Три друга

  Ещё в прошлом веке.

  Как приятно плескаться в прохладной воде! День с утра уже жаркий. Хотели втроём половить рыбу, но не удержались и залезли купаться. Выходить не хотелось. У всех троих уже посинели губы. И только тогда выбежали. И упали на горячий песок.

  - Вань, ты сочинение будешь на свободную тему писать? Или шпагами запасёшься? - Митька задал вопрос не просто так. Ему хотелось попользоваться чужими шпаргалками, самому писать было, конечно, лень.
  - Мне Ирка, братова очередная пассия, обещала прошлогодние сочинения дать почитать. Может, темы похожие будут, - Иван лениво перевернулся на спину. - Какие облака красивые, как клочки ваты на Новый год.
  - Ну, вспомнил! Полгода ещё до зимы. Погреемся хоть, прошлым летом купаться редко удавалось. А сегодня, как по заказу, - Коля лёжа рисовал что-то на песке, как всегда.

  - Ребята, а скорее бы экзамены сдать. Потом могу хоть целыми днями тут бывать. Мамка только вечером огород поливать заставляет, а больше ничего.
  - Ты, Митяй, не забудь, что год до армии надо где-то перекантоваться. Поступать же не хочешь? - Иван вечно настроение испортит своими подковырками.
  - Куда мне поступать? В сельхозучилище? А потом быкам хвосты в совхозе крутить? Меня дядька обещал к себе в помощники взять, в МТС. Научусь технику ремонтировать, так никогда без куска хлеба не останусь. Ещё и мамке помогать буду.

  Коля сел и оглянулся по сторонам.
  - Ребята, а мне страшно поступать. Вдруг баллов не доберу? Отец совсем сгноит. Мне бы вырваться отсюда. В город, в институт, хоть куда. Здесь мне жизни нет. Эта мачеха всё захватила. Отец под её дудку пляшет. А я им... только под ногами мешаюсь. Эх, была бы мама жива...
  - Ты, Колян, не переживай. Поступишь. У тебя оценки все хорошие. И экзамены сдашь. А вот я... Хоть бы троечки какие поставили, совсем ничего не знаю, - Митька закатил глаза, вроде бы сам удивился.
 
  - Надо было меньше прогуливать. Ты с Натахой про всё забыл. Любовь! Какая может быть любовь, если она - взрослая женщина, с ребёнком. А ты голову потерял. Вот узнает мать, будет тебе! - Иван опять свои нотации завёлся читать. - И как ты жить будешь? Без образования сейчас никуда.

  - Тебе хорошо говорить, у тебя вся жизнь вперёд расписана. В училище пойдёшь, там, глядишь, в большие командиры выбьешься. И одёжка, и кормёжка, и крыша над головой. Ловко придумал. Всё тебе готовенькое. А мне тут, одному, оставаться. Бросаете вы меня. А ещё друзья, все десять лет вместе были, - Митя чуть не плакал от обиды.

  Мальчики ещё с полчаса повалялись на солнышке и разошлись по домам. Про рыбалку уже и не думали. Рыба на глубину ушла, чего зря время терять.

***

  Начало этого века.

  Летом утро начинается рано. Ещё в полшестого Митяй управился со скотиной и вышел за калитку. Любимая жена сгребала перед домом скошенную с вечера траву.
  - Наташ, подождала бы, пока роса сойдёт. Давай  я вечером сам соберу. Но я сегодня поздно буду, в контору чего-то вызывают. И знаешь что: мимо мамкиного дома пойду, так дай банку мёда, я занесу.
  Натаха метнулась в кладовку и вынесла мёд, завернув банку в тряпку. Чтобы не разбил ненароком. Хозяйка! Митяй обнял жену, привычно вдохнув какой-то всегда молочный запах, исходящий от желанного тела.
  - Неохота и отпускать, скорее бы вечер.

  - Иди уже, охотник! И так полночи спать не давал, - Наталья шлёпнула по рукам и начала подметать дорожку к дому. Пока дети спят, только и можно что-то справить по хозяйству.

  Митяй неторопясь пошёл по привычному маршруту. Опустела улица. Раньше идёшь - здороваешься, а сейчас и собаки-то не лают. Извели их, что ли? Здоровенный чёрный кот лениво зевнул и перевернулся на спину, подставив своё пузо набирающему силу солнцу.

  Мать тоже уже хлопотала в кухне.
  - Здорово. Ты чего это оладьи затеяла с самого ранья? Кого-то в гости зазвала?
  - Да какие гости? Тебе на работу тормозок собираю. Жена небось не успевает? Куда ей с троими. Их бы накормить. Тебе, мужику, надо хорошо питаться, а то с трактора свалишься от усталости. Вон какой тощий стал.

  Митяй и вправду сильно похудел, но сила в нём чуялась за версту. Высокий, жилистый, плечистый. Уже загорелый чуть не дочерна. Короткий ёжик волос выцвел, а глаза запали, но горят синим огнём, смущая совхозных работниц.
  - Ты, мать, на Натаху не наговаривай. Она хозяйка хоть куда. И мать заботливая. И о муже не забывает. С утра уже борща две тарелки умял, куда больше?
  - До вечера далёко, проголодаешься, а в руках, смотрю, только баночка малюсенькая, - мать невозможно переспорить, невзлюбила невестку, ничем не переубедишь.

  - Это она тебе медку передала. Говорит, что с мукой если смешать да на грудь положить, так кашель быстро пройдёт. А то ты всё таблетки покупаешь, а они не помогают.
  - Заботливая... Небось сам у Грачихи узнавал. Видела, как вчера к ней заходил, - догадалась мать.
  - Ладно, некогда мне. Давай свои оладьи, пойду я. Сегодня ещё в контору чё-то вызвали. Может, где накосячил... - Митяй переживал за свою репутацию лучшего механизатора.

  В вагончике на краю совхозного сада уже все собрались на пятиминутку. Палыч что-то дописывал в журнал, а тётки шушукались да посмеивались.
  - Привет честнОй компании! Все выспались? - Митяй встал в дверях, ждал, кто освободит место на лавке.
  - Выспишься, как же. Всю ночь тебя ждала, а ты у Натальи под боком шебуршился, - это Галька, как обычно, заигрывает.
  - Да уж, когда ты только на нас, грешных, внимание обратишь? - Верка начала поправлять косынку, выпуская кудри на всеобщее обозрение.

  - Девки, ша! - бригадир пресёк пустой разговор на корню. - Слушайте задание на сегодня. В новом саду вчера прыскали, туда не лезьте. Выходите в смородину. А ты, Митяй, вокруг заново пропаши, скоро начнутся набеги. Не усторожишь. Как саранча полезут, - Палыч глянул поверх очков и добавил - В этом году будем на сбор урожая набирать, за десятину. Своим скажите. Урожай вроде хороший будет, так что всем хватит. Пусть лучше зарабатывают, а не лезут воровать.

  День пролетел, как и всегда. Чуть не забыл зайти к начальству.
  Директор совхоза вроде неплохой мужик, но его всё равно все боятся. Власть! Может уволить в любой момент. А куда пойдёшь в селе? Помогать, кому делать нечего... Митяй потоптался у дверей и робко постучал.
  - А, Дмитрий Юрьевич! Проходи, садись. У меня к тебе серьёзный разговор. Надеюсь, не торопишься?

  - Не тороплюсь. Хотя дома ждут. Ой, извините.
  - Не тушуйся, все знают, что тебя всегда ждут. Большая семья, много забот. Да и красивая жена. Жаль, на работу ей выйти не даёшь, всё с детьми. А то, бывало, зайти в магазин приятно. Всегда с улыбкой, всегда аккуратна. Вот молодые, они тяп-ляп - и готово.
  - Наталья тоже не старуха, - Митяй обиделся, что его жену уже немолодой считают. - Ей только тридцатник осенью будет.

  - Не кипятись. Я комплимент хотел сделать. Неуклюже получилось, извини. Давай лучше к делу. Ты и тракторист, и механик. И руки золотые. И голова не только для шапки. Дядька твой, Петрович, уже второй год на пенсию просится. Я всё никак замену найти не мог. А на днях как осенило. Ты ж его выученик, и показал себя только с положительной стороны. Может, потянешь? Подумай, не торопись. Ответственность большая.

  Митяй отрешённо смотрел на директора. Разглядывал большой мясистый нос, серые, чуть выпученные, глаза. Мешки под глазами. Шевелящиеся губы. А слов не слышал. Директор что-то ещё говорил, но слова не долетали до Митиных ушей, повисали в воздухе и растворялись, как табачный дым.

  - Дмитрий! Ты чего молчишь? Я не требую ответа сейчас же. С женой посоветуйся. Во-первых, рабочий день будет побольше. Никаких выходных с весны и до холодов. На курсы надо съездить в город. Есть такие, я узнавал. Зарплата много больше, но и спрашивать буду вдесятеро! - Борис Василич повысил голос.
  - Я пойду? - Митяй встал со стула. - Там Наталья с детьми ждут...
  - Иди, но завтра у меня чтобы с самого утра был! Я Палыча предупрежу сам.

  Как шёл до дома - и не заметил. У калитки сидела Наташа с младшим, Максиком, на руках. Она всегда встречала мужа за воротами. Скучала, что ли?

  Наутро было хмуро. Тучи нависли низко, грозя порваться и залить всё вокруг своим тяжким грузом. Наталья поспешила за сеном для кроликов в сарай. Уже набрав на вилы хорошую порцию, услышала шорох за спиной.
  - Митька! Не пугай, я пуганая.
  Но обернувшись встретилась взглядом с невысоким тщедушным пареньком в солдатской форме.
  - Ты кто? Чего тебе надо? - Наталья на всякий случай стряхнула сено с вил.

  - Не бойтесь. Я ничего плохого не сделаю. Мне бы попить. И поесть, - добавил чуть слышно солдатик.
  - Ага, и переночевать негде. Смешно, наверное. Чего ты тут делаешь? Сейчас мужа позову, он тебя живо выгонит.
  Парень попятился к двери. Но что-то жалкое в нём резануло по сердцу.
  - Погоди. Откуда ты взялся?
  - Из Сосновского. Сбежал я. Мне бы отсидеться пару дней. Потом уйду.

  - Куда уйдёшь? Везде ведь найдут. А почему сбежал? Обижали? Так ты же мужчина, надо уметь хотя бы за себя постоять. У меня муж за нас с детьми кому хочешь глотку порвёт.
  - Не обижали. Я сам... Не хочу воевать. Не могу.
  - Сектант, что ли? Так надо было в военкомате сказать. Таким разрешают вроде отрабатывать. В больнице или ещё где.

  - Не сектант. Просто... Нас из учёбки в горячие точки, по слухам, пошлют. А я как подумаю, что там стреляют, убивают... Я не смогу в человека выстрелить. Он же такой, как и я. Просто солдат.
  - А кто воевать будет? Ты хочешь один чистеньким остаться? Тоже не по-мужски.

  Со двора послышался голос Митяя.
  - Натаха! Ты чего там застряла? Максик плачет, а ты не идёшь. Мне уходить пора. Иди поцелуемся.
  - Иду! Я тут сено поворошила, что-то сыровато вроде, - и полушёпотом солдатику: - Сиди тихо. Я поесть позже принесу. Тогда и решим, что делать с тобой, бедолагой. Ох, послал Бог.

  Митяй уверенно зашёл в кабинет директора.
  - Василич. Мы тут посоветовались... Надо попробовать. Думаю, что справлюсь.
  - Я так и предполагал. Ты же умный мужик. Понимаешь, что второго шанса не будет. В общем так. Гони свой трактор на хоздвор. Он у тебя не барахлит, надеюсь?
  - Как часы! У меня ничего не барахлит, слежу.
  - Вот и хорошо. Матвеевны внук последний экзамен сдаст и будет на нём работать. Пару дней в саду всё равно ничего срочного не предвидится. Тем более, что дожди на всю неделю обещают. Сейчас иди к Ивану Петровичу, вникай в курс дела. Через недельку на курсы устрою. А к осени дядьку отпустим на заслуженный.

  - Борис Василич. Тут вопрос у меня. А зарплата как же?
  - Правильно мыслишь. Будет пока, как получал. Конечно, без премий. Ничего, семья прокормится. Уже скоро картошку подкапывать можно будет. Фуража тебе выпишем. Масла получишь. Ладно, я ещё подумаю... Иди!
  - Уже ушёл. До свидания.
  - Ага, свидания у нас теперь часто будут, это точно, - захохотал в спину Василич.

   ***

  Иван сладко спал, обняв Маринку, когда телефонный звонок резанул уши.
  - Капитан Морозов на связи, - как часто ему приходилось это говорить, даже дома привык так отвечать.
  - Морозов! Бегом в отряд! Побег!!! - майор Стецько орал так, что и без телефона было бы слышно на весь военный городок.

  Маринка перевернулась на живот и зарылась лицом в подушки. Ей такие побудки не были в диковинку, но она уже давно не поднималась, чтобы поцеловать любимого. Проспит опять до обеда. Потом будет наводить красоту на помятом личике. Домашние хлопоты были ей в тягость. Как преподавательница музыки, она считала себя выше этого. В летние каникулы не знала, чем и заняться. Хотелось к морю, на жаркий пляж, а вечером на открытой веранде южного кафе попивать холодное шампанское с нежнейшими пирожными.

  Мечты, мечты... А в действительности жизнь в казённой квартире в гарнизоне была уныла и скучна. Редкие посиделки с сослуживцами мужа и их глупыми жёнами. Вопящие под окнами дети. Скучная казённая же мебель. У неё полный гардероб красивых платьев, которые и одеть-то некуда. Не в столовую же? Столовая была, кстати, неплохая. Марина ходила туда с судками за обедами для мужа. Себе есть такое не позволяла. Фрукты, сыр, мюсли, овощные салатики. Всё это - для сохранения фигуры. В краевом центре часто проходили концерты, на которых она аккомпанировала местным знаменитостям. Поэтому Марина чувствовала себя артисткой. А артистке положено иметь хорошую фигуру. Девяносто-щестьдесят-девяносто. Пока всё ещё не вписывалась в стандарт. Но ещё немного усилий и...

  Крашеные в золотистый цвет волосы разметались по подушке. Иван с сожалением оглянулся на жену. Хорошо бы разбудить, обнять, но надо уходить, убегать, служба!

  Ладно, пусть пока поспит. Побег! Это впервые за его карьеру. Можно и с должности слететь.
  - Товарищ капитан! С вечера все на месте были. А утром... Никто и не видел ничего. Дневальный не спал, это точно. Как он сбежал? - ротный подобострастно заглядывал в глаза.
  - Сержант Манойлов! Построить личный состав, - надо убедиться, что кого-то нет в казарме, оставалась надежда на ошибку.

  Проверка личного состава не обрадовала. Рядового Чубрикова недосчитались.
  - Товарищ капитан! Может, просто в самоволку сбежал? Тут в селе одна разведёнка есть, почти все к ней бегают, - пришлось выдать шитую белыми нитками тайну.
  - Срочно направить кого-то к ней, быстро! - и про себя подумал: "Я к майору, выдерет он меня от души".

  Беглеца не нашли. Хотя проверили всю территорию части, все чердаки, подвалы, склады... Пришлось оповещать милицию, соседние части. Из тех, кто знал сбежавшего в лицо, сформировали наряды-патрули. Проверяли автобусные и железнодорожные станции, подключили ГАИ. Прочёсывали соседние сёла. Сообщили по месту жительства.

  В родное село Иван приехал в составе патруля, на служебном "Уазике". В отделении милиции зашёл к бывшему однокласснику Сергею Ямщикову. Сергей был рядовым участковым, но по складу характера знал всех, на всех участках, и его все знали.
  - Слышал про нашего беглеца? Помоги найти. Далеко уйти не мог, мы все дороги перекрыли. До железки не доберётся пёхом, а машины проверяют и наши, и ваши. Ты поговори со своими, чего все дома шерстить. Наверняка есть пустые или блатхаты. Ему же есть-пить надо. Значит, кто-то мог видеть, а кто-то и приютить. Очень тебя прошу, помоги. Я свои погоны не за так получил, а из-за этой сволочи могут сорвать.
  - Вань, поможем. Нас уже озадачили, ещё вчера. Пока никто ничего. Если он здесь, то сегодня-завтра поймаем. Я думаю, что он где-то в кошарах. Там бичи в основном. Они уж точно не прогонят, - Сергей  согласился с военными проехаться по округе. Тем более, что есть машина.

   ***

   Наталья, как всегда, встречала мужа, сидя на лавочке у ворот. Дети рисовали на асфальтовой дорожке цветными мелками. Старший, Петя, машины и самолёты. Он в свои двенадцать оставался ещё ребёнком. Помогал мамке во всём, но инициативы не проявлял. И сейчас оглядывался на Наталью, ища одобрения рисункам. Петя был похож на мать, весь крепенький, черты лица округлые, нос немного курносый. А кто его отец - Митяй никогда не спрашивал. Слухи ходили разные. Подозревали соседского балбеса, который после армии подался искать счастья по стране.

  Дочка  Леночка взяла от Митяя узкую кость и синие глаза. В свои семь она ужа обещала стать красавицей. В сентябре в первый класс. Читать и считать давно научилась, даже пыталась записывать свои наивные и смешные сказки. То пела какие-то песенки, сочиняемые по ходу. То начинала танцевать. Митяй души в ней не чаял. Да и она с папиных колен по вечерам слазила неохотно. Сейчас рисовала букеты цветов и маленьких человечков.

  Максику уже скоро полтора. Бутуз! Сиську сосать только недавно отучили. Говорить и не собирается. Тоже ползает по дорожке и чертит синим мелком, норовя его сунуть в рот. Характер уже чувствуется упрямый. Чуть что не по нему - орёт на всю округу.

  Завидев отца издалека, дети бросились к нему с радостными криками. Перебивая друг друга, торопились рассказать все новости. Леночка, конечно же, ябедничала. Петя докладывал, что сделал хорошего за день. Максик пытался залезть на руки. Иван поцеловал жену и собрался уже идти на подворье, когда Наталья его остановила.

  - Мить, я чего сказать хотела, - и старшим детям: -  Идите играйте, не мешайтесь под ногами.
  - Ты чего? Кто мешает? Я соскучился по всем, - Митяй удивился. Никогда дети не были лишними при их разговорах.

  - Ты сядь. Да не бойся, всё хорошо. Просто... Мне твоё решение нужно. Там, в сарайке, паренёк заперт. Солдатик беглый. Он тихий, ты не думай. Чего-то сбежал. Вроде воевать не хочет. Ты пойди, поговори с ним. Я его пока гнать не стала.
  - Ну, ты, мать, учудила. Хорошо, что не младенца подкинули. А то бы ты меня прибила.

  Митяй не торопясь, чтобы обдумать новость, пошёл к сараю. Надо же! Солдатик. Вспомнил себя в учёбке. Одни уши торчали, фуражка сваливалась. Всё время есть хотелось. А ведь не сбежал!

  В углу на корточках сидел тощенький мальчишка. Совсем пацан! Сколько же ему лет?
  - Выходи, беглец. Пойдём в дом, поговорим. Только сено с себя стряхни, у нас чисто.
  На свету стало видно, что парень весь трусится, боится глаза поднять.
  - Как звать тебя, страдалец? - Митяй с какой-то брезгливостью рассматривал нежданного гостя.
  - Рядовой Чубриков.
  - Не рядовой ты, а дезертир. Сбежал, с боевого поста небось? Ружьё не прихватил часом?

  - Не... Я не с поста. Я ночью, через окно.
  - И чего к нам забрался? Вроде не на отшибе живём.
  - Я огородами. А у вас сарай не заперт был.
  - Чего запирать? Прошлогоднее сено да пустые вёдра? У нас и воров нет! Только вот такие пришлые могут. Тебя по имени как?
  - Дима. Мама Митей зовёт.
  - Ох, ещё и тёзка. Так от кого бежишь? Деды уму-разуму учат, а тебе неохота их слушаться?

  Рядовой Чубриков с тоской смотрел в угол, на печку, и молчал. Митяй вздохнул и вышел на крыльцо.
  - Натаха! Ты его хоть накормила?
  - Поел. Полбуханки одного хлеба смолотил. Да не жалко, вишь - наголодался.
  - Наверное, пойду в отдел, заявлю. Пусть забирают. А то выгоним - он дальше побежит. Воровать начнёт с голодухи. А там и до тюрьмы недолго.

  Дима встал сзади и, чуть не плача, запричитал:
  - Не надо, я уйду. Мне бы до города добраться, там мамкина подруга живёт. Она мамке сообщит, я у неё пока побуду.
  - Ты, убогий, вообще соображаешь? "Побуду"! А потом? В лесу землянку выкопаешь? До конца жизни бегать будешь? Натворил ты делов, парень! Ещё мать впутать хочешь. Ей наверняка уже сообщили. Небось - одна тебя поднимала? - Дима кивнул.
  - Ты, бестолочь, иди сдавайся, пока не поздно. Уголовная статья! До десяти лет, кажется, впаяют. Может, как-то замнут, если по глупости сбежал. Хотя... вряд ли...

  Наталья перебила мужа:
  - Ты, дорогой гость, сперва расскажи, чего сбежал, как дальше жить планировал? У нас вон Петя скоро подрастёт, тоже служить будет. Митрий  Юрьич своё честно Родине отдал. А ты что, лучше всех? Пусть другие, а ты маме под подол? А если все так? Говори!

  Несчастный Чубриков совсем в стенку вжался.
  - Я не могу! Ну, поймите! Я как представлю, что стрелять заставят. А они в меня будут целиться. Не хочу, я не могу! Нас на стрельбище возили, там мишени. Я стрелял. А в кого-то... Нас, сказали, куда-то отправят, бандитов ловить в горах. А разве они от хорошей жизни, от семьи, в горы уходят? Я новости смотрю. Там такие же люди. У них дети. Я жить хочу! Если меня убьют - мамка не переживёт! - и он зашёлся в беззвучных рыданиях.

  - Наташа, ты иди. И детей пора кормить, наверное. Максик вон палец сосёт от голода, - Митяй растерялся. Противно было видеть хоть и тщедушного, но мужчину, плачущим. Сам Митяй никогда не плакал, даже совсем маленьким. Разобьёт коленку, лист подорожника послюнявит и приложит. А через пять минут снова носится, как и не болит уже. Это как же парень переживает, что слёзы потекли?

  - Иди в дом, сиди тихо. Я детям скажу, чтобы не проболтались о тебе. Вечером подумаем, как тебе помочь. А пока я делами займусь. Некогда тебе сопли подтирать!
  Вот так новость, не было печали.

   ***

  Иван к вечеру понял, что найти дезертира влёгкую не удаётся. Фермы, кошары, сторожки, нет им числа. Грязные, пьяные, хитроватые, равнодушные - все эти обитатели, сторожа, рабочие, пастухи, все слились в одно расплывчатое пятно. Никто никого не видел. А видели - не скажут. Возможно, совсем рядом был от них, а затаился - вот и не заметили. Собак бы! Те по запаху нашли бы, да где их взять?

  Весь в пыли, в пропитанной потом форме, зашёл в когда-то родной дом. После смерти матери, а за ней и отца, в доме жила семья брата. Из множества "пассий", как он выражался, выбрал самую незаметную, тихоню Ольгу. Сам брат явно погуливал, но жену и дочь любил и не обижал. А Иван, видя племянницу, мечтал о своей такой же белокурой пухленькой дочке, всегда привозил ей сладости и игрушки. Вот и сейчас Полина подскочила, обняла за ногу и стала заглядывать в глаза.

  - Роднулька, а я сегодня без подарков. Прости меня, бестолкового!
  Пятилетняя девочка успокоила:
  - Дядьвань, в другой раз не забудь, - и выбежала дальше кататься по большому двору на велосипеде.

  Ольга молча кивнула, буркнула, что брата Павла нет дома. Наверняка где-то завис, а скажет, что главного инженера на ферму возил. Знает, что проверять никто не станет.
  - Оль, я у вас до завтра. Там ещё два солдата у меня. Накормишь? - сноха кивнула. Иван заметил заплаканные глаза, но с расспросами не полез, пусть сами разбираются.
  - Полдома - твои. Чего спрашивать? И всех накормлю, не волнуйся.

  Ольга всегда подчёркивала, что Иван - такой же полноценный хозяин. Но претендовать даже на одну из трёх комнаток он не собирался. Всё равно жить здесь никогда не будет. Надо бы переоформить долю на брата, но всё не до этого. Вот и сейчас проблема... Где этот придурок может прятаться? Домой ему добираться сложно. На станции - патруль, на автобусной, на трассе, на каждом посту предупреждены. Если быстро найдём - легко отделается, а побегает - статья, срок получит. Выдрать бы этого мальчишку. Помнится, что тихий, но исполнительный. Никаких замечаний, хотя и похвалить было не за что.

  С утра в отделении милиции всегда суета. Новостей по беглецу не было. И не факт, что он где-то здесь мог окопаться. Село крепкое, порядок строгий, участковые всех в лицо знают. Новый человек сразу был бы замечен. Ещё один день пролетел впустую. Уже под вечер Иван решил заехать к другу детства. Давно не виделись, а были не разлей вода.

  Где дом Натальи - вспоминать не надо. Достался от покойной бабки. От пьющих по-чёрному родителей сбежала ещё школьницей. Домик явно подновлён, крышу перебрали, шифер новый, забор железный, основательная калитка. В палисаднике мальвы и какие-то колокольчики. Чистые окна с яркими занавесками. Чувствуется, что здесь живут трудолюбивые хозяева. Когда-то над Митькой смеялись, что к взрослой бабе привязался. А сейчас разница в три года кажется пустяком. Самостоятельная женщина, и Митя при ней быстро повзрослел и поумнел. Нет в нём мальчишеской бесшабашности. Даже походка вразвалочку, заправский мужичок.

  - Привет, механизатор!
  - Салют, Аника-воин. В отпуск в родные края потянуло?
  - По службе. А к земле пока не тянет, может - в старости вернусь, да и то...
  - Проходи, чего приглашения ждёшь? Как двоюродный, - Митяй подмигнул жене и повёл гостя под навес. - Рассказывай, как служба, как личная жизнь? У меня, как видишь, всё путём. Дети растут, мы трудимся.
  - Мы не трудимся, мы на страже стоим. Не начинай старые подначки. У каждого своя колея. Я вот капитана уже получил, а за просто так не повышают по службе. А личная жизнь... Вроде женат, но мы пока не расписаны. Она в городе музыку преподаёт, живём отдельно. Детей не предвидится, так что штамп ни к чему. А твои спиногрызы где же? Хвались.

  - Сейчас. Наташа поесть-закусить сварганит, сядем за стол, всех увидишь. Вовремя ты, как раз к ужину. Нюх не потерял.
  Наталья позвала к столу. Мелкая молодая картошечка посыпана укропчиком. Жареная курица истекала жиром. Миска солёных помидоров. Прозрачные ломти сала. Какие-то закуски из прошлогодних заготовок. Три головки чеснока. Для детей - компот. Для взрослых - настоечка на малине.
  - Натаха сладенькое любит. И мне нравится. Так что извини, не совсем мужской напиток. Но - крепок. Со свиданьицем, друг!

  Иван с лёгкой завистью смотрел, как старшие дети уминали всё подряд с завидным аппетитом. Наталья размяла ложкой картошку, подкрошила туда кусок курицы, добавила молока и накормила Максика, забавно открывавшего рот, как галчонок.
  Когда дети пошли в свою комнату, а Максика уложили спать, Наталья деликатно оставила мужчин одних. И они ударились в воспоминания...

  - А помнишь, как ты в омут попал? Мы тебя вдвоём еле вытащили?
  - Зато ты... - и не заметили, что уже давно ночь.
  - Ты, Иван, заезжай почаще. Служишь недалеко, а носа не кажешь. Нехорошо.
  - Да всё служба. Не до гостей. Вот солдата искать приехал. Такую подлянку мне сделал, могу с должности слететь. Ты часом нашего дезертира не встречал? Ты же по полям разъезжаешь. Может, где мелькнул?

  - Я и не сказал, что теперь в начальство выбился. Скоро в кабинете посиживать буду, - Митяй ловко увёл разговор в сторону.
  - Я всегда знал, что ты не такой балбес, как казаться хочешь. Поздравляю. Ну, прощай, мне завтра рано подниматься. Ещё один квадрат прочешем - и в часть.
  - Пока! Спасибо, что зашёл. Рад был повидаться.
  - И я...

  Митяй рыбкой нырнул под горячий бочок жены.
  - Наталь, я соскучился!
  - Поэтому и пьянствовал до пол-ночи? Обманщик, за что только люблю? Да погоди ты! Чего солдатика Ивану не отдал?
  - Сам не пойму. Язык не повернулся сказать, что он у нас. Ванька о нём, как будто про казённое имущество. Солдафон, а парень чего с собой сделает, если обратно в часть? В глазах такая тоска. И страх. Запутался он. Время пока есть. Поговорю с ним, попробую объяснить. Стрёмно мне чужую судьбу вершить.
-   Стрёмный ты мой! Какой же ты самый лучший... - дальше подсматривать не будем. Пусть любятся.

  С утра трещала башка. Вчера опять перебрал. А как удержишься? Одни попрёки. "Бездельник. Все мужики жён содержат, а мне работать приходится. К морю хочу..." Бе-бе-бе! К морю! В ванной вон иди поплещись, корова! Вечно недовольна. А разве Николай виноват, что его талант никому не нужен? Пристроился в бюро инвентаризации на жалкую зарплату, а разве об этом мечтал?
 
  Когда-то, десять лет назад, казалось, что вот-вот и поймается птица удачи. Легко поступил в институт. Строительный, но на отделение архитектуры. Учился запоем. Радовался свободе в общежитском братстве. Рисовал для души, но друзья поднимали большой палец и советовали показать кому-то маститому. Закружила молодая беспечность, всё потом! Женился удачно. Сын скоро в школу пойдёт. А жизни нет!

  Татьяна стала нервной. Чуть что - на крик срывается. Пацану подзатыльники отвешивает, а потом сидит, плачет. Коля-младший покорно сносит оплеухи. Но ведь внутри всё равно обиды копятся. Отца в грош не ставит. Огрызается. Вчера из садика шли, так плёлся сзади, как вроде он сам по себе. А вырастет - уйдёт и не вспомнит. А сам-то Николай? Много про отца вспоминает? Сбежал да из сердца вон. Сейчас уже и не вспомнить, чем плохо было. И мачеха вроде не такая стерва. Деньги присылали, пока учился, к праздникам посылки. К себе всегда зовут. А какой-то тормоз не даёт просто приехать, погостить. Лёгкости не получится. А натужно изображать радость - это уметь надо.

  Ночью закончил большое полотно. "Праздник вкуса". Откуда-то из глубин подсознания выплыло. Семья за праздничным столом. Старенькая бабушка, похожая на давно умершую маму. Такой она была бы, наверное. Всё понимающей, справедливой, прощающей. С кем можно было бы посоветоваться. Столько вопросов... Как жить?

  - Проснулся, пьянь? Мы тебя с завтраком ждать не стали. Сам погрей. И кофе крепкий не пей. Опять потом на сердце будешь жаловаться. Мы по магазинам пошли. Пока ты зарплату не пропил, хоть продуктов купить. Коленька, деточка, одень жилетку, прохладно сегодня, - и дверь хлопнула, и занавески взлетели... Сбила только с мыслей.

  Пьянь... А раньше тоже Коленькой звала.  Как бы любила. Никто дуру замуж не брал. А тут позвали. Вот уж счастья-то было! Не знала, как и угодить. Ноги раскидывала по первому намёку. На кухне хлопотала, всё вкусненькое старалась, свеженькое. Даже когда сын родился. Тоже Колей назвала, похож говорила. А сейчас как начнёт ругать, так: "У, змеёныш, крапивное отродье, весь в отца, паскудник". Всё разладилось.

  Вдвоём мечтали, как станет Николай знаменитым художником. И архитектором тоже. И построит дачу всем на зависть. И будут ездить к морю. И Танюша будет вся в золоте, в шубах, в красивых платьях. И работать не будет. А только по модным салонам причёски делать. И сына в английскую школу отдадут... Дальше загадывать фантазии не хватало.

  Все эти прожекты остались в мечтах. Картины никому не нужны, пылятся на антресолях. На работе тоска да сердитое начальство. Друзей нет. Татьяна всех отвадила. Типа, пьянчуги и бездельники. Чего она понимает в творческих людях?

  Всё чаще вспоминались Митька и Иван. С ними было просто. Даже молча друг друга понимали. Жаль, что дороги разошлись. Вроде рядом, а годами не видятся.
  Николай достал припрятанную чекушку и хлебнул из горла. Суббота, ёлки. Куда себя деть-то? Хоть волком вой!

  Татьяна работает в администрации района. Начальство, блин. С утра разоденется, расфуфырится, накрасится, что клоун. Сидит в секретариате, бумажки с места на место перекладывает. Зарплата - мышь не прокормить. А гонора стало! Папаша был когда-то приближен в власти. Многое имел, дочке квартиру спроворил. Машину всё обещал, не успел: инфаркт, второй - и понесли с почестями. Власть, она тоже под кем-то, вечно недовольным. Да и урвать просто так не получится, все концы не спрячешь.

  Николай подошёл к окну. Вон, идёт, королева! Пятьдесят второй размер трещит по швам. И была не тростиночка, а за семь проведённых рядом лет - совсем обабилась. Тридцати нет, а на вид - все сорок пять, кабы не больше. Тьфу! Надо ещё добавить, иначе на скандал потянет. Он выпил полстакана и завалился на диван в большой комнате, включив для антуража телевизор.

   ***


  Ещё до света Иван проснулся от странного ощущения. Родные стены показались мрачными, недобрыми. Потолок навис, как будто примеривался - как лучше придавить. В окна тянули свои ветки чёрные деревья. Бешено заколотилось сердце. Так было уже не раз. Перед рассветом приползали огромные жабы. В углах выли то ли волки, то ли нечисть. Один раз даже к местной гадалке ходил. Та раскинула карты и замахала руками. "Уходи, от тебя мертвечиной тянет". Так и не сказала ничего путного.

  Грехов за собой Иван не знал. Да, приходилось убивать. Но веди по долгу службы. Присягу дал. За что же наказание такое? Теперь главное - побыстрее забыть полусон-полуявь, окунуться в рутинную суету. Поднял рядовых, Ольга напоила их чаем с домашними печеньями. После объезда оставшихся полей поехали обратно в часть. Мысленно уже распрощался с парой звёздочек на погонах. Ничего! Вот пошлют опять в соседний район, там покажет, какой он офицер. Лишь бы поменьше таких придурков, как этот Чубриков, черти бы его забодали.

   ***

  Митяй тоже встал рано. Скотина, она ждать не любит. С утра самый аппетит. Потом, по жаре, все едят лениво, больше в теньке прячутся. В сарае, за сеном, спал беглец. Раскинул руки, в уголке губ - струйка слюны. Ну, малец совсем. Чуть старше Пети. Что же с ним делать? Прокормить не проблема. А найдут? За соучастие не засудят? Мать наверняка все глаза выплакала, ей же сообщили первой, конечно. А этот спит, всё ему пофигу. Дурак!

  Выходные прошли...
  Митяя позвал директор.
  - Завтра едешь в райцентр. На неделю. Курсы на два месяца рассчитаны, но я договорился. Тебя будут отмечать. Потом конспекты почитаешь - и всё. Некогда дурака валять. Петрович с давлением слёг. Уже расслабился, смену почуял. Тебя в городе поселят, кормить будут. Ранним автобусом думал, но лучше я тебе машину с водителем дам. Заедешь на агропромовский склад, поможешь погрузить кое-что. Я уже всё оплатил, они сами знают, что и как. Обратно - своим ходом.

  - Хорошо, что предупредили. Я сегодня хоть картошку досажу, у меня мешок остался семенной, прошлогодней. Будет поздняя.
- Это твои дела. Иди, некогда мне рассусоливать! - Борис Василич схватил телефонную трубку. - Иди, иди отсюда. Что делать сегодня - сам разберёшься.

   ***

  В части всё вошло в обычную колею. Патрули вернулись ни с чем. Пусть теперь милиция и военная прокуратура ловят. Учебный процесс должен идти по плану. Иван успел забежать домой, переодеться в чистое бельё. Спасибо, что прачечная и офицерский состав обслуживает. А то Марина маникюр портить не хочет.

  Любимая пила горячий шоколад. Пара пакетиков валялись здесь же, на столе. Встать и поцеловать пусть гражданского, но ведь мужа, она и не подумала. И насчёт покормить... Захочет - сам найдёт. После невесткиных разносолов да Натальиной стряпни  есть особо не хотелось, но всё же...

  - Ты, Зая, не скучала? Чем занималась эти дни?
  - Это что, допрос? Вечно ты настроение хочешь испортить. Чего мне скучать? И кстати. Я на днях обратно домой. На день города концерты будут, надо уже репетировать, - Марина поджала губы, когда Иван попытался поцеловать. - Не размазывай помаду, у меня новая, я хочу посмотреть, стойкая или нет.

  - Извини, я же не знал. Мне бежать надо. До вечера. Ты дома будешь?
  - Пока не знаю, Стелла должна позвонить, там видно будет.
  "Вот же вредная. Стелла! А муж соскучился - это как?" Иван шёл в отряд и разговаривал сам с собой...

   ***

  Николай ехал в троллейбусе. Вокруг серые заспанные лица. От пожилого дядьки резко пахло мочой. От яркой красотки - вечерними духами. Прямо от любовника едет что ли? Всё вызывало отвращение. А впереди беспросветный рабочий день. Какие-то посетители. Всем что-то надо... В голове роились сюжеты картин, которые хочется написать. Прямо сейчас, запоем. Только кому это надо? Татьяна как-то оттарабанила парочку "шедевров" в комиссионку. Там и пылятся какой год. Тоска...

   ***

  С утра у ворот стоял "Пазик" с незнакомым водителем. Митяй начал расспрашивать его, кто таков, откуда. Оказалось, что штатного водителя на днях увезли с аппендицитом в район. Вот одного из пришлых шабашников и подрядили съездить в город за грузом.
  - А ездить-то давно научился? А то давай я за руль сяду. Не хочется детей сиротами оставлять, - Митя думал, брать ли с собой беглого? Сдаст парень их - не сдаст? Решил, что надо рискнуть.
  Полночи с Натальей обсуждали. Пытались просчитать варианты. Самой надёжной казалась мысль увезти подальше от дома, а там пусть сам. У Митяя есть задумка, но пока не совсем ясная. По ходу дела видно будет. Нашли Натальины старые джинсы, свитерок, дали стоптанные кроссовки Митяя. Вполне прилично получилось. Форму убрали на чердак, в угол.

  - Тут у меня брат двоюродный гостит. Его с собой возьмём. У меня спина больная, он грузить поможет. Чего тебе одному корячиться? - водитель с сомнением посмотрел на худого Диму Чубрикова, но промолчал. Поехали.
  По дороге никто не останавливал до самого города. Пост у окружной просто проверил документы у водителя. Увидев накладные, отпустили. Митяй мысленно перекрестился. Пронесло. Товар получили и погрузили быстро.
  - Ну, друг, обратно один поедешь. В совхозе найдут, кому разгружать. А мы по своим делам.

  Резонно рассудив, что на курсы всегда успеет, Митяй решил попытаться пристроить тёзку к школьному товарищу - Кольке. Тот живёт в райцентре давно, уже десяток с гаком годков. Наверняка связями оброс. Да хоть советом поможет!
  Адрес записан на бумажке. Улица Светлая, дом..., квартира... Нашли быстро. Уже девятый час. Дома ли? Будний день. Однако Николай был ещё дома. Только успел побриться. И... опохмелиться. Гостям был рад. Кинулся звонить на службу, что приболел. Там, видимо, не удивились. Достал полбутылки "Зубровки" из-под дивана, соорудил нехитрую закусь.

  - Друзья! Давайте за встречу! - трясущимися руками начал разливать по каким-то щербатым чашкам водку.
  - Коль, мы по делу. Да и не стоит с утра напиваться. Мне ещё на курсы идти. Да и тебе на работу тоже надо было. Зачем отпрашивался? Я смотрю, ты уже и принял на грудь? С какой стати? Вчера у жены день рождения был или у тёщи?
  - Ты, Митька, как Иван стал. Тот тоже всех учить любил, - Николай схватил свою "чарку" и залпом выпил. - Не хотите? Была бы честь предложена.

  - Какая в этом честь? Ты, никак, спиваешься, дружище? А я надеялся, что ещё гордиться буду знакомством с тобой. Картины твои буду в музее смотреть. А ты... Чего так?
  - Картины, говоришь? А кому они на фиг нужны? Это раньше у каждого висели. Сейчас фотообои в ходу. И в музеи никто давно не ходит. Только туристы, по Золотому Кольцу. Я-то пишу. Пойдём, посмотришь, - Коля открыл дверь в кладовку, где стоял колченогий стул и светила тусклая лампочка.

  На мольберте - картина. Поздний ужин? Семья за столом. Сгорбленная старуха выпростала из-под платка ухо и наклонилась к молодой женщине. Женщина была удивительно похожа на Колину маму, умершую, когда он учился ещё в седьмом классе. Мужчина странным образом походил на Ивана. Мальчик лет семи протягивал сестре огромный персик. На столе пестрел разнообразием осенний урожай фруктов. В тарелках чего только не было. Даже слюнки потекли, хотя с утра Наталья накормила от пуза.

  За спинами друзей раздался протяжный вздох. Рядовой Чубриков, открыв рот, смотрел на картину.
  - Это кто рисовал? Вы? У вас такая манера интересная. И вроде импрессионизм, а детали прописаны чётко. Вы где учились? В Строгановке наверняка! Эх, мне бы туда...
  - Ты что, разбираешься? - практически хором спросили Митяй с Николаем.
  - Художественную школу кончил. А дальше... забрали... - понурился солдатик. - А можно ещё остальное посмотреть?

  - Смотри, вон, на шкафу, за ним. Ещё на балконе есть, потом принесу. Пойдём выпьем, Мить? Трубы горят. И что-то, как щекотка... Интересно, ему что ещё понравится? - Коля разволновался не на шутку.
  - Пить я не буду. И тебе хватит. Нам бы поговорить. Этот мальчишка - дезертир. У Ивана сбежал. Тот ищет, боится, что в звании потеряет. Ему капитана за прошлую кампанию дали, отличился. А из-за беглеца опять в лейтенанты обидно.
  - Так давай отвезём? Вот обрадуется! И повидаемся, это же повод!

  - Тебе что - повод нужен напиться? Смотрю, и так неплохо идёт. Не ожидал! Характер вроде есть, талант. Семья. Сыну сколько уже?
  - На тот год в школу. Только плохо мне, Митька. Утром просыпаюсь - и повеситься хочется. Такая тоска. Татьяна только шипит, на работе начальство... И сын, мамкин он. Меня в грош не ставит. Что ни скажу - спорит, огрызается. На работе все подшабашивают, честные заказы берут. А я... Как дурак сижу. Торговаться, халтурить - не умею. Зарплата маленькая, да и душа не лежит. Мне бы только писать. Идей столько! А как подумаю, что никто не оценит, никому не нужно это - руки опускаются. Да что говорить. Неудачник я.

  Митяй с удивлением всё этого выслушивал. Всегда думал, что друг хорошо устроен, процветает. Рисует исключительно для души. И на свадьбе они с Таней выглядели такими счастливыми. А оно вон как!
  - С поездкой к Ивану погоди. Парня жалко. Сбежал, да. Но не все могут хорошими солдатами стать. Ты вот не служил, и в институте военной кафедры не было? А я два года в ремзоне в лесу машины сторожил. Тоже мало что видел. Вот у Ваньки в этом цель жизни. И он воевал, не на учениях. Бог отвёл, жив-здоров вернулся. А могли и...

  - А что же делать? Ты хочешь парня ко мне поселить? Татьяна убьёт нас обоих. Её квартира, я сам тут на птичьих правах последнее время. Уйти некуда, а то бы... - Николай потянулся за очередной дозой утешения, но Митяй успел перехватить.
  - Подожди ты! Жена во сколько с работы приходит?
  - Коленьку заберёт из сада и в семь самое позднее, если ещё в магазины зайдёт, она это любит.
  - Раз ты на работу уже не идёшь, то посидите дома. Я часов в пять максимум приду. Мне бы только на курсах отметиться. Главным механиком меня в совхозе ставят, надо бы подучить чего. А то опозорюсь только. А ты не пей больше. Хотя бы сегодня, - и, громко: - Иди сюда, служивый хренов.

  - Вы мне? - просунул на кухню голову Чубриков. - Я ещё не всё посмотрел. Там освещение плохое, я на балкон выношу. Это ничего?
  - Ещё насмотришься. До вечера здесь будешь. Поесть я вам принесу, а то в холодильнику мышь повесилась.

 И Дмитрий Юрьевич, почти начальство, пошёл повышать квалификацию.

   ***

  В помещении школы, где разместились курсы, Митяй растерялся. У детей была, наверное, большая перемена. Беготня, крики. Схватил в охапку пацанёнка.
  - Где кабинет директора?
  Малец махнул рукой в непонятном направлении и вывернулся из Митиных рук. Понёсся дальше с воплями. Пришлось заглядывать во все подряд двери. Наконец, нашёл кабинет с табличкой "Директор Мальцева Элеонора Степановна". За дверью было пусто.

  Митяй уселся на стул у стены и приготовился ждать до победного. Через минут двадцать вошла высокая женщина. Замысловатая причёска. Брючный костюм. Слишком яркая помада. И налёт канцелярщины во всём. "Не женщина, а памятник". Так подумалось почему-то.
  - Элеонора Степановна? Я к вам.
  - Хотите ребёнка в летний лагерь записать? Теперь только на август, и то надо списки посмотреть. Надо было раньше думать. А то тянут до последнего, - последнюю фразу сказала уже вполголоса.
 

  - Я по другому вопросу. Я на курсы агропромовские. У меня направление, - Митяй вдруг ощутил какой-то трепет, как будто сейчас сдавать экзамен, а он не подготовился.
  - Простите. Я думала... Идут и идут, как будто других школ нет. А вам надо с бокового крыльца зайти. Там написано на двери.
  - Спасибо.
  Строгая "учителка" улыбнулась. И сразу стала симпатичнее. И видно стало, что она ещё очень молода. "Играет в деловую". Такое окончательное мнение Митяй и унёс с собой.

  На курсах царила тишина. Пожилая тётка в очках прочла направление, сверилась с записью в журнале и дала адрес общежития, предупредив, что талоны на питание будут только завтра.
  - Занятия у нас по группам. Ваша третья. С четырнадцати до двадцати. Не опаздывайте. На все вопросы ответит куратор перед лекциями. Я - просто секретарь.
  - Спасибо, будьте здоровы. - Митяй подумал, что уж с куратором-то он договорится.

  Общежитие было старым, обшарпанным, грязным. Резко пахло немытыми телами, пригоревшей пищей и табачным дымом. В небольшой комнате стояли два топчана, застеленные серым, местами драным, бельём. На одном топчане храпел на весь этаж небритый бугай. На второй Митя поставил сумку. Подумав, вынул документы и деньги. Сменное бельё, кусок сала, банки солёных помидоров и компота засунул в прикроватную тумбочку, пожалев, что она не запирается.

  Путь Митяя лежал в юридическую консультацию. Там работала бывшая соседка, Антонина. Не поможет, так посоветует. Тоня была на месте. И никакой очереди.
  - Разгар рабочего дня, к вечеру толпа бывает, - так ответила удивившаяся визиту старая знакомая. Когда-то и в одной школе учились, только Митяй с друзьями на два года младше. - А тебя каким ветром занесло? Решил своё дело открыть? Так я с документами помогу, а дальше самому ходить придётся. У меня оплата почасовая, тебе дорого получится.

  Митяй вкратце рассказал, по какой проблеме помощь нужна.
  - Митя, тебе надо в адвокатское бюро. Этим они занимаются.
  - Извини, я не разбираюсь. Мне казалось, что одно и то же. А где это?
  - Подожди, я сейчас с приятельницей созвонюсь. Золотой человек! Если кто и поможет, так только она.

  Приятельница согласилась выслушать, а насчёт помощи ничего пока обещать не стала. Тоня объяснила, как доехать. И пожелала успеха. Даже не удивилась, что Митяй решил заняться таким щекотливым делом.

   ***

  Иван пришёл со службы злой, как чёрт. Этого проклятого Чубрикова найти не могут, а крайним капитана назначили. Каждый день разнос. Жены дома не было. Вещей тоже. Так и возит свою косметику с собой. А обширный гардероб перевозить не торопится. Наверное, ждёт, когда мужа переведут в город. Ещё хорошо бы в столицу. Ага. Теперь об Академии и мечтать не стоит. Хоть бы в звании удержаться.
  Включил телевизор. Пустыми глазами смотрел какой-то сериал. Мысли были далеко. Постоянно снится та война. То вокруг трупы. То начинает стрелять, а патроны оказываются холостыми. Один раз приснилось, что самого убили. Еле проснулся, так сердце прихватило. Закадычный друг Мишка снится часто. С развороченным животом. И ведь не видел своими глазами, а так явственно представляется.
  Да и кошмары с чудовищами не лучше. Говорят, что надо в таких случаях к психиатру. Да кто же добровольно пойдёт? Потом и комиссуют. Куда на гражданке денется? Охранником? Боевой офицер? Видел таких в городе. Во дворце культуры раз, пока Марину ждал, с таким разговорился. Такая тоска в глазах! Не надо и думать об этом.

  Вспомнил, как у Митьки побывал. Вот бы и себе деток. Ну, хоть дочечку. Чтобы на плечах катать, к потолку подбрасывать. В парке бы с ней гулял, мороженое покупал. А вечерами сказки читали бы вместе. "Спокойной ночи" смотрели. Скорее бы Маринка вернулась. Надо с ней серьёзно поговорить. Пора уже расписаться, жить вместе. И - дочку. Неужели ей не хочется? Или она в муже не уверена? Эх, думы.

   ***

  Николай с Димой сидели на кухне и пили пустой чай. Остатки водки были убраны "от греха подальше". Не до выпивки.
  - Вот ты говоришь, что у меня мало света. А я так вижу. Мрачно.
  Старший, с немного уже одутловатым лицом, с тёмными, глубоко запавшими глазами, был немногословен. Но каждое слово впечатывал. Видно было, что говорит не для красного словца.
  Молодой, бритый "под ноль", горячился. Его светлые глаза были прищурены, он всматривался в картину на подоконнике. Говорил быстрой скороговоркой, как будто торопился успеть высказаться.
  - Неправда. У тебя даже закат в горах и тот с какими-то бликами, отсветами. А портрет жены? Недописанный, а а лицо прозрачное, живое. Чего забросил? Красавица она у тебя.
  - Ну, ты скажешь тоже. Обычная. Самая невзрачная. Да и не такая она уже стала. Растолстела, обабилась.

  Но Чубриков так просто не сдавался. Он забыл про свой побег, про грозящий срок, про всё. Оказался в родной стихии.
  - Ты сумел внутреннюю красоту передать. Несколькими штрихами, почти небрежно. Любишь её наверняка. Любуешься.
  - Когда это было! Всё давно прошло.
  - Почему? Нет, ты мне объясни: почему нельзя любить всю жизнь? Ведь из миллиона одна нашлась. Пусть из тысячи. Но женился на ней, а не на другой? Не по расчёту же?
  - Ты прав. Любил. Была в ней какая-то беззащитность. И такая надежда, что её полюбят. Жалко сначала стало. Потом почувствовал, что родная какая-то. Своя. Так всегда и говорил: "Моя". Сын вот у нас. Коленька. Похож на меня. А любовь... Была да сплыла. Живём. Уйти мне некуда. Снимать дорого. И по хозяйству... неприспособленный я. Готовить не умею, всё забываю, деньги расходовать не могу. Уплывают на краски, холсты. На картон перешёл, а разве ВЕЩЬ напишешь на картоне? Мне бы размах! А я выкраиваю и время, и какие-то копейки.

  Николай потянулся к шкафчику, где за дверкой стояла...
  - Подожди ты, - остановил его Дима. - Дмитрий Юрьевич не велел. Потом. Мы уйдём, так пей. А лучше бросил бы. Чего хорошего? Я пару раз пробовал. Гадость же!
  - От хорошей жизни не запил бы. А тут всё одно к одному. Жить не хочется, а ты "Не пей".

   ***

 
  А Митяй в это время рассказывал адвокатше о свалившемся на него деле.
  - И ведь жаль пацана. В чём-то он прав. Я не знаю, смог бы я стрелять в человека. Врага, понимаю. Но ведь тоже человек. Мамка родила, растила, жалела. Вырос злым, а может так жизнь сложилась. Обстоятельства. Понимаю - суд, приговор. Там доказывают, виноват или нет. И то смертную казнь отменили. А в бою? Может, он в последнюю минуту решил сдаться. Понял что-то. А я убью... Мне же кошмары потом всю жизнь сниться будут. Кумов сын на электричке машинистом. Рассказывал, что сбил когда первого - неделю глаза закрыть боялся, всё виделось, как тот бросается. В общем, я хочу парню помочь. Денег много не смогу, но что-то наберу. Займу, продам мотоцикл, всё равно стоит.

  - Вы, Дмитрий, не горячитесь. Мне надо с самим дезертиром поговорить. Может, какие-то детали расскажет. Дедовщина. Издевательства со стороны офицеров. Мало ли.
  - Ирина Михайловна. Помогите. Ведь всю жизнь можно человеку сломать. Он глупость сделал, но не преступление же! Никого не убил, не покалечил. Ничего не украл. Просто невмоготу было. А насчёт офицеров... У него командиром мой друг. Порядочный человек. Боевой офицер. Не мог он притеснять. Что положено наверняка требовал, но не больше. Я за него ручаюсь.

  - Завтра приводите этого беглеца ко мне. К полдевятому. До девяти никого нет. Поговорим без чужих ушей. Тогда и решу, есть смысл браться или бесполезно всё.

  На курсах договориться не составило никакого труда. Куратор, громогласный усатый дядька, вспомнил, что за Митяя просили уже, директор совхоза. Потребовал пару "пузырей" и отпустил на все четыре стороны. В субботу велел прийти за дипломом о прохождении переподготовки.
  - Сам смотри не влети куда. А я тебе посещения ставить буду, не волнуйся. Понимаю, что дело молодое. От жены вырвался. Гуляй. Все так делают.
  Митяй не стал разубеждать дядьку. Пусть так и думает. А неделя свободная как раз кстати.

  Время приближалось к пяти. Митяй нашёл продуктовый магазин недалеко от дома Николая, накупил колбасы-сыра-хлеба, добавил для питательности две пачки молока. Сумма получилась внушительная, но пока о деньгах он не думал. Мысли были заняты другим. Друг спивается! Чем-то ему можно ещё помочь или уже процесс необратим? И в голову не приходило, что Колька, тихоня, мечтатель, рисующий где получится и на чём получится - станет тихим алкоголиком. Внешне всё казалось добропорядочно. Жена, сын, работа, хобби. Не до пьянки. В их компании водку до выпускного и не пробовали. А принесённая кем-то из одноклассников бутылка, пущенная по кругу, была скорее символом взрослости, как непременный атрибут мужской жизни. Помнится, что почти все морщились от отвращения.

  В те времена в их селе пьющие мужики были наперечёт. На праздники выставлялась бражка, какие-то наливки, а чаще - душистый чай с несколькими видами варений, мамкиными пирогами с картошкой, магазинными печеньями. Бедно жили? Скорее - довольствовались малым. Конфеты покупались к именинам, к поминкам, на гостинцы для пришедших поколядовать. Мать Митю растила одна, но успевала и работать в совхозе, и управляться за домашней скотиной. Куры, гуси, поросёнок, иной год козочка. И огород кормил. Помнится, что детьми любили с ребятами рыбки половить, за грибами всем гуртом, лук с картошкой после комбайна подсобирать. Тоже добавка к столу. Жили, как все. Голодными и голыми-босыми никто не был.

  Колькин отец и сейчас крепкий мужик. Два огорода держит, бахчу; корова, лошадь, по мелочи скотины полный двор. Не до пьянства. До петухов встаёт, с курами ложится. На кирпичном всю жизнь отработал. Пока завод не закрыли. Сейчас продукты в магазин подвозит. Тем более, не пьёт. Значит, дело не в наследственности. Что-то гнетёт, что-то не так у друга в жизни. Самому Митяю напиться и в голову ни разу не приходило. С Иваном вот выпили. В бутылке половина осталась. Теперь до жониных именин может простоять. И никакой тяги. Надо бы к специалисту какому Николая отвести. Кодируют как-то. Не дело это, в тридцать лет себя в водке топить...


  - Ой, ты уже пришёл? - Коля искренне удивился. - А мы и не ждали так рано, я бы чайник вскипятил. Сахара, правда, нет. Я мёда банку где-то видел...
  - Не суетись. Молока попьёте. Убирай свои картинки со стола, есть будем. И ты, бегун, садись. Вон, одни уши торчат, костями гремишь. Откормить бы тебя, но всё потом, если получится.
  Мужики мгновенно смели всю еду в три голодных рта. Молоко было водянистым, но свежим. Николай выбросил упаковку в мусоропровод. "Жена, понимаешь, будет недовольна, что у меня гости были". Остатки сложили в пакет, взять с собой.

  - Куда вы сейчас? Есть, где спать? - Коля виновато прятал глаза.
  - Ладно тебе, всё я понимаю. Мы в общежитии будем. Там такой бардак, что никто и внимания не обратит. Нам завтра с утра надо к адвокатам. Будем решать, как дальше. С тобой не прощаюсь. Я ещё несколько дней в городе буду, до воскресенья точно. Зайду. Хочу и на Коленьку посмотреть, совсем маленьким его помню. Давай! И это... возьми себя в руки. Сам знаешь, чем может обернуться. Ну, пока!
  Митяй с тяжёлым сердцем уходил. Наверняка кинется добирать, что с утра не добрал. А жена придёт? Она как к этому относится? Не может быть, что ей всё равно. И ребёнку какой пример?

  Жизнь Ивана вошла в привычную колею. То есть - чуть не круглые сутки в части. Пока никаких репрессий со стороны начальства не последовало. Всё потом, когда найдётся дезертир, когда разберутся в причинах побега, когда... В общем, пока отложено. Надо постараться доказать, что не по вине командира это и случилось. Что подготовка, воспитание и обучение - на высоком уровне.

  Поговорил Иван с теми из рядовых, кто мог что-то знать просто о человеке - Дмитрии Чубрикове. Внятного никто не сказал. Мутный какой-то. Весь в себе. Разговаривал мало. Дружбу почти уже за полгода ни с кем не свёл. Заторможенный какой-то. Не филонил. Но и не торопился с выполнением. В тумбочке блокнот с какими-то эскизами. Что-то они напоминали... Ни одной записи. Был человек и нет. Как не было. Лучше бы и не было. Одна головная боль от него, подлюки.

  Марина не приезжает и не звонит. Так уже бывало. Напридумает себе обид и дуется. Ждёт, пока Иван первым "мириться" приедет. Только сейчас не до этого. Пусть позлится, ничего. Зато примирение обычно такое горячее, сладостное. Огонь, а не женщина! В Сосновском много одиноких женщин. И солдаты, и офицеры крутят с ними шашни. Редко кто всерьёз. Видимость любви! Иван в такие игры играть не умеет. Иной раз всю ночь не спит, жену хочется под бок. Но на других не тянет.

  Брат за двоих гуляет. Он и смолоду такой охочий до баб был. Может, и ребятёнки где бегают похожие на него... Эх, себе бы мальца! На рыбалку ходили бы. В футбол. Зимой на лыжах. Уроки бы делали вечерами под настольной лампой. Вопросы бы задавал разные. Любил бы его Иван, как никто никого никогда. Надо поставить вопрос перед Маринкой ребром. Пора уже определиться, пора...

   ***

   В общежитие поехали на троллейбусе. Митяй задал давно назревший вопрос:
  - Ты, бестолочь, чего о матери не подумал? Ей сейчас сообщили, что ты пропал. Милиция наверняка приходила с обыском, соседей расспрашивали. Ей и горе, и позор. Что она себе уже надумала? Неделя прошла, больше?
  - Десять дней уже.
  - Да, замять дело теперь не получится. Зарядят тебе по полной. Ты говорил, что какая-то знакомая мамкина здесь живёт. Адрес знаешь? А телефон? Сейчас тебя в общежитие пристрою, съезжу к ней. Надо как-то матери сообщить, что с тобой пока всё в порядке. Посадят, будет посылки присылать, - не удержался и съязвил Митяй.

  К "месту отдыха" прошли без проблем. На вахте опять никого. В комнате только густой запах перегара напоминал, что кто-то здесь бывает. На столе жестянка с окурками. Митяй поторопился вынести её в общий туалет. Открыл с трудом перекошенную раму в небольшом окошке.
  - На крайний случай. Если кто будет спрашивать - ты Замятин, Дмитрий Юрьевич. Документы отдал куратору, чтобы не потерять. И держись уверенно. Проголодаешься - поешь, всё в тумбочке. Только вот что. Пить будут звать - скажи язва, нельзя. Не вздумай!

  - Дмитрий Юрич, я и не хотел. Я не буду!
  - Кстати. Ты Николая по имени и на ты называл. А меня чего величаешь? Мы же ровесники с ним, однокашники. Странно мне.
  - Я из уважения. Как-то удобнее мне по имени-отчеству, - ну вот, опять парень растерялся, ну и характер!
  - Ага, а Кольку, значит, не зауважал? Не тебе людей судить. В такую... дыру попал, а ещё выбираешь, кого уважать, кого нет.
  - Простите, я больше не буду, - голос Димы звенел отчаянием.
  - Господи, детский сад. Чего не будешь- то?

   ***

 
  Татьяна с Коленькой пришли довольно поздно. Заходили к её родителям, там и поужинали. Николай еле сдержался, чтобы не высказать своё мнение об этом. Вот оно, отношение к мужу! Сами поели, а он перебьётся! Нет, надо что-то решать. Негде жить, вот проблема. Своего ничего не нажил. Не уезжать же в село, к отцу? Кто его там ждёт, кто будет рад?
И, наверное, впервые в жизни Николай подумал, что есть во всём этом только его вина. Как он себя поставил, так к нему и относятся.

  - Тань, как там родители? Здоровы? - на этот простой вопрос реакция жены была странной.
  Она села прямо в прихожей на табуретку, прижала к себе сына и... молчала.
  - Ты чего, я же спросил о чём-то? Даже разговаривать уже не желаешь? Правду говорят, что семь лет - и прощай любовь. Как дальше жить будем?
  - Коленька, иди, сынок, к себе. Спать уже давно пора. А то завтра проспишь в садик, - Татьяна подтолкнула сына в спину.

  - Ты чего это трезвый? Мне сказали, что ещё утром в отдел звонил, опять в запое. Что случилось?
  - А что могло случиться? Разве я только и валяюсь пьяным всегда? Давно трезвого не видела? - Николай начал заводиться. - Я работаю. Я картины пишу по ночам. Я всегда в норме. Подумаешь, выпью иногда. Могла бы понять. А ты! Совсем чужая стала, одни попрёки, одни скандалы.
  - Коль, ведь я что? Я тебя пьяного боюсь. И пьёшь ты каждый день последнее время. И Коленька боится. Спрашивает, почему ты злой всегда. Я не знаю, как ребёнку объяснить...

  Пока Татьяна укладывала сына спать, Николай сидел на кухне. Вошла, стала стирать со стола какие-то невидимые крошки. Спросить хотелось о многом. И сказать что-то злое, неприятное по своей правильной сути, тоже надо было. Но встретившись с мужем взглядом - растерялась. Столько тоски было в этом взгляде, столько надежды.
  - Ты бы, Коля, поел. Сейчас картошки нажарю, банку прошлогодних грибочков открою. Не ел ведь? - засуетилась, нашлось дело. А то как бы не упустить момент, за которым или мир, или уже конец семье.

  - Я ел. Митяй приехал на учёбу. Заходил. Посидели... Ты не думай, мы только по рюмочке... Я рюмочку. Больше не пил. Сама посмотри. В шкафчике стоит, - Николай сам не понял, почему вдруг приятно стало похвалиться, что не допил. Смог остановиться.
  - Всё равно поешь. Я сготовлю, мне не трудно.

  Просидели за столом далеко за полночь. Оказалось, что многое надо рассказать друг другу. Коля делился обидами на работе и задумками картин. Таня - успехами сына в подготовительной группе. На празднике стихи лучше всех читал. Рисунки всегда на выставке в саду. Весь в отца, талантливый. А на службе сплошные склоки. Женский коллектив, зависть, сплетни. Премию дали, так до копейки проверяли, не обошли ли кого.

  И впервые за полгода пошли спать вместе. Потом... долго ещё обнимались, шепча какие-то нежные, бессмысленные слова, от которых таял лёд накопившихся обид...

   ***

  Знакомая матери Чубрикова, Маша, оказалась молодой приятной женщиной. Невысокая, худенькая, она очень доброжелательно отнеслась к визиту Митяя.
  - Как хорошо, что вы зашли. Митина мама завтра приедет. Хочет в часть попасть, с командирами, с солдатами поговорить. Ой, теперь уже и не нужно, да? Какая радость, что Митя нашёлся. Мало ли что могло случиться. Мы о плохом и думать не хотели, а всё равно - страшно было. Катерина Ивановна души в сыне не чает. Только для него и живёт. Я так за неё переживала. Ну, теперь всё стало хорошо.

  - Маша, вы не обольщайтесь. Ничего хорошего пока нет. Он же в бегах. Это я знаю, где он. А для всех - в розыске. Если поймают - уголовная статья. И срок большой. Это же как измена Родине, понимаете?
  - Как? - женщина охнула и замолчала.
  - Завтра утром мы с ним идём к адвокату. Ему там подскажут, как поступить, чтобы смягчить вину. Я думаю, что надо идти в комендатуру или в военкомат. И самому сдаваться. Всё равно другого выхода не будет. А прятаться... Где? И сколько?

  Договорились, что после обеда Митяй зайдёт за Диминой мамой сам. Не хотелось называть адрес общежития.
  - Вы, Маша, завтра работаете?
  - Я учительница, каникулы. В отпуске до августа. Мы будем вас ждать. Только вы быстрее приходите.  А то ждать очень не люблю. Жаль, что вы Митю сюда, ко мне, не привезли. Я одна живу, Катерину Ивановну давно знаю. Она моя бывшая учительница, по её стопам я и пошла. Вот замуж вышла, сюда переехала. А муж завербовался на севера за длинными деньгами. Там себе другую нашёл. Спасибо, что из квартиры не выселил, подарил при разводе. Как будто за моральный ущерб. Бог ему судья. А я здесь уже привыкла.

  Распрощались почти друзьями. Приятно встретить такого сердечного человека. Эх, муж, неужели ещё лучше нашёл?


  Кое-как проспали ночь валетиком. Сосед пришёл заполночь, завалился спать одетый и прохрапел до утра. Митяй с тёзкой на скорую руку попили чая с бутербродами. Воду кипятили в какой-то прокопчённой кастрюле. Но горячего надо было перехватить обязательно. Мало ли как день сложится.
  Адвокатская контора была открыта.
  - Ирина Михайловна, вот он, Дима. Вы ему разъясните, что делать надо. Меня не хочет слушать. Но и в тюрьму его... сломают.
  - По-разному бывает. Будем думать. Ну, герой, рассказывай с самого начала. Подробно. И мысли свои. И поступки.

  Митяя оставили в предбаннике. Через плотные двери ничего слышно не было. На столике лежал кем-то забытый журнал "Огонёк". Мамка когда-то выписывала. Ещё пацаном был. И как быстро время пролетело! Как вчера только в школу пошёл. Потом чуть не сразу - выпускной. А сейчас только успевай времена года замечать. Работа-дом-огород. Круговерть. Главное - теперь бы не лохануться. Молодой, могут просто посылать далеко и надолго. Механики по нескольку десятков лет работают, все с опытом. А тут вдруг какого-то вчерашнего школьника начальством ставят. Надо обдумать, как отношения строить.
  За думами время пролетело незаметно. Только через пару часов дверь кабинета открылась. Михайловна с улыбкой смотрела на задремавшего от безделья Митяя.

  - Вы уж извините нас. Заставили ждать. Но вопрос уж очень серьёзный. Вроде бы нашли компромисс. Получится ли - не могу гарантировать. Но постараюсь помочь. Гонорара не надо, я просто не смогу вести это дело. Там военная прокуратура, свои порядки. Но держите меня в курсе. Когда надо будет - подключусь.
  - Вы мне хоть объясните, куда нам идти, что делать.
  - Дима сам всё знает. Не ребёнок уже. Пусть сам. Так лучше будет, для него в первую очередь. А пока идите. Вас там мама ждёт. Всего доброго. Ещё увидимся, наверное.

  По дороге уже Дима рассказал, что Ирина Михайловна убедила его самому сдаться. Раз уж так вышло, что время на свободе только добавляет срок, то тянуть нет смысла. Конечно, говорил он путано, постоянно оправдываясь, но смысл был такой. Митяй только поддакивал, чтобы не сбить настрой. Главное - чтобы встреча с матерью не стала препятствием. Срок-то дадут реальный. Какой матери этого хочется для сына?

  Маша открыла дверь ещё до того, как Митяй нажал кнопку звонка. Стояла под дверью. Ждала. Мама Чубрикова сидела на стуле тут же, в прихожей. Пахло сердечными каплями.
  - Митенька! Сыночек, нашёлся!
  Слёзы текли у женщин без остановки. Маша тоже плакала. Митяй сжал зубы, но комок в горле мешал поздороваться. Дима стоял столбом, только смотрел поверх головы обнимающей его матери. Наконец, все перешли в комнату. Маша начала накрывать на стол. Митяй взялся ей помогать. Не хотелось смотреть на эту безрадостную встречу.

  - Маша, мы не надолго. Надо уже идти. Пока не остановил патруль или наряд милиции. Хотя в бейсболке лицо плохо видно, но могут узнать всё равно. Надо, чтобы сам пришёл. Вы знаете, где комендатура или военкомат?
  Маша бросилась в коридор, звонить какому-то приятелю, узнавать адреса. А Митяй вернулся в комнату. Дима сидел на стуле, а его мама - на диване. Молчали.
  - Вас Екатерина Ивановна зовут? А я Дмитрий Юрьевич. Вот, привёз вашего сына. Не стану говорить, что он глупость сделал. Даже подлость. Чего уж теперь... Главное - надо теперь отвечать за свой поступок. Сейчас мы наскоро поедим и поедем. Не будем время терять. Вы простите, но напрасно приехали. Его в КПЗ посадят, потом суд. А потом...
 
  Катерина Ивановна снова разрыдалась.
  - Что ты наделал, сынок? Неужели нельзя было как-то иначе? Поговорил бы с командиром. Объяснил всё. Какой-то выход нашли бы. А сейчас что? Тюрьма? Думаешь, там лучше будет?
  - Мама, прости! Я уже всё давно понял. Не надо больше плакать. Может, в штрафбат пошлют. Буду дороги строить или ещё что. Мне сказали, что если меньше месяца в части не было, то срок небольшой. Главное - я воевать не хочу. В кого-то стрелять. Остальное не так страшно.
  - Раз решил - надо любое наказание принять. Ничего, я подожду. Я сильная. И никого у меня нет, кроме тебя, - и мать снова расплакалась.

  Поели. Митяй даже не обратил внимания, что ел. Втроём вышли из дома. Екатерина Ивановна ни на минуту не хотела расставаться с сыном. Так вместе и поехали в военкомат.
  Попали в обеденный перерыв. Митяй увёл Чубриковых в какой-то двор.
  - Только и не хватало, чтобы арестовали сейчас. Посидим тут, на лавочке. Полчаса осталось.

  Зашли со страхом. Даже Митяя била мелкая дрожь. Вроде бы арестованного привёл... Катерина Ивановна бросилась к окошку первой.
  - Где у вас самый главный военком. Он срочно нужен, - никаких уже слёз, одна решимость в глазах.
  Пожилая женщина на проходной пыталась выяснить, по какому вопросу, незаметно нажимая кнопку вызова дежурного. Видимо, вся компания не внушала ей доверия. Вышедший на шум капитан с трудом понял, что за дело к "самому главному".

  - Так! Дезертир? Быстро за мной. Остальные могут быть свободны. Это вам не частная лавочка. Мы сами разберёмся. Попрошу освободить помещение.
  Спорить с ним было бесполезно. Дверь за проходной щёлкнула, капкан захлопнулся.

  Сели на скамейку. Митяй не мог найти слова, которые утешили бы женщину, у которой сыну грозит серьёзное наказание. Она не понимала, не хотела понимать, какая такая вина у её сына, что ему будет. Главное - за что?
  - Вот недавно по телевидению говорили, что скоро будет профессиональная армия. Только добровольная. Нельзя же всех, под одну гребёнку? Митя, он... он слабеньким рос, часто болел. Прививки даже не делали. А медкомиссия написала "Годен", как так? Пусть бы при штабе каком оставили. Можно, как вы думаете?
  - Екатерина Ивановна, чего сейчас об этом говорить? Дело сделано. Мне сказали, что есть такой гарнизонный военный суд. Он эти дела решает. Если бы дольше месяца не объявлялся, то срок большой, до пяти лет. А прошло две от силы недели. Это повод для смягчения. Ещё надо мне его форму привезти, она в селе осталась. Тоже зачтётся. Может быть...

  Митяй ощущал своё бессилие помочь. Всего-то несколько дней, как ввязался в это дело, а уже привык, что Чубриков на него надеется, от него именно помощи ждёт. Какой-то странный отцовский инстинкт, что ли? Подумал, что видит в нём выросшего Петю. Тот такой же бесхребетный, размазня, маменькин сынок. Петю Митяй давно оформил на свою фамилию, да и считал его сыном. А всё же не таким хотелось его видеть. Все попытки воспитания падали в пустоту. Пустоту характера Пети. На турнике больше пяти секунд не держится, где уж тут подтягиваться. Зимой в сто одёжек Наталья сына кутает. Чуть где сквознячок - простуда.

  "Что за поколение?" Вот такие мысли крутились, пока провожал Катерину Ивановну домой, точнее - к Маше. Договорили завтра с утра встретиться и вместе снова в военкомат. Не могут же им не сообщить, что с беглецом дальше будет. Хоть передачку отнести, а то как бы голодным не остался.

  На курсы решил не ходить. Зашёл в большой универмаг, выбрал красивую машинку. Потом в продуктовом купил торт с розочками. И поехал к Николаю. Тот был один. Трезв. Задумчив. В одной из комнат по всем стенам были расставлены картины. На столе, прислонённый к вазе, стоял портрет жены. Лицо едва просвечивало сквозь лёгкий флёр голубой гуаши. Но глаза были выписаны ярко, живо.
  - Вот. Когда-то начал, а потом всё откладывал... А Дима углядел. Тут Татьяна ещё до Коленьки. Только узнала, что беременна. Мы тогда такие счастливые были.

  Митяй здраво рассудил, что ничего в картинах не понимает, но похвалил. Что-то было в этом портрете такое... как будто тайное. Стыдно подглядывать.
  Посидели, вскоре и Татьяна пришла. Коленька разинул рот, глядя на Митяя. Точнее - на свёрток в его руках. Получив машину, умчался в свою комнату, забыв сказать "волшебное слово". Татьяна искренне обрадовалась гостю.
  - Ой, сколько не виделись-то? Ты ж с крестин не был? Забыл нас. А Коля часто про тебя вспоминает. И про Ивана. Тоже мне, друзья. Раз в десять лет видеться, что за дружба такая? - ворчала, но сноровисто собрала на стол, порезала торт. И вопросительно смотрела на мужа, тот понял.
 
  - Чаю попьём. Давно тортиком не баловались. Коленька будет как рад, - Николай приобнял жену.
  Приятно было посидеть в доброй атмосфере. И чего Николай вчера на жену наговаривал? Такая мягкая, домашняя, приветливая. И сам он - улыбающийся, заботливый. Митяй искренне рад был, что у друга всё хорошо. А вчера чёрте что померещилось.

Ивана вызвали к командиру. Майор Стецько был благодушен. Немного попахивал "вчерашним", что бывало частенько. В таком состоянии он обычно был зол и криклив. А тут вдруг спокоен. Чудеса!
  - Капитан Морозов! Нашёлся ваш дезертир. Вот он и расскажет, с чего это сбежал. Ничего мне доложить не хотите? А то на суде могут неприятные вещи открыться, - за этими словами слышна была угроза. Угроза карьере, учёбе в академии.

  - Товарищ майор! За мной грехов нет. Сбежал и сбежал. Мало ли. Может, невеста за другого замуж собралась. Так часто бывает.
  - Ну-ну. Идите пока. А ещё лучше... Знаешь что, капитан. Съезди-ка ты в город. Сам разведай, что к чему. Поговори с этим, как его? Да, с Чубриковым. Пусть про личные мотивы показания даёт. А то приплетёт неуставные. Нам это не надо. Понял? - последние слова Стецько почти прорычал. Да, тоже за своё место боится.

  Иван был рад съездить в город. Хоть с Мариной повидаются. А то уехала в спешке, даже попрощаться не успели. Заснул в предвкушении... Снилась жена...

   ***


  Николай ехал на работу невыспавшийся, с красными от напряжения глазами. Проворочавшись в кровати часа два, после того, как уснула довольная Татьяна, он тихонько прокрался в кладовку, прикрыл дверь и начал писать портрет жены. Нет, не тот, что понравился Диме. Новый. По памяти писал жену с сыном. На море, куда они так рвались съездить. Надо сказать, что моря вживую Николай никогда не видел. Только в кино, на картинах. Но писалось легко, с каким-то злым азартом. Как будто боялся не успеть. Уже на рассвете вышел на кухню, пить, пить, пить... Воду. Вкусную, пусть пахнущую хлоркой, а всё никак не мог напиться.

  Проснувшаяся Татьяна подставила щёчку для поцелуя. А он неожиданно для себя впился в губы и долго не отпускал. Потом оба с трудом перевели дух.
  - Ой, Коля, сладко как!
  Если бы не боязнь, что вот-вот проснётся Коленька, они бы повторили ночные объятья. Ничего, потерпеть до ночи можно. Наскоро покормив мужа яичницей, Татьяна увела сына в сад. На службу жутко не хотелось. Но если отпроситься, то доброхоты мигом сообщат жене, а расстраивать Таню не хотелось. Вспоминая её тёплые, мягкие формы, Николай тоже поехал на постылую работу. "Ничего, ещё не всё, ребята, ещё поборемся."

   ***

  Митяй с утра решил прибраться в комнате общежития. На общей кухне отыскал какую-то облезлую тряпку. В кастрюлю с пригоревшей кашей, оставленную кем-то под загаженной плитой, налил воды. Сосед отсутствовал. Где-то загулял или уехал уже домой. Какая разница? Раза три Митяй менял воду, в газету ссыпал мусор, проветрил комнату. Заправил обе постели. Стало похоже на жилище, а не на свинарник. Да и свинарники почище видывали.

  Маша и Катерина Ивановна поджидали Митяя у своего подъезда. Маша держала что-то, завёрнутое в газету.
  - Вот, я плов сделала, у меня кусок курицы был. Передайте Диме. Пусть горяченького поест. А то наверняка по домашней еде соскучился.
  - Его моя Наталья кормила. Не голодал, - обиделся Митяй.

  Катерина Ивановна взяла Митяя под руку и повела к остановке.
  - Нечего время терять. Вдруг его уже обратно в часть отправили?

   ***

   Татьяна с Коленькой по дороге домой зашли в кондитерский. Магазинчик открылся недавно. Поразило количество сладостей. Некоторые даже и не пробовали никогда. Посоветовавшись, решили не рисковать, а купить любимые конфеты "Пчёлка" и печенье с орехами. Получилось не очень дорого. Коленька и не избалован сладостями, Татьяна старается есть их пореже, фигура стала расползаться с годами. Весной пришлось обновлять гардероб, а это больно ударило по карману.
  Николай последнее время пропивал значительную часть зарплаты, и без того небольшой. А к осени сына в школу собирать, такие траты! Татьяне взгустнулось, но вспомнила, что муж обещал взяться за ум. Настроение сразу стало лучезарным. Неужели всё будет, как раньше?

  Да... напрасно надеялась. Николай храпел на диване. Вокруг был разгром. Сломанный мольберт был залит красками. Кисти, грифели, куски картона - всё явно истоптано ногами. Картины свалены в кучу. Их изуродовать и изничтожить - рука не поднялась...
  Татьяна обречённо села рядом с мужем. Заплакала.
  - Что же ты, Коля, не удержался? Ещё вчера... так всё было... А ты! Сколько я терпела. Сколько надеялась. Что же теперь? Ведь у нас сын. А ты...
  Ответом был пьяный храп.

   ***

  Иван вышел из комендатуры в приподнятом настроении. Приезжавший из военной комендатуры следователь успокоил:
  - К вам, капитан Морозов, вопросов пока нет. Да и вины вашей я не увидел. Пацифист этот хренов только умного и сделал, что сам пришёл. Ну ничего, ответит по полной, я уж постараюсь. Вам надо будет к нам подъехать, всё же официально вас допросить обязан. Но это уже завтра. Надоело до ночи пахать. Жена скоро забудет, как выгляжу. Вам есть, где остановиться?
  - Есть. У жены в городе квартира. Тоже порадую. А то я в гарнизоне, а она чаще здесь.
  - Тогда до завтра. В десять жду.
  На этом и разошлись.

  В нетерпении скорее увидеть Марину - поймал такси. На звонок никто не отозвался. Пришлось ехать в дом культуры, где часто проводятся репетиции по вечерам. На вахте узнал, что никаких артистов нет. В музыкальной школе тоже все двери были заперты.
  "Неужели Маринка уехала в часть? Вот глупость какая. Я - сюда, к ней, а она - ко мне." Идти искать пристанища пока не стал. Вернулся к дому. Сел на подоконник выше этажом, чтобы видеть квартиру. Достал из планшетки тетрадь и начал писать планы на ближайшие занятия с ротой.

  Через часа полтора услышал голоса на лестнице. Маринин. И явно мужской, хрипловатый.
  - Ты, Кирилл, вечно что-нибудь такое придумываешь. С тобой не соскучишься.
  - Для тебя я готов на всё! Не только на катере покататься, а и самолёт угоню, - мужик заржал, как застоявшийся конь.

  Иван бесшумно поднялся на пару пролётов. Парочка вошла в квартиру. И послышалось громкое: "Погоди же, дай разуюсь хоть". Иван сжал кулаки, готовый выбить дверь и...
  А что "и"? Что можно изменить кулаками? А он-то, наивный, думал, что жена тут одна скучает. С таким-то темпераментом? Олух. Просто - дурак, рогоносец. Да, за дурака его Марина и держит. Приедет, недельку поживёт, на обновки раскрутит - и пошла хвостом крутить. Думал - семья. Думал - временно отдельно живут. Ещё и о детях мечтал. Кретин!

   ***

   К Чубрикову никого не пустили. Хотя передачку взяли. Назавтра грозились увезти в КПЗ. Как ни умоляла Катерина Ивановна пустить к сыну - дальше предбанника в комендатуру не прорвались. Расстались неохотно. Митяю делать было абсолютно нечего. А расстроенной матери солдатика хотелось поговорить о сыне, рассказать, каким он рос послушным и талантливым. Но Митя решил сходить всё-таки на курсы. Хоть узнать, чему там учат.

  В помещениях курсов было подозрительно тихо. Ткнулся в пару дверей - заперто. В третьей сидели парень с девчонкой. Судя по их позам - им никто третий не нужен был. Митяй с извинениями ретировался. Дальше по коридору - опять всё заперто. Пошёл в общежитие. Там тоже тишина. Где все? На вахте тётка в пуховом платке (в такую-то жару) объяснила, что на два дня все "выехали на поля". Хорошо, что и не знал. Только "полей" ему сейчас и не хватало! Наверняка, в каком-нибудь совхозе закупятся самогонкой и устроят сдачу зачётов с тостами.

  Посидел около вахтёрши, посмотрел что-то невнятное по телевизору. И завалился спать. Уже глубокой ночью проснулся от голода. Пошарил в тумбочке... Пусто. Даже не удивился. Попил водички и прокрутился до рассвета...

   ***

  Утром... "Чего я вчера так опять нажрался?" Вопрос был риторическим. Ясно, почему. Ехал домой, думал о незаконченном портрете. Вспоминал первые встречи с Таней, первые поцелуи. Было так легко на душе, даже напевал что-то. Уже у подъезда услышал шепоток за спиной:
  - Никак тверёзый сёдни? В кои веки.
  - И не говори. Совсем спился. Художник!

  И это презрительное "художник" резануло по сердцу. Какой он художник? Мазила. Всё чего-то тужится написать. Гениальное. Чтобы все ахнули. А что выходит? Китч выходит. Раскрашенные картинки. С чего решил, что талант какой-то? Откуда такая уверенность была?
  Вот и просидел в чулане десять почти лет, якобы для души. А сам всё ждал, что кто-то увидит - и с восторгом в Третьяковку, на самое видное место. И подпись золотыми буквами...

  А Татьяна в это время зарабатывала на хлеб, на масло уже не хватало. Тянула сына. Готовила, стирала, убирала. И терпела. Носила его мазню в комиссионку. Ждала, что купят. Сносила его пьяные выбрыки. Только вот ругаться часто начала. А потом - плачет...
  Мужик он или слюнтяй? Семью обеспечить не может. Вот и прячется за мольбертом. От жены. От сына. От жизни. Стыдно!!

  Не выдержал, достал недопитую поллитру. Потом ещё сбегал. И начал крушить всё вокруг. Чтобы выбить из души эту чёрную боль. "Мне тридцать скоро. А я никто. И звать никак". Крушил, ломал, топтал. Начал вытаскивать "мазню" из кладовки, с балкона, из-под кровати. Хотел сжечь всё в ванной. Чтобы и не напоминало.
  И споткнулся взглядом о портрет жены. Вгляделся в глаза. И увидел в них не осуждение. А - любовь и прощение. Вспомнил, как этот дурачок Дима восторгался. Поставил пару пейзажей к стене. Вгляделся. И не смог оторваться. Вспоминал места, куда ездил за вдохновением. Свои ощущения, когда резкие, густые мазки превращались в лес и поле. А мелкие точки кончиком кисти - в яркие блики солнца на воде.
  Нет, не получится отказаться от этого наслаждения - писать, перенося на холст или бумагу свои чувства, свои мечты, мысли, очищаясь от повседневной серости и тоски...

  Николай прошёлся по пустой квартире. Вот Татьяник поясок от халата забыт на стуле. Вот Коленькина машина, подаренная Митяем. Любимая кружка на столе. В прихожей запах духов, тёплый, родной. Не выдержал, упал на колени и... разрыдался...

   ***

   Иван провёл всю ночь в зале ожидания автовокзала. Задремал уже после полуночи, а разбудили громкие объявления по радио уже в начале шестого. Умылся в уличном туалете. Попил чая с жёстким коржиком в кафетерии. Прогулялся до прокуратуры. Пропуск ему заказан не был, поэтому пришлось ждать на улице.
  Военный прокурор быстренько напечатал показания. Даже не спрашивал почти. И так всё было ясно. Дезертира к тому времени, как Иван освободился - уже увезли. Иван вспомнил, что надо отметиться в комендатуре.

  На лавочке у проходной сидел... Митька!
  - Вот так встреча, дружище! Ты-то каким ветром сюда? - Иван обнял друга.
  - Вот... С матерью твоего солдата пришёл. Ты его видел? - Митяй повернулся в сторону пожилой женщины, да так и остался стоять, пряча глаза.
  Капитан Морозов был далеко не дурак, два и два сложить мог.
  - Ты его прятал? Зачем? Почему мне не сказал? Друг! А я тебе верил всегда!

  - Что изменилось бы? Отчитался бы, что самостоятельно изловил злодея? Так? Ты его в лицо наверняка не помнишь. Простой солдатик, их у тебя - рота. Полгода отучились - и набирают следующих? Свои погоны тебе дороже человека. И разбираться бы не стал. Солдафон! Ты всегда только о себе думал. Ещё других учить любишь. Меня всю жизнь шпыняешь. А я тебя об этом когда-нибудь просил?
  - Митя! Ты что? Мы же друзья всегда были. Ты у меня в школе списывал, помнишь? И у Кольки.

  - Списывал! Каюсь. Если бы можно было вернуть, то не стал бы. Сейчас понимаю, что надо всё самому делать. Честно надо.
   Митяй кричал. Катерина Ивановна отшатнулась и присела на край скамейки. Иван ошарашено смотрел по сторонам.
  - Ты чего? В чём моё бесчестие увидел? Я служу Родине. Воевал. Учу молодых. В том числе и своим примером. За что ты... за какие грехи?

  - Ты... ты... - и Митяй замолчал.
  И вправду, что это с ним? Сам на себя злится? Да, это было так. Не сказал тогда о Чубрикове. Не сообщил и потом. Пособник дезертира. Вот в чём дело! Душа и раньше разрывалась от неправильности поступка. Но иначе он поступить не смог бы.

  - Ты это... прости. Лишнего чего сказал. Вот его мама. Приехала. А Диму уже увезли. Куда ей теперь? - Митяй ещё сильнее растерялся. Захотелось просто повернуться и уйти. Он в этом деле - лишний, посторонний. Случайный.
  - Так. Сидите здесь. Я узнаю, куда перевели. Выйду - договорим и решим. - Иван привычно взял командирский тон.

  Через несколько минут Иван вышел на крыльцо. Катерина Ивановна бросилась к нему.
  - Вы что-то узнали? Где он?
  - Узнал. Он в КПЗ. Будет ждать суда. Повезло ему, что долго не бегал. Ещё бы чуть - и срок был бы до пяти лет. А так, наверное, штрафбатом отделается. Дурак он у вас. Простите. Но он и себе, и вам, да и мне подгадил. Чего теперь говорить.

  Катерина Ивановна расплакалась, уткнувшись в плечо Ивана, тот растерялся. Митяй поспешил сказать, что ему на курсы пора. Хорошо, что важная причина нашлась. Стыдно было другу в глаза смотреть. Но и вся эта история уже начала раздражать. Кто в ней прав, кто виноват - уже не так и важно. Пора заканчивать эту тягомотину. Митяй сделал, что считал нужным, теперь пусть другие решают, что дальше.
  - Дмитрий, вы уже уходите? А я вас и не поблагодарила. Простите. Если бы не вы... - Чубрикова снова расплакалась.

  - Ты, Мить, иди. Я маму провожу, куда ей надо, - Иван взял Катерину Ивановну под руку.
  Разошлись в разные стороны. Митяй в сторону общежития. Там собрал так и не пригодившуюся смену белья, сложил постельное бельё в стопку, попрощался с вахтёршей.
  В помещении курсов нашёл какого-то парня. Попросил передать куратору, что срочно вызвали на работу. И поспешил на автовокзал. Уже вечером он был дома.

   ***

  Иван с Чубриковой приехали к Маше домой. Без обеда никто капитана не отпускал. Иван сильно и не отказывался, последние два дня практически голодным остался. За обедом Маша спросила:
  - Осуждаете Диму?
  - Конечно. Дезертир - он же предатель. Не зря называется служба в армии священным долгом. Я вот кадровый военный. Свою жизнь защите Родины посвятил. А Чубриков... Сбежал. У нас дедовщины нет. Конечно, учёба не сахар, нагрузки. Но ведь это нормально. Вот недавно видел новый фильм "Солдат Джейн". Там женщина, молодая девушка, наравне с парнями все тяготы с честью проходит. А ваш... хлюпик, из обычной учёбки сбежал. Мы не десантников готовим, обычная пехота.

  - Он воевать не хочет. Стрелять, убивать. Я его понимаю. Так сама воспитала, в уважении к чужой жизни, - Катерина Ивановна поспешила оправдать сына.
  - А кто воевать будет? Кто-то другой? Вы думаете, что вас лично это не касается? Весной меня в одну точку посылали. Не имею права раскрывать, куда. Вы же не знаете многого. В горах банда сидела. Готовили боевиков. Не наши готовили. Опять же - военная тайна. Эти боевики должны были всякие диверсии совершать. В мирных городах. Хоть бы и в этом. А кто пострадал бы? Женщины, дети. А вы говорите - уважать. Им давить надо, как вшей.

  Маша всплеснула руками.
  - Вы бандитов брали? Живыми или...?
  - В основном "или". Своих под пули не подставляли, одни офицеры в бою участвовали. Салаг не брали. А вот если серьёзная заварушка случится, тогда и первогодкам придётся. Это уже война. А в ней никому отсидеться в окопе не выйдет. За мамкину юбку не спрятаться.

  - А что, и война может быть? - ахнула Маша.
  - По всем границам конфликты. Но это пока не война, успокойтесь.
  Поблагодарив хозяйку за обед, Иван тоже поехал на автовокзал. Автобус на Сосновское уже ушёл. Предстояла ещё одна бесприютная ночь...

 Ранняя осень всегда рождает в душе светлую тоску. Томление какое-то. Чего-то не успел за лето. Вдыхаешь пьянящие запахи. Поздние цветы. Падающая листва. Из-под кустов вдруг мерещится грибной дух. И тянет в лес, за опятами...
  Митяй шёл с работы поздно, уже в сумерках. Началась подготовка техники к следующему сезону. Привычка делать всё самому теперь только мешала. Его дело - руководить, контролировать. А он лезет сам под все капоты, во все моторные отсеки. Механики начали обижаться на недоверие. Надо себя тормозить. А характер толкает в спину. Вот и сегодня. Гошка свой комбайн досконально знает, третий год на нём. А чёрт дёрнул лезть ему под руку с советами. Механик плюнул и ушёл в каптёрку, обронив сквозь зубы что-то нецензурное.

  По дороге встретился сосед. Пока шли до дома, уговорил в выходной на рыбалку. Вот только когда тот выходной? За три месяца дней пять вышло. И то - картошку копать, погреб утеплять, перекосившиеся за лето двери на место ставить. Леночка любит на ручках дверных повисеть. Сколько раз ругали, а она "забывает". Школьница!
  Первого сентября нарядили в новенькую форму, Наталья банты огромные накрутила на жиденькие хвостики. Ранец яркий на спине, букет гладиолусов в руках. Красавица растёт. Папина любимица.

  И Максик подрос за лето. Говорить начал. Половину букв не выговаривает, ничего не понять. Одна мама всё понимает. Петя в секцию борьбы записался. И правильно, мужик сильным должен быть. Митяй ему турник во дворе сварил. Сам частенько поутру подтягивается. Надо форму держать. Наталья смеётся, что животик начал расти. Как у настоящего начальника. И где она жирок увидела? Как был поджарый, так и остался.

  Митяй намекает, что пора ещё кого-нибудь родить. А жена на работу рвётся, малого в ясли оформлять начала. И что будет? Она от темна до темна за прилавком, а кто за детьми смотреть будет? Уроки проверять, носы подтирать, пирожки печь... Аж слюнки потекли, так пирожков захотелось, с капусткой квашеной и грибами. На старой шелковице как раз вешенки выросли, целая семья.

   ***

  А вот Николай домой не торопился. И не потому, что там не ждали. Наоборот. В последнее время он наслаждался тихими семейными вечерами. После кодировки ни разу не выпил. А  вроде уже и не тянет. Татьяна не нарадуется. Коленька часто ласкаться стал. Спать не ляжет, пока книжку не почитают вдвоём с отцом. Нашлась старинная "Васёк Трубачов и его товарищи". По очереди читают. А Татьяна вяжет что-то под торшером. И так всё это радует душу...

  Сегодня - занятия в кружке изобразительного искусства при доме пионеров. Случайно, старый институтский товарищ позвонил, предложил такую подработку. Вспомнил, что Николай в этом разбирается. Диплом преподавателя не нужен. Только желание учить. Желание нашлось. Втянулся. Понравилось. Сначала не знал, чем заинтересовать, а потом пошло-поехало. Полтора десятка ребятишек разного возраста, от шести до тринадцати.
  Сам пока забросил творчество. Сломанный мольберт починить не удалось, а на новый денег жалко. Идей много, пусть дозреют. Потом, потом. Лучше одну за год написать, но чтобы не стыдно было. А бесконечные натюрморты, кому они нужны? Как тренировка, не больше.

  Скоро зима. Обещал Коленьке лыжи купить. Надо бы и себе. Катались бы в выходные. С горок. Раньше, помнится, трамплины любил. С Иваном и Митькой посложнее отыскивали. И соревновались, кто дальше улетит. Улетали чаще в сугроб. Но радости сколько! Надо, надо сына учить. Морозный воздух здоровья добавляет. Меньше простужаться будет.

   ***

  Иван шёл со службы в раздумьях. Через два дня обещал Маше приехать. Она в театр билеты хотела взять. Значит, с ночёвкой...
  На суде с ней встретились, потом проводил её, чайку попили, поговорили. Она всё про горячие точки расспрашивала. С жалостью в глазах. Сначала даже возмущался: какая жалость? Служба такая. Только и всего. А потом неожиданно почувствовал, что симпатична она ему своей мягкостью, домашностью. Раньше думал, что только такие яркие, чувственные, как Марина, могут нравиться.

  А вернулся в часть и начал скучать. Пару раз позвонил. Ему с явной радостью ответили. Назначил свидание в кафе. В другой раз в парке погуляли. Дома у неё бывал. Новую стиральную машину помог подключить. На кухне кран подкрутил, чтобы не капал. Но всё по-дружески, даже не обнял ни разу. Боялся. Вот привяжется. Будет к ней изредка вырываться. К себе на выходные зазывать. А получится, как с Мариной? Не дело это, такие отношения.

  Кстати, Марина приезжала. Иван не стал выяснять отношения. К чему? Для себя он всё решил. Просто попросил больше не приезжать. Фыркнула. Рассмеялась.
  - Ну-ну, думаешь с тоски повешусь? Не очень-то и приятно с тобой. Солдафон, и ласки у тебя солдафонские.
  - Уж какие есть. Тем более - скатертью дорога.
  На этом всё и закончилось.

  А Маша. Интересно: она согласится на переезд? Хотя у неё квартира в городе, работа. Для учительницы и здесь работа бы нашлась, наверное. Но променять город на гарнизон? На казённую мебель? Вряд ли.
  Вот и идёт Иван вздыхая. Всё-таки надо решиться и предложение по всей форме сделать. Ещё до того, как... А вдруг откажется? Тогда не надо и ложиться вместе. Останутся ли друзьями? А зачем? Семьи хочется, уюта. Дочку...

   ***

  А что наш Чубриков? Знакомые знакомых адвокатши нашли возможность замолвить словечко. И вернули Диму в ту же часть дослуживать. Стенгазеты теперь оформляет. Стенды. Плакаты. И не отказывается. Понимает, что виноват...