Райнер Мария Рильке:
ПОХОРОНЕННЫЙ ЗАЖИВО (Из Часослова №5)
Название стихотворения придумала я сама для облегчения запоминания. В оригинале у этого стихотворения нет названия. Это пятое стихотворение в разделе «Книга о монашеской жизни» сборника «Часослов» Рильке, который был издан после посещения России, и, считается, что под впечатлением этого посещения.
В оригинале Рильке нет постоянной ритмической структуры, т.е. нет постоянства числа слогов в строке. Поэтому я решила тоже от этого отказаться.
Люблю я темный уголок своей души:
Сокрыться там и помечтать в тиши.
И, как при чтеньи старых писем, ощущенье
Бывает, что сегодня жизнь – лишь повторенье
Легенд или ушедшего в забвенье.
Нутром я чую, что пространство где-то есть,
Чтобы душе для новой жизни там осесть.
Не дерево ли я, что вкрадчиво листвой,
Раскинув ветви над могилой, шелестит,
Корнями обвивая прах и став мечтой
Умершего юнца, чей блеск былой
Померк средь песнопений – панихид?
Ich liebe meines Wesens Dunkelstunden,
in welchen meine Sinne sich vertiefen;
in ihnen hab ich, wie in alten Briefen,
mein t;glich Leben schon gelebt gefunden
und wie Legende weit und ;berwunden.
Aus ihnen kommt mir Wissen, da; ich Raum
zu einem zweiten zeitlos breiten Leben habe.
Und manchmal bin ich wie der Baum,
der, reif und rauschend, ;ber einem Grabe
den Traum erf;llt, den der vergangne Knabe
(um den sich seine warmen Wurzeln dr;ngen)
verlor in Traurigkeiten und Ges;ngen.
Rainer Maria Rilke
***
Ниже для сравнения другие переводы, которые мне удалось найти:
Перевод А. Прокопьева
Люблю мечтать на грани помраченья,
когда в глубины погружаюсь духа,
что жизнь прошла, как в давних письмах глухо
упоминание, как без значенья
туманный смысл преданья и реченья.
Тогда пространства вечного черты
я вижу вдруг, где жизнь вторая в силе.
И я расту из темноты,
шумя ветвями на своей могиле,
где вечен сон, что знал ребенок, или -
так схвачен мальчик теплыми корнями -
забыл, что знал во сне: лишь голос с нами.
***
Перевод Юрия Тарнопольского:
http://spirospero.net/RILKE.html
Люблю часы, когда в душе потемки,
когда мой ум от их глубин зависит,
и в них, как будто в строчках старых писем,
читаю жизнь свою, как древний миф – потомки
и глухо слышу все, что было громким.
Тогда я понимаю, что живу
вторую жизнь: без срока, без мерила.
И я как дерево, что зрелую листву
простерло над пригорком где могила,
и мальчика мечту осуществило
(которого ласкает теплый корень)
развеянную с песнями и горем.
***
Перевод Петрова:
По чувствам, смутно, в суть существованья —
сойти к себе люблю во глубину я.
Как в старых письмах, жизнь мою земную
в них перечитываю без страданья,
как дальнее отжитое преданье.
Но вижу: есть для жизни, для второй,
безвременно-безмерные просторы.
Во мне, как в дереве, порой
шумит и созревает сон, который
давно утратил в пенях мальчик хворый,
и в песнопеньях, и в скорбях безвестных —
пригрет теперь теплом корней древесных.