Яблоки. Обида навсегда. глава 2

Николай Желязин
В саду туберкулёзного санатория, окружённого вековым сосновым лесом,
поспели яблоки. Пацаны посёлка Больничный уже неделю ходили вдоль дощатого
забора, вдыхая сладкий ветерок. Нагретые солнцем блестящие розовые плоды
сводили их с ума. Каким чудом и кто смог вырастить розовый ранет на Среднем Урале.
 Глотая слюну и блестя глазами, они с жаром обсуждали варианты набега.
Наконец на Опушке у Пенька после яростных споров план операции был утверждён.
 Утром в понедельник 17 августа 1959 года на окраине города Асбест Свердловской области двум собакам подбросили пять кусочков колбасы с вдавленными в них таблетками снотворного. Деду сторожу лидер «больных», Ляха, предложил бутылку самогона за десять яблок. Сделка состоялась. Когда разведчики, спустившись с высокой сосны, доложили, что во вражеском стане собаки и сторож напились, наелись и крепко спят, двенадцать пацанов, от десяти до четырнадцати лет, раздвинув доски в заборе, вползли по пластунски в сад.
  Как договорились, все были в куртках, подпоясанных ремнём. Олег Палей стащил модную вельветовую курточку у матери, в которую за пазуху войдёт ведро яблок, и офицерский ремень отца.
 Только Ляха нарушил договорённость и пришёл в рубашке с алюминиевым подойником объёмом в полтора ведра.
 Расположившись под выбранными заранее яблонями, пацаны, под тройной крик кукушки дружно встали и начали трясти стволы и крупные ветки. На их головы и плечи обрушился град спелых плодов.
 Вдруг в вечерней тишине раздался барабанный грохот пустого алюминиевого подойника. Залаяли сторожевые овчарки.Распахнулась дверь сторожки. Вывалился на крыльцо пьяный дед и выстрелил из берданки в воздух. Пацаны как на крыльях вылетели из сада, обгоняя собак и сорок, взлетевших с забора.
 Через полчаса вся кодла собралась у Кочки на берегу  Рефта. 
 У Палея за пазухой оказалось восемь яблок. У Кольки Ваулина вообще одно. Добычу быстро поделили и съели, покидав огрызки в водоворот быстрой реки. Обсуждать было нечего. Лидер шкодников Больничного посёлка Ляха всех подвёл.
  Витька Штеников начал хитро подъезжать под Ляху через старый анекдот:
 – «Слышь, Джонни, на пятой стрит шалава Изабель пьяная лежит у забора. Подол задрался.
 Пойдём огурец ей вставим. Пошли. Только зайдём за Биллом. Веселее будет.
 Да ну твоего Билла на х…, он КОЗЁЛ ЛЮБУЮ ИДЕЮ ИСПОХАБИТ».
  Никто не заржал на бородатый анекдот. Все всё поняли и молча, уставились на Ляху.
 Тот встал с поваленной осины и одиноко побрёл в сторону посёлка, опустив голову.
 
  Палею было двенадцать лет, но он уже года два радовал иногда пацанов стихами
собственного сочинения, которые они потом всей кодлой дня два распевали, сдабривая матом.
 Олег злился, что Ляха верховодил у Пенька и Кочки. В школе он был звеньевым пионерского отряда, а Ляху даже не приняли в пионеры.
  Утром следующего дня, когда пацаны собрались на опушке, прихватив футбольный мяч, Олег вскочил на пенёк и заорал.
 - Подоив корову утром,
 Ляха яблок захотел,
 но усрался и вспотел.
 Почему напал понос.
 Потому, что х…с. –
 Пацаны покатились со смеху, а Ляха бросился на Палея, как пантера.
 Но против кодлы не попрёшь. Все были злы на Ляху. Говорили ведь ему. Оставь ведро. Вдруг громыхнёт.
 Ляху быстро сбили с ног и немного попинали. По закону ударить или пнуть должен каждый член кодлы.
 Заработал. Получи. Теперь Ляха был прощён.
Он встал, размазывая по щекам кровь и сопли, показал Олегу окровавленный кулак и побрёл в посёлок.

  Прошла неделя. Ляха куда-то пропал. Пацаны купались в Рефту у Кочки.
 Прыгнув пару раз с крутого берега "ласточкой" в воду, Палей отошёл в густой ельник выжать мокрые трусы. Выкручивая трусы, он услышал хруст ветки и оглянулся.
 К нему сзади подкрался Ляха со штыковой лопатой в руке, а за ним по ельнику продирался «Просека», крупный хулиганистый парень лет четырнадцати из  враждебной кодле «Больные» с больничного посёлка кодлы «Кибиш» с улиц Крупской и Просека.
 Обдираясь о ветки густого подлеска, Олег рванул в сторону посёлка. Что-то обожгло ему спину, но он, не оглядываясь, побежал ещё быстрее.
 Его дом, улица Горького 62 был первым от леса. Перепрыгнув через прясла в огород, пацан упал на охапку сена, что отец утром, уходя на работу, сбрасывал с сеновала в крыше бани для коровы. Олег после обеда должен был положить это сено корове в ясли.
 Сердце колотилось, голова его кружилась, горло пересохло. Подбежал Верный. Лизнул лежащего Олега в спину и дико завыл.
 На вой собаки в огород вышла бабушка. Глянула на голого внука с трусами в руке и села на верхнюю ступеньку крыльца.
 Её любимый внучёк лежал ничком на земле, не шевелясь со страшной раной на спине, в крови от лопаток до пяток.
 Бабушка закричала.
 - Люди добрые. Помогите. –
 Выбежала соседка. Приехала скорая помощь. Бабушку напоили валерьянкой, а Олега увезли в больницу.
 Рану зашили, но врач велел лежать и глубоко не дышать, так как одно ребро, второе над сердцем, почти перерубленное лопатой, будет заживать с месяц.
 Отца, пришедшего вечером, тоже увезли в больницу с приступом эпилепсии.
 Мать два дня не ходила на работу. Сидела около Олега. Впервые за последние три года целовала старшего сына, плакала и пытала, кто это его так.
 Олег держался по пацански. Родителям и бабушке твердил одно.
 – Поскользнулся. Упал. Сам разберусь. –

 Родители развили бурную деятельность. Долго беседовали с участковым инспектором милиции, который немного прояснил отцу с матерью, чем обычно занимается их чадо после школы, что он замучился с поселковыми пацанами. Лупить их солдатским ремнём он не имеет права, а садить их в тюрьму жалко.
  Отец, надев фронтовые награды, взяв справки о ранениях и инвалидности сходил в горисполком.
 Мать взяла справку, что она беременна четвёртым ребёнком.
 Вскоре семье Палей выделили коттедж в центре города Асбест, а дом в посёлке Больничный забрали.
  Родители купили сыну фотоаппарат и велосипед. Записали его в вечернюю спортивную школу.

  Через полгода, уже зимой Олег Палей встретил на городском катке Кольку Ваулина.
 Колян рассказал, что Ляха с Просекой тогда заранее Олегу могилу выкопали в ельнике.
 Пацаны несколько раз их ловили и били. Обоих в посёлке давно не видно. На Пеньке и Кочке не появляются.
 – А чо Просеке было надо. – Спросил Олег, чертя коньком смайлики.
 - Когда мы его били по ногам стальной арматурой, он кричал, что вообще не собирался тебя трогать.
 Хотел только посмотреть, как людей убивают, как мёртвые дёргаются, дебил недоделанный. –
  Колька горячо звал Олега в гости.
 – Приходи на Опушку к Пеньку. Все пацаны будут рады. Приходи обязательно.
 – Ладно. Постараюсь. - Друзья расстались, обнявшись.

Олег Палей, может и приходил бы иногда по воскресеньям к Пеньку, в Больничный посёлок тайком от родителей но его угнетала и останавливала  подлянка, которую они сотворили с Коляном за неделю до набега на яблоневый сад туберкулёзного диспансера.
  Колька Ваулин, когда они лежали в траве на Опушке, устав гонять мяч, подначил ему.
 – Ты чо это на Вальку, сеструху мою, всё пялишься и пялишься.
 – Иди ты, ничего я на неё не пялюсь. – Смутился Олег, хотя конечно выделял среди всех девчонок посёлка заводную и шуструю Вальку Ваулину, десятилетнюю сестрёнку Коляна, которая водилась с Галькой, его сестрой.
 Как раз вчера она подбежала к нему на улице.
 - Галька дома.
 - Ушла с матерью.
 - Хочешь конфетку. – Валя достала из кармашка сарафана подушечку карамели.
 - Давай. – Олег протянул руку.
 - Рот открой. – Валька облизала конфету, сунула её ему в рот, захохотала и побежала дальше, подпрыгивая на одной ножке по переменке.

 – Знаешь, Олега, а у нас сегодня баню истопили.
 - Ну и чо. – Уставился он на дружка.
 - Пошли к нам в огород. Мать вначале Таньку вымоет и домой отправит, а потом отец к ней в баню пойдёт.
 – Ну и чо.
 – Чо. Чо. Сеструха в одном халатике домой из бани по огороду пойдёт с полотенцем на голове.
 Я выскочу из за бани, подбегу к Вальке сзади и подол задеру, а ты в малиннике будешь сидеть. Усёк. -
 – Ну, ты Колян настоящий друг. Пошли. –

  Всё получилось, как шкодники задумали и Валя оказалась без трусиков.
 Правда, Олег ничего не разглядел кроме челки белых волосиков ниже круглого животика.
 Удивлённо взглянув на Олега, девочка вдруг села прямо на морковную грядку чистой, голой попой и так горько заплакала, что слёзы сквозь её пухлые пальчики, которыми она закрыла личико, струйками потекли с локтей на ситцевый халатик.
 Двенадцатилетний мальчишка, перепрыгнув забор, вылетел из огорода Ваулиных, как торпеда. Прибежал на Опушку к Пеньку. Достал «лисичку», задрал штанину и воткнул нож себе в ногу, выше коленки, проговаривая сквозь слёзы.
 – Гад я. Су...у...ка. Дура...а...к. -
 Боль пронзила всё тело Олега, когда лезвие уткнулось в кость, но ему стало немного легче.
 Залепив подорожником рану он, прихрамывая, побрёл домой. Упал на кровать и сразу уснул.

  Олежка Палей решил и на всю жизнь запомнил, что где то у него внутри сидит подонок и надо постоянно следить, что бы он не вылазил.

  Прошла четверть века. Олег Николаевич Палей приехал в Асбест проведать мать и сходить на могилки отца и бабушки.
 Утром, мать за завтраком рассказала сыну, что глава города теперь Шантарин Виктор Алексеевич.
 – Ничего себе «Просека» карьеру сделал. Хотя сейчас по всей стране шпана у власти. –
 - Зря ты так сынок, Виктор Алексеевич очень грамотно ведёт городское хозяйство. Уважаемый человек. Ты уже пять городов сменил, а он где родился там и пригодился.
 – Мама хватит о Витьке. Из Ваулиных кто в городе остался.
Матушка встала от стола.
 - Совсем забыла. – Она открыла сервант и протянула ему конверт с двумя фотографиями.
 – Смотри ко чудно, мне письмо из Америки. Конверт какой.... Твоя подружка детства пишет.
 Палей отставил стакан с чаем и взял письмо.
 «Здравствуйте Анна Иосифовна. Привет Гале, Вовке, Журавлику. (Журавликом звала Олега только Валя Ваулина). Привет всей шпане Больничного посёлка, кого встретите. Посылаю фотку, чтоб узнали, когда в мае приеду на денёк, два, пройтись по Асбесту. Моих в Асбесте уже никого нет. Разъехались. Анна Иосифовна, может, пустите переночевать».
 - Мать, да это Валька Ваулина тебе пишет. Сто лет назад выскочила замуж ещё студенткой за еврея и уехала в Израиль, шустрила. Надо же, теперь в Бостоне живёт. Смотри ко, у неё трое детей. Сама то…, сама, совсем не узнать, отъелась в Америке, центнер, наверное, весит. – Разговорился сын.
 
  Письмо из СЩА всколыхнуло в Олеге Николаевиче жуткий детский стыд перед милой подружкой детства и он растерявшись нёс чепуху.
 Вдруг рука его дрогнула. Он вскочил, как от пощёчины, не допив чай.
 Со второй фотки на него смотрела, задорно улыбаясь, голенькая Валя Ваулина.
 Олег Николаевич ярко вспомнил далёкую картинку своего детства, как девчонка вкладывала ему в рот поцелованные подушечки карамели и с визгом отдёргивала руку, хохоча во весь рот, а он пытался схватить зубами её пальчики.
 Она стояла голубоглазая, загорелая, сверкая улыбкой, босиком в узких белых трусиках на белом песке на фоне тёмно зелёного пальмового леса.
 Олег Николаевич перевернул фотографию. «Саманта Зингер, 10 лет. Майами. Моя младшая».
 - Мама я пойду отдохну с дороги -
 Он прошёл к холодильнику. Взял тихорясь, бутылку водки и ушёл в свою комнату.
 Когда Олег Николаевич выпил вторые полстакана, не спуская глаз с Саманты Зингер, с его подбородка капнула слеза:
 – Могла быть моей дочкой. Боже мой, как похожа. Вот Валька злюка. Как обиделась.
  Тридцать лет прошло, не забыла. Точно в сердце ударила. Приезжай, моя потерянная и бей по морде сколько хочешь. –
  Бормотал Олег Николаевич, растирая седые виски.