Глава пятьдесят третья. Раздумья

Эльвира Гусева
Продолжение. Начало в гл. 1-52.

Известие о пропаже Леокадии Сергеевны всех  ошеломило. В доме начался переполох:  Юлиана Львовна  не смогла сдержать слёз, Сергей Владимирович её успокаивал, родители Петра Ивановича были так подавлены, что  не  могли понять, как такое вообще могло произойти. Александр Алексеевич  старался сохранять спокойствие  и всех уговаривал.

- Ну, что вы, господа, она непременно вернётся, если вдруг куда-то ушла, -  хотя  и сам  не мог понять, куда и зачем ей надо было уходить.  Катерина Николаевна не отходила  от  Юлианы Львовны, которая была безутешна.  Сергей Николаевич нервничал, не мог спокойно сидеть, он, словно маятник, ходил туда-сюда, туда-сюда.

Дмитрий  Сергеевич  вернулся  с конюшни  и заявил, что на месте  нет Персея.
- Допросите  немедленно конюха! – с нетерпением крикнул Сергей Николаевич. – Да нет, же! Приведите его сюда, я сам допрошу!  Да скорее!
Когда  привели конюха, он был настолько напуган,  что  упал в ноги  хозяину.
- Барин, простите, Христа ради! - причитал он.
- Встань сейчас же, и расскажи, как всё было, - Сергей Николаевич несколько  смягчил свой гнев.

- Молодая  барыня, приехавши, сразу  попросили  коня,  ну,  и я  это, - сбивчиво пытался объяснить  конюх. – Они  сказали, чтобы  Персея, я приготовил, они меня поблагодарили  и уехали.
- Куда уехали? Ты соображаешь, что ты наделал? – Сергей Николаевич  обхватил   голову  руками. – Почему без моего разрешения?
- Дак Вы, барин, ещё в прошлом годе разрешили  Леокадии Сергеевне  брать Персея, - конюх  начал приходить в  себя.
- То было в прошлом годе, а не теперь, - сказал Сергей Николаевич. – Ладно, иди! Толку от тебя всё  равно  никакого!

- Пётр  Иванович, где моя дочь? – то и дело спрашивал Сергей Владимирович.
- Простите меня,  я не  могу знать, - виновато извинялся  супруг Леокадии.
- А кто знает?  Кого мне спросить? – не унимался папенька. Сергею  Николаевичу  стало жаль Петра Ивановича, он видел его страдания  и понимал, что тот ни в  чём не виноват. Обстановка в доме была  тяжёлой, и неизвестно, чем  бы всё могло закончиться, если бы не появилась  Леокадия.

Она  пришла  так же неожиданно, как и исчезла.  Первым увидел её  Дмитрий.
- Где Вы пропадали, Леокадия? – спросил он.
- Вы это заметили? – удивилась она.
- Вы  в своём уме? – Дмитрий  смотрел на её растрепавшиеся  волосы, грязное  платье, съехавшую  с плеча  накидку  и  ничего   не понимал.
Услышав разговор,  вышел  Сергей  Владимирович  и глазам  не поверил, видя  свою дочь.

- Девочка  моя! - он бросился  к  ней. – Где ты была?
На  шум  выбежала  маменька, за ней все остальные,  Юлиана Львовна  рыдала, обнимая свою  дочь, потом её обнимал муж, за ним Сергей Николаевич.
- Я прошу, оставьте  нас одних, - сказал  Пётр Иванович. – Мы должны объясниться.
Он обнял  Леокадию, они прошли в кабинет  Сергея Николаевича.
- Милая  моя, где Вы были? – спросил он, когда они остались одни.
- Я гуляла, - как ни в чём  не бывало, ответила Леокадия.

- Где  можно гулять одной в столь поздний час? – Пётр  Иванович   не  понимал свою жену.
- Мне стало скучно, я решила  развлечься, - не  мигая, ответила Леокадия.
- Развлечься?  Но Вы подвергали себя опасности, зачем?- голос Петра Ивановича дрогнул.
- А разве Вы не  знаете? – удивилась она. – Мы с   Вами более года знаем друг друга, Вам пора  уже  научиться понимать меня!  И не задавать глупых вопросов!

-  Леокадия Сергеевна, родная моя! – он смотрел на неё  и  понимал, что она во всём была права: он не научился её понимать,  хотя и любил  всем  сердцем.
- А меня никто не понимает, никто в целом свете! Все любуются,  любят, а понимает лишь он один!  Боже мой, как это страшно! –  кричала  она  сквозь  слёзы. Он пытался обнять её, успокоить, но  она  оттолкнула его.  В такие минуты Пётр Иванович был  бессилен  что-либо сделать.  Леокадия  не нуждалась  в его ласках. Она  плакала.

- Что  Вы ей сказали? –  папенька Леокадии   пытался  успокоить  дочь.  Ему на помощь  поспешила  маменька,  но Леокадия  не хотела  никого  видеть.
-  Уйдите  все! - кричала она. – Я для вас лишь красивая кукла!  Уйдите, вы никогда не любили меня!  Только он  мог сделать меня счастливой! – она отвернулась к окну, закрыла лицо руками, плечи её вздрагивали.

Видя, что самые близкие люди не в силах  успокоить  Леокадию, Сергей Николаевич  подошёл  к ней, обнял  за  плечи, она дрожала.  Жестом  руки  он приказал всем выйти.  Родители и муж  тихо  закрыли  за собой дверь. Он  усадил  её  на диван, она,  молча, повиновалась ему.  Её  слегка  знобило.

- Успокойтесь, дитя  моё! – ласково сказал он. – Всё будет хорошо!  Вы  так  неожиданно исчезли, поэтому все переволновались.
Она, молча, всхлипывала.
- Я ненавижу их, - вдруг сказала она.
- Кого? – удивлённо спросил дядя.

- Всех ненавижу,  им нет дела до моих страданий, - она стала понемногу успокаиваться, но её по-прежнему  знобило. Сергей Николаевич дотянулся рукой до пледа, который лежал на диване, и нежно, по-отцовски, окутал  хрупкие плечи Леокадии.

-Сейчас я попрошу принести для Вас горячего чаю,  Вы согреетесь, успокоитесь, - он гладил её  спутавшиеся волосы. Она тихо плакала у него на груди.
- Дядя, почему он поступил со мной так? – спросила она.
- Он чем-то  Вас обидел? – спросил Сергей Николаевич, не совсем понимая, хотя и догадывался о ком идёт речь.

- Он любит  меня, мне хорошо  с  ним,  он один понимает меня, дядя! – она готова была разрыдаться  вновь.  Ему стало страшно.
-  Детка  моя, Ваш муж и родители любят Вас, не испытывайте их терпение, будьте к ним снисходительны!  Они  переживали за Вас, - Сергей Николаевич с трудом подбирал нужные слова, боясь сказать что-то не то.

-  А я их не люблю!  По-настоящему  я  люблю только  его и свою милую бабушку,  и Вас, дядюшка! – сказала она  и улыбнулась.
-Ваши родители  и Пётр Иванович  любят  Вас, -  дядя  старался  говорить как можно мягче.
- Да  может они меня и любят,  только  я их  совсем не люблю, - задумчиво сказала она.

- Это не так, сейчас  Вам надо успокоиться, милая  моя, - Сергей Николаевич встал, открыл дверь  в коридор.
-  Принесите  чаю! – крикнул он.
Леокадия сидела  в углу дивана, укрывшись тёплым пледом, она выглядела маленьким обиженным ребёнком. Дяде стало  жаль её. Он присел рядом, внимательно глядя на неё. Она лишь изредка вздрагивала  и  всхлипывала.

-Дядюшка, извините меня, я, кажется, испортила праздник, - виновато сказала она.
- Ну, что уж теперь  говорить об этом, - задумчиво ответил Сергей Николаевич.
Когда  принесли чай, она уже почти успокоилась. Взяла  в руки стакан в подстаканнике,   по-детски  обхватила его  тонкими ладошками, поднесла  к губам, сделала маленький глоток.

- Почему в жизни этой маленькой девочки всё  так  сложно? – думал он, не сводя с неё глаз. – Её лелеяли и холили, любили и баловали, а ей не хватало самостоятельности, она  мечтала стать свободной,  вот почему она так часто  вскакивала на коня  и мчалась   наперегонки с ветром, глотая  свою свободу и радуясь ей, - кажется, Сергей Николаевич  начинал  понимать  её. 

-  Дядя, - Леокадия прервала его мысли.- Он приедет?  Я увижу его?
- Детка, Вам сейчас  надо принять ванну  и лечь в постель, уже поздно, - оторвавшись от мыслей, ответил  он, сделав  видимость, что он не  понял её  вопросов.
- Спасибо, я поняла  Вас, дядя,  - ответила она, вставая с дивана. Волоча за собой  плед, край  которого свисал до полу, она направилась к  выходу. – Доброй   Вам  ночи! – сказала она, обернувшись.

- Доброй ночи, дитя моё! – сказал Сергей Николаевич. – Я провожу  Вас!
Но  провожать  её не потребовалось, за дверью  Пётр Иванович  подхватил её на руки  и понёс  по коридору.  Она  не сопротивлялась:  то ли у  неё  не было сил, то ли она  поняла, что всё бесполезно.

В эту ночь  Сергей Николаевич почти не спал,  ему  не давали покоя мысли о Леокадии.  Её поступок потряс его, но ещё больше  потрясли её слова.  Он понял, что в этом мире она  одинока:  родители не стали для неё родными людьми, они всю жизнь были заняты собой, отдыхали, путешествовали, всецело отдаваясь развлечениям. Девочка выросла с бабушкой, которая заменила ей мать и отца.

Встреча с Николаем  перевернула  её  жизнь,  она  увидела  в нём  близкого человека,  способного понять её. Именно к  нему она потянулась всем своим  существом, в какой-то момент  он понял это,  внутренне уже  готов был ответить ей.  Мучился, боролся со своими чувствами,  ему не  всегда удавалось их сдерживать,  и  всё-таки,  он победил себя.

Судьбе было  угодно, Леокадия  полюбила  его,  полюбила  сильно, страстно.  В надежде  на ответное  чувство, она готова была отдаться ему и сделала  это, переступив  через все  правила приличия  и чести,  через  которые  он переступить не  смог. 

Ночью  у Леокадии поднялась температура, она бредила и металась во сне,  просила пить,  куда-то рвалась,  пыталась бежать. Юлиана Львовна  просидела у её кровати всю ночь,  поправляла одеяло, гладила и целовала её  руки, смачивала  губы.  Лишь к утру Леокадии  стало немного  легче. Маменька  удалилась  к  себе,  у постели больной  её  сменил  Пётр  Иванович. Он тоже не сомкнул глаз этой ночью.  Его мучила  досада: как  же он мог допустить, что  в какой-то момент  его  жена  исчезла,  он  во всём винил только себя.

Пётр  Иванович смотрел  на спокойное  лицо  Леокадии, держал в своих руках её  руку  и думал  об одном: как правильно она сказала, что он её совсем не знает.  Она для него  закрыта, за этот год  он  не сумел  стать ближе к  ней. А ведь  старался  сделать для неё   всё: вывозил в свет, а ей было неинтересно,  возил за границу,  чтобы укрепить её здоровье, но на здоровье она никогда не жаловалась. Он  окружил её роскошью,   она была  равнодушна, проявлял к  ней  внимание  и заботу,  но она  не нуждалась в  них. 

Он  понимал,  она  не любит его,  но  всеми  силами   надеялся  разбудить в  её сердце любовь. Она не слышала его.  Порой, наступало  отчаяние, Пётр  Иванович  страшно мучился, переживал, ругал, проклинал  себя,  тщетно искал ключик к её сердцу, оно по-прежнему молчало. Он никак не мог понять, что он должен сделать, чтобы она откликнулась. В их отношениях  никаких  изменений не было, время  шло, его надежды таяли.



Продолжение следует...