СОН
Однажды мне приснился странный сон,
что мы в пещере темной прозябаем,
там нас, как будто, целый легион,
но выбраться оттуда как - не знаем.
Вотще стремясь гранит мечом сломать,
порой друг друга только задевали;
Плутона голос заставлял дрожать,
и власть Плутона многие признали.
Но был меж нами бедный раб. Старик
не в силах был меча тупить усердно,
насмешки, мордобой сносить привык,
сидел в углу и камнем бил о стену.
Я с жалостью на чудака взглянул
и вновь серьезной занялся работой.
Но вдруг между камней огонь блеснул,
и мох горит, и озарились своды.
В граните трещины - и страх забыт,
и с нами те, кто признавал Плутона.
А раб случайно кем-то был убит,
не услыхал никто ни жалобы, ни стона.
1971
* * *
Сосен темные верхушки,
неба чистая лазурь,
здесь двуноги лишь кукушки,
не слыхать московских бурь.
Но и здесь шоссе протянут,
станут водкой торговать,
все поляны испоганят,
чтоб культурно отдыхать.
1971
КОМСОМОЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ
Солнце катится к закату,
больно на часы взглянуть.
Время - деньги, а дебаты
нету сил моих заткнуть.
Сон с трудом одолеваю,
третий час себя ругаю:
почему я не ушел?
в зале этом что нашел?
чем заинтересовался?
Я начальства побоялся.
1971
СОЛНЕЧНЫЙ БРЕД
Снится ли Солнцу сон,
стало ли старое сталью,
звало ли завтрашний звон,
дальше ль шагало далью...
Долго, должно быть, катилось,
головы, глотки жгло,
розовых раздавило,
красных перекроило,
серую сеяло силу
и зашло.
1976
БРЮЗЖАЩИЕ СТИХИ
Зеленый лес, безлюдный и густой,
всё дальше отступает,
а здесь идей великих перегной
жует толпа тупая,
везде ларьки, помойки и покой...
Но я опять попал в родную колею
и песню старую на старый лад пою.
Но как же, посудите, не запеть,
когда осточертела
самодовольно ноющая медь:
"Вперед, к победе, смело,"
как дым дурмана, как паучья сеть.
Когда неважным важное назвали,
а дребедень когда на пьедестале.
А впрочем, человек ты или вошь -
живешь по воле Бога,
и грех роптать: работаешь на грош,
зато болтаешь много.
А срок придет - бесследно пропадешь,
хоть бейся лбом, как муха о стекло,
хоть радуйся, что кормят и тепло,
хоть жалуйся, что обманули,
и мясо до прилавка не дошло.
1976
* * *
А царь еще ходил в походы,
еще парады принимал,
глаза зажмурив, слушал оды,
с улыбкой руки пожимал,
еще соседи трепетали,
но тучи чуть чернее стали.
И, отчего - уж я не знаю,
всё больше мёрло мужиков,
без всякого неурожая,
как видно, жребий был таков.
И если очень приглядеться,
то ясно: никуда не деться.
И скоро, скоро рухнет царство,
пойдут министры в лагеря,
никто не закричит: "Да здравствуй," -
и захлопочут писаря...
Вот так и я: бегу куда-то,
закусываю удила,
а ТАМ уже известна дата,
и эта дата подошла.
А я бегу, бегу по кругу,
а круг всё меньше, всё смешней,
и скоро, скоро я без стука
свалюсь в коробку для людей.
1979
МОСКВА
Чахлые деревья
в тучах ядовитых,
в облаках из смога,
толпы нервных граждан,
из метро в автобус
пересесть спешащих,
толпы в магазинах:
что дают - картошку,
золотые кольца,
простыни льняные,
порошок стиральный,
десять пачек в руки?
Толпы за коврами,
книгами, дрожжами...
Нет, не все толпятся,
есть такие люди -
им свои больницы,
также рестораны,
также магазины:
нет витрин стеклянных,
есть зато охранник.
А простым бабусям
только развлеченье
очереди эти:
выйти потолкаться,
поругать "пряезжих",
саранче подобных,
что за маслом едут
двести километров,
едут, будто нету
магазинов ближе.
Мужики толпятся
возле магазина,
чем еще заняться,
отработав смену,
и домой доехав?
Лес домов-коробок:
каждая коробка -
тысяча ячеек,
а в ячейках люди,
как живут - Бог знает.
И куда несет их?..
Кто дома те строил?
Парни из деревни:
привезли их, чтобы
нам жилища строить,
и готовить пищу,
и ракеты делать,
танки, самолёты.
Дети же их будут
заседать в конторах,
и опять придется
кликать деревенщин:
должен же работать
в городе хоть кто-то.
1981
* * *
Перепахали степь - и землю сдуло,
на сотни вёрст раскинулась пустыня.
Не то же ли с Россией стало ныне?
1985
ОТКРОВЕНИЕ
Трубили трубы, было всё о'кей,
машины становились всё умней,
всё больше было всяческой жратвы
(по крайней мере, там, где жили вы),
а если вдруг случались огорченья -
в аптеке продавались утешенья.
И мы вперёд скорей-скорей трусили,
у Бога передышки не просили.
Не зная сна, яйцеголовых своры
играли в теннис, лазили на горы,
изобретали порохи и пули
и от инакомыслия пилюли,
мелиораторов веселый рой
преображал в оазис шар земной,
министр и зек - все делали прогресс,
сооружали башню до небес,
прогресс распространялся неуклонно,
а с ним - болезней новых легионы,
и по секрету стали говорить:
не может воздуха на всех хватить,
и кислород в баллонах голубых
везли имеющим в ЦК родных,
а также очень крупному жулью,
и смерть косу готовила свою.
Огромная клоака - океан
на берега зловонный слал туман.
Пустыня обступила города.
Но не могла такая ерунда
сломить наш несгибаемый народ,
остановить движение вперёд,
ведь хлеб и тряпки химия давала,
и только кислорода не хватало.
Но вот построили большой завод,
для армии дающий кислород,
случалось, по ночам у проходной
и нам перепадал баллон-другой,
и можно было бы как будто жить,
да очень участились грабежи:
все, видя, что недолго уж гулять,
спешили, кто что мог, от жизни взять,
подпольные весёлые дома
повсюду появлялись как чума.
Унять торжествовавшие пороки
пытались одинокие пророки
и уверяли очень невпопад:
ещё не поздно повернуть назад.
Но КГБ их всех перехватало,
на это сил тогда ещё хватало.
А между тем неведомая сила
всё новые несчастья приносила:
теперь родились сплошь одни уроды
и умирали, не проживши года.
Так люди постепенно исчезали,
но сами ничего не замечали,
ведь сколько нас осталось на планете,
держалось, разумеется, в секрете,
болезнь и смерть, чтоб не тревожить нас,
укрыты были тщательно от глаз,
ребёнок же, как только появлялся,
тот час же в "Дом ребёнка" направлялся.
А роботы работали как прежде,
хватало нам еды, вина, одежды,
смешных и страшных телепередач,
а господам - великолепных дач,
очередей теперь совсем не стало,
и даже кислорода всем хватало.
Заканчивался 21-й век,
последний тихо умер человек.
Машины же работать продолжали,
всё новые машины порождали.
Довольно продолжительное время
серьёзных сбоев не было в системе,
зато, когда такие начались,
всё, как лавина, покатилось вниз
(надёжность рукотворных механизмов
не та, что у природных организмов).
Земля затихла, но не умерла,
все катаклизмы жизнь пережила,
и возводили домики свои
цари земной природы - муравьи.
1985
* * *
Осыпалась ёлка, побились шары,
с поникшей верхушки свалилась звезда,
нам хочется спать, на работу пора,
но мы продолжаем водить хоровод.
1985
КРИШНА
Всякий раз,
когда ослабляется Дхарма
и беззаконие превозмогает,
я создаю себя сам.
(Бхагавадгита)
Густая ночь окутала поля.
Вокруг костра сидели пастухи,
вели неторопливый разговор,
варили пищу скудную свою,
одежду ветхую чинили, кто-то спал.
Дул ветер. И не услыхал никто,
откуда появился человек.
В ночи сверкали черные глаза,
в даль устремленные сквозь темноту,
вселенную всю разом озирая
и будущее пёстрое ее.
Лицо его спокойствием дышало.
Чуть потеснившись, место у костра
гостеприимно дали пастухи.
Прекрасен был собой Ишвара Кришна.
Он от селения к селенью шёл,
и с радостью его встречали люди,
гирляндами деревни украшали,
везде звучали песни в честь него,
как будто бы везде играли свадьбы,
как будто воду превращал в вино.
Больные выздоравливали там,
где он прошёл, спокойно глядя вдаль,
и люди прозревали от забот,
от суеты, Атмана заслонявшей.
А он всё шёл, уча людей любви,
уча работать не богатства ради,
уча всегда смотреть по сторонам,
а не бежать, о цели только помня,
не слыша голос совести своей.
...Прошли века, и заросли травой
дороги, по которым он прошёл...
И люди позабыли бхактийогу,
забыли, что дающий богатеет,
а жадного сожрут его заботы,
и что бездельник счастлив не бывает -
как видно, уж таков наш организм.
На друга друг готов писать донос,
и муж с женой друг другу изменяют,
родители о детях забывают,
им дети тем же платят, вырастая.
И каждая ничтожная букашка
себя считает ближнему судьёй.
Все служат, что есть силы, государю,
а чаще делают лишь вид, что служат,
за то его объедки получая.
Всю прану эта служба поглощает,
для Бога ничего не оставляя,
для добрых дел, для исполненья долга,
служенья людям - ровно ничего.
Все куклами себя считать привыкли,
послушными орудиями Рока,
и если прану не съедает служба, -
от скуки дни и ночи изнывают
иль ищут развлеченья дни и ночи,
как будто не хватает дел вокруг,
как будто бы наш труд необходим
из всех людей лишь только государю,
как будто нету страждущих кругом,
как будто всяких безобразий горы
не наше вовсе дело исправлять,
а наше - лишь ворчать на государя.
Вернись, о Кришна, без тебя мы сгинем.
ведь мы стремглав несёмся к преисподней.
ведь внутреннему голосу не внемля,
все лишь приказы свыше исполняем,
а над начальником есть свой начальник.
А государь... Да есть ли государь,
иль это миф, придуманный когда-то?
Мы балансируем у края бездны.
Какой-то пьяный шеф нажмёт на кнопку -
и всё пошло, пошло ко всем чертям,
как это в детской песенке поется.
А если не нажмёт - мы задохнёмся
тем, чем дымят несчётные заводы.
А если мы в дыму не задохнёмся,
то вырожденья избежать не сможем.
Выходит, только на тебя надежда.
Вернись, вернись, вернись, Ишвара Кришна!
Мы верим, Кришна, в доброту твою,
ты, верим, внемлешь слабым голосам
и спустишься на гибнущую землю,
и нас в десятый раз научишь жить.
Но торопись, мудрейший из возничих -
иначе никого ты не застанешь,
придешь на землю - а она пуста.
Нас больше нет, и никогда не будет.
Вернись, вернись, четверорукий бог,
молитву еле слышную услышь,
другой надежды нету, Харе Кришна,
приди, останови у края бездны
твоих учеников столь нерадивых,
бегущих к ней в весёлом ослепленьи.
1986
* * *
Сумасшедший садовник Иосиф
подрубил корни у дерева
и ушёл.
Все говорили:
"Иосиф был очень хороший садовник;
вот ушёл - и дерево стало сохнуть.
Надо дерево пересадить."
1987
ДУРАК
Сидит под ивою дурак,
дырявый теребит башмак:
"Его я починю, продам
и пир на всю деревню дам,
и все меня зауважают,
и все меня заобожают,
и звать не будут дураком,
а молодцом и королём..."
Девчонки мимо пробегают,
смеются, горестей не знают,
не то смеются о своём,
не то над ним, над дураком.
1988
РОМАНС ДЛЯ ПОДВОРОТНИ
Мне кажется: стоит свернуть в переулок
и в школу зайти,
и, может быть, снова на лестнице шумной
мне встретишься ты.
И снова, и снова с лицом затвердевшим
я мимо пройду,
не смея, не смея, не смея, не смея
исполнить мечту.
Опять не посмею сказать я ни слова,
ни слова тебе,
и только проклятье беззвучное брошу
безвинной судьбе,
за то, что грядёт торжества выпускного
безжалостный день,
за то, что не встречу тебя уже скоро
я больше нигде.
Да нет, не сверну, не сверну я с проспекта,
я знаю, что там
другие девчонки бегут по ступенькам,
что там - пустота.
Эх, брошу я бомбочку в чёрную "Чайку",
и имя мое,
неужто, планету наполнив до края,
тебя не найдет?
И ты, прочитав про моё преступленье,
поймёшь, может быть,
что я без тебя на холодной планете
не мог больше жить.
1989
см. также:
http://proza.ru/2013/05/21/1010
и
http://temnyjles.ru/Miklaszewski/stihi.shtml