«…Нам необходимо как можно скорее освободиться от последствий весьма странного культа Хабарова, мешающего нам восстановить историческую правду об амурских походах Хабарова», – писал в одной из своих последних работ Б.П. Полевой, - доктор исторических наук, исследователь Дальнего Востока, опубликовавший более 300 научных работ, в их числе — многочисленные статьи о ранних экспедициях русских землепроходцев в бассейн Амура. По сути дела эта статья, опубликованная в 1998 году, была завещанием Бориса Петровича. Он умер в 2002 году.
Ерофей Хабаров, пишут многие исследователи, весьма противоречивая личность русской истории. Вместе с тем внимательный обзор сохранившихся исторических документов показывает, что в его поступках нет никакой противоречивости, если не допускать купирования исторических свидетельств и исключить из художественных описаний его жизни надуманные и ничем не обоснованные предположения.
О начале жизненного пути Ерофея Хабарова мы почти ничего не знаем. Вся достоверная информация сводится к купчей на приобретение отцом Ерофея деревни на берегу речки Ленивицы и нескольким записям в сохранившихся писцовых книгах Сольвычегодского уезда и Устюга Великого. Эти документы относятся к 1626, 1646 и 1647 году, то есть периоду, предшествовавшему поездке Ерофея и Никифора Хабаровых в Мангазею и более позднему времени. Эти документы подробно описал и исследовал Г.Б. Красноштанов.
Купчая говорит о том, что в марте 1626 года некая Наталья Аникиева дочь Гусева «продала Павлу по прозвищу Меньшик, Иванову сыну Хабарову в Усольском уезде в Олексинском стану Удимской волости деревне Ленивской жар, чистую землю орамую и под лесом с двором и дворищем. … Во дворе две избы, три сенника с подклетями и заплотами, баня, гумна с овинами, ловищами и ездовищами, и со всеми угодьями, … чем сами владели по купчей отца своего…. А межи той земле по старым межам, по речке по Ленивице … до Мороженово болота, а с Мороженово болота по Петриловский ручей.
… Взяли у Павла на той деревне … на всем без вывода, что в сей купчей писано, сорок рублев денег московских ходячих…».
Видимо, где то рядом, в деревне Петрилово (по все вероятности - по Петриловскому ручью) проживала и старшая замужняя сестра Ерофея. Это объясняет закрепившееся за Артемием, - племянником Ерофея прозвище Петриловский при настоящей его фамилии Кривошапкин. Во всяком случае, так утверждает Г.Б. Красноштанов, называя его родиной деревню Петрилово.
К чуть более позднему времени того же 1626 года, относится запись в переписной книге Сольвычегодского уезда: «Деревня Выставок Ленивцов, а в нем крестьяне: … Микифорко Павлов Хабаров з братом с Ерофейком, да с ними половники Куземка Терентьев да Васка Иванов, владеют по купчей Натальицы Аникиевы дочери Гусева».
В самой ранней сохранившейся книге Устюга Великого за 1626 год записано: «Деревня Дмитрова на реке на Двине. А в ней крестьян: двор – Микитка Меньшикова Хабарова да троецкого церковного дьячка Ортюшки Микитина …». Микитка Меньшиков Хабаров, - видимо, старший брат Ерофея Хабарова. Далее опять следует запись: «Пустошь, что была деревня Святица на реке на Двине, … дворы и треть ее поль сметало рекою Двиною … пашут наездом тое же волости крестьяне из деревни Часовницкое Васка Хабаров …, да из деревни Дмитрова Меньшичко Хабаров.
Известно также, что Ерофей Хабаров тоже какое-то время проживал в деревне Дмитриево Вотложенского стана Устюжского уезда. Эта деревня находилась в 80 км от Устюга Великого на берегу Сухоны.
Никаких документов более раннего времени, свидетельствующих о проживании Ерофея, Никифора или Павла Хабаровых в этих местах не обнаружено.
На основании приведенных выше документов исследователи сделали вывод о том, что Ерофей Хабаров родился в 1605-1607 г. в деревне Святица Вотложемской волости Устюжского уезда в семье крестьянина. Хотя, конечно же, эти материалы не дают оснований для такого утверждения, а лишь свидетельствуют о проживании Павла Хабарова с сыновьями в этом уезде в 1626 году. Когда именно семья Хабаровых поселилась в деревне Святицы, сколько времени она там проживала, тем более являлась ли она родиной Ерофея, никакими документальными свидетельствами не подтверждено.
После того, как деревню смыло наводнением, Хабаровы какое-то время проживали в деревне Димитриево, - на подворье старшего из сыновей Павла – Микитки, но вскоре перебрались в купленную отцом деревеньку Выставок Ленивцев Алексинского стана Сольвычегодского уезда.
Как и во всем Поморье, пишут авторы исторических повествований, пашенные крестьяне Устюжского уезда жили хлебопашеством, промыслами и торговлей. Немало из них, оставляя насиженные места, становились промышленниками и уходили «за Камень», - искать богатые соболиные промыслы. Когда Ерофею исполнилось двадцать, он тоже решил попытать счастья. Так, или примерно так начинается любое повествование о Ерофее Хабарове. У читателя при этом невольно складывается представление о нем, как о простодушном деревенском парне-пахаре, рискнувшем пуститься в новую неведомую для него жизнь.
Не знаю, как для других читателей, но для меня в свете такого представления совершенно неожиданной явилась та опытность и знание промыслового и торгового дела, которые вдруг проявились у Ерофея с его прибытием в Мангазею. Он явно чувствовал себя «в своей тарелке».
Пытаясь разрешить возникшее противоречие, я стал внимательно изучать историю русского севера в надежде найти там хоть какие-то сведения о происхождении хабаровского рода и его необыкновенной фамилии. Вот, что мне удалось обнаружить.
Как известно, подчинение новгородских земель Москве произошло в последней четверти ХV века. Вплоть до конца столетия по всей новгородской земле совершались казни и «выводы» нелояльно настроенных к новой власти новгородских бояр, детей боярских, «житьих людей» (общественный класс, стоявший между боярством и средним купечеством, т.е. лучшие, богатейшие купцы), конфискация у них земель и имущества. До 1488 года, свидетельствуют историки, было переселено больше 8 тысяч семейств. На конфискованных землях Иван Ш помещал московских дворян и детей боярских. Действия московских властей совершались с отвратительной жестокостью, сопровождалось откровенным и разнузданным грабежом.
Летом 1499 года трехтысячная русская рать под командованием князя С.Ф. Курбского, воевод П.Ф. Ушатого и В.И. Заболоцкого-Бражника выступила в сибирский поход. Проделав нелегкий путь, она достигла низовий Печоры. Здесь ратники зимовали и «зарубили» город. Так возник Пустозерск, - первое русское поселение на Печоре и первый русский форпост в Арктике. Под влиянием этих событий многие из состоятельных жителей новгородских земель стали покидать родовые земли, пытаясь укрыться от московских властей на дальних окраинах Руси, - территории заполярного Приуралья.
А.И. Шренк – исследователь европейских тундр приводит сведения из Платежной переписной книги Пустозерской волости за 1574/75 гг., где среди других жителей упоминаются некие Хабарка Степенов и Хабарка Кухнов, которые, по всей вероятности, и дали начало роду Хабаровых. При этом Шренк полагал, что они вели свой род от заволочского чудского племени (А.И. Шренк Путешествие к северо-востоку Европейской России. Изд. СПб., 1855).
Народник С.В. Мартынов, находившийся в начале Х1Х века в архангельской ссылке и участвовавший в экспедиции по исследованию естественных богатств Северного края, подтверждает происхождение пустозерского рода Хабаровых от чуди и уточняет: Хабаровы - первопоселенцы села Тельвиски, - поселения на берегу Печоры выше Пустозерска. (С.В. Мартынов Печорский край: очерки природы и быта. Население, культура, пром-сть.; - С.-Петербург, 1905).
Чудью в те времена называли население, проживавшее в Заволочье, - области в бассейне Северной Двины, за «волоками», связывавшими Онежское озеро с озером Белым и рекой Шексна. В древности эта территория изобиловала пушным зверем и соляными угодьями, а проживавшее в Заволочье население занималось преимущественно земледелием, пушным и рыбным промыслами и торговлей.
Странные имена, должно быть, подумает читатель, - таких имен нет в святцах. И будет прав, поскольку это имена языческие. Надо иметь ввиду, что речь идет о середине ХV1 века. О сохранении языческих культов на северо-восточных окраинах Руси вплоть до XV, а отдельных его очагов - вплоть до середины XV1 века свидетельствуют многие письменные источники. Исследователи писали о медленном слиянии православия и язычества: «Христианизация медленно шла... проникая в толщу народных масс, сливалась со старым, привычным образом мыслей и чувств».
Для средневекового жителя северо-восточных окраин новгородских земель лишь высшие силы были гарантом стабильности. Считали, что существует незримая связь между именем и судьбой человека, что имя печатью ложится на человеческую судьбу. Присвоение наследнику имени Хабарка было своего рода заклинанием, пожеланием ему родителями счастливой судьбы и безбедной жизни, поскольку старинное слово «хабар» означало счастье, удачу, доход, добычу, выигрыш, прибыль.
Впрочем, многие исследователи считают, что Хабарка – это всего лишь прозвище со смысловым значением «торговец». Такое утверждение не безосновательно. Так, например, в переписной книге Сольвычегодского уезда за 1647 года написано: «Деревня Выставок Ленивцов, а в нем: двор – крестьянин Ярофейко Павлов сын, прозвище Хабаров, с племянником с Васкою Яковлевым…». Ерофей Хабаров в это время находился на Лене, но, как видим, числился среди жителей Сольвычегодского уезда.
В XVI веке Пустозерск становится центром, откуда не только жители Пустозерского уезда, но и промышленники из Северных районов Поморья предпринимали промысловые экспедиции в устье Печоры и на арктические острова: Колгуев, Новую Землю и Вайгач. Через Пустоэерск шла меновая торговля с «самоядью». Отсюда торговцы-перекупщики отправлялись в тысячекилометровые путешествия «за Камень» - за Урал в низовья Оби и Енисея по так называемому «чрезкаменному» пути.
Со временем «пустозеры», - так стали называть жителей Пустозерска, стали скупать у самоедов и сами разводить оленей. Принадлежавшие богатым русским хозяевам оленьи стада - в несколько десятков тысяч голов - паслись в Большеземельской тундре, у Югорского Шара, на островах Колгуев и Вайгач, по берегу Баренцева моря. Промысловые угодья, - рыбные тони, оленьи пастбища, места охоты на морского зверя, считались фамильными и переходили по наследству.
Среди наиболее крепких торговых людей и промышленников Пустозерска, - Шалашовых, Дитятевых, Сазоновых, Павловых, Сумароковых, Кожевиных, исторические источники называют фамилию Хабаровых.
В Переписной книге Пустозерской волости за 1579 года можно увидеть уже целый родовой клан Хабаровых, - «посадские люди Ивашка Кузьмин сын Хабаров с братьями с детьми 7 и 14 лет; Гаврилка Матвеев сын Хабаров, Федька Никитин сын Хабаров с детьми, Петрушка Васильев сын Хабаров с двумя сыновьями - Илюшкой и Сергушкой …». Есть основания предположить, что неназванный по имени малолетний ребенок Ивашки Хабарова и есть Павел, - будущий отец Ерофея Хабарова. Во всяком случае, на такую мысль наталкивает и его возраст, и имя его отца и прозвище, которое за ним закрепится в будущем, - Меньшичко.
К сожалению, исторические источники не донесли до нас сведений о содержании пустозерских переписных книг более позднего времени, где, возможно, мы встретили бы эти имена. Однако это не дает оснований исключить версию о том, что Никифор с Ерофеем были потомками пустозерского рода Хабаровых. Во всяком случае, такое предположение многое объясняет в жизни и деятельности Ерофея Хабарова.
Судя по всему, пустозерские Хабаровы занимали среди именитых людей того края далеко не последнее место. Об этом свидетельствует тот факт, что их фамилия закрепилась в названиях ряда географических объектов, - река Хабариха - приток Печеры недалеко от Усть-Цилмы, село Хабариха в устье одноименной реки, становище Хабарово на берегу Югорского шара. Впрочем, утверждать это с уверенностью нельзя. Вполне могло быть и так, что село получило название по реке, а сама река – по обилию в ней рыбы, что обеспечивало удачный промысел и немалую прибыль. О чем можно говорить уверенно, так это о том, что слово «хабар», означавшее успех, удачу, прибыль, как видим, было в широком употреблении в тех торгово-промышленных местах и могло явиться причиной рождения всех этих названий, включая и саму фамилию Хабаровых.
Побережье Югорского шара в те годы являлось одним из главных сборных пунктов окрестных и большеземельских ненцев, которые ежегодно весной пригоняли в эти места на летние пастбища своих оленей и свозили все, что ими было добыто за время долгой полярной зимы. Всё, что можно было продать или заложить приезжающим сюда торговцам: шкуры белых медведей, моржей, морских зайцев, нерп, моржовые клыки, сало морского зверя, рыбу, пух, шкурки песцов и лисиц, прочие продукты своих промыслов.
Местоположение ярмарки было вполне объяснимо, - через Югорский шар проплывали суда поморских и западно-европейских купцов, державших путь к устьям Оби и Енисея, а впоследствии и к «златокипящей Мангазее». Самоеды (ненцы) меняли здесь продукты своих промыслов на муку, калачи, соль, коровье масло, кожаную обувь, цветное сукно, домашнюю утварь, другие жизненно необходимые товары, в том числе и заповедные (запрещенные), - вино, порох, свинец, ружья. На ярмарки в Пустозерск, слободки Усть-Цильма, Ижма и к Югорскому шару съезжались купцы из Архангельска, Холмогор, с Пинеги и Мезени, из Вологды, и даже из Москвы.
Именно здесь, на побережье Югорского шара во второй половине ХV1 столетия появилось становище (так называли место временной летней стоянки), получившее название Хабарово. Неясно, какую связь имело это название с жившими в Пустозерске торговыми и промышленными людьми Хабаровыми. Названо ли это становище из-за удачного своего положения и смыслового значения слова «хабар», или оно получило такое название по фамилии Хабаровых. В принципе это не исключено. Возможно, они были наследственными владельцами прилегающих к этому становищу промысловых угодий. К такой мысли приводит название неподалеку расположенного острова, - Матвеев. Не по имени ли Матвея Хабарова, который упоминается в переписной книге, был назван этот остров?
В любом случае Хабаровы, надо полагать, в полной мере использовали благоприятное расположение становища для собственного обогащения.
ХV1 век был золотым веком для предприимчивых людей Пустозерска. Пустозерские торговцы-скупщики непомерно завышали стоимость своих товаров, завозили сюда спиртное и, спаивая ненцев, приобретали их промысловую добычу за бесценок. Особенно изощрялись купцы, которые умышленно давали взаймы наивным и бескорыстным аборигенам рубля по 2-3 в полной надежде на то, что те не смогут вернуть их назад. Расплата была натурой. Кредиторы отбирали у ненцев последних оленей, порою доводили дело до того, что лишали ограбленных людей возможности передвигаться по тундре. На этом быстро и крупно богатели. Вероятно, не были среди них исключением и Хабаровы. При этом, пишут исследователи, жители Пустозерска и Усть-Цильмы, не ограничиваясь промыслами в окрестных угодьях и на арктических островах, «в неуклюжих баркасах... пускались они морем в Обскую губу и далее в р. Таз и в Мангазею». Как следует из царской грамоты 1607 года, русские торговые люди пользовались в те годы не только морским путем: «ходят они Печорою рекою на судах с великие товары, а с Печоры на Усу реку (правый, самый крупный приток Печоры) под Камень в Роговой городок, тут они осеняют (зимуют), а как дорога станет, к ним приезжают пустозерская менная самоядь, их знакомые и други, и та озерная самоядь у тех торговых людей наймаютца и товары их возят за Камень по тундрам к ясашной кунной самояди (лесным ненцам), которая приходит с нашим ясаком на Обдор…».
Пустозерцы одними из первых освоили этот путь и уже в XVI веке служили проводниками торговых и промышленных людей, привлекаемых пушными богатствами Западной Сибири. Промышленники активно сопротивлялись проникновению государевых людей в богатые районы пушных промыслов, вспоминали недавние вольготные времена, когда «Мангазея за государем не была, и соболи были за ними, за торговыми и за промышленными людьми».
Государева грамота извещает: «Пустозерцы-мужики воровством городок поставили, с самоедью торгуют и нашу десятую пошлину крадут, а в Носовом городке заставу объезжают, …от тех-де пустозерцев, от торговых людей, от их воровства по вся годы чинится в казне ясаку недобор; торговые люди, пустоозерцы, ездют за товары своими с каменною самоядью на оленях и, не допущая кунную самоядь к ясатчиком на Обдор, и в Казым и в Куноват, с ними торгуют воровством прежде нашего ясаку и сваживают их за Камень на Усу-реку, в Роговой острог; … многая самоядь, с теми пустозерцы исторговався и не платя нашего ясаку, отъезжают назад по тундрам…».
По мере появления новых сибирских городов, - Тюмени (1586), Тобольска (1587), Пелыма (1592), Березова (1593), Сургута, Нарыма, Мангазеи (1601) значение Пустозерска, как торгово-промышленного центра стало уменьшаться.
С началом XVII века английские и датские купцы стали осуществлять торговлю пушниной с местным населением, минуя русские порты Беломорья. В 1611-1613 годах агенты английской торговой компании даже попытались обосноваться в Пустозерске и захватить в свои руки весь торговый район от Цильмы до Урала. Иноземные купцы стали ходить в Мангазею, составив жесткую конкуренцию русским торговым людям из Архангельска и Мезени. Возникла угроза потери государственного контроля над пушной торговлей на Севере, что означало бы потерю третьей части доходов казны. В связи с этим в 1620 году царь Михаил Федорович закрыл морской путь в северные города. На пути из Европы в Сибирь ("Мангазейский морской ход") в устье пролива Югорский Шар на острове Матвеев появилась таможенная застава. В силу этих причин начался отток из этих мест русского населения, начался закат славы Пустозерска. Уход русского населения из Пустозерского уезда вскоре приобрел массовый характер.
Исторические данные того времени подтверждают, что после запрета 1619 года захирели города и села, расположенные вдоль морских и речных трасс. Почти половина жителей Усть-Цилимской слободы и Пустоозера покинула места своего проживания и отступила в южные уезды.
Спасая положение, в 1624 году московское правительство официально разрешило отпускать промышленных и торговых людей «от Архангельского города и от всех поморских городов в сибирские городы и на Березов город», дорогою «Собью рекою через Камень мимо Ижемскую слободку», т.е. Печорским «черезкаменным» путем, - через таможенные заставы. Вполне может быть, что в эти годы впервые прошел с отцом или дядьями по этому пути в Мангазею молодой Ерофей Хабаров, получив при этом так пригодившийся ему опыт и знания.
В переписной книге Пустозерского уезда за 1679 год сообщается: «В Пустозерском же остроге на посаде пустых дворов и дворовых мест, которые посацкие люди померли и розбежались в сибирские и в ыные городы. А те их дворовые места лежат пусты, не владеет ими нихто». Среди брошенных дворов и «мест» в книге называются «место Гаврилка Матвеева сына Хабарова: Гаврилка умре, а дети ево сошли в сибирские городы на Березов в прошлом во 178-м (1670) году, … место Гаврилка да Максимка Артемьевых детей Хабаровых: Гаврилка збрел к Москве в прошлом во 186-м (1678) году, а Максимка умре…».
Подобно тому, как «розбежались в сибирские и в ыные городы» дети Гаврилки, «сошел», видимо, к Соли Вычегодской и Павел Хабаров со своими детьми. Произошло это, по всей вероятности, вскоре после закрытия морского «мангазейского хода».
Занимаясь в течение многих десятилетий торговлей, печерские Хабаровы, без сомнения, достаточно часто ездили в развитые поморские города, - Устюг Великий, Вологду и Соль Вычегодскую для распродажи продуктов собственных промыслов и закупки товаров для обмена с самоедами. Было, наверное, и какое-то постоянное место, где они останавливались, - вероятнее всего место проживания родственников, может быть даже место, откуда когда-то в прошлом их деды-прадеды ушли на Печеру. Очень может быть, что таким местом и была деревня Святица на берегу Северной Двины недалеко от Соли Вычегодской. Отсюда и прозвище, закрепившееся за Хабаровыми, - Святицкие.
Случилось так, пишут исследователи, что в 1625 году деревня Святица была смыта наводнением, в связи с чем Павел Хабаров с сыновьями перебрались в недалекую деревеньку Выставок Ленивцов. Об этом свидетельствует вышеупомянутая купчая и писцовая книга Сольвычегодского уезда за 1626 год. К слову сказать, упоминание в ней не связанных с Хабаровыми родством половников (так называли в те времена зависимых крестьян, которые работали на землевладельца, отдавая ему половину урожая), свидетельствует о том, что сами братья Хабаровы хлебопашеством не занимались. По всей вероятности они были заняты распродажей товаров, привезенных с Печеры и закупкой товаров «с Руси» для предстоящей поездки в Мангазею.
Закупив товары, братья, по всей вероятности, вернулись на Печеру и уже оттуда весной 1627 года двинулись с караваном таких же, как и они сами торговцев и промышленников, по Печере и её притоку Усе к низовьям Оби. Путь действительно нелегкий, зато вчетверо более короткий, чем круговой путь через Верхотурье и Тобольск, а главное – хорошо изученный спутниками Хабаровых - пустозерскими торговыми и промышленными людьми. Вероятно, как это было заведено в прошлые годы, зимовали они в Роговом городке, весной 1628 года вышли к Обдорску, а к осени уже были в Мангазее.
Таким образом, братья Хабаровы ничем не отличались от иных «устюжских купцов», вербовавших ватаги на соболиные промыслы, если они и сами наняли пятерых покрученников, закупили не только охотничье снаряжение на всю эту команду, но еще и кое-какой товар для обмена на мягкую рухлядь. Но и это еще не все. Прибыв в Мангазею, Ерофей вскоре оказался в должности таможенного сборщика.
Любому исследователю, мало-мальски знакомому с историей освоения Сибири, существовавшими в то время порядками и традициями, хорошо известно, что заполучить такую «хлебную» должность стоило немалых денег. За назначение в таможню или сборщиком ясака мзда, взимаемая воеводами, достигала сотен рублей. Да и не стал бы воевода, даже и за взятку, назначать на такую должность человека, не имевшего опыта общения с аборигенами и своевольным племенем промышленников? Он должен был быть уверенным, что этот человек в полной мере исполнит порученное ему дело, поскольку сбором ясака и десятинной пошлины оценивалась Москвой и деятельность самого воеводы. Стало быть, Ерофей мало того, что уплатил немалые деньги за предоставленные ему права, но был в глазах воеводы достаточно опытным для такого дела человеком.
В исторической литературе широко распространена версия о прибытии братьев Хабаровых в Мангазею с караваном новых мангазейских воевод Кокорева и Палицына. Однако исследования Красноштанова показывают, что это не так. На основе документальных свидетельств он пишет, что новые воеводы прибыли в Мангазею 28 августа 1629 года, а через несколько дней состоялась их встреча с Хабаровым, который к этому времени уже вернулся с Пясиды. Таким образом, своей должностью таможенного целовальника Ерофей был обязан не новым воеводам, а правившим ранее в Мангазее воеводам Тимофею Бобарыкину и Поликарпу Полтеву.
По прибытию в Мангазею новых воевод промышленным человеком Микулкой Петровым сыном Собининым государю была подан извет (донос) в котором Ерофей Хабаров обвинялся в незаконном приобретении соболей. К разбирательству этого дела активно подключился воевода Кокорев. В ходе сыска была опрошена большая группа промышленников.
Обвинение в значительной мере подтвердилось последующими событиями.
Историки утверждают, что Никифору Хабарову с покрученниками удалось добыть за сезон восемь сороков соболей (320 штук). Вместе с тем известно, что братья зарегистрировали и вывезли из Мангазеи около восьми сотен собольих шкурок. Получается так, что большая часть пушнины оказалась в их руках в результате обмена привезенных товаров и деятельности Ерофея в роли таможенного целовальника. Более того, исследователи пишут, что Ерофей был уличен в «нецелевом использовании» казенных товаров, предназначенных для подарков инородцам за своевременную и полную сдачу ясака, - вероятно, он использовал их для обмена на мягкую рухлядь в собственных интересах. В качестве наказания воевода Кокорев отобрал у Ерофея 17 соболей и, судя по всему, лишил его должности таможенного сборщика, чем вызвал яростный протест Хабарова, выразившийся в его активном участии в разгоревшемся противоборстве двух мангазейских воевод.
В 1630 г., свидетельствуют документы, через Мангазею и Енисейский волок прошло 2350 торговцев и промышленников, с которых городская таможня собрала десятинную пошлину — 1984 сороков (79 360 шкурок) соболей, т. е. в среднем по 34 соболя с человека, в то время как на Хабаровых пришлось по 40 пошлинных соболей на брата.
Восемьсот соболей, много ли это? Средняя цена соболя в Сибири тогда составляла 1,5 – 2 рубля, очень хорошего – в разы больше. В Москве, понятное дело, они ценились еще дороже. Напомню, что за сотню рублей на Руси в то время можно было купить дом, пару коров, четверку лошадей, полтора десятка овец или коз, еще и полусотню кур в придачу, то есть обзавестись полным хозяйством. Стоимость же мягкой рухляди, вывезенной из Мангазеи братьями Хабаровыми, составляла около двух тысяч рублей, - весьма немалая по тем временам сумма. Все это никак не согласовывается с образом молодого Ерофея Хабарова, нарисованным исторической литературой, - образом неопытного крестьянского парня, впервые занявшегося новым делом среди сотен конкурентов-соперников в незнакомых ему суровых условиях крайнего севера.
Предлагаемые вниманию читателя материалы дают основание считать, что братья Никифор и Ерофей Хабаровы были потомственными, достаточно опытными и состоятельными торговыми и промышленными людьми Пустозерского уезда. Их пребывание под Солью Вычегодской в 1626 году, по всей вероятности, было связано с торговыми делами, и ни в коей мере не определяет ни место их рождения, ни принадлежность к сословию пашенного крестьянства. В Мангазею братья прошли «чрезкаменным» путем, еще на Печере навербовав покрученников из числа хорошо знакомых и опытных промышленников.
Если изложенные автором настоящей статьи предположения соответствуют действительности, а считать так, как видите, есть основания, то это в значительной мере меняет представление о раннем периоде жизни Ерофея Хабарова и во многом делает понятными все его последующие действия.
Родившийся и выросший в условиях Заполярья в удалении от правительственных властей, привыкший к полной свободе, и воспитанный в духе активного предпринимательства, он критически, если не сказать – враждебно, относился к любым запретам и ограничениям свободы. В том числе свободы предпринимательства, как и вообще чьей-либо власти над собой. Вместе с тем он с детства на основе опыта старших своих родственников усвоил, что кроме промыслов, которые требовали немало времени и физических сил, есть более эффективные способы обогащения, - спекулятивный (т.е. неравноценный) обмен товарами, торговля дефицитными продуктами первой необходимости, заповедными товарами и элементарный грабеж аборигенов.
Недолгое пребывание в Мангазее открыли для него новые возможности, - возможности человека, облеченного государевой властью, научили использованию в личных целях казенных средств, многообразию форм, приемов и методов уклонения от налогов. Разумеется, ни о каких интересах казны, тем более интересах государственных в более широком понимании этого термина, он не помышлял, да и не мог помышлять. Ни он сам, ни его деды-прадеды никогда в своей жизни не получали какой-либо государственной поддержки, поэтому, как и большинство других промышленников и торговцев, на налоги и сбор ясака он смотрел, как на тот же грабеж, но под государевым прикрытием с целью обеспечения безбедного содержания властей.
Ерофею в это время было, считают исследователи, около 20 лет. Судя по всему, был он человеком физически крепким, энергичным и весьма предприимчивым, с явно выраженной склонностью к поиску новых видов и форм деятельности, способных принести прибыль. Эта особенность его характера с годами закрепила за ним славу «старого опытовщика». Обладая практическим складом ума и смелым, рисковым, если не сказать наглым характером, он действительно был удачлив в своих начинаниях, что привлекало к нему людей, тоже жаждавших наживы, но не имевших таких способностей. При этом его фамилия, которой Ерофей без сомнения гордился, создавала вокруг него ореол удачливого добытчика, пользующегося чуть ли не божьим покровительством в делах, связанных с прибытком, барышом, поживой.