Chiara

Тамирлан Бадалов
            
Женщина, перестав быть желанной, продолжает свою растительную жизнь,  мужчина, став бесполым,  умирает сразу.
       Кривда

Лето  было в самом  разгаре.   Оставалось ещё много августовских дней до сентября, и  казалось, будто этому раздолью никогда не наступит конец. 
Дневной зной начинал проявляться с одиннадцати часов, но после шести вечера постепенно ослабевал и растворялся в  морской прохладе. Вечер, незримо опускаясь ласковым облаком, нежно окутывал, обволакивал тело, создавая ощущение, что находишься в раю, хоть и земном. Именно температурная амплитуда создавала комфортные ощущения, разительно  отличавшиеся от условий, в которых он пребывал последние годы, с круглосуточной  жарой, устойчивой и изнурительной, от которой порядком  отвык  за много лет жизни в иных климатических условиях.
 
Большой дом, который почти на месяц был арендован в курортном местечке Гунешли Кенд, в сорока километрах от Измира, на берегу Эгейского моря, находился в двадцати метрах от внешней кромки пляжа, а ещё через двадцать метров, начиналась  полоса общения моря с сушей.  С открытой  веранды   третьего  этажа, обращённой в сторону моря, в яркий день был виден далёкий горизонт, с призрачными контурами греческих островов, а с утра, с первыми лучами света,  в широко распахнутое окно  щедро опрокидывалась поверхность летнего моря, которое меняло свой лик  в зависимости от времени суток, силы ветра и облачности.
Море преображалось отменно, будоражило воображение, а иногда просто завораживало; в безлунную и облачную ночь, оно превращалось в таинственно настороженную бесконечную тьму, а в звёздную, при луне, - в  дрожащую, серебристую рябь, с мелкими переливающимися искорками отражённых бликов.
В ясный солнечный  день, - оно разбивалось на  мельчайшие зеркала, с беспощадным полуденным отблеском, режущим  до боли глаза. Зато при облаках, - то в глубоко дышащую тяжёлую гладь,  то в строптивую и беззастенчивую вакханку.
Видимая глазу картина  дополнялась постоянным шумом  прибоя, также меняющимся  в зависимости от силы и направления ветра. Волны, то монотонно урчали, словно мурлыкали, то тревожно и напряжённо ухали;  иногда на несколько часов море бесшумно замирало, замолкало, набиралось сил, чтобы затем, в зависимости от накопленной энергии, начать новое неожиданное созвучие.
Дни протекали размеренно и монотонно, по негласно заведённому порядку, который его вполне устраивал. С утра, до завтрака, он  проплывал порядка четырёх-пяти сотен метров в достаточно прохладной по летним стандартам воде. Такая особенность, следствие подводных течений в этой части моря. После завтрака, как правило, поднимался в интернет-кафе и погружался в компьютерный мир: разбирался с письмами, проглядывал  светскую хронику, спортивные и  политические  новости, а затем углублялся  в  собственные  записи. В полдень, перед лёгким обедом, в очередной раз заплывал, с обязательными прыжками в воду с плавучей платформы. А по  вечерам, как только тень покрывала корт, играл в теннис со случайными партнёрами;  с корта, -  взмыленный, разгорячённый, не заходя в дом, сразу же  отдавался прохладному морю. Этот контраст, помимо невероятного телесного блаженства,  моментально снимал всякую усталость. Затем, после  ужина, в зависимости от обстоятельств,  вечер заполнялся различными придумками с вольной программой. Как правило, к ним  присоединялись турецкие  друзья  и знакомые, в результате, многоликая и разветвлённая  кампания разрасталась до десяти-двенадцати человек. Было весело, шумно и разнообразно.

     В один из дней, обожаемая всеми шоколадная принцесса - Бану, турчанка, живущая последние годы во Франции, как правило, сонная и отрешённая в дневные часы, оживляясь по вечерам, появилась со своей французской подружкой, шестнадцати летней нимфеткой, с труднопроизносимым по-русски именем, которое, сильно упростив, по приблизительному созвучию можно воспроизвести как  - Киара.  Если вам удастся раскрошить букву "р" прононсом, то произношение получится похожим.
    Худенькая, стройненькая, небольшого роста, шатенка с копной длинных волнистых, местами обгоревших,  волос,  с большими широко раскрытыми и  вопросительно вопрошающими  красивыми глазами, с осторожными формами нежного возраста.Обычно, с чуть-чуть приоткрытым удивлённым ртом. Его обрамляли хорошо прорисованные полные губы. Над ними, как и положено, был небольшой носик. Носик, как носик, если бы не его кончик, задранный чуть больше того, что можно было бы  назвать вздёрнутым. Он придавал лицу смешинку, но ничуть не делал её менее привлекательной. Наоборот, носик придавал этому милому созданию ещё большую неординарность. 
    С лёгкой руки восточных поэтов, невинное вроде слово "родинка" - наводило его на  пошловато-слащавые ассоциации ("на щёчке родинка... полумесяцем бровь... а в глазах любовь..."  и прочее в этом духе). Но что поделаешь, как обойти этот факт, не закрывать же глаза.  Пришлось смириться, и отметить привлекательную деталь лица.
    Была родинка...  Да, ещё как была!..  Не где-то там, сбоку-припёку, а на завидном месте, почти в центре розовой от загара щеке. Она была очень уместна. Это была радостная и восторженная точка, с акварельно размытым краем, нарисованная природой, для завершения привлекательного облика этого юного очарования.
Хрупкая девичья фигурка завершалась неординарной формой прелестных ножек. Начиная с бедра, они неожиданно сдвигались,  приткнувшись коленками, после которых, чуть разойдясь, округлости продолжали свой путь к косолапо расставленными стопам, с расходящимися пятками, и большими пальцами внутрь, да так, что пальчики соприкасались, а иногда наезжали друг на друга.  Похоже, она излишне критично оценивала форму своих ног, и часто старалась ставить их перекрёстно. Это было очень мило и наивно, выдавая строгую девичью самооценку.
     Одежда на ней  была легка, вольна и по-летнему ненавязчива. Был топик неопределённого цвета, будто случайно наброшенный на тело, не очень в этом нуждающемся, с большим скошенным вырезом,  обнажавшем милое угловатое загорелое плечико. Скошенная нижняя кромка, разорванная вроде невзначай, чуть обнажала  изящную талию и впалый девичий живот. Топик слегка прикрывал и без того очень короткие джинсовые шорты, с живописно торчащими в разные стороны белыми ниточками и ушками. Длинны шортиков едва хватало только на часть небольших кругленьких ягодиц. Две пухленькие сферы, как бы выдавленные из шортиков, неожиданно резко дугообразно завершались, отбрасывая  пикантную тень, после которой без плавных переходов начинались утончения верхней части бедра.
 
    Стало ясно, она станет объектом его пристального внимания. Любопытно было узнать, чем же наполнен мир этой юной, очаровательной   барышни. На первый взгляд, это было странно, она не говорила по-русски,  он - по-французски, но между ними была всё понимающая, чрезвычайно тонкая и немногословная переводчица - Бану. Каждый раз, когда ей казалось, что сказанное адресовано только ей, боясь нарушить тонкую  границу дозволенного, она  аккуратно уточняла,  а это переводить или не стоит. Но, конечно, в качестве основных, непосредственных ощущений и изюминки, проявлялись - случайно пойманный встречный взгляд, мимика, едва уловимый жест, а также невольные, а  чаще намеренные прикосновения. Этих знаков иногда бывает вполне достаточно, чтобы внятно объясниться, особенно если отдавать себе отчёт в мимолётности  событий, которые  улетучатся вместе с летом.
Узнав, что Киара учится играть в теннис, он пригласил её на корт. Играла она не очень, но было видно, двуручный  бекхенд поставлен был тренером, да и справа она регулярно перебрасывала мяч через сетку, хотя и по замысловатой дуге. Он же, в свою очередь, старался как можно мягче накидывать мяч, чтобы ей было удобно его отбивать. Мяч держался в игре, и этого, в данном случае,  было вполне достаточно для возгласов и одобрений.
Когда она срывала  какой-нибудь удар, смущалась и  застенчиво улыбалась, но при этом не было и тени агрессии или досады, обычно свойственной волевым, честолюбивым  спортсменкам. Он, со своей стороны,  знаками восклицания или поднятым кверху пальцем, всегда поддерживал любой её мало-мальски удачный приём.
    Иногда он переходил на её сторону площадки и, изображая манеры профессионального тренера, имитировал движения, указывал на ошибки, прикасаясь то к кисти, то к локтю, то к плечику, разворачивая её вокруг оси в послеударной фазе. Она внимательно слушала, согласно кивала, восхитительно улыбалась, не понимая, естественно, ни одного его слова. Похоже, это обстоятельство её не особенно смущало.
    Как-то, во время игры, после неудачно проведённого удара, она поморщилась и пожаловалась на боль в пальце. И действительно, на одной из фаланг среднего пальца был небольшой кожный надрыв, причинявший ей боль.
    Это был его звёздный час. Он достал из кармана пластырь, не весть откуда взявшийся, и началась операция под кодовым названием  "пальчик". Все дальнейшие его действия были неспешны, замедленны и демонстративны. Аккуратно сняв восковую плёнку,  долго и тщательно окутывал пальчик пластырем, сожалея только  об одном,  - о быстротечности земного времени. Когда операция была закончена, чтобы закрепить процесс заживления, он несколько раз погладил пальчик  и  поцеловал его.
    О, Господи, надо было видеть выражение её лица в этот миг. Оно отражало одновременно несколько противоположных эмоций:  радость и смятение,   восторг и  недоумение... Зачем же Вы это сделали, говорили её глаза, наверно, это не очень хорошо...
Милое создание, подумал он, только заскорузлым ханжам точно известно, что хорошо, а что плохо.  Мне неведомы эти закоулки, поэтому без смущения делюсь своими впечатлениями и ощущениями, стараясь быть достаточно откровенным.  По-французски этого  сказать он не мог, а потому только развёл ладони и улыбнулся, что, по-видимому, означало - "Так уж случилось..."
     Свои невинные отношения с Киарой, он тщательно оберегал от посторонних глаз, и, тем не менее, нашёлся человек, который быстро вскрыл его тайну. Это была его внучатая племянница, ещё более юная десятилетняя нимфетка, зорко следившая за каждым его шагом, и  требовавшая постоянного общения ("Ну, поговорите со мной о чём-нибудь")  Чтобы привлечь его внимание, она десятки раз в день, вызвав по имени, судорожно и  наспех придумывала какую-нибудь глупость, представив её в качестве важной проблемы, требующей немедленного решения. Если вопрос не удавалось сформулировать, то он заменялся выразительным жестом  или нечленораздельным  звуком. Это было довольно утомительным ежедневным испытанием, особенно если учесть, что в паре с ней, не понимая сути происходящего, иногда выступала её ровесница и родственница. Они набрасывались на него, тискали, тянули в разные стороны, обнимали, говорили какой он  хороший, орали на ухо какие-то тайны.  Если бы это происходило только на суше, это полбеды, но подобное они проделывали и на море, что не так уж безобидно, если учесть, что две милые девочки, из-за переполнявших их светлых чувств, радостно и с визгом его топили.
     Так вот, сразу же вычислив соперницу, девочка стала тщательно готовить месть. Женская фантазия, как известно,  особенно изобретательна в состоянии  ревности;  она долго и упорно дожидалась подходящего момента, чтобы нанести ответный укол, и такой случай, наконец,  представился.
 
      Однажды вся компания отправилась в портовый городок Сыхаджик, чтобы затем, в составе  группы туристов,  совершить морскую прогулку по побережью на небольшом двухпалубном судне. Маршрут был проложен таким образом, чтобы, останавливаясь несколько раз в течение дня у живописных лагун Эгейского моря, можно было  поплавать, и при желании, особенно не углубляясь,  прогуляться  вдоль берега.
На верхней палубе были плотно разложены непромокаемые матрацы, на которых вперемешку валялись все, оплатившие тур;  загорали, общались, слушали музыку, отдыхали после прыжков и плавания.  Совершенно случайно (и это почти правда) он оказался рядом с Киарой, но это не устраивало племянницу. Выбрав момент, она впихивается между ними, обнимает Киару, ластится, целует, и, наклонив голову в его сторону, гримасничает. Этого ей показалось недостаточно и она, зная,  что Киара не говорит по-русски, как  бы дразнясь, заявляет: 
     - Вот, видите, я могу это сделать, а Вы не сможете.
     - Что ж, я рад за тебя, и очень завидую, - сказал он, чтобы хоть как-то скрыть свою уязвлённость.  Юная собеседница, ограниченная в  выборе подходящих слов,  не нашлась, что ответить, но не стушевалась,  в очередной раз, продемонстрировав  свои богатые мимические возможности  и свой длинный розовый язычок.
      Удивительно, однако, какова природа этого юного создания (!?) В свои десять лет, она безошибочно  находит наиболее уязвимое место, чтобы наказать мужчину за его предательство. В скобках можно заметить, её подружка-ровесница - говорливая, эмоциональная, смышлёная, с большим словарным запасом, более развитая физически, в сравнении с ней, - ну абсолютное дитя, которому ещё расти, да расти, чтобы освоить тайны женского коварства.
Ещё одно важное событие, напрямую связано было с прогулкой по побережью. С верхней, открытой части палубы, точнее с металлического ограждающего поручня, с отметки не менее трёх метров от уровня моря, некоторые смельчаки прыгали в воду. Собственно, таким  был один, - отчаянный разгильдяй, семнадцатилетний повеса, а заодно его внучатый племянник, с которым было много общих тайн. Прыгал он классно и уговаривал своего великовозрастного "отрока" последовать его примеру. Прежде, он вряд ли отважился, но сейчас был вполне значимый повод - репутация.  И, преодолевая немалый страх, всё-таки решил, - должен прыгнуть. Оказалось, что страшны только первые секунды  невесомого полёта, а затем, всё как обычно, не считая заложенных морской водой ушей. Повторные прыжки, происходили уже с меньшим замиранием сердца,  и удавались несравненно легче.
     Каково же было его удивление, когда все девчонки, одна за другой, стали прыгать в воду, и все впервые, переборов панический страх, это видно было по выражению их лиц, по неоднократно отложенным попыткам. И среди них, прыгающих впервые, естественно, была Киара.
     Всё бы ничего, если бы через пару дней её не забрали в больницу из-за болей в груди. Оказалось, что в конце марта, на одном из горнолыжных курортов во Французской провинции Рона-Альпы, она упала и получила сильный ушиб ребра (или рёбер) и травму лёгкого, а в апреле, из-за возникших осложнений,  пришлось ложиться на хирургическую операцию, и в течение определённого времени ей категорически воспрещались большие физические нагрузки. Можно, конечно, назвать её поведение детской безрассудностью, и это правда,  но каков характер, какова натура. Как не восхитится этой внутренней убеждённостью, цельностью, она не могла себе позволить быть аутсайдером.
К счастью, анализы и рентген ничего угрожающего не выявили, и Киара вновь возвратилась в лоно братии, чувствовала себя хорошо, плавала, но с этого дня на корт больше не выходила.
Так уж сложились обстоятельства, в этом случае некоторые говорят,      "так угодно было судьбе", но  ему  представился ещё один шанс продемонстрировать свои "недюжинные" знахарские способности. Он стыдился признаться себе, но был чрезвычайно рад этой возможности.
     Береговая полоса, отлично оборудованного пляжа, имела один существенный природный недостаток, вместо привычного золотистого песка, была покрыта галечником. Разная величина и форма окатышей затрудняла поступь, усложняя вход в море, и выход из него.  Он довольно быстро приспособился к этим условиям, практически, не замечал этих неудобств, но действительность оказалась не ко всем такой же благосклонной и распорядилась по-своему.
     Неудачно ступив, Киара ушибла большой палец ноги. При этом ноготь подвернулся, и обозначилась небольшая трещинка, которая, безусловно, доставляла ей острую боль. Впрочем, вела она себя довольно мужественно, без слёз и закатывания глаз. Естественно, опередив всех, он бросился  оказывать помощь. Уложив пациентку на ближайший пластиковый лежак,  велел подождать, а сам заспешил в дом. Через пару минут, быстро захватив всё необходимое, был рядом с пострадавшей. Тщательно дезинфицировав рану, он привычным движением обтянул палец пластырем, а закончил поглаживанием, а заодно и всей стопы, порекомендовав пальчику быстро заживать. И опять, всё действие сопровождалось беглыми немыми переглядами, в результате которых, обе стороны достигали полного взаимопонимания.

     Новая распространённая забава молодёжи в тех краях,  игра в мафию. Игра, помимо прочего, привлекательна тем, что в неё могут играть одновременно до двенадцати и более человек. Каждый играющий получает по одной карте, разного значения, а троим достаются тузы. Обладатели этих карт - мафиози, стараются это тщательно скрывать. Цель игры, путём переговоров и  косвенных умозаключений, не раскрывая карт, обнаружить мафию; если это не удаётся, победителем признаётся мафия.
Каждый раз, он умышленно садился напротив Киары, чтобы наблюдать за ней. В процессе игры они, как правило, незаметно переговаривались взглядами. Ты мафия, - спрашивал он. Нет, еле заметным движением головы, отвечала она. А Вы, - в свою очередь спрашивала она. И я нет, - отвечал он. Это происходило изо дня в день в течение нескольких вечеров подряд. Удивительно, но за всё это время она ни разу не солгала, имея на то достаточные игровые основания.  Когда же ей выпадал туз, она, не желая обманывать, старалась прятать от него глаза, и этого было вполне достаточно. Естественно, тоже самый приём использовал и он, в своём случае. Казалось бы, невинная игра, но даже она позволяла очень точно тестировать неподдельность человеческих отношений: симпатию или антипатию, притяжение или отторжение, индифферентность или заинтересованность.

      Так и продолжалось это плавное  безмятежное  существование с  чередованием  не очень контрастных событий.  Дни с шумными и  эмоциональными  всплесками,  перемежались днями  тихими, спокойными   и  мимолётными, но от этого не менее радостными, не нарушая общий фон летнего отдыха  и безделья.
 
     Всё когда-нибудь кончается. Лето внезапно заторопилось, заспешило, отсчитывая последние дни, и наступил прощальный вечер, с совместным ужином, и заключительным  раундом игры. Они опять, в  нарушении правил, использовали все условные сигналы, ничуть не сомневаясь в абсолютной их взаимной правдивости.

     Уже за полночь, девчонки-подружки вместе с ним, пошли провожать старших девушек к их коттеджу; он находился в другой части посёлка, на отметке метров на десять выше. Путь преодолевали медленно, нехотя, но и он закончился.
На едва освещённой террасе перед домом  начались продолжительные девичьи сюсюканья и лобзания, которые тянулись достаточно долго. Всё это время он простоял за спиной Киары, не проронив ни слова.
Пальцы, утопая в соломе непослушных волос, запечатлели память о двух контурах плоских спинных  лопаточек, чуть обозначенные бугорки  позвонков, и очертание тонкой шеи, плавно нисходящей к плечам...
Расставаясь с Киарой, вместе с прощальным  поцелуем в щёчку, он шёпотом  поделился своей "тайной".  Она искоса посмотрела  на него,  едва заметно  усмехнулась, и с иронией в голосе,  тихо, не акцентируя внимания,  произнесла:  "What  а surprise..."

     На этом месте, хорошо было бы поставить точку, или закончить  туманным  многоточием, но кому-то на небесах не хватило перчинки, и интрига не заставила себя ждать.
В один из сентябрьских дней зазвонил телефон. Знакомый голос, отчуждённым тоном, донёс до него свой укор:
     -  Киара призналась, что Вы её целовали...
     -  Хорошо, что только целовал..., - неосторожно отшутился он.         Противоположной  стороне было не до юмора, он был утоплен в глубоком,  гробовом молчании. И действительно, только неисправимый циник может паясничать, когда на возвышенном амвоне нравственная  категория, а на кону - честь семьи. 
      Дальнейший разговор шёл в разных, непересекающихся плоскостях, напоминая диалог глухого со слепым. Парадокс же заключался в том, что злосчастных поцелуев не было. Уж лучше им быть, подумал он, тогда бы существовал хоть мнимый и несуразный, но всё-таки резон для упрёков.
 
      С того дня он тщетно пытался понять, - какова природа этого загадочного фантома, и какой ещё вздор теснится  в этой прелестной головушке;  какие страсти взбудоражили её мягкие извилины, чтобы подтолкнуть к сомнительному откровению? 
     Вряд ли это могло быть  затаённым  желанием  его опорочить. Для этого не было оснований. Но, что же тогда? Какой колокол,  какой  набат оглушил её сознание, не позволив задуматься  о последствиях этого оговора, который не оставлял ему шансов оправдаться. Может быть это была бравада, связанная с ощущением своей взрослости. Или избыточное  воображение,   превратившее мнимый образ в реальный факт.  Или, всё-таки,  сознательная месть, за ожидавшееся, но несостоявшееся  действие.
     Ответа он не знал, но в очередной раз поразился тому, как  причудлив и непредсказуем девичий мир. Этот странный, взбалмошный, суматошный космос, бесконечно далёкий от наивных родительских представлений и умилений.