Панорама Краснопресненской Набережной сегодня – “Белый Дом” и рядом с ним тот самый “суховский” дом с баннером “Газпром” на крыше.
Часто, приезжая в Москву по делам, в основном, командировочным, я останавливался у близких родственников моей жены Милы.
Так, в самом начале семидесятых, я прожил целую неделю у Дмитрия Ивановича Сухова. Его квартира находилась в самом центре Москвы в большом одиннадцатиэтажном здании на Краснопресненской Набережной. Это здание, в бытность свою министром лёгкой и текстильной промышленности СССР, построил для работников аппарата этого министерства будущий премьер Косыгин Алексей Николаевич. Там получил квартиру и тогдашний его заместитель Сухов Дмитрий Иванович. Он ведал вопросами строительства предприятй этой отрасли.
Мы были особенно дружны с семьёй его младшего сына Юры, Милиного кузена. Юра Сухов, известный в архитектурно-строительных кругах Москвы как большой специалист по расчётам строительных конструкций, работал в одном из проектных институтов. Его жена Наташа- весёлая, жизнерадостная и дружелюбная, составляла с Юрой идеальную супружескую пару.
Так что погостить в их доме, равно как и им самим побывать у нас в гостях в Ереване, кроме комфорта всегда предполагало весёлое времяпровождение и содержательные беседы на разные темы. Сам Юра, весёлый и общительный, был к тому же знатоком и умелым рассказчиком множества остроумных и смешных анекдотов.
В тот раз, проведя всю неделю в бегах по разным предприятиям в Москве и Зеленограде, я возвращался к ним домой. Доехав до Новоарбатского моста, я спустился к набережной и, пройдя мимо строящегося тогда будущего Дома Правительства (в народе потом его назвали Белым Домом), подошёл к тому самому дому, который в среде нашей родни мы называли “суховским”.
Увидел вышедшего из гастронома и идущего мне навстречу мужчину с авоськой, в которой позвякивали бутылки с пивом. У меня возникла мысль зайти в гастроном и тоже купить пива.
И я уже представлял как Юра будет чистить воблу к пиву, а Наташа накрывать на стол и предвкушал провести в их обществе приятный пятничный вечер. На следующее утро мы собирались ехать в Бронницы, куда на всё лето уезжал на дачу находящийся уже на пенсии Дмитрий Иванович с внуком Димой. Собирались пробыть там субботу и вернуться в воскресенье. В воскресенье вечером я должен был улетать в Ереван.
Гастромом, в который я собирался зайти, находился в той части здания, которая фасадом выходила к реке Москве.Само огромное здание занимало по периметру целый квартал. Из окон суховской квартиры видны корпуса знаменитой ткацкой фабрики “Трёхгорная мануфактура”, в народе - “Трёхгорка”. А дальше за фабрикой на набережной уже позже построили комплекс зданий Центра Мировой Торговли. С двух сторон гастронома во двор здания вели две высокие арки. Двор, как и полагается элитному дому того времени, был всегда добротно ухожен, озеленён и уставлен парковыми скамейками, на которых любили располагаться и жители дома, и отоварившиеся в гастрономе любители распить бутылку. Сам гастроном, сообразно и месту своего расположения, и элитности здания, тоже был “на уровне”: мраморные полы и колонны, люстры, по стенам отделов – зекальные шкафы и прочее…Не “Елисеевский”, конечно, но тоже ого – го! Я так думаю!
Когда я вошёл в магазин, ко мне сразу же у входа подошли двое мужчин. Довольно прилично, можно сказать, со вкусом, одетые. У одного в руках портфель,точно такой же, как у меня. Второй держал в руке несколько рублёвок и, потряхивая ими, подошёл совсем близко и спросил: “Может быть вы, товарищ, составите нам...?” Я сразу усёк, в чём суть его вопроса и, не дав ему договорить, сказал: “Нет, нет! Я один, я сам”, и направился к кассе магазина.
Обращение ко мне, действительно, было высказано весьма витиевато с претензией на некую интеллигентность. На просторах нашей великой страны во всех магазинах, где продают спиртное, этот вопрос звучит куда как проще,без словесных изысков: “Мужик, трeтьим будешь?”
Я подошёл к кассе. Там была очередь человек пять-шесть. Подошли и встали за мной и те двое (буду их и дальше так называть). Видно, отчаявшись найти третьего они, мобилизовав какие-то “внутренние” ресурсы, решили покупать бутылку водки уже “на-двоих”. Когда подошла моя очередь я, вычислив в уме стоимость восьми бутылок пива ( сейчас не помню цифру), сказал: “Столько-то в винный отдел”. Получив чек и, отходя от кассы, услышал как один из “тех двоих” сказал кассиру: “Три шестьдесят две”. Отдел он не назвал, так как всем, и кассиру в первую очередь, было ясно – это стоимость бутылки водки “Московская”. Другой водки тогда и не было. “Московская” была всегда налита в поллитровые стеклянные бутылки зеленоватого цвета. Да и сама наклейка с надписью была зелёной.Не потому ли противники пьянства прозвали водку Зелёным Змием?.
Получив чек, я подошёл к прилавку винного отдела. Там очередь была количественно более солидной – человек пятнадцать. Но очередь не двигалась по той причине, что продавщица вот уже как минут пять отошла от прилавка и скрылась где-то в подсобном помещении, оставив осиротевших жаждущих и страждущих покупателей в неведении.
“Те двое”, уплатив в кассу,тоже пристроились за мной. Они переговаривались вполголоса и мне послышалось, что какой-то вопрос их очень волнует. Скоро понял – какой. Оказывается, услышав у кассы, какую сумму я уплатил, они не могли взять в толк, что же я собираюсь покупать в винном отделе. Что не водку – это точно! Тогда что же? Из трёх-четырёх марок вина, имевшегося в магазине, ни одно не подходило по цене к уплаченной мною сумме. И эти “аналитики” были в замештельстве и недоумении и ждали, что же я всё-таки куплю.
А очередь к тому времени уже стала волноваться не на шутку. Начали раздаваться возгласы: “Галя! Галя! Дык игдеж она? Сколько можно ждать?” Видно покупатели с продавщицей были давно и хорошо знакомы. Кто-то озвучил более радикальный призыв:“Надо написать в жалобную книгу!”. А другой правдолюб назвал свой довод недозволенности такого безобразия: “Вот на заводе, попробуй отойти от станка!”
Именно в этот момент открылась какая-то дверь и оттуда вышла та самая Галя. Это была крупная молодая женщина. Про таких говорят: баба – кровь с молоком! Она слышала последнюю фразу и видно по голосу определила, кто из покупателей её произнёс. С грозным видом подошла к нему и спросила: “Это ты-то, алкаш хренов, от станка?” Очередь сразу притихла, а тот, к кому относились её слова, как-то сразу сник и заискивающе пролепетал: “Ты что, Галя, это я так просто сказал, не подумал.”
Началась выдача алкогольной продукции дождавшимся, наконец, покупателям. Галя брала чек, накалывала его на какую-то заострённую спицу и, не спрашивая что именно, подавала нужную бутылку. Конечно же, бутылку водки. Очень редко – вина.
Когда очередь дошла до меня, всё же спросила: “Тебе чего?” Говорю: “ Восемь бутылок пива”. Кстати, пиво тогда тоже не отличалось разнообразием. Почти единственное и, значит, самое ходовое, называлось “Жигулёвским”. Редко, очень редко в продаже появлялось “Рижское”.
Пока она ставила на прилавок бутылки с пивом, а я открыл свой портфель, чтобы укладывать их в него, услышал за своей спиной разочарованный вздох и возмущённый полувскрик: “Тьфу – у – у ! Это-ж надо, как люди тратят деньги на какую-то дрянь!”
Причём вместо “дрянь” было произнесено другое, более “крепкое” слово.