехать? Скажите мне, будьте добры»… Булат Окуджава


                Лейтенант спал себе и спал и не слышал,  чем завершилась речь Хачикяна. Не слышал он и  выступление кота и даже  рёв тракторы, доставившего с разъезда Николая Ивановича и солдат. Мозг Сергея не в силах был переварить всех навалившихся на него впечатлений и чудес, и, когда, сковав тело, навалился сон, снились ему не эти болота, и даже не рота, оставленная своим командиром, словно, не глядя на невесту, захрапел на брачном ложе женишок. Снилась ему родная сторона, только странно так снилась, скрытая нежным туманом, прерываемом и волнуемом тревожными видениями, мимолётно проносящимися в измученном мозгу.
 Так кончается юность и начинается взрослая жизнь.
 
                Старшина и Николай Иванович перенесли его, как малого ребёнка на койку, и спал он себе дальше, под тихое шуршание собравшегося к обеду дождя. Он открыл глаза, только услышав, как дневальный обрадовал вошедшего дембиля, подав команду «смирно», будто старшему воинскому начальнику этих мест. На эту-то команду Серёга был  за годы учёбы натренирован. Сообразив, что лежит на койке в обмундировании, он мгновенно вскочил, обулся, койку заправил, кантик отбил, и лишь тогда вспомнил, что он не в училище.
 Раз уж встал, то на дальнейший сон рукою махнул и пошёл к выходу, по в целом доброму настроению, навеянному снами, ничего плохого ни Варюхину, ни дневальному не сказал. Открыл дверь, вышел на крыльцо, и, умываясь из медного умывальника, отметил, что небо не растратило ещё наличных запасов влаги, после чего огляделся, сколько сейчас, к примеру, времени.
     Под навесом Николай Иванович в обществе нескольких солдат разбирал своё имущество. На одном из обещанных и доставленных к сроку ящиков с дополнительным оборудованием, включающем в себя датчики различных параметров, кинокамеру, магнитофон,  плёнку и великое множество невиданных в жизни Сергеем приборов, сидел старшина и разглаживал на колене останки своей обгорелой фуражки, пытаясь добиться у Просфорова сочувствия. Петя Ворожкин и безлошадный бульдозерист Данияров упрямо пытались дознаться, как работает эта мудрёная машина, и каким образом её посредством можно преодолевать пространство и время.
 
       «Вот и бери их помогать, дядя Коля,  ребята грамотные»,- толковал Просфорову старшина: «У Петьки техникум ветеринарный неоконченный, а Жумалы, так вообще на курсах телемастеров учился. Ещё дам тебе пару человек, дай только подумать кого. Ого, а вот и лейтенант проснулся. Что делать будем, командир»?- обратился он к Серёге, и по искоркам, заблудившимся в его глазах, Перевалов понял, что Ваня где-то приложился и приложился весьма основательно.
 
      «В Валки я с вами не пойду»,- продолжал излагать свои мысли старшина: «У меня к этой гидре счёт есть. Особенно на сегодня. Фуражку мою видел»?- и он двумя пальцами поднял её останки: «Что от неё осталось, погляди! То-то, что ничего! А фуражка новенькая была. После этого я с этой гидрой мирно разговаривать не желаю».
 В ходе беседы лейтенанту стало ясно, что, добавив ещё немного, прапорщик Федотов вряд ли доберётся не то что до Валков, но и до ротного сортира. Старшина, видать, и сам понял, что лучше не позориться, встал и, потихоньку мурлыча себе под нос про «Вернисаж, пассаж  и  фиксаж», уковылял к себе в каптёрку, где в обществе каптёрщика Хакимова предался воспоминаниям о трёх славных годах своей срочной службы на эсминце.
 Вслед ему в каптёрку прибыла группа старослужащих, весьма интересующихся тем, во сколько узлов давал ход эсминец, если на вахте стоял главстаршина Федотов.  И так, восхищаясь, поддакивая и задавая вопросы по излюбленным Иваном темам, они упрямо подводили его к мысли, о том, как бы, после ухода командира роты в Валки, устроить им по случаю выходного дня культурную программу, в смысле танцев или дискотеки в районном городе Петровске. Ведь, в самом деле, что такое пятьдесят вёрст, для машины способной преодолевать пространство и время!
 
                В это самое время Николай Иванович объяснял любопытствующему ефрейтору Ворожкину, как, собственно, это время и пространство преодолеваются, и на какие кнопки и в каком порядке жать нужно.   
 
                Наблюдая это, лейтенант хлебал себе заботливо оставленный предусмотрительным Мирфазиевым суп. Под низким небом, в конце концов, излившим всю накопленную влагу, но не переставшим хмуриться, очертания дерев, окруживших  казарму, казались некой недоброй силой, готовой поглотить её вместе со складами, техникой, сортиром и самим лейтенантом, как нарушающую гармонию первозданного леса.
 
                «Что будем делать, Николай Иванович»?-  спросил Серёга, отправляя в рот очередную ложку супа: «Пойдём к змею то»? «Пойти то пойдём, только, как туда добраться? Насколько я успел узнать, дороги здесь немереные, пути неисповедимые. Как дорогу то найдём? Петя, тебе направление на Валки известно»? «Как же неизвестно, Валки вон там»!- указал Ворожкин в сторону склада, затем, подумав минуту, поправился: «Нет. Вон там, левее»,- но, когда Данияров напомнил ему, что неделю назад ездили в Валки совсем по другой дороге, признал свою полную беспомощность в местной географии.
 «Дела»!- махнул рукой лейтенант, чуть не поперхнувшись с расстройства явившейся на подмогу супу кашей с тушёнкой, он увидал такое, чего никогда в жизни не видывал.