Промежуточный финиш

                ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ   ФИНИШ

                -Ты не забыла, что у нас сегодня вечер встречи выпускников? – напомнил утром муж, завязывая галстук в прихожей перед зеркалом.
Таня нервно шваркнула чашкой кофе по блюдцу, буркнув в ответ что-то невразумительное. Исподлобья бросила враждебный взгляд на тщедушную фигуру Вовки: полулысый череп, сутулые плечи, животик через ремень.
                - Так помнишь или нет, я не понял? – он уставился на нее через зеркало. Она увидела прикрытые стекляшками очков бледно-голубые глаза с покрасневшими веками.
                Ей стало стыдно. За себя.
                - Да помню я, помню! – резко ответила она, обдернула задравшуюся ночнушку и отвернулась от своего встрепанного отражения.
                -Как зарплату получишь, сразу тебе костюм купим. И ботинки. И рубашку еще одну. А то ходишь, черт знает в чем, - проскрипела она.
                -Да, туфли нужны, а костюм, вроде и этот еще хороший, - примирительно проговорил муж.
                -Ничего хорошего! Ты уже пять лет в нем ходишь! Перед людьми стыдно! – набросилась она на него.                Он потоптался немного.
               - Так мне заехать за тобой, или ты сама придешь?
               - Сама, сама! Ты же еще сам не знаешь, когда освободишься.
               - Ну, хорошо, я в случае чего тебе позвоню. Так я пошел? – он беспомощно взглянул на нее.
              - Иди уж, - она устало махнула рукой, - сам-то ничего не забыл? Ключи? Мобильник? Права? Квитанцию на автостоянку?
                Она привычно перечисляла все те мелочи, которые Вовка неизменно, то одну, то другую забывал дома. Господи, и как только люди могут жить вместе так долго?
Вовка послушно полез по карманам, проверяя наличие. Потоптался еще в прихожке, и, наконец, вышел, прикрыв дверь, и опять открыл ее.
               - Закрой сама, а то я уже опаздываю! – бодро крикнул он в открытую дверь и застучал каблуками по ступенькам.
              Она уныло зашаркала тапками по коридору к распахнутой двери, избегая  глядеть в зеркало прихожей. Помнит она, помнит! Ничего не забыла! Двадцать пять лет окончания института, двадцать пять лет! Ужас!
              Два месяца назад, когда Люська сообщила ей точную дату встречи, это не показалось ей таким ужасным. Тогда она решила тщательно подготовиться и не ударить в грязь лицом перед своими бывшими сокурсниками, вернее, сокурсницами.
Внимательно изучила свое отражение в зеркале и осталась недовольна. Явных морщин, правда, нет, но насчет свежести кожи можно вообще помолчать. И под глазами что-то, не то, чтобы мешки, а отечность какая-то, что ли. Да и вес явно лишний. Ну, с фигурой за два месяца ничего не сделаешь, это надо честно признать. А вот лицо – тут еще можно кое-что придумать, поработать. Может, гель подкачать или ботекс уколоть, это сейчас популярно и доступно, говорят.
             Таня позвонила своей постоянной клиентке Ларисе – жене   пластического хирурга,  работающего в одной из косметических  клиник города, и та подтвердила, что да, это доступно и очень, очень популярно сейчас. И хотя у Ивана Анатольевича на месяц вперед плотная запись и вообще на все лето полный аншлаг, но ей, Тане, Лариса устроит по знакомству прием, и Иван сделает из нее куколку Барби.
               Таня вдохновилась. Они с Ларисой всласть наболтались о возможностях пластической хирургии вообще и о чудесах, творимых волшебными руками Ивана Анатольевича в частности. Пока Таня не определилась с конкретной датой визита в клинику, Лариса посоветовала воспользоваться каким-нибудь мощным комплексом кремов и масок солидной косметической фирмы с громким именем. Таня заплатила немалые деньги, но эффект применения проявился сразу, у нее появилось то, что называют цветом лица. Она вдохновилась результатом и принялась обдумывать свой наряд.
                Просмотрела весь свой гардероб, передвигая плечики с развешанными, любовно и тщательно подобранными платьями, многие из которых были еще с магазинными бирками – она могла теперь позволить себе купить немного роскоши. Конечно, это не были  модели из последних коллекций, все это было куплено на распродаже во время последней  поездки по Европе, организованной одной предприимчивой турфирмой, так сказать, галопом по Европам специально на сезон распродаж. И немногие, посвященные в секретный смысл этих туров, привозили домой полные чемоданы прекрасных вещей хороших фирм и по очень доступным ценам. Тане об этом туре подсказала одна из клиенток, и теперь у нее имелись наряды на все случаи жизни, и если повседневные вещи она с удовольствием носила,  то нарядные  надеть  было решительно некуда. И вот, наконец, представился подходящий случай достать из шкафа отложенное удовольствие.
               Она отодвинула вглубь откровенно вечерние наряды – ни к чему этот официоз. С сомнением оглядела две чудные итальянские блузки, абсолютно новые и очень, очень женственные. Одна – черная, шифоновая, с глубоким вырезом и воланами; другая –  цвета топленого молока с цветочным рисунком, фасон ее был скромным, почти пуританским  с длинным рукавом и глухой застежкой под горлышко, но совершенно прозрачная. Обе эти блузки показались ей чересчур легкомысленными, и, вздохнув, она убрала их – до лучших времен.
Подумав немного, она остановила свой выбор на немецком бархатном платье – черном, чуть ниже колен, милом и элегантном. Кажется, ничего в нем не было особенного, а глаз не отвести. Что значит фирма!  Маленькое черное платье решено было развеселить бледно-розовыми туфельками на низенькой шпильке – она давно к ним присматривалась, да все денег было жаль, да и повода не было. А в комплект к туфелькам купить маленькую шелковую сумочку всю в розовых розочках. Наивно и мило. Она уже предвкушала удовольствие от покупки этих дорогих безделушек и от своего появления в этом великолепии с бокалом мартини и с блюдечком клубники где-нибудь в приличном ресторане. Все-таки, не каждый день их курсу  четвертак шарахает! В некой эйфории от предстоящего светского раута она еще раз созвонилась с Люськой и та переадресовала ее к Ленке Федорцовой – та работала в родном институте и была главным организатором встречи. Таня хотела всего лишь узнать, в каком именно ресторане заказаны места и сколько нести денег. И тут началось.
                Оказалось, что ввиду нехватки денежных средств у основной массы однокашников, от ресторана и банкета решено было отказаться в пользу дешевого варианта. Их ожидал  фуршет в институтской кафешке, бывшей столовке, и на это потребуется по 200 рублей с лица.
                - А что можно заказать на 200 рублей?  Пусть даже в столовой?– только и смогла спросить Таня, совершенно ошарашенная этой новостью.
                -Бутерброды, тарталетки, ну, и прочую закуску. Мы все подсчитали! В конце концов, не жрать же мы туда соберемся, а пообщаться!
                - А выпивка? – не сдавалась Таня.
                - Без спиртного! – отрезала Ленка
                - Мужики нас не поймут,-  упиралась Таня, надеясь в глубине души, что все еще можно изменить.
                - Спиртное принесем с собой, это дешевле выйдет! Пойми, у людей нет денег.
                - А вот еще идея была  снять турбазу? – цеплялась она за последнюю надежду хотя бы свободно походить по воздуху с шашлыком в руках между расслабленных сокурсников и поболтать совершенно без ограничения в пространстве и времени.
                - Нет! – отрезала Лена, - на это еще больше денег надо!
                И Таня поняла, что праздник накрылся. Праздника не будет. Стало ясно, что придется убить вечер в убогом интерьере со скудной закуской в виде загнутых бутербродов и оливье в тарталетках и с теплой водкой в пластиковых стаканчиках.
                - Как в студенчестве! Вспомним молодость! – бодрилась Ленка.
                Таня уныло согласилась. А ведь так хотелось хоть на время приобщиться к красивой жизни с вежливыми официантами и небольшим, но изысканным набором блюд из морепродуктов, или, на худой конец, запеченным судаком. А такое она могла себе позволить лишь изредка,  и этот праздник жизни мог случиться  только в дорогом  ресторане.
                Она поняла, что элегантное немецкое платье останется висеть в шкафу, а на туфли и сумочку тратиться нет вообще никакого смысла, как и на поход в косметическую клинику.
                -Одену что-нибудь повседневное, все-таки экономия, -  попыталась она найти себе хоть какое-то утешение. Но настроения уже не было.
                Все как-то не так складывалось. И, неправильно начавшись, события жизни продолжали раскручиваться также неправильно. Одна дурная новость потянула за собой целую цепь таких же плохих, и таких же необратимых событий. Следующая неприятность ждала ее на работе.
                Таня ни сном, ни духом не чувствовала надвигающуюся на  свой салон красоты катастрофу. В веселом расположении духа сидела она за администраторским столиком, окидывая хозяйским взором свое маленькое царство, построенное и взлелеянное путем каторжных трудов и лишений ее, Тани и Натальи – сестры и компаньона. Царства, созданного не благодаря, а вопреки желаний их мужей, преодолевая их мощное сопротивление, как будто мало им было проблем со строителями и бюрократических заморочек чиновников! Сестры сумели противостоять и сумасшедшим экономическим катаклизмам и крахам, сотрясающим  страну в недоброй памяти 1998 год, год дефолта. Ведь именно в этот год их угораздило начать свой бизнес.
                Их маленькая парикмахерская, все-таки открытая в этот безумный год, построенная на мизерные средства и политая потом и слезами двух немолодых безработных инженеров, сумела выстоять, пережить трудные времена, и работала вот уже пять лет вопреки прогнозам добрых друзей. Работала и приносила стабильный, хоть и небольшой доход, дающий сестрам материальную независимость и некоторую свободу действий. К их салончику привыкли, они, что называется, «насидели место», вросли в парикмахерский бизнес, многое для них стало понятно и, казалось, обремененные опытом работы, они могли прогнозировать события и главное – планировать. Так им казалось.
                Конечно, за эти пять лет у них случались проблемы, как у всех. Конечно, у них была текучка кадров, тоже – как у всех. Но вот уже полгода они работали одним составом, у них был полный штат, обе смены были укомплектованы полностью, и это они считали самым главным своим достижением. Этот состав сложился у них по осени, они вместе пережили главное испытание – новогодний психоз, когда клиенты шли косяком, как рыба на нерест, воздух был липким от распыленного лака для волос, а маникюрши из своей комнаты добавляли ароматы маникюрного лака и акрила. Все с честью выдержали этот марафон. И на традиционный сандень, устраиваемый ею ежегодно 14 января, сразу же после  двухнедельных новогодних каникул явились все. Абсолютно все. Это было удивительно. Обычно она ждала этого дня с замиранием сердца потому, что обычно в этот день  одна или две девочки не выходили на работу, это был для нее такой традиционный рождественский сюрприз. И в этот год она ждала, кто из них покинет ее. Но в этом году ее ждал сюрприз иного рода – дружно явились все,  и драили, чистили, отмывали кресла и рабочие столы от новогоднего лака и строили планы на будущее, угодливо заглядывая ей в глаза и  хихикая на ее шуточки. Никто не заявил о своем уходе, напротив, все хотели работать и работать именно здесь.
                Это было удивительно. Таня восприняла это как знак свыше, указующий перст судьбы – знак стабильной работы на год. Сестры облегченно вздохнули: наконец-то! Наконец-то они наработали постоянный коллектив, наконец-то начнется стабильная работа. Значит, они все правильно делали. Теперь можно и амбициозные планы строить, можно и о расширении бизнеса подумать. Настрой был боевой, Таня смело и весело смотрела в будущее.
                Так прошел январь, февраль, март, заканчивался апрель так многообещающе начавшегося года.
                И вот она, как полководец перед битвой, восседает за своим администраторским столиком, окидывает взглядом салон, как поле боя, ободряет своих девочек доброй шуткой, указывает на недочеты, строит планы на майские праздники, определяет стратегию на выпускные вечера и далее – на летний обвал отпусков и свадеб.
В общем, такая вот довольная жизнью идиотка, мелкая лавочница, возомнившая себя бизнес-вумен, Наполеоном  в юбке, адмиралом Нельсоном  у штурвала корабля! А девчонки молча, кивали, поддакивали и хихикали ее дурацким шуточкам и тоже казались довольными жизнью.   Такая вот пастораль в голубых и розовых тонах, когда ничто, казалось, не предвещало бури.               
               И тогда беда тихо вползла к ним, бочком протиснувшись в дверь в образе ее  лучшего мастера Юли. Таня не сразу поняла, что, собственно той надо, чего это она приперлась с утра пораньше в свой выходной день. Таня, широко улыбаясь и не ожидая подвоха, слушала, как Юля, запинаясь и путаясь, лепетала что-то про семейные обстоятельства, обострение хронических смертельных заболеваний и жизненную необходимость отдохнуть от работы.
               Все еще не осознавая, что произошло, Таня выдала Юле санитарную книжку, участливо пожелала ей выздоровления и отпустила с миром, даже не заставив ее отработать положенные по договору две недели, просто не захотела ее видеть в своем салоне, так ей было обидно, что та ее бросила после трех лет совместной работы. Столько было вместе пережито – и вот! От Юли она такого не ожидала.
               Вначале Таня даже не поняла всю катастрофичность произошедшего. Вначале она даже поверила Юлькиным словам о болезни, потому что очень хотела поверить. Вначале она даже пожелала ей скорейшего выздоровления и даже, подавив обиду, и памятую о ее хороших выручках, предложила ей вернуться, когда выздоровеет. Девчонки, которым Юля периодически звонила, передали Тане, что той действительно плохо. Она в депрессии, лежит дома на диване, не ест, не пьет, только курит и ждет своего Ромео. А тот уехал в Польшу и даже не звонит, короче, бросил. И она с горя забросила работу и даже дома не принимает клиентов, а просто лежит и курит. Пить она не может, потому что закодирована, поэтому просто курит и ждет. Или мотается по игровым залам и казино и уже проиграла пять тысяч.
Таню такая информация утешила, она надеялась, что блудный мастер, прогулявшись и растратившись в дым, вернется-таки в родное гнездо. Ведь три года вместе – это не шутка. И пару недель на звонки клиентов сладеньким голоском пела, что «Юлечка болеет, но временно». И ждала, что та вернется. А потом девчонки донесли ей, что Юлькин друг к ней вернулся, у нее все хорошо, и она уже работает в другом салоне у конкурентов. Она в полном восторге от личной жизни, нового места работы и заработков.
              Таня вскипела, услышав  переданные Юлькины слова: «Хотя мне тут окраски не доверяют, и клиенты почти одни мужики, а все равно, я на одних стрижках больше зарабатываю, хотя у  вас я была звездой!»
             -Ну, раз ей не нравится звездой быть, пускай бабушек и дядечек стрижет! – пожала плечами Таня
            - Оно и к лучшему, - вторила ей в тон Наталья, - Оно и к лучшему, что ушла! А то болезни ее внезапные и неизлечимые, депрессии и опоздания надоели!
          - А у нас пусть работают молодые и красивые! А с Юлькиными данными только при бане работать в каком-нибудь колхозе, откуда мы ее и взяли. И лицо ее отекшее, помятое, вечно, как с бодуна, только клиентов отпугивает! Да и прикид такой аляпистый, только для малолеток годится, а ей, мягко говоря, за тридцатник! В последний раз вообще как будто в пижаме явилась.
         - Конечно, ей же молодиться надо! А то молодой любовник опять бросит! – ехидничали компаньонки. Отрывались, как могли, хоть на словах пытаясь утешить себя за нанесенную обиду.
           Но все это были только слова, а на деле было так, как было – самый опытный мастер бросил их как раз накануне большой работы. И они опять остались в некомплектном составе – как всегда. Ей так казалось. Но тогда она еще не могла знать, что это было не как всегда, а только начало краха, и что самые болезненные и подлые удары еще впереди.
Но поначалу казалось, что все еще можно изменить, пережить, исправить, улучшить. И, обсуждая с сестрой это безрадостное событие, они пытались найти в этом положительные стороны. Они не обманывали себя, утверждая, что Юлькино помятое лицо видавшей виды женщины с большим прошлым никак не соответствовало подростковым нарядам, в которые она упорно облачалась. Это выглядело смешно и нелепо, но Таня закрывала на это глаза, в принципе, так эпатажно и должны одеваться парикмахерши с точки зрения обывателей, которых они обслуживали. Не в этом была причина неудовольствия клиентов. Правда была в том, что клиенты предпочитали обслуживаться у молодых, пусть и не очень опытных мастеров. Молодость – вот тот товар, за который готовы были платить люди!
                На этом и решено было строить дальнейшую стратегию, поскольку других талантов, кроме молодости и миловидности новые мастера так и не проявили. К такому неутешительному выводу пришлось прийти сестрам, честно взглянувшим, наконец, на своих работниц в свете неожиданной потери лучшего мастера. Эти внезапно открывшиеся истины повергли их в уныние, и эти истины были в том, что новые девицы были абсолютно бездарны и необучаемы.
                Но деваться было некуда, других мастеров искать, не было времени, весна – пора горячая, тут работать надо, а не кадры менять. Клиент косяком прет, запись на свадьбы, выпускные вечера на месяц вперед, надо как-то  выкручиваться.
-Шире пальцы растопыривайте! Будьте хоть немного снобами! Людям это нравится! Никому не нужны простушки, трудно, что ли сделать вид, что вы – супермастера!- инструктировала их перед сменой Таня.
               Они покорно смотрели на нее широко раскрытыми пустыми глазами, послушно кивали, но было ясно, что слова хозяйки проходят мимо. Каждая думала о своем, и Таня знала, о чем, и мысли эти были далеки от работы и от салона.
Маникюрша постоянно висела на своем мобильнике и поминутно выскакивала на крыльцо перекурить и провести очередную разборку с мужем, у которого, казалось, не было другой работы, кроме как обрывать телефон и просиживать часами в своем стареньком «Рено» под  окнами парикмахерской в бесконечных разговорах с женой.
              - Они что, дома не наговорились? – судачили девчонки.
              - Прямо мексиканский сериал какой-то!
              Странно было видеть такие бурные, полные страсти и ревности отношения после десяти лет совместной жизни прямо со школьной скамьи и при наличии двоих детей.
Сомнения  в их бурной страсти вскоре оправдались, оказалось, что мнимый муж был любовником и спонсором, правда, плохоньким. При такой активной личной жизни у маникюрши, конечно, времени на работу совсем не оставалось.
             Парикмахерши были не лучше.
             Оксана, страдавшая патологической скупостью, постоянно высчитывала, где бы купить сахар на 10 копеек дешевле и готова была несколько раз обегать весь город в поисках самых дешевых ботинок и потом требовать от продавца китайского ширпотреба гарантии на десять лет. Кроме того, она была недовольна, что после работы смена не остается выпить – короче, типичный совок, но в 22 года! Все долго смеялись ее рассказу о неудачной поездке в аквапарк в Польшу. Они с мужем, таким же любителем экономить, долго искали и нашли-таки фирму, обещавшую поездку на 3 доллара дешевле всех, да еще и с  бутылкой шампанского, правда, на весь автобус. Ну, шампанского им так и не дали, ехать пришлось в разных автобусах на заднем сиденье, где на Оксану дуло через дыру в крыше, а на мужа ничего, не дуло. Потом дыру, правда, заткнули газетой, и стало хорошо.
              Но на обратном пути газета почему-то загорелась, но ее быстро потушили, а так все ничего. Но пришлось простоять 3 часа на границе, тогда как другие автобусы легко обходили их. Поэтому они прибыли в гостиницу поздно, так что времени на прогулки не было, и они отправились прямо на ужин. И чтобы «отбить путевку», сообразительная Оксана и ее экономный муж принялись таскать к своему столику еду со шведского стола и поедать ее ударными темпами. После того, как они съели  шесть подносов, им стало так плохо, что они до ночи пролежали в номере и не смогли пойти в бассейн, хотя он и входил в стоимость путевки. Мучимые упущенными, хотя и  оплаченными возможностями, они все-таки смогли к ночи встать и дойти до дискотеки -  дискотека так же входила в цену путевки, но танцевать все же не смогли. Посидев с полчаса, молодая семья вернулась в номер и до утра страдала животами, переваривая халявную еду,  борясь с рвотным рефлексом и мучаясь тягостными мыслями о неиспользованных бесплатных благах. А утром после скудного завтрака их повезли обратно. Короче, «путевку не отбили», Оксану это сильно расстраивало, и она не могла понять, почему девочки так смеялись над ее грустной историей.
              Вторая парикмахерша мечтала о женихе, богатом и щедром, но не было никакого, даже бедного и скупого. И это было странно, если принять во внимание ее бюст пятого размера и непроходимую глупость молодой девы.
            - Что-то не пойму, - делилась  Таня с сестрой своими наблюдениями, - Нежели мужикам перестали нравиться пышногрудые блондинки? Мордашка смазливая, фигурка – вообще мечта идиота, к тому же, прелесть, какая дурочка! И на любого согласна, а желающих нет!
              Это чудо природы с характерным именем Валя Колхозникова, играла на гитаре, пела, танцевала и занималась в драмкружке, короче, умела делать все, кроме работы.
             - И танцует, и поет, и копытом в бубен бьет, - иронизировала Таня над Валиными талантами, поскольку в работе от нее толку было мало.
             - Это же надо было родителям дочке такое имя дать при такой фамилии! Уж лучше бы ее Анжеликой назвали, было бы смешно, но хоть не так глупо,  а то полный колхоз! – ехидничали девочки из другой смены.
            - Хотя  ей это имя очень подходит!
            - Вы еще не знаете, Татьяна  Петровна, что у нее еще и мама Валя, и папа Валя!
            - Тоже мне – Валентин и Валентина!
            - У нее еще и брат есть!
            - Что, тоже Валентин? – почти испугалась Таня,- это уже диагноз!
            - Да нет, брат у нее Артур.
            - Ну, слава Богу, все не так безнадежно!
            Таня была согласна со своими старыми, но молодыми и гламурными кадрами. От такой простушки трудно было добиться снобизма. Ну, хотя бы профессионализма-то она могла требовать! Обычной, добротной работы! Да вот ничего подобного! Ей бы понять, что новые девицы просто бездарны и к работе непригодны, а она упорно и безрезультатно пыталась научить их хоть чему-нибудь. И психовала, подсчитывая мизерную выручку и упущенную выгоду. Пила валерьянку на ночь и пиво после работы, вместе с сестрой они сидели «под грибами», уговаривая друг друга, что все образуется.
             И тут это чудо огородное после бурного отмечания своего двадцатилетия не вышла на работу. Позвонила ее мать и очень лживым голосом пролепетала, что Валя заболела.
             - Пусть больничный принесет! – отрезала Таня и бросила трубку.- Прогульщица! – кипела она, памятуя о совсем недавнем ее прогуле, который Валя тоже выдавала за болезнь, но который Таня тогда спустила с рук, сделав вид, что поверила ей. Но теперь ситуация изменилась, теперь, когда Юлька так подло бросила, вернее, кинула компаньонок, Таня не собиралась больше прощать подобное, тем более,  от такой бездари!
             - Хрена она мне больничный принесет! Выгоню! К чертовой матери выгоню! Пользы от нее – ноль! Она еще никто и звать ее никак! – бушевала она. И выгнала-таки девчонку, потому что больничный лист она, конечно не принесла. А часть зарплаты удержала за прогулы. Притихшие девчонки слушали и смотрели на эту показательную расправу и должны были сделать выводы. И они их сделали. Следующая девица – Оксана ушла, на следующий день после получения зарплаты. И не пожелала отрабатывать  две недели – просто ушла и все. А что могла сделать Таня? Ведь зарплату Оксана предусмотрительно получила накануне, а такие понятия, как совесть и порядочность были для нее понятиями абстрактными, а потому бесполезными.
               Итак, одна смена была разрушена полностью, если не считать маникюршу. А ее можно было не считать – выручку не давала и клиентов за полгода так и не наработала.
               - Ну, если работать не умеешь, так хотя бы хозяйке на подружку настучи, что  уходить собралась! Я  эту Оксану без отработки фига с два бы отпустила! -  гадючилась Таня. А что еще она могла сделать в подобной ситуации? Чтобы хоть душу отвести, выгнала и маникюршу «за плохую работу». Но проблему это не решило. Работать было некому, вообще некому. У нее осталась одна маникюрша и одна парикмахерша, но не могли же они работать без выходных! Она закрыла салон на два дня и дала объявление в газету в рубрику «требуется».
               - Ну почему они с нами так поступают? И что плохого я им сделала? И чисто у нас и комфортно, обращаемся с ними вежливо, чтобы наорать, как другие – так нет! И расскажешь им, и покажешь, что надо по работе, если с клиентами проблема – всегда на их стороне!  Все по-доброму! – жаловалась она сестре.
               - Вот слишком добрые мы! Чересчур! Вот они нам на голову и садятся! – парировала ей более энергичная Наталья.
               -И зарплату им вовремя выдаем, день в день, не то, что другие, и аванс, если попросят, а они….  За что они так с нами?
               - А плевать им на нас! Разве они о нас думают? Мы для них всегда останемся эксплуататорами и кровопийцами, наживающимися на них! А ушли просто, чтобы нам насолить! Просто плюнули нам в лицо! Просто потому, что им так было удобно! Надо было уйти  и ушли! Бросили все и ушли! Зачем предупреждать заранее? Их не колышет, что смена оголилась! Им даже в радость нам подлянку сделать,  чем нам хуже, тем им приятнее!
              - Ну что я им плохого сделала, за  что они так со мной поступают?
              - Да ты одна, что ли такая? – успокаивала ее Наталья, - Открой газету, посмотри, сколько народу требуется! С официантками и продавщицами еще хуже! Вон, у Ларисы продавцы, как перчатки меняются! Уж она им и подарки к 8 марта, и букеты, а они все равно уходят! Вот недавно снова жаловалась, опять продавщица ушла, просто бросила ключи от подсобки и ушла, даже трудовую книжку брать не стала! А у Галины Федоровны маникюрша вообще не посчитала нужным прийти – просто по телефону позвонила, а ты говоришь! В кафе, вспомни, бухгалтеру Инне пришлось вместо бармена смену отработать, потому что барменша решила уволиться в одночасье! И ничего знать не захотела, ей надо – и все!
             -Ладно, делать нечего, будем ждать, пока к нам придут новые кадры, хотя шансов мало, летом многие из них вообще увольняются, чтобы на море позагорать. Только к осени начинают искать работу.
             Потянулись томительные дни ожидания. Оставшиеся от полного штата две девочки работали каждый день без подмены, с перегрузом, но все равно, по воскресеньям приходилось салон закрывать,  хоть по одному выходному дню надо был им дать! В другие дни у Тани сердце кровью обливалось, когда вынуждена была отказывать клиентам. Она подсчитывала убытки, пила валерьянку попеременно с коньяком и психовала.
             - Ничего-ничего! Прибегут, никуда не денутся! Прибегут другие, еще выбирать будем! – утешала ее сестра. Но когда пошла вторая неделя такой ущербной работы, и она запаниковала. Мастера не звонили, не приходили, а те, кто приходил, были или неопытные новички, или исчезали после первой беседы навсегда.
            - Кто сказал, что у нас безработица? – возмущалась Таня, - В газете два листа на развороте о поисках специалистов и 2 -3  объявления о поисках работы, причем в должности директора!
             Сестры понимали, что долго девочки не могли работать в таком ненормальном ритме. А впереди были выпускные вечера, свадьбы, банкеты…. Ну, выпускные придется как-то отработать, а дальше? Мастеров – в отпуск на неопределенное время, а самим  искать новых, или…
             Встал вопрос о сдаче салона в аренду, или вообще – перепрофилировать его под магазин, что ли?
             -И что мы с тобой бьемся? Да пропади все пропадом! – обсуждала она с Натальей проблему, - Сдам в аренду по квадратным метрам под торговлю, пусть кувыркаются сами, кто хочет! А я приеду,  раз в месяц, сниму  деньги за аренду, и гуляй Вася! И нервы в порядке и деньги те же!
             Но жалко, жалко было разорять насиженное и прикормленное место, столько сил, столько надежд было вложено в этот  салон, и вот так взять и разрушить все своими руками? Ну, нет!
          - Бороться, только бороться! Другого пути у нас нет! – уговаривали друг друга сестры. Это была битва за себя, за свою личность. Сдаться означало бы расписаться в собственной неспособности вести дела.
            Нервы были на проделе, бессонница и психоз стали неразлучны с Таней. С мужем о своих проблемах говорить было бесполезно, он не слышал ее и не понимал даже то, что она доносила до его сознания. Работал он в какой-то дешевой конторе за гроши, и как-то так сложилось,  что в последнее время обеспечивать семью приходилось Тане. И так-то неромантичные в последнее время отношения, вообще накалились. Ко всему,  зарплату в своей конторе он получал нерегулярно, и как само собой разумеющееся, за деньгами  обращался к жене. И  удивлялся, почему Таня не всегда выдавала ему требуемую сумму.
          - Ты можешь понять, что нет работы – и нет денег? – тихо кипела Таня потому, что громкого голоса Вовка не выносил – он просто уходил из комнаты и молчал по нескольку дней, а этого уже не выносила Таня.
           - Что же ты тогда каждый день на работу ходишь? Что вы там с Натальей делаете с утра до вечера?
           - Но ты же ходишь в свой гадюшник каждый день, причем практически бесплатно?
           - Почему бесплатно?
           - Те гроши, которые ты иногда приносишь, называются деньгами?
           - Ты же знаешь, я работаю на перспективу! Сейчас  мы разрабатываем проект резервуаров…
           - Да-да, помню, нефтехранилище в пустыне для арабских шейхов! Ты бы еще про проект атомной электростанции рассказал с последующей продажей энергии в недоразвитые страны! Ты, конечно, занимаешься только грандиозными  проектами, поэтому  вбухал все наши деньги в эти дурацкие акции!
           - Ты не понимаешь! Это – ценные бумаги!
           - Если они такие ценные, продай их, хоть будет на что жить!
           -Ну, ты же знаешь, сейчас их можно продать гораздо ниже номинала….
           - Да их никто не купит даже за три копейки!
           - Это сейчас, а через несколько лет они будут стоить…
           - Они будут стоить пять копеек! Они ничего не стоят сейчас, и вряд ли будут  чего-нибудь стоить в ближайшее время, вряд ли мы доживем до того, чтобы хоть свое вернуть!  И на что мы будем жить все эти годы?
            Дальнейшее продолжение разговора Таня посчитала нецелесообразным из гуманных соображений. А в отместку за его непонятливость, посадила мужа на голодный паек – денег не давала вовсе, а на стол подавала исключительно курятину и никакой колбасы!
             Подобные семейные беседы не добавляли оптимизма, только вносили  дополнительную нервозность при подобной  безнадежной  ситуации на работе. Где-то через пару недель этого психоза у нее началась аллергия.
              - Не пойму, с чего бы это? – нервически хихикала она, - И на что бы эта аллергия, на жизнь, наверное!
              Она истекала слезами и соплями, покрылась сыпью и изнемогала от удушающего кашля. И злилась еще больше потому, что муж не замечал даже этого.
             - Хоть в противогаз  нарядись, ничего не увидит, прямо, как в том анекдоте! Нет, не ценит он меня и совсем со мной не считается!
             Вечерами она тихо плакала на кухне, тихо не потому, что хотела скрыть слезы от мужа, нет, он все равно бы ничего не заметил, просто  давно уже за свою долгую жизнь она привыкла плакать тихо. Потом она пила валерьянку или коньяк, мыла посуду и шла спать, плотно прикрыв дверь спальни потому, что в гостиной муж допоздна смотрел по телевизору очередную американскую кинодрянь, причем, громкую дрянь.
              Она боялась себе признаться, что она – неудачница. Неудачница во всем. И признать  это было для нее  самое страшное.
              Вот в таком депрессивном состоянии она и пребывала, когда вдруг обнаружилось, что пресловутый вечер встречи состоится уже сегодня. Теперь ей совсем не хотелось туда идти. На фоне своих постоянных крахов и катастроф, которые она вслух упорно называла временными трудностями, встреча эта представлялась ей сборищем немощных стариков и кислых старух, нытиков и неудачников вроде нее.
              - Главное – не напиться! – уговаривала она себя, - И поменьше болтать!
              В прошлую встречу пять лет назад на этой ярмарке тщеславия она слишком много говорила, пытаясь перед ними всеми оправдаться черт знает в чем. Она немного комплексовала перед своими однокашниками, потому что не являлась, как они ни генеральным, ни  хотя бы коммерческим директором, ну, или на худой конец, менеджером фирмы, торгующей металлом, рыбой или автомобилями. Она не была совладельцем торгового бизнеса и не состояла в штате администрации губернатора или мэра. Чтобы добавить себе уверенности, она немного перебрала со спиртным и в результате много и сумбурно говорила, строила планы, фантазировала. Тогда ее затея с салоном, который она в это время строила, казалась ей самой, как и всем остальным слишком мелкой, и она, пытаясь казаться на уровне, объясняла свою странную идею тем, что ее маленький салончик – всего лишь база, начало большого бизнеса прекрасного женского клуба.
                Но это было тогда – пять лет назад, в 1998 году, в июле, за месяц до дефолта, как в прошлой эре! Тогда у нее, как и у многих, был азарт, кураж, или амбиции, как говорит нынешний президент. А теперь, а сейчас! Сейчас того задору нет, выжить бы.
Она опять вспомнила свои проблемы.
                Была суббота, 14 июня, 9 -00, этот день обещала отработать сестра.
                В этот день должны были обслужить свадьбу. Невеста со своей мамой записались еще месяц назад. Свадьба – это всегда золотой дождь для салона, по-хорошему, со свадьбы всегда можно снять хорошую сумму, всем найдется работа: и парикмахерам, и маникюршам, и косметологу, обычно выходят все, даже те, у кого выходной. И в этот свадебный психоз обслужили бы всех: и жениха, и невесту, и маму жениха, и подружку, и сестренку жениха, но это – если по-хорошему. А сейчас – дай Бог сохранить лицо, сработать хоть по-минимуму, хоть невесту с мамой обслужить, крохи собрать, если….  В самом тайном уголке сознания мелькнула катастрофическая мысль: если Лена и Наташа выйдут сегодня на работу. Если эти двое не кинут их, как это сделали трое предыдущих. Это конечно, экстрим, но в свете последних событий нужно быть готовой ко всему. Ее прямо в жар бросило от этих мыслей. Она выпила таблетку «супрастина» и запила ее коньяком.
                Как гадюку, взяла в руки телефонную трубку и набрала номер салона. Долго считала гудки, уже не надеясь ни на что хорошее. Наконец трубку сняли.
                - Ну как? – безнадежно упавшим голосом, спросила она, не здороваясь.
                - Все нормально. Работаем, - таким же напряженным унылым голосом  ответила Наталья.
                - Ладно. Значит, отработаете смену, и отпускай девчонок до понедельника.
                - Знаю! Зайдешь?
                - Нет! Не могу я это видеть. Глаза бы мои на это не глядели.
                - Мои тоже.
                Они помолчали.
                - Ладно. Я на встречу пойду.
                - Я помню. А надо ли?
                - Схожу. Может, расслабиться удастся. Хотя вряд ли.
                -Ладно.
                - Пока. В воскресенье к тебе домой зайду.
                Она положила трубку, подошла к зеркалу. Да, с таким лицом только на похороны идти.
                Она так и не сходила в косметическую клинику. Ну и ладно! Сойдет такая, какая есть! Она включила душ, подумала, мыть ли голову. А чего ее мыть каждый день? Вчера  мыла, сегодня сойдет и так, а то опять укладываться, а фен по такой жаре, все равно, что камера пыток.
                Душ взбодрил. Она нанесла на лицо дневной крем, поправила  прическу,  постриженные  хорошим мастером и уложенные накануне волосы, хотя и без пенки и лака (их запах она не могла терпеть)   лежали хорошо –  с легкой небрежностью,   дезик гелевый без запаха, помада бледненькая, полупрозрачная – вот и все, весь макияж. Она даже духами не пользовалась, в последнее время не могла выносить никаких парфюмерных запахов из-за аллергии, а пользоваться декоративной косметикой она так и не научилась. Да и зачем?   Ресницы и брови у нее и так были черными, так что не было смысла душить их тушью, к тому же глаза ее всегда были прикрыты стеклами очков. По молодости это было обидно, потому,  что глаза – это  то единственное,  что у нее действительно было красивым. А тональную пудру, еще в институте если она и  накладывала, то всегда неудачно, поэтому она забросила эту глупую затею. Но  с годами это даже пошло на плюс, кожа, не замученная  декоративной косметикой, было живая, даже вполне свежая, глаза, не знающие туши и теней для век, не пугали гусиными лапками.  Да и очки теперь были полезны, они прикрывали все возрастные дефекты. Она полюбила очки, накупила их разных-всяких, под любой наряд, благо, теперь Китай поставлял нам весьма недорогие версии брендовой продукции. Эх, если бы такие в ее молодость!
               Но зато ногти у нее были – супер, маникюрша Наташа сделала ей их  еще до всей этой чехарды с персоналом. Таня полюбовалась своими хрустальными ногтями – она согласилась их сделать исключительно в рекламных целях перед выпускными вечерами, в надежде, что какая-нибудь навороченная выпускница позарится на эту красоту! И вот оказалось, что и самой они пригодились.
               Пора было что-то на себя надеть. Недолго думая, она натянула длинную холщовую юбку, в которой ходила накануне, не удосужившись ее даже прогладить, поверх – легкомысленную черную  итальянскую блузку, с длинным рукавом, но шифоновую, полупрозрачную, с глубоким вырезом и оборками. Ноги сунула в джинсовые голубые шлепки на крошечной шпильке, все обшитые бусинками, стразами и паетками. А чтобы как-то уравновесить голубой цвет, на голову напялила панамку из голубой полинялой джинсы, заодно и от солнца защитит. Посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна – стильно и демократично. И несколько эпатажно – именно так она привыкла одеваться в последнее время. Она бросила в черную шелковую сумочку мобильник, бумажник и косметичку с таблетками и помадой и пошла. Пешком.
                Она решила немного погулять по городу, а уж потом идти к институту, благо время было, да и погода благоприятствовала пешим прогулкам. Солнце изрядно припекало, но она все равно прошла пешком эстакадный мост, старательно кутая руки в прозрачные оборки и пряча лицо под полями панамки. «Вот уже и солнце мне вредно, Господи, скоро и жить запретят!» - обреченно усмехнулась она. И шла дальше, стараясь побыстрее проскочить эту радиоактивную зону интенсивного облучения и немного расслабилась уже в тени деревьев и не спешила, равнодушно слушая  звонки  мобильника. «Скоро буду… уже иду…я уже возле «Вестера»… -  хорошо поставленным  для салона безразлично-любезным голосом отвечала она мужу и неспешно шла дальше. Пешком.
                «Женщина на грани нервного срыва», - вспомнила она название фильма гениального испанца. Вот на этой самой грани она и балансировала сейчас, с ее души как будто содрали кожу, и каждое слово падало на нее солью.  В этом пограничном состоянии чувства были обострены сверх предела человеческих  возможностей, казалось, она слышала не только слова, но и мысли, и  намерения окружающих. Она понимала, что долго балансировать на лезвии ножа она не сможет и сорвется, но надеялась, что ее  обостренное подсознание сумеет подсказать единственно верное решение ее проблем, отыскать выход из серых лабиринтов, окруживших ее.
                Конечно, она опоздала. И хорошо сделала, что опоздала. Так она хотя бы была избавлена от назойливого равнодушного любопытства, оказавшись на миг  в центре внимания. А так - никому не пришлось притворяться, изображая бурную радость от счастливой встречи с ней и расточать фальшивые комплименты и раскрывать лицемерные объятия. А так – ее появление осталось почти незамеченным, или ей так вначале показалось, она просто подошла, и все просто приняли это как факт, и реакция сокурсников не ее появление была вполне искренней и натуральной. Во всяком случае, те несколько взглядов, брошенных в ее сторону, были или неприязненными или равнодушными, или откровенно враждебными.
              Единственный человек, который ей искренне обрадовался, был ее муж. Он неприкаянно слонялся по разобщенной толпе и снимал  на видео всех подряд. Снял он и Танино явление народу. Она изобразила радостную (как ей казалось) улыбку и помахала ручкой в камеру. Но даже эта дежурная улыбка не смогла обмануть бдительного Вовика,  он сразу ее раскусил и принял ее поведение, как руководство к действию.
             - Где ты ходишь? Что так задержалась? – спросил он громко и тоже с улыбкой.               
            - Только не напивайся, - добавил он тихо ей в самое ухо.
             - Без тебя знаю, - с лицемерной улыбкой и так же тихо ответила она.
Что значит, десять лет вместе! Понимаешь друг друга без слов. Этот факт почему-то сегодня не раздражал, и она посмотрела на мужа почти дружелюбно.
              Таня огляделась по сторонам – собственно, до нее никому не было никакого дела, и это ее вполне устраивало. Возле «Быков» - старинной скульптуры у института, оставшейся еще от немцев, собралась большая толпа. Она не думала, что их будем так много, человек сто, наверное, ну, может быть восемьдесят! Почти весь курс.
              Было заметно, что все тщательно готовились к встрече. Все девчонки явно накануне побывали в парикмахерской – свежеокрашенные без единого седого волоска прически, все пострижены и аккуратно уложены, а Люська даже сбрызнула волосы  лаком с блестками. Маникюр, макияж, все на месте! В парадных костюмах и в туфлях на каблуках. Мальчишки все в белых рубашках и в пиджаках с галстуками. Короче, все выглядели достойно. У Тани отлегло от сердца, сборища неудачников не получилось, напротив, все старались выглядеть на уровне, особенно девчонки.
               Девчонки, мальчишки! Таня усмехнулась, каждому по 47 – 48 лет, но она по-прежнему не могла называть их иначе, для нее они навсегда останутся мальчишками и девчонками,  такими, как тогда 30 лет назад!
               Она поймала себя на мысли, что робеет перед этой шумной самоуверенной толпой, как тогда, 30 лет назад, когда впервые после зачисления их курс собрался здесь же, в сквере у «Быков». Ее будущие сокурсники, которые на 5 лет должны были стать ее товарищами по учебе, а может быть, друзьями на всю жизнь, а кто-то мог стать студенческой любовью. С замиранием сердца, надеждой и восторгом вглядывалась тогда она в их лица – такие уверенные, такие городские, такие европейские, почти заграничные! Она старательно примечала  их манеру вести себя, одеваться, разговаривать, она жадно впитывала в себя дух Запада, витавший над их головами. Они были для нее олицетворением этого самого Запада – калининградцы, рижане, клайпедчане, таллинцы!  Как она хотела подружиться с ними, стать равной им, стать одной из них! Она, наивная провинциалка, приехавшая из далекого степного городка нефтяников!
                Таня усмехнулась, прошло столько лет, а она так и осталась им всей чужой, только уже не стеснялась называть себя провинциалкой и уже не искала их дружбы. Они, как и тогда весело болтали, смеялись, обнимались, расточая вокруг запах духов и жизненного успеха.
               -Короче, все в шоколаде, одна я как всегда в дерьме! Все как всегда! - уныло отметила она.
               Но внимательный взгляд,  скользнув по толпе, зацепил сначала одну, потом другую незамеченную ранее деталь, и постепенно из мелких пазлов сложилась картинка. Пять лет работы в дорогом салоне не прошли даром, от ее цепкого взгляда  не укрылось, что парадные платья и добротные костюмы, пошиты по моде бог знает какого года из тяжеловесного искусственного шелка нейтральных расцветок и универсальных фасонов, что лаковые туфли вообще неопределенного сезона. Это были типовые наряды, одинаково подходящие для всех торжественных случаев жизни:  свадеб, похорон, юбилеев, крестин, именин, которые удалось посетить за последние лет пятнадцать. Что крепкие духи польского розлива, что прически и макияж слишком нарочитые, а лак на коротких ногтях убийственно красного цвета удачно гармонирует со свежими порезами от  ножниц случайной маникюрши.  И вся эта показная роскошь, украшающая основную часть женского общества, была для них редкой и праздничной,  все это великолепие хранилось где-нибудь в шкафу до подходящего случая в полном комплекте и надевалось так же комплектом: платье, туфли, бусы, духи.
            Таня поняла, что в своем небрежном, но стильном прикиде все равно выделяется из толпы. Она постоянно ловила быстрые косые взгляды девчонок, а мальчишки без стеснения пялились на ее узконосые шлепки с блестяшками и все пытались снять с ее головы  панамку.
«Тоже мне, нашли диковинку! – раздраженно думала она, - Да такие туфли уже не носят, а так, донашивают! Дура бы я была, если бы пришла  в  своем бархатном платье и с сумочкой в розочках!»
              Она пошла вдоль толпы,  разглядывая  сокурсников.     Почти все были узнаваемые. Кое-кого она не видела 25 лет – прямо с выпуска, кое с кем встречалась изредка, а с кем-то регулярно, город был не так велик.  Она помахала рукой в знак приветствия   двум Александрам:  Крапивину  и Сладкову, они виделись часто, несмотря на то, что те жили и работали в Риге – то она с мужем прикатит в Латвию, то они приедут  родню проведать в Калининград, и конечно, заедут к ним.  Потом сдержанно раскланялась  с Ленкой и Наташкой,  они, да еще Люська и Ольга, прозванная в институте  Холиком,  несколько лет  проработали вместе  на Дальнем Востоке, но виделись   они   только на подобных встречах, хотя и жили в одном городе.  Только с  Люськой  они и виделись и созванивались часто, ну что же, такой у Люськи характер компанейский, а вот про Холика она давно ничего не слышала.
              Кого-то она узнавала с трудом и не сразу, как Женьку Антонову, ее  она бы ни за что не угадала, если бы не столкнулась с ней лет семь назад при весьма драматических обстоятельствах. Они с Вовкой  пришли тогда в банк выяснять, почему их платеж  в Польшу за очередную партию куриных окорочков  вот уже вторую неделю не доходит до получателя. Они ежедневно созванивались с польской фирмой, требуя отгрузку, но поляки уверяли, что платеж все еще не поступил. Тогда они звонили в банк узнать об отправке денег, и их уверяли, что платеж ушел, и так две недели. Речь шла о ста тысячах долларов, это был весь  оборотный капитал их фирмы, ситуация становилась тревожной,  они боялись потерять свои деньги, и они бы их потеряли, если бы банковской служащей, к которой они абсолютно случайно не подошли в тот день, не оказалась их сокурсница. Раньше в банк ходила Наталья, которая не знала Женьку, но в тот день  они пришли все втроем и пытались у банковской служащей прояснить ситуацию с переводом, не понимая, почему эта тетка так странно смотрит на них и улыбается.
               Они не сразу признали ее, даже когда она назвала себя, но это была для них счастливая встреча, потому что Женька здорово им помогла. По секрету она сообщила им, что банк обанкротился, лицензию отозвали уже месяц назад, но от вкладчиков эту информацию скрывали, платежи и вклады по-прежнему принимали, но переводов не делали и наличных денег не выдавали. Служащих потихоньку увольняли, ценности втихаря вывозили, деньги переводили на секретные счета в  другие банки, чтобы в один прекрасный день вкладчики пришли к закрытым  дверям  пустого помещения. Такая практика была обычным делом в те годы и не была ни для кого  секретом, поэтому все старались проводить оплату наличными, но  переправлять  наличную  валюту  через границу было рискованно. Однажды они попробовали провернуть такую операцию, тогда Вовка с Натальей повезли деньги на первую партию пресловутых  окорочков,  а может быть газированной воды, теперь уж не вспомнить. Они задекларировали валюту на границе, а когда отъехали  от таможенного терминала,  за ними следом увязалась иномарка, вынырнувшая с какой-то проселочной дороги, села им на хвост и не   отставала ни на метр.  Видно с таможни информацию  слил  наводчик.  Вовке с трудом удалось оторваться от преследователей только благодаря случайно образовавшейся на дороге пробке из-за ремонтных работ, он тогда свернул на какой-то проселок, ехал по бездорожью, чуть ли не по болоту. Тогда они рисковали не только деньгами, но и жизнью, так что повторять такой эксперимент у них больше желания не было.  Волей-неволей,    но работать с иностранными партнерами  приходилось все-таки по безналу и  через банки.  Таня банкам не доверяла, деньги  на счет их фирмы попадали только в день перевода,   они отслеживали движение средств  ежедневно, но все равно они  попались!
                Ее тогда холодный пот прошиб, сто тысяч долларов! Потеря  такой суммы  была для их фирмы крахом,  и только случайная встреча с Женькой стала подарком судьбы и смогла спасти их от разорения. Женька помогла им получить с секретного счета банка половину этой суммы, а вторую половину они выколачивали  еще полгода. Но пользуясь содействием кассирши, которая постоянно сливала им информацию, они все-таки смогли вернуть себе потерянные деньги, даже с процентами. И они оказались единственными клиентами  этого банка, кто в полном объеме сумел вернуть свои деньги. 
                Да, Женька тогда здорово им помогла, и встреча с ней должна была бы поднять настроение,  но  вспоминать   о своем  неудачном опыте коммерческой деятельности было  тягостно.    После  этого случая, после  полугодового  вынужденного  перерыва у нее   напрочь пропала  охота  заниматься оптовой  торговлей. Последствием этого события стала полная смена деятельности, но и это не принесло желаемой  прибыли. 
                Таня  скривилась от этих неприятных воспоминаний, ну неужели здесь нет ни одного человека, с которым у нее  связано  что-то хорошее? Она с раздражением смотрела вокруг.
                В  толпе, рассекая публику, как  флагманский  крейсер, шествовал  Юра, приехавший из Питера, он был заметен, что и неудивительно при его росте и атлетическом сложении.   Они учились с Таней в разных группах, их ничего не  связывало: ни личных отношений ни  общих воспоминаний,  поэтому он не вызывал в Тане никаких эмоций, ни положительных, ни отрицательных.  Он  просто прошел мимо, как яхта под парусами, наполненными попутным ветром мимо  утлой лодчонки, пытающейся делать вид, что  она умеет плавать.  Они  обменялись дежурными улыбками и кивками.
                В толпе ей попались две, нет три откровенные толстухи, в которых она с трудом   угадала однокурсниц. В бесформенных юбках на резинке и просторных блузках, напоминающих  младенческие распашонки, они были похожи на розовых упитанных пупсов своими пухлыми хаотично двигающимися ручками и безмятежным выражением радостных круглощеких лиц. Эти лоснящиеся  румяные лица хорошо вписывались в толпу тщеславных, беспокойных лиц с  горящими глазами, и только одно лицо казалось чужим, инородным, как прозрачная льдинка в стакане пошлой колы. Это было простодушное и спокойное лицо Танюшки Егоровой.
                По старой институтской привычке они все называли друг друга: Ленка, Танька, Люська, Вовка, и только     Егорову называли Танюшкой и никак иначе. В конкурсе душевной простоты в течение последних 30 лет она бы неизменно получала  первый приз. Танюшка, конечно, постарела, но выражение ее лица было все такое же. Наивное лицо пастушки со старинных гравюр, в окружении   овечек, цветочков, собачек, ах! Со своей простотой душевной  в этой толпе она была так же уместна, как Белоснежка на балу вампиров.
                Где-то впереди раздался душераздирающий вопль – это смеялась Танька Левина. Громогласная и восторженно-фальшивая, она норовила стать центром внимания. Широко раскинув руки, она старательно заключала в свои объятия всех, проходящих мимо, опутывая их льстивыми разговорами, как паучиха липкой паутиной.  «Хабалка! Как была хабалка, так и осталась», - неприязненно подумала она.  Таню связывала с Левиной давняя взаимная неприязнь, поэтому она свернула в сторону, чтобы не попасть в сети раскинутой паутины, в которой весело бились, как мухи под наркозом однокурсницы, в основном, из ее второй группы.
                Нет, эта веселуха не для нее! Да и вообще, хватит с нее на сегодня отрицательных эмоций! Она отошла в сторонку и уселась за крайний столик, летнего кафе, расположившегося вокруг пресловутой скульптуры быков. Старые друзья тусовались перед входом в институт, между  столиками, а она просто сидела и ждала, что будет дальше. И обменивалась  приветствиями и объятиями с теми, кто останавливался поболтать или присесть рядом.
                Первой к ней подсела Люся, красавица и модница, Таня никак не могла запомнить ее фамилию по последнему мужу, кажется, четвертому по счету. Вездесущая Люся, общественный флюгер и информационный справочник курса, а может, и всего города, Люся, чье  чутье общественного положения человека было безупречным! Это был показатель статуса. Таня поняла, что ее рейтинг в этом обществе достаточно высок, ведь к кому попало, неудачнику или лузеру Люська бы ни за что не подсела. Таня поймала себя на мысли,  что этот факт согрел ее самолюбие. И сразу, как по команде, к ней стали подтягиваться другие девчонки из ее группы.
                Таня издалека продолжала наблюдать за Левиной, та порядком располнела, одета она была в какой-то синий с отливом плюшевый брючный костюм с белой офисной блузкой. На шее висели крупные белые бусы, в ушах клипсы из ракушек. Таня фыркнула: пошью костюм с отливом и в Ялту! В прошлую встречу пять лет назад она выглядела более презентабельно, да и муж был при ней! Левина как всегда была полна снобизма и тщеславия, она громко смеялась, размахивала руками, принимала театральные позы и всем совала под нос какой-то особый навороченный цифровой фотоаппарат, в общем-то, не такую уж диковинку, но все пришли с дешевыми мыльницами. В общем, вела себя, как провинциальная актрисочка на столичной тусовке. Видела Таня таких актрисочек у себя в салоне! Рядом с Левиной  скучала высокая девица с черными крашеными волосами, надменно взиравшая на толпу с высоты своего баскетбольного роста через черные очки.
                - А это кто такая? Что-то не узнала! –  Таня указала на нее Люсе.
                - Это же Левиной дочка, младшая, - разъяснила та.
                - Да? Похожа, такая же шпала. А где Олег Орлов, муж, то есть? При ней?
                - Он не приехал, с работы не удалось отпроситься.
                - А чего она дочку-то сюда приперла?
                - Не зна-а-ю! Вот Галка Лищук мужа нового приперла же! – усмехнулась Люська.- Из чужих у нас еще Котова Наташка мужа привела, остальные все свои.
                - Говорят, они разошлись?
                - Значит, помирились, вот она и привела его, чтобы все это увидели.
                - Разумно, - согласилась Таня.
                - А вообще у нас много семейных пар на курсе образовалось, верно?
                - Верно. И уже кое-кто развелся. – Таня обняла подругу за тонкую талию, - Что-то я вон того мужика не узнаю, тоже чей-то муж?
                - Ты че? Это же Русаков! Он теперь в Канаде живет, уже 10 лет! Специально прилетел, чтобы с нами встретиться!
                -Русаков? Он же не из нашей группы… не помню…
                Таня не помнила Русакова, хоть убей! Так же, как вон ту девицу с точеной фигуркой и лицом Софи Лорен, очень, ну очень сексапильная девица! И платье у нее супер! Поймав ее взгляд, Софи Лорен двинулась ей навстречу.
               - С тобой мы еще не здоровались, - обратилась она к Тане.
               - Тогда поцелуемся! – ответила Таня, чмокнув Лорен в ушко.
               - Не узнала? Светка Бурова! Тоже не помнишь? – пояснила Люся, когда Лорен отошла после короткого дежурного разговора.
               - Светка Бурова! С выпускного ее не видела! А она лучше стала, прямо супермодель! А где она работала?
               - В Охотске, и очень долго.
               - Да-а? А вид – как из Парижа!
              Среди толпы величаво шествовала Ленка Кооль –  прекрасная, как античная скульптура, с греческим носом и покатыми плечами. Прямо, Венера Милосская, только с руками! Высока, стройна, бела, и умом и всем взяла! В такую мужики должны пачками влюбляться, к ногам падать и дары приносить: бриллианты, яхты, автомобили! К сожалению, достойных даров  Ленка так и не дождалась, она была незамужем и жила вместе с мамой.  Эх, не понимают наши мужики красоты настоящей и в искусстве не разбираются! Таня завистливо вздохнула, глядя на мраморноликую белокурую Елену с медальным профилем. Сама она всегда тяготилась своим маленьким ростом и  внешностью полукровки, с которой она безуспешно боролась всю свою жизнь, к тому же, ей надоело объяснять каждому встречному, какой она национальности. Тридцать лет назад, сообщив, что ее отец терской казак, можно было нарваться на удивленный возглас: «Казах? А не похоже, глаза не узкие!» Бесполезно было объяснять, кто такие казаки, о Кавказе знали только, что там горы и Сочи, ну, еще Грузия и Армения. О существовании Северного Кавказа в целом, и Чечни  в частности,  никто не слышал. Можно было, конечно, сослаться на повесть Толстого «Казаки», может, кто-то ее и читал, но Таня поступила проще. Она  остригла свои длинные черные волосы почти под ноль, а то, что осталось, выкрасила в белый цвет.  Теперь она стала почти как все. А на вопрос, почему она  такая смуглая,  отвечала бойко: «Так ведь татары 300 лет в России стояли, коктейль в крови!»
               - А почему Игорени Павловского нет? – обратилась к ней Натэлла, в девичестве Кармиани.
               - Значит, не приехал, - отмахнулась она.
               - Он же звонил, обещал быть! Ты же сама говорила! – не отставала Натэлла.
               - Обещал, да видно, запил.
               - Игореня??? Запил? Не может быть!!! Он пьет?
               - Да он давно пьет, и сильно. Из-за этого от него жена ушла. С детьми. – Таня нехотя цедила информацию инфантильной сокурснице.
               - А ты что, не знала? Он давно пьет, это все знают, - небрежно подтвердила Люся.
               - Какой парень был! – Натэлла широко распахнула наивные детские глаза в старушечьих морщинках,  - Надо же! Пьет… и развелся…
               - Ага! И пьет, и жена ушла. Терпение у нее кончилось! Добрая она очень, а доброй быть вредно! На голову все норовят сесть! -  жестко, казалось, ни с того ни с сего проговорила Таня, в упор разглядывая собеседницу. Та почему-то стушевалась и отошла прочь. Таня многозначительно хмыкнула ей вслед.
               - Слышь, Люсь, а чей-то наша Натэлла так фигово выглядит? Прям сморщилась вся как груша сушеная! И это при такой-то жизни!
Люся притворно вздохнула и воздела глаза к небу.
              - Посмотри, Тань, рижане наши приехали! И клайпедчане! И питерцы! Молодцы, какие! А Наташка Двойных так и сгинула где-то в своем Таллинне! Никто ничего о ней не знает,  –продолжала экскурсионный обзор Люся. – И Юра из Москвы прилетел! Специально на встречу, номер в гостинице заказал!
Ну, положительно, она знала все! И продолжала посвящать Таню во все новости.
             - В гостинице «Калининград» поселился на двое суток! И завтра с утра уже улетает!
             - В гостинице? Разве у него здесь никого родных не осталось? Ну, мог бы тогда у кого-то из наших остановиться.
             - Ну! Ты что, Юру не знаешь?  Интеллигент!  Никого стеснять не хочет, деликатный!
             Да, Юра  среди них всегда был белой вороной. Он был слишком хорош и  для этой    разношерстной публики, и для этого провинциального города, и для их «рыбного института». Юра был рожден для высокого полета, это было ясно с первого взгляда еще тогда, 30 лет назад. Его превосходство было настолько явным, что не требовало доказательств, и это понимали все.  Он старался не выделяться из толпы, или, как сейчас говорят, не быть ботаником, поэтому принимал активное участие в жизни группы. Он частенько захаживал в общагу к сокурсникам, пил с ними портвейн, играл в покер (на деньги) и в шахматы (тогда это была популярная игра), довольно прилично играл на гитаре и пел блатные песни. И никогда не отказывался сделать курсовую своим тупым однокурсникам. Короче, он делал все, чтобы быть как все, но он все равно выделялся, и в покере, и в шахматах, и в портвейне он умудрялся быть лучшим, при этом учился отлично, казалось, не прикладывая к этому никаких усилий. Учил  сразу два языка, потом ему, видимо, стало скучно, и он начал учить третий. «Надо же куда-то время девать», - как бы извиняясь, пояснял он сокурсникам непонятный всем поступок. Но поскольку Юра был хорошо воспитан и всегда готов был помочь в учебе недалеким сокурсникам, а в быту был  слегка не от мира сего, то относились к нему не только с уважением и со снисходительной  симпатией, но, в общем-то, без зависти. Конечно, он жил сейчас в Москве, конечно, он был женат на москвичке, и, конечно  - он был успешен! И вот он прилетел к ним, специально, чтобы встретиться.
               - Как  это мило, и как это благородно с его стороны! – умильно всплескивала руками Люся.
               - Да, Юра, он такой умный! – захлопала ресницами Танюшка Егорова. – Ой, Юра! Он идет к нам!
               И,  правда, к их скамейке подходил Юра, он завершал обязательный обход всех мужчин - уважаемых бизнесменов, и теперь оказал внимание девчонкам своей группы. Он был как всегда – Абсолютное Совершенство. И выглядел именно так, как должен выглядеть господин Успех. Он доставал из конверта и демонстрировал фотографии своей семьи – жены, дочери, собаки. Девчонки повскакивали со скамеек, все с интересом разглядывали его семью на отдыхе в этом  мае на Крите. Таня была так далека от всего этого! Она осталась сидеть за спинами подружек, в надежде, что про нее все забудут. Но ей все-таки попали эти снимки, уже после всех – Люська постаралась. Таня подержала в руках  фотографии ровно столько, сколько требовало приличие, и равнодушно передала их Юре. Да, провести недельку в мае на Крите, это вам не типовая поездка в Турцию в июле, в самое пекло! Уровень. Но, похоже, никто кроме нее этого не понял.
             - Вы – прекрасная пара! Дочка – просто красавица, а жена – сразу видно, что добрая и со спокойным характером, - выдала она вежливо-равнодушный ответ на настойчивый вопрос в глазах сокурсника.
Полагая, что сказала именно то, что от нее ждали, она решила, что разговор на  этом закончен. Но Юра не уходил.
             - А как у тебя дела? Как бизнес? – его вопрос прозвучал неожиданно.
Она удивленно взглянула на Юру. Он стоял перед ней и крутил в руках свой конверт с фотографиями. Странно, что он помнил про ее маленький бизнес. Впрочем, это всего лишь вежливо-равнодушный интерес, издержки воспитания.
            - Бизнес? Да все нормально,- в тон ему ответила Таня, решив, что уделив ей порцию формального внимания, Юра, наконец, уйдет. Но он не уходил. Он стоял перед ней и внимательно смотрел на нее, склонив голову. Слишком внимательно. Он явно ждал продолжения беседы. Девчонки разбежались, кто куда, расползлись, как шарики ртути по полированному столу, и они остались одни, вдвоем среди толпы. Она сидела на скамейке, опершись локтем о пыльный стол, а он стоял перед ней, как какой-нибудь светский лев на балу перед скучающей дамой и развлекал ее светской беседой.
             -Как все-таки твой бизнес?   Расширяетесь? – еще раз настойчиво повторил он.
Ну ладно, скажу, как есть! Чего уж там! – решила она. Ей надоело  притворяться, а может быть, ей просто захотелось шокировать этого господина. А может, в глубине души она  надеялась на чудо. Что Юра вот так сразу, сходу выдаст ей решение ее проблем, укажет простой и единственно верный  выход из ее безнадежной ситуации.
            - Бизнес? Если честно, я бы сказала, что плохо, но все гораздо хуже. У меня кризис. Почти крах. Даже не знаю, что делать. – Она замолчала, выжидающе всматриваясь в светское лицо собеседника.
             - Ну, ты, видимо, преувеличиваешь. Вряд ли все так плохо, всегда можно найти выход, нужно только посмотреть шире, - как всегда размеренным, ровным голосом проговорил он.
             Таня выдохнула -  чуда не случилось. Все как всегда. И она автоматически оттарабанила, как заученный урок:
            - Ну, да, конечно! Я найду  выход. Я выкручусь. Мне нужны свежие идеи, нужна новая кровь, чтобы повернуть бизнес в новое русло.
            - Конечно,  в конце концов, у тебя собственность, а это главное. Ты вообще можешь все в аренду сдать.
            - Да все можно! – Таню передернуло, одни и те же идеи крутятся по кругу. – Много чего можно, да сил уже нет! – неожиданно вырвалось у нее.
            - Тебе нужна смена обстановки, съезди в отпуск, только одна, без мужа. И полностью смени окружение.
            - Да-а? Без мужа? В отпуск? Странно слышать такой совет от человека безупречного! Хотя ты прав! – она двусмысленно и пошло хохотнула, но не смутилась, а напротив, нахально уставилась в его добродетельное лицо, надеясь увидеть его шокированным. Но Юру почему-то не покоробило от ее пошлого хохотка, он даже не поморщился. Он просто стоял и смотрел на нее, и слушал. Очень пристально смотрел и очень заинтересованно слушал. И он слышал то, что она говорила. Это ее просто сразило. И тогда она, ни с того, ни с сего, совершенно неожиданно для себя брякнула уже совершенную глупость:
             - А как ты думаешь, Юра, для чего мы живем? Что все-таки главное в жизни?
И сама застыдилась от своей высокопарной реплики. Но Юра не удивился. И ответил ей абсолютно серьезно, как на семинаре политэкономии.
             - Ну, во всяком случае, главное – не конечная цель.
             - Вот как? А что же тогда?
             - Главное – сам процесс жизни.
             - Ну, уж нет! – вспылила Таня. – Раньше я тоже  думала, что главное – просто жить, порядочно и по совести, просто по-человечески жить и никому зла не делать! А сейчас я знаю, главное – не это! Главное – вот именно цель! И достижение этой цели любой ценой! Надо так: поставить себе цель и переть к ней напролом! Танком, бульдозером, катком асфальтовым! По головам, по трупам, может быть, но – переть! Наперекор всему, вопреки всем переть и добиться своего – вот главное!
Юра во все глаза смотрел на нее.
              - Ты честно так думаешь? И так делаешь? – он прямо впился в нее взглядом.
              - Да, именно так я думаю, - она спокойно выдержала этот взгляд, - Сейчас – да! Но жалко, поздно я это поняла, жаль, но уже поздно. Поздно что-то делать. Время упущено…. Поздно…. Для меня поздно….
              - Что поздно?
              - Жизнь заново начинать поздно! Ну, а сам-то ты как? Стал министром? – перевела она стрелки на Юру.
             - Нет, не стал!  - засмеялся он.
             - Жалко! У тебя одного был шанс! Из всех из нас!
             - Почему это? – простодушно удивился он, но Таня оставила этот наивный вопрос без ответа, продолжив свое.
             - Вот еще у Британца был шанс! Хорошо начал – женился правильно, сразу пошла карьера: белый пароход, загранрейсы, орден! И в наше время не пропал, банкиром стал! Но звезда его закатилась, жалко! Ну, ты знаешь.
            - Я слышал, уголовное дело закрыли и из КПЗ его выпустили.
            - Ну, вышел он, а карьере его все равно конец. Жалко, ни за что пострадал!
            - А за что же его тогда  посадили?
            - Да дурак потому что! Ты же знаешь, если ничего не нарушать, работать невозможно. Ну, были у него, наверное,  какие-то нарушения, но как у всех!
            - Говорили о хищениях…
            - Да ерунда все это!  Может,  и взял он,  кое-что, мелочь какую-нибудь, а шуму-то, шуму!  Да он сам себе рекламу сделал – каждый день по ресторанам, да с девками, да  деньгами сорил!
           - Ему какие-то крупные суммы приписывают ….
           - Ой, брось! Я, правда, в его дело не смотрела, да тут и так все ясно – как не было у него ничего, так и нет! Машина самая обычная, сильно подержанная, квартира - типовая трешка в панельной многоэтажке на окраине. Да и то, он за нее  кредит таки не выплатил, пришлось вернуть.  Жена одевается не в бутиках, а с рынка, ясно дело, денег больших не было! Лучше бы он и вправду денег натырил, но по-тихому, а то семья в нищете, а он без работы!
             - А что, помочь некому было? А родители?
             - У Томки отец умер уже, да он и не мог ничего почти – времена не те, связей тех уж нет.
             - Томка, я слушал, работать пошла?
             - Работает. Молодец, хорошо держится, на рынке в наши годы трудно стоять.
             - На рынке??
             - А где, ты думаешь? На хорошее место устроиться – протекция нужна, а у Томки ни протекции, ни опыта нет, она же в жизни всерьез не работала, так что специальности у нее, считай, что нет. А без специальности только двадцатилетних,  да длинноногих берут! А в нашем возрасте  и с опытом и с профессией, но без связей  одна дорога – на рынок! А что такого? Там, единственно, где можно заработать реально. Да из наших много кто на рынке работал, и я тоже, когда этот бардак начался с перестройкой. Я и  челноком работала, из Турции из Польши товар таскала, а сестра из Китая, потом на рынке продавали, во Владивостоке. А там морозы не такие, как здесь. И Борисова, я знаю, на рынке стояла, да много кто, и ничего страшного!
                Таня усмехнулась, глядя на растерянного сокурсника. «Спустись с небес, Юра! – хотелось ей сказать. – Да, в параллельных мирах мы обретаемся! И чего уж так удивляться! Хотя конечно, в твоем мире такое невозможно по определению! Видно, высокого полета ты птица, Юра! Был и остался. Спустился на миг со своего Олимпа и через мгновение улетишь…. Каждому свое…» 
       Она смотрела на Юру, на эту райскую птицу, а он стоял перед ней растерянный и сбитый с толку, и глядел на нее так,  как будто она только что сходу  открыла ему пятое измерение. С него слетел столичный лоск, и у него было такое лицо, такое странное лицо! Казалось, он хотел ей что-то сказать, что-то важное, очень важное! И уже руку к ней протянул, и уже рот раскрыл, но в этот момент  к нему подлетела Люська и потащила куда-то в сторону, вцепившись в его рукав мертвой хваткой и чирикая что-то на ушко с видом светской львицы. Таня проводила взглядом эту парочку, поймав растерянный взгляд Юры.
Так и должно быть! – усмехнулась она. Да и что такого мог он ей сказать? Истину в последней инстанции? Она почувствовала себя покинутой и совершенно опустошенной. Ведь не хотела же, а все-таки он ее разговорил! И чего она так разболталась? И опять лишнего наговорила, себе же хуже! Ой, зря она сюда пришла!
              Ей стало тоскливо. Захотелось тихо встать и уйти по-английски, незаметно. Вспомнились свои проблемы, стало ясно, что уйти-то некуда. Стало еще тоскливее. Надо было как-то добивать вечер. Она принялась бродить в толпе, разглядывая хорошо знакомые, и давно забытые лица и без стеснения задавая неделикатные вопросы личного характера, уместные лишь в студенческом братстве и допустимые только в такой день - день всеобщего откровения.
               Только компанию Левиной обходила стороной. Левина – вот кто раньше других понял, что главное в жизни! Как ей, совсем молодой девчонке, удалось додуматься до того, к чему Таня пришла только сейчас? Пока Таня искала смысл жизни, любовь, писала романтические стишки, размышляла о честности, верности, предательстве, она просто обеспечивала свое будущее всеми доступными ей способами.  Любой ценой. Довольно цинично, с учетом ее юного возраста. Вот кто пер к своей цели танком, бульдозером, катком асфальтовым, по головам пер! А Таня – она так и осталась романтиком…. Она с горечью должна была признать, что ее жизненные идеалы, да и сама ее жизнь, все пошло прахом! Последний всплеск ее романтических надежд случился десять лет назад, когда она повторно вышла замуж, в последний  раз поверив, что счастье возможно и для нее! Но даже если поверить, что «в 40 лет жизнь только начинается», то в 48 она уже точно заканчивается, во всяком случае, для нее.  И это Таня должна была честно признать.
                Она  удачно миновала шумное радушие Левиной, сдержанно раскланявшись с ней издалека. Потом они  долго фотографировались все вместе и маленькими группками, потом…. А потом им уже нечего было делать. Время   склонялось к вечеру, стало скучно не только ей. Она огляделась по сторонам и почувствовала, как упал градус праздника. Броуновское движение вокруг стало ослабевать. Первые и вторые минуты встречи пролетели, унеся эйфорию, восторг первых впечатлений улетучился, возвращая всех к реальности. Стало очевидно, что все они  – разные, и каждый – сам по себе, и говорить-то, в общем, не о чем. Все они - как планеты, вращались каждый по своей орбите. Общего настоящего и будущего у них не было, было только общее прошлое. Их  орбиты  пересеклись  только на минутку, и скоро эта минута кончится, и они опять разлетятся в разные концы Вселенной.
Всеобщая растерянность повисла в воздухе. Требовалось нечто, что бы вновь объединило всех этих разных людей хотя бы на один вечер, что-то, что придало бы смысл их сборищу, некое объединяющее начало, национальная идея, что ли. Нужно было второе дыхание, способное спаять воедино всех, превратить в сообщество единомышленников, в девчонок и мальчишек, в однокурсников и студентов.
              И этой великой национальной идеей, как всегда, могла стать только выпивка. Слава Богу, это поняли все. Таня вздохнула с облегчением, когда толпа двинулась в кафешку. Ничего-ничего! Народ водочки примет – веселей будет!
Они спустились вниз в цокольное помещение без окон, где располагалось место их романтической встречи. Таня окинула взглядом окрашенные серой краской  стены с кое-как намалеванными картинками старого города, гипсокартонный потолок с пластиковой лепниной и зеркальными шарами для дискотеки.
             Все оказалось именно таким, как она и думала, и еще сильнее захотелось выпить. Все сгрудились у  стола, разбирая рюмки, но вместо того, чтобы просто напиться, они принялись толкать длинные тосты и говорить долгие речи. Таня с трудом удержалась от желания удавиться с тоски в женском туалете.
             Она приложила нечеловеческие усилия, чтобы как-то пережить этот момент. «В конце концов, к этому надо отнестись, как к чему-то виртуальному - успокаивала она себя, - например, как к компьютерной игре».  Ей показалась забавной эта идея самой моделировать события. Да! Пусть будет так, как будто я играю на компьютере. И пусть это будет игра про театр! Или нет – Голливуд! Да! Точно - Голливуд! Фуршет и тусовка кинозвезд после  вручения какого-нибудь «Оскара». А она – папарацци, собирает скандальный материал для желтой газетки.
              Она запрограммировала себя на Голливуд и поняла, что попала в точку! Голливуд, чистый Голливуд! Там,  наверное, как и здесь все так же разобщены и лица все такие знакомые! Она под новым, голливудским углом окинула взглядом толпу.
              Мужчины в белых рубашках и солидных костюмах создавали определенный официоз, сильно смахивая на звезд в их смокингах и крахмальных манишках. А вот среди дам царила неразбериха – полное смешение времен и стилей от демократичных брючек - маечек до тяжеловесных парадных костюмов, что создавало эффект лоскутного одеяла. Собственно, настоящих вечерних нарядов было всего два. Один, явно предназначенный для светских вечеров и театральных премьер, принадлежал Гале Кудрявцевой, красавице и жене преуспевающего питерского бизнесмена Юры,  поскольку у них на курсе было два Юры и оба были заметными лицами,  она решила присвоить  мальчишкам имена: Юра  Московский и Юра Питерский – по месту проживания,  чтобы не путать их.  В другом вечернем туалете  – длинном, сильно декольтированном и обтягивающем платье блистала Софи Лорен – Светка Бурова. Впрочем, позднее очаровательное впечатление  смазалось, когда поверх этого платья она накинула кургузенький серый плащик, словно выдранный из эпохи мини и их молодости. Жаль, но потратиться на подходящее случаю манто в Светкины планы не входило.
                Таня вздохнула, да, по-настоящему богатых людей у них на курсе не наблюдалось! Она помыкалась в толпе с бокалом красного сухого, втихаря выпила и взяла другой, продолжая выискивать сходство своих сокурсников с голливудскими звездами. Ну, с Софи Лорен все ясно – портретное сходство просто поразительное! Шура Крапивин  - это, конечно, Том Круз, именно так будет выглядеть эта мелкорослая звезда ближе к пенсии:  толстенький, краснолицый и жизнерадостный, одним словом – бывший красавчик. Саня Сладков – без сомнения, великолепный Бельмондо! Такой же блондинистый и кудрявый с самоуверенной и слегка глуповатой улыбкой. Хотя, кто сейчас помнит Бельмондо? Пусть тогда он будет Мэлл Гибсон, тот же типаж! Ну да, такой, как в фильме «Чего хотят женщины»!
           Так, кто еще? Люся, пожалуй, на Шарон Стоун потянет – такая же сексапильная и предприимчивая!
            Жаль, нет сегодня Маринки Мазурской – Мэрилин Монро местного розлива и секс- символ факультета, с ее беленькими кудряшками и птичьим манерным голоском. Сколько мальчишечьих сердец было разбито одним взглядом ее наивных голубеньких глаз! Ну, если уж на то пошло – это же моя игра, если мне так хочется, пусть Маринка будет здесь! Один щелчок мышкой – и вот она, краса и соблазн курса семенит в окружении поклонников. Пусть она будет,  как пять лет назад: в красном с блестками платье с глубоким разрезом на левом боку. Платье сидит на ней, как лайковая перчатка на руке, облегая фигуру от груди до щиколоток и, кажется, готово  соскользнуть на пол, но его удерживает одна только тоненькая лямочка, перекинутая через плечо. Вот Маринка склонила белокурую головку к беленькому оголенному плечику в легком кокетстве, губки слегка приоткрыты в невинной улыбке, по лицу разлита безмятежность, ах! Монро, Мэрилин Монро! Издалека…. А ближе мы подходить не будем, чтобы не увидеть разрушительных следов времени в виде поблекшей, кожи, желтеньких пятнышек, обветренных рук и мелкой сеточки морщинок возле глаз, увы. Будем любоваться издали, тем более,  сегодня, ведь  это всего лишь виртуальный образ. Да, Маринки не хватает….
                А вот с Юрой Питерским посложнее: рослый красавец, барин, порода так и прет из него! Нет таких в Голливуде! Это наш, отечественный персонаж. Его только с Федором Шаляпиным сравнить можно, каким его Кустодиев изобразил в шапке набекрень и в енотовой шубе нараспашку. Или вот еще - обаятельнейший Никита Михалков -  вот кто он! Каким тот был в фильме «Жестокий романс».
               Никаких других героев, к сожалению, в толпе замечено не было: ни тебе Ричарда Гира, ни Брюса Уиллиса, ни Арнольда Шварценеггера, ни Памелы Андерсен. Ну, в последнем случае  это, может,  и к лучшему.   
               Интересно, а кого она сама напоминает, с какой звездой она ассоциируется? Ну, разве что с Сальмой Хаек, ну, может быть с Пенелопой Круз.
               А Натэлла – типаж не голливудский, она просто грузинская княжна, правда, изрядно постаревшая. А Танька Левина с ее баскетбольным ростом и вздернутым надменным подбородком – Сигурни Уивер! С ее ростом только с монстрами сражаться, а она из себя светскую даму корчит!  Вот она запрокинула голову в очередном приступе хохота, и, кажется, из ее горла вырвется очередной «Чужой»!
                Тане надоели эти умники, захотелось  простого и искреннего общения,  она, заметив Белоснежку -   Танюшку Егорову, попыталась поговорить с ней.  Но диалога с Белоснежкой не получилось, та только смотрела на нее добрыми глазами, молчала и слушала. И поминутно смотрела на часы, поскольку ей надо было идти на работу в ночную смену.
Как за спасательный круг ухватилась она за возможность поговорить с Галей Лищук, прогуливающейся под руку со своим новым мужем. Глаз отдыхал на этой славной парочке! Они были словно персонажи Сорочинской ярмарки, красивые, рослые, дородные, он - настоящий украинский казак, с черными усами, она – черноглазая и бойкая хохлушка. Галя на минуту оставила своего партнера, чтобы пообщаться  с Таней.
                - Привет, Танюшка, я рада тебя видеть! Как ты? А я только из больницы выписалась, щитовидка…. Вот все думала – молодая, молодая, все вытяну, а сейчас все вылезает! Все, что в молодости тянула, а сейчас отдает! Сил уже нету….
                - Ой, не говори! Сама чувствую себя разбитой, думаю, может, бросить на фиг эту работу! Так тяжело стало,  боюсь, сандалии откину! – Таня  с удовольствием смотрела в ее добродушное лицо. – Может, дома посидеть? А то, сколько можно работать, надо  и о себе подумать!
                - Ну, тебе-то можно и посидеть!
                Таня согласно кивнула, внимательно вслушиваясь в ее слова, надеясь  в случайных  фразах найти решение своих проблем.
               - Тебе-то есть за кем сидеть, за Вовиком не пропадешь! А мне, видно, до конца жизни работать! – совершенно неожиданно для собеседницы закончила свою речь Галя.
«А причем тут Вовик? Он, что ли меня содержит?» – чуть было не выпалила Таня, но взглянув в простодушное лицо подруги с ее абсолютной верой в свою правоту, закрыла рот. И только молча, покивала на ее доводы и поспешила отделаться от ее общества. Нет, в простоте не найти истины! Или она не умеет искать….
                Таня фыркнула, эта бестолковая тусовка стала надоедать даже с ее голливудскими фантазиями. Тосты затягивались, народу надоело слушать стоя. Мальчишки вытащили из подсобки стулья, раздвинули столы, выставив их в одну линию,  растащили закуску по всей длине стола, и фуршет плавно перешел в традиционное застолье. Водки оказалось много, как и вина. Весь вечер мальчишки таскали спиртное из подсобки, как из шляпы фокусника.  Несколько раз они  собирали дополнительные средства с толпы и бегали в магазин за подкреплением.   Слава Богу, обошлось без пластиковых стаканчиков – во главе стола рядом с закусками сердобольная буфетчица выставила ряды бокалов и рюмок, получилось вполне пристойно.
                Кое-кто прошел за стол, кто-то продолжал разговоры, стоя, остальные с рюмками в руках продолжали бродить по залу, делая групповые снимки на фоне нарисованных ворот. Левина, долго издалека наблюдавшая за Таней, первая не выдержала паузу. Она принялась фотографировать ее вместе с другими девчонками, почему-то оправдываясь, что надо снять обязательно всех. Таня скривилась, не пожелав сдерживать недовольства, но промолчала, позволив себя снять, но на разговоры не пошла, тут же удалившись от неприятной  компании. Их давняя неприязнь с годами не забылась, напротив, становилась даже больше.
                И что, собственно, не поделили между собой эти две провинциалки, приехавшие покорять западную столицу СССР? Ведь они обе были чужими на празднике жизни, и судьбы их были схожи, вернее, начала судеб: обе были из не слишком благополучных и совсем не обеспеченных семей. Казалось, они должны были не конкурировать, а помогать друг другу на пути к светлой цели – выбиться в люди. Так вначале и было, как казалось Тане.
Она думала, что они подружились, они даже поселились в одной комнате общежития, приняв третьей соседкой красавицу Марину, в отличие от них, вполне благополучную и обеспеченную. Она придала их тройственному союзу блеск и респектабельность, а так же забила шкаф прекрасными импортными вещами, которые Левина беззастенчиво напяливала на себя, бесцеремонно запуская руку и в Танин, не очень богатый гардероб. Но для Левиной любая тряпка была за подарок, поскольку ее собственный гардероб помещался на двух плечиках и состоял из двух шерстяных платьев, связанных на спицах ее бабушкой. То, что сейчас  назвали бы гордо «ручная работа», тогда носило презрительное наименование «самопал». Кроме этих двух платьишек у нее имелась только совсем уж задрипаная юбчонка и застиранная до потери цвета блузка.
                Конечно, с таким скудным гардеробом трудно было начинать новую жизнь, и уж совсем невозможно выполнить главную задачу: обольстить курсанта военно-морского, или просто морского училища, будущего моряка загранплавания. А тут, получив легкий доступ к красивым вещам, она кинулась флиртовать направо и налево, перебирая варианты в поисках наилучшего. На своем пути к успеху она не останавливалась ни перед чем, и легко могла отбить у подружки понравившегося ей парня. Она воспринимала это как спортивное соревнование и подсчитывала свои победы, как футболисты считают очки. Вот так мимоходом она разрушила и Танины, едва наметившиеся романтические отношения. Громко хохоча, с нескрываемым злорадством, выдаваемым за  простодушие, она в подробностях описала свое свидание с объектом ее симпатии, закончив рассказ совсем уж феерично:
               -Ну, ты же на меня не обижаешься, правда? Ведь, правда, же?
               Этот деланный смех и фальшивое простодушие колом застряли у Тани в горле. Она проглотила обиду с притворным равнодушием – не хотелось признавать за подружкой легкой победы там, где сама не преуспела, да и к чему выставлять себя посмешищем. И она  равнодушно пожала  плечами:
              - Встречалась? С которым? У тебя их столько, что я запуталась….А – а -а! С этим… я уж и забыла о нем….
               Паренек этот вскоре исчез из их жизни совершенно бесследно, и даже имя его безвозвратно затерялось в паутине лет, но след от этой незначительной с виду истории остался. Именно тогда закончилась дружба двух Тань и началась тайная конкуренция и враждебное наблюдение за успехами друг друга.
               Через год  Таня переехала в квартиру, которую получил отец, Маринка тоже ушла из общаги – ее отец, морской офицер, поучил долгожданное назначение и такую же долгожданную квартиру. Совершенно неожиданно для Марины  они поселились  в одном доме, только в разных подъездах. Та не могла поверить, что квартиры дают не только морякам,  но и нефтяникам, о них тогда никто ничего не слышал. Теперь Таня была избавлена от общества Левиной и от ее истерического оптимизма. В общаге они с Маринкой бывали редко, с Левиной встречались только на лекциях, и Таня лишь издалека ревниво наблюдала за ее успехами.  К концу пятого курса она должна была признать, что безнадежно отстает от нее. Столкнувшись со снобизмом калининградцев, Таня поняла, что своей среди них она никогда не станет, а роль клоуна в их обществе была для нее неприемлема. Она все-таки считала, что  дружить надо с тем, с кем приятно общаться, а замуж выходить по любви и за ровню. И она просто поддерживала с сокурсниками приятельские  отношения, а романтические отношения у нее были с пареньком из ее маленького городка. Они были знакомы еще со школы, теперь он учился в Киеве в военном училище, и у них был настоящий почтовый роман с редкими встречами.
                Левина, в отличие от нее, поступила иначе: она решила любой ценой,     « хоть тушкой, хоть чучелом» пролезть в общество богатых и благополучных. Она сделала правильную ставку. Бросив свои беспорядочные похождения по мальчикам, она методично обследовала имеющихся рядом мужских особей на предмет выгодного брака, и нашла-таки слабое звено. Она мертвой хваткой вцепилась в однокурсника Олега, конфетно-карамельного красавчика, отбросив свои сомнения относительно того, что он на семь лет ее старше и что у него «в брюках выпуклостей не видно». Поделившись с подругами своими соображениями по этому поводу, как всегда с громким хохотом, она все же решила рискнуть, ведь у Олега в Клайпеде была квартира, работа в море, солидные мама и папа и, кажется, яхта. Как она умудрилась раздобыть эти сведения, непонятно, но никто не сомневался в их достоверности. Единственно, чего у Олега не было, это диплома и жены. И Левина приложила все доступные ей средства в достижении этого вакантного места. Средства эти были  не новы и проверены веками, и хотя не блистали новизной и изяществом, зато были надежны, как кувалда. Это и грубая лесть и напористое, если не сказать, настырное и навязчивое преследование, и признание в вечной любви, и обвинение в порушенной девственности, и вязание шарфиков маме, и приготовление котлеток любимому. Это были слезы и рыдания при попытке расставания, и признание в почти неизлечимой болезни, и наконец, самый убойный аргумент – беременность, которой ей, наконец, удалось добиться к концу пятого года непрерывных усилий.
                - Ну, будет теперь пожизненно на задних лапках бегать вокруг своего Олега! Прогибаться перед родней, как бедная родственница! – хмыкнула Таня на известие о предстоящем браке. Они с Маринкой вдоль и поперек перемыли косточки бывшей подруге, всласть натрепавшись на животрепещущую тему, ехидничая и издеваясь. Но утешение было слабым, потому что сама Таня подошла к роковому рубежу с полным крахом своих, казалось бы, беспроигрышных планов.
                Казавшийся  абсолютно решенным и надежным  брак, который должен был стать логическим завершением их долгого и какого-то уж больно идиллического романа, внезапно расстроился. Для Тани это было, как гром среди ясного неба. Все казалось решенным и ясным, как Божий день. Она читала книжки, как стать идеальной женой и выписывала кулинарные рецепты. Он настаивал, чтобы детей у них было двое, мальчика назовут Григорий, а девочку Олей. Они еженедельно переписывались, он приезжал в Калининград на практику и познакомился с ее отцом и его новой женой, они строили планы на будущую жизнь и целовались на лестничной площадке, в углу за трубой мусоропровода.  Она проездом на практику завернула в Киев, и они побродили под цветущими каштанами, как самые настоящие влюбленные и почти семейная пара. И все было хорошо и ясно. Как вдруг все рухнуло.
                Таня не могла понять, почему вдруг прекратился поток писем из Киева, почему не было ответа на ее бесконечные послания. Ее официальный жених внезапно исчез из ее жизни. Просто исчез. Она металась, пытаясь понять, что случилось, что не так она сделала. Шли дни, недели, месяцы…. Разгадка случилась неожиданно. Спустя несколько месяцев неизвестности, ее вызвал следователь прокуратуры, и ей пришлось давать показания. Ее мать, с которой отец развелся пять лет назад, и которая осталась жить в их родном городке, совершила растрату и теперь должна была сесть в тюрьму. В своих показаниях о причине хищения, она указала, что совершила это, чтобы делать дорогие подарки детям, поэтому Таню и вызвали. Иначе она бы еще долго не узнала причину исчезновения своего жениха. Его родители жили в том же городке, откуда уехала Таня, это был и его родной городок, там не было тайн, и он узнал обо всем гораздо раньше нее и поспешил избавиться от нежелательного родства.
                В этот день Таня поняла, что ее предали дважды:  мать, которая за все пять лет ни разу не написала своим детям ни одного письма и лишь однажды прислала незначительную посылку и, тем не менее, пытавшаяся свалить на них свою вину, и жених, отказавшийся от нее из карьерных соображений. Все объяснялось легко и просто: ее прекрасный принц, выпускник  военного  училища,  рассчитывал на хорошее распределение, возможно в Германию! А для этого, кроме отличного диплома требовалась безупречная жена с чистой анкетой. А Таня  с матерью-уголовницей становилась теперь персоной «нон грата». Репутация ее оказалась запятнанной раз и навсегда, отныне на ней стояло клеймо. Когда она вышла от следователя, она поняла, что все кончено, ее брак разрушен окончательно и бесповоротно. И не только этот брак. Со своей биографией она не могла больше рассчитывать на хорошую партию, там, где стоял вопрос о визе или анкете, ей нечего было делать. Она годилась только для черной работы.
                Но это было не последнее предательство в ее жизни. Вскоре после этого, они с сестрой крупно поссорились с отцом, и он вышвырнул их из своей квартиры, и, наверное, жизни, как ненужный хлам.  И   это предательство стало самым болезненным, оно оборвало последние родственные связи, Таня поняла, что в этом мире они с сестрой остались одни. И за свою жизнь им предстоит биться одним, никто им не поможет. Вдруг оказалось, что у нее нет больше семьи, нет надежного тыла, и жить придется во враждебном окружении. Позаботиться о них было некому, совсем некому.
                И когда беременная Левина, а теперь Орлова поехала в чистенькую Клайпеду к благополучной жизни в кругу добропорядочной семьи, Таня отправилась к черту на рога с такими же неудачницами, как она сама.
                Таня потрясла головой, ну нет! Сегодня она больше не позволит себе воспоминаний! Хватит с нее! Прошло больше двадцати лет, и ей, наконец, удалось смириться и утишить боль потерь, она научилась  подолгу   не вспоминать свою прошлую  жизнь.  И не для того она пришла сюда, чтобы опять ворошить былое. Да и зачем? Ей – кошмар, им – развлечение!  И  вообще, она бы предпочла считать, что  никакого прошлого у нее вообще нет! Жаль, но она не могла вообще стереть свою память….
                Недовольная, она потерянно бродила между  беседующих людей, как в лесу. В толпе она заметила мужа, неприкаянно слонявшегося с видеокамерой, такого же чужого всем, как и она. Таня почувствовала  приступ удушливого кашля, она быстро проглотила таблетку «супрастина», запив глотком вина. Ничего, сухое красное аллергены выводит, успокаивала она себя.
              Пора было идти за стол и определяться с местом. Поскольку во главе стола обосновались питерские снобы и неприятная Левина, с замашками массовика-затейника на сельской свадьбе, она выбрала место в самом конце этого бесконечно длинного стола. А может быть – во главе, но с другой стороны, и уселась одна, нисколько не беспокоясь об обществе. Кому я нужна – сами придут ко мне и сами все дадут!  Как у Булгакова. Она усмехнулась своему претенциозному сравнению, но этот принцип сработал – как всегда! И вскоре она уже сидела в окружении своих сокурсниц.
               Люська, как заправский администратор-распорядитель, рассаживала однокашников по своему усмотрению, и все с удовольствием повиновались мановению ее точеной ручки с татуировкой «зваровски», наклеенной на предплечье.  Сама Люся уселась по левую руку от Тани, рядом с грузинской княжной, а по правую руку сел муж. Напротив  расположились Том Круз с Мэллом Гибсоном. Наташка  и Ленка, побродив по  залу в поисках лучшего места, все-таки уселись рядом с Белоснежкой напротив Тани. Они обменялись с ней вежливыми репликами и настороженными взглядами, у них троих был большой кусок общей дальневосточной жизни, непонятной другим. Они не испытывали друг к другу ни большой симпатии, ни неприязни, просто они слишком много знали друг о друге, а поэтому старались держаться подальше,  и видеться и общаться между собой как можно реже.
                Застольная беседа, вначале вялая и сумбурная, потихоньку наладилась. Потеплевшим отношениям в немалой степени способствовали тосты, в изобилии следовавшие один за другим. Люська чирикала птичкой, чувствуя себя на этой тусовке, как рыба в воде. Она с восторгом вдыхала в себя атмосферу праздника и своим энтузиазмом заводила компании. Таня больше помалкивала, говорила только по необходимости, отдавая долг вежливости, она никак не могла расслабиться, все ее раздражало. И была благодарна Люсе, что та взяла на себя роль лидера застолья, привлекая к себе внимание и давая возможность другим, в частности, ей, Тане, спокойно посидеть и помолчать.
              Парни, приняв водочки, расслабились, им уже не сиделось на одном месте, и они принялись бродить вдоль стола с рюмками в руках, подсаживаясь то к одной, то к другой группке. Так в их компании появился Юра Московский, элегантный, как рояль. Он появился очень быстро, слишком быстро, бросив престижных собеседников. Таня не ожидала увидеть его рядом, полагая, что свою порцию внимания от него она уже получила. Но Люся не стала рассуждать, она просто ухватила Юру за руку и усадила его между собой и Таней, оттеснив княжну.
                Юра дипломатично улыбался, и было неясно, пьяный он или только делает вид, чтобы не выделяться среди расторможенных сокурсников. Но он все равно выделялся безупречным нарядом – хоть на дипломатический прием иди, как будто он не потел под жарким солнцем, и одежда его никогда не мялась и не пачкалась. Его рубашка была ослепительной белизны, а галстук – изумительный, изысканный алый галстук с узкой полосочкой! Таня давно хотела купить такой галстук мужу, но боялась промахнуться с оттенком. К тому же, скорее всего ее Вовик в красном галстуке  выглядел бы, как пионер на слете юных ленинцев, поэтому ему она выбирала галстуки спокойных синих оттенков с серебром. Вот Юра – другое дело, у него другой потенциал, он бы и во фраке, и в смокинге смотрелся, на нем и мантия королевского прокурора выглядела бы органично! Таня не удержалась и погладила пальцем этот изумительный галстук.
               - Ах, какая прелесть! Юра, ты как всегда элегантен! А галстучек – просто супер!
              Юра, молча, улыбался и все смотрел на нее долгим-долгим взглядом, как будто не знал, что ответить на такую глупость. «А плевать! Я уже давно не боюсь говорить глупости и делать то, что хочется, нравится вам это или нет!» - подумала ему в ответ Таня и отвернулась к простецкому Крузу.
             - А не хлопнуть ли нам по рюмашке?
             Неожиданно идею поддержал Юра. Он встал с бокалом в руках.
             - Я предлагаю поднять этот тост за девушек, наших прекрасных девушек, - проговорил он тихо, но был услышан всеми, даже на дальнем конце стола, даже на фоне бессистемной всеобщей болтовни. Весь стол затих и замер, прислушиваясь к его бесстрастному ровному голосу, как к откровению оракула.
            - Столько лет прошло, а наши девушки совсем не изменились, оставаясь такими же молодыми и красивыми.
            Таня слушала, склонив голову. Ну что, казалось бы особенного в этом тихом голосе, в этих банальных словах, а все слушают, замерев и затихнув! Никогда! Никогда она не сможет постичь это искусство! Никогда не сможет говорить так достойно и веско. Она представила, как бы сама толкала тост. Она бы точно повысила голос, размахивала руками, жестикулировала, как глухонемая и точно, сорвалась бы на дискант в конце, но все равно половина толпы не стала бы ее слушать. Просто не захотели бы. Что значит  воспитание и культура! Этого не приобретешь в институте, это надо с молоком матери впитать, с детских лет постигать. Она завистливо вздохнула. Никогда! Никогда ей этого не постичь!
           - Красиво врешь! Что значит воспитание! Мне этого  не было дано! – с улыбкой обратилась она к Юре, закончившему речь. – Нет, честно, чего мне всегда недоставало, так это воспитания и культуры. Впрочем, мне лично по жизни этого и не нужно было никогда! Только бы мешало!
             И словно в подтверждение ее мыслей, а не слов, последние ее слова потонули в потоке восторженных возгласов окружающих дев. Все кинулись чокаться с чудесным оратором, никому и дела не было до ее реплики.
            - Что и требовалось доказать! – горько усмехнулась Таня. Нет-нет! Только не напиваться! И она отодвинула рюмку с водкой и пригубила бокал сухого красного.
            - Юра! Я всегда восхищалась твоими способностями! Мы с тобой так давно не виделись! Ну почему! Почему ты не приехал на нашу прошлую встречу пять лет назад? – Люся вцепилась в сокурсника мертвой хваткой, расточая комплименты.
            - Ты знаешь, я ведь и на десятилетие не приезжал, на самую первую встречу. Я получил ваше приглашение, но не поехал, - своим обычным тихим и размеренным голосом ответил он.
            -Почему-у? – Люська эротично прищурила веки. Таня готова была поклясться, что она переложила ногу на ногу, жаль, что эта игра проводилась под столом, и никто ничего не видел, какая Шарон Стоун сидит с ними! Интеллигентный Юра холодно отгородился от нее стеклами очков. Таня усмехнулась, наблюдая эту игру. Уж она-то знала, что этот холеный аристократ может одним движением, одной вежливо-презрительной фразой  поставить любого на причитающееся ему место.
           - Так почему? Почему ты не приехал Юра? – настаивала Люся, пытаясь овладеть рукой собеседника.
Юра вежливо отстранил ее от себя, взял дольку апельсина и заговорил очень серьезно и абсолютно трезвым голосом.
           - Потому, что мне нечего было предъявить. Я помню вашу анкету, ваш вопросник. Какие достижения, какие правительственные награды, где и сколько раз побывал за границей, и так далее…. А что я мог предъявить? Ничего. Вернее – нечего!
            - Юра! Ты что!  Ты же в Москве жил! В институте работал! Уже и диссертацию защитил!
            - Ну и что? Разве  это – достижение? Кто я был? Кандидат наук и все…. Да что об этом!
            - Ну, ты даешь! Юра, ты уж слишком, уж чересчур требователен к себе! – Люська просто задохнулась от возмущения и, воспользовавшись моментом, все-таки завладела его рукой.
             «Эх, Юрик, знал бы ты, с чем я встречала это десятилетие!» – уныло подумала Таня, вспомнив свою истерику после прочтения пресловутой анкеты, тогда.
             Тогда, во Владивостоке. Убогая комнатушка, обставленная старой мебелью, давно списанной из гостиницы и отданной ей из жалости знакомой кладовщицей. И она - одинокая, нищая, проигравшая главную битву жизни, потерявшая все, кроме собственной жизни.  Да разве это жизнь? Без семьи, без детей, без друзей, без связей, без денег, без нормальной работы, без  надежд! Она тридцатитрехлетняя, засыпающая только с транквилизаторами…. Таня поежилась, прошло столько лет, а она до сих пор не могла спокойно вспоминать этот кошмар.
             А тогда – тогда еще эта идиотская анкета! Какие награды? Должности? Научные труды? Звания? Загранкомандировки? И прочие успехи в труде и личной жизни! Это звучало как насмешка, как издевательство, как садистское развлечение.
             Престижная работа? Семья? Муж? Дети? На все эти вопросы анкеты она могла поставить только жирный крест, как и на своей неудавшейся жизни. На все вопросы она могла ответить только одно: Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!!!!
             Она изорвала в клочья эту анкету! Никто! Никто за этим столом не может знать, не может  себе даже представить, каково ей было тогда. И как она смогла выбраться из этой ямы без посторонней помощи….
            Она обвела взглядом жующих и беспечно болтающих благополучных господ. И, слава  Богу! Слава Богу, что не знают.
              Взглянула на тарахтящую без умолку Люсю, в упор посмотрела на Юру, улыбнулась, скорее  себе, чем ему.
            - Юра, ты слишком строг к себе. Это был всего лишь промежуточный финиш – рано было подводить итоги. Впрочем, как и сейчас.
             Он благодарно улыбнулся и пожал ей руку, как будто она одна смогла понять его…
             - Конечно, вы, мужчины такие самодостаточные! А нам, женщинам, необходимо сильное плечо, нужна опора, - чирикала Люся.
               Юра молчал, что-то обдумывая, несколько раз он порывался что-то сказать Тане, но все-таки промолчал и позволил, наконец, Люсе полностью овладеть своим вниманием. Таня досадливо поморщилась на энергичные усилия подруги, но силой отнимать собеседника не стала.
             - Что-то я Ольгу Васильеву не вижу, - подала голос Наташка, через стол протягивая рюмку, чтобы чокнуться на очередной тост.
             - Да, действительно, где Васильева? Она, вроде, обещала быть! – подала голос княжна.
             -Не пришла. А Люська за нее деньги внесла.
             - А где она работает? Где живет?
             - Где работает, не знаю, а живет, где и жила - в общаге, - отозвалась Таня.
             - В общаге? А что случилось? – всполошилась Натэлла.
             - Ничего не случилось. Она там всегда жила.
             - Не смогла выбраться, бедняга! Не повезло…. Так жалко…. В наши годы – в общаге!
             Таня хмыкнула.
             - Я тоже жила в такой гостинке, точно такой, как у нее, только во Владивостоке. Только  мне ее никто не давал, как ей, мне пришлось ее выдирать – зубами и когтями. И только потом уже я смогла ее превратить в нормальную квартиру, очень сложно и очень трудно. Но смогла, потому что плавниками шевелила, а она нет! – резко выдала она.               
            Наташка одобрительно кивнула, Ленка с усмешкой глядела на инфантильную княжну.
           - Я помню, как-то на ее день рождения попала, она его у сестры на Банковской устраивала.
           - Она любила проводить показательные именины, - хихикнула Люся.
           - И хорошо, что не пришла, не хотела бы я ее видеть, - тихо проговорила Таня, но Люся услышала, и в ее глазах зажегся азарт охотничьей собаки при виде дичи.
           - Тебе тоже?
           - Да! Я знаю, что она тебя на штуку баксов нагрела…
           - Я все простила. Но ничего не забыла.
           - Я тоже. Она мне тоже подлянку подсунула, эта тихоня!
           - Какую подлянку? – Люся была вся внимание.
           - Года два назад она оформила покупку квартиры на фамилию моего мужа, риелтор  хренов! Ну вот, и мой Вовик принялся ремонт там делать, евроремонт по полной программе. А я – ни сном, ни духом! Случайно узнала об этом. Что делать, не знаю, что все это значит? Ну, сама пойми! Денег домой приносит копейки, говорит, нет заработков, а сам ремонт делает в новокупленной квартире, что можно подумать?  Встречаю Ольгу, вроде случайно пытаюсь от нее что-нибудь выведать. Намеки делаю, мол, Вовик деньги куда-то тратит, пропадает неизвестно где. Я, мол, в трансе, может, бабу завел.
            - А она?
            - Ни звука. Хоть бы намекнула, она ведь сделку оформляла, знала все, так ведь нет! Молчала, как рыба. А я с ума сходила, не знала, что делать.  А потом оказалось – эту квартиру Вовкин брат купил для сына, хотел сюрприз сделать. Фамилии-то у них одинаковые! Что, эта стерва не могла сказать мне, что хозяин квартиры не Вовка, а брат? Хотя бы по секрету! Я же с ума сходила целый год, Вовке с тех пор не доверяю. Вот такая она подруга! Сволочь, одно слово.
             - Да! Хороша Оленька! Доверия ей нет! Она как будто рада чужим несчастьям, - резюмировала Люся.
              Между тем настал час танцора. Общество, наконец, созрело, чтобы бросить свои расслабленные тела на блестящий танцпол.
             -Пойдем танцевать, Тань! – потянула ее Люся.
             - Нет. Я посижу, – она осталась за столом вдвоем с Натэллой, остальные пошли размяться. Народ отплясывал что-то быстрое, в центре внимания была Томка в блестящем облегающем костюме, она танцевала без устали.
            - Томка исхудала, одни кости остались – заметила княжна.
            - Она всегда была худая, а последние события ее совсем доконали.
            - Да-а…. А где Британец?
            - Ты не знаешь?  В Ялте. Вроде работает по контракту.
            - Он что, бросил ее?
            - Вроде того.
            - А дети?
            - Натэл, какие дети, ты что? Кому они нужны, кроме матери! Да и потом, формально, они уже выросли, в институте учатся.
            - Да на это еще больше денег нужно! И он что, не помогает?
            - Да, вроде, и нечем.
            - Как нечем? Он же работает!
            - Да какие у него сейчас заработки! Как ты помнишь, его в КПЗ посадили, - с упором проговорила Таня, - Когда мы 5 лет назад встречались, он КПЗ сидел.
            - Но его же выпустили, значит, он не виноват.
            Тогда, 5 лет назад, когда Британца,  управляющего одним из банков города, арестовали, ее Вовка развил почему-то бурную деятельность. Он написал письмо прокурору с просьбой выпустить Сашку под подписку о невыезде, мотивируя просьбу предстоящей встречей выпускников, а поручителями-гарантами должны были стать эти самые выпускники-однокурсники.  И с этим письмом Вовка бегал по всему городу, собирая подписи. Не все, далеко не все подписались под поручительством, кто-то опасался за свою карьеру, кто-то за свой бизнес. Таня вначале  показалась смешной  и бесполезной его затея. «Что ты суетишься, - говорила она ему, - Что ты лезешь не в свое дело? Что ты навязываешься ему в друзья? Ты в его общество не вписываешься!  Он и без тебя выкрутится. Не волнуйся за него, о нем  есть кому позаботиться, у него свой круг, свои друзья,  они без тебя все сделают!». Но когда лучшие друзья Британца отказались ставить свои подписи в этом, в общем-то, безобидном поручительстве, она из принципа решила  помочь Вовке. Она обзванивала девчонок, предлагая помочь Сашке. В  Натэлле она была уверена на 100%:  добрая и скромная студентка в прошлом, добропорядочная мать семейства в настоящем, тихая и честная – она не могла пройти мимо человеческого горя. И Таня не сразу  поняла, что та ей отказала, безапелляционно  заявив:
              - Если его посадили, значит, он виноват.
              Таня была ошарашена.
              - Ты что, Наташа! Ты представь, наш Сашка среди уголовников! Разве ему там место? И вообще, кто из нас безгрешен – пусть бросит камень!- по-библейски призвала она подругу. И ведь  бросила же та!
              - Раз сидит – значит,  виноват! – повторяла она упорно.
              - Виновность, в конце концов, определит суд! А пока суда не было, не нам решать и осуждать! И разве это не наш долг, долг друзей – помочь товарищу в трудную минуту?
              - Да мы и не дружили с ним вовсе, а так просто учились вместе.
              - Вот как! А долг человеческий? Разве ты не знала Сашку? Разве ты веришь, что он мог совершить преступление? Разве ты можешь от него отвернуться в трудную минуту? Разве не протянешь ему руку помощи?
               Не протянула. Отказала. Отвернулась.
               - Я давно его не видела, может, за это время он изменился и совершил что-то такое….
               - А если ты окажешься в такой же ситуации, и все отвернутся от тебя? – уже со злостью выпалила Таня -  просто 37 год какой-то!
               - Я ничего плохого не совершила, и  меня не за что сажать! – отрезала Натэлла.
                И осталась, как была – святая и добродетельная, в чистоте и непорочности, умыв руки от общения с нечистыми, абсолютно уверенная в собственной непогрешимости! Не совершившая в своей жизни ни одного плохого поступка, да что там, вообще никакого поступка! Она – чистая и стерильная – никакая!  С высоты своего благополучия она легко и просто стряхнула со своей жизни это нежелательное знакомство. Она, дочь благополучных родителей, благополучно выданная ими замуж за друга юности, с которым вместе учились в Германии, где служили их отцы. Она тихо и спокойно проживала в Калининграде всю жизнь в квартире, купленной родителями, работала в лаборатории, куда ее устроили родители, благополучно родила дочь, которая, в свою очередь, окончила институт и уже благополучно вышла замуж и так же благополучно родила ей внучку. Такое вот бесконечное  клонирование благополучия.
            В тот раз Таня еще раз убедилась в справедливости низкой истине,  которая на первый взгляд   могла  показаться лишенной  здравого смысла, но из жизненного опыта Таня давно поняла, что бесполезно ждать помощи от благополучных и успешных людей. Когда-то она  сама как рыба об лед билась в кровь о равнодушие  добропорядочных граждан, с удовольствием дистанцирующихся от чужих проблем, а  помощь получила от людей с сомнительной репутацией.  Но этот факт ее не сильно заботил, вон Маргарита вообще искала помощи у самого Сатаны! 
           Нет, Таня не собиралась щадить  невинность Натэллы! Пусть хоть послушает, какая она, жизнь за стенами ее оранжереи.
             - Так что так! Британец в Крыму, а Томка работать пошла, на рынке обувью торгует.
             - Как на рынке? – княжна была шокирована.
             - Так – на рынке. А куда ей идти? Детей кормить надо. Томка и квартиру продала, чтобы с долгами рассчитаться. Ты разве не знала?
             - Как? А где же она живет?
             - В родительской квартире вместе с дочками и с сестрой, у той тоже своя семья. С сестрой и на рынке торгуют.
             - С сестрой на рынке? Как же так? – как попугай повторяла Натэлла.
             - А вот так! – Таня уже устала от ее инфантильности.
             - Сашку же выпустили, он работает, как же  - бесплатно, что ли? Почему он семье не помогает, разве он не зарабатывает?
             - Бывает и такое. Кинули его, контракт такой подписал, что, считай, бесплатно пашет.
             Натэлла замолчала, уткнувшись в тарелку,  обдумывая услышанное, а может быть, в ней пробудилось что-то вроде угрызения совести. Может быть, она хоть немного начала сочувствовать несчастной семье, которую она совсем недавно пинала ногами с чувством собственной непогрешимости. А впрочем, возможно, у нее просто были проблемы с желудком. В любом случае для Тани  и сама она и ее проблемы были неинтересны.
             Таня смотрела на танцующих, Юра отплясывал с Люськой. Абрикосов со своей Галкой  порхали и ворковали, как два голубка. Кто бы мог подумать, что этот брак, заключенный почти насильно, со скандалом, на девятом месяце беременности,  под давлением замдекана  и при активном содействии родителей Абрикосова окажется таким удачным и крепким! Кто бы мог поверить, что Галка Воробьева, эта рыжая толстая лахудра из наглой оторвы превратится в даму, приятную во всех отношениях, добропорядочную жену и мать семейства!  А сексапильный красавчик Абрикосов с густыми бровями и красными влажными губами, жутко похожий на актера Бодрова, любитель и любимец чужих жен станет скучным костлявым типом в черепаховых очках! Вот они закончили танец, Абрикосов брякнулся перед женой на колено и картинно чмокнул ее руку. Она откидывает голову и победно оглядывается по сторонам, приглашая всех полюбоваться ее триумфом.
               - Какой крепкий брак! Кто бы мог подумать, если вспомнить, как они женились! – подала голос княжна.
               - Они на серебряную свадьбу устроили венчание, в белом платье, с гостями, все по полной программе….
               - Да! Кто бы мог подумать…. Глянь-ка, Лида без своего Белого! Разошлись, что ли?
               - Больше того – расплевались! Она его просто видеть не может, так и сказала, если Белый придет, то я уйду!
               - Да-а! А какая любовь была! Хотя я лично никогда не могла понять, как этого типа вообще можно любить!
               - Что ты! Она про своего Белого ничего плохого и слышать не хотела! Попробуй что-нибудь скажи о нем, когтями разорвет, в горло вцепится!
               - А он с ней всегда по-свински поступал, обращался, как с вещью, гад! А она все равно его любила….
              - Любовь зла! А где Мазурская? Что-то Маринку нигде не видно.
              - Она, наверное, не придет, у нее, вроде, проблемы – с мужем развелась, - интимно понизив голос, поделилась новостью Натэлла.
              - Так они с ним уже давно развелись, пять лет назад! Да и потом, развод – разве это проблема? У нас почти все уже разводились, некоторые даже не по  одному разу! – цинично хмыкнула Таня.
              - Как же? У нее ведь ребенок совсем маленький, трудно одной!
              - Да что ты! Неужели? Не труднее, чем другим! Уверяю тебя, она нормально пристроена. В этом году на пенсию выйдет, она же в Североморске то ли телеграфисткой, то ли планшетисткой работала, так что военную пенсию будет получать, и очень хорошую! А мы с тобой свою пенсию вообще вряд ли когда увидим! Да и не одна она.
             - Замуж вышла?
             -Ну, замуж не замуж, а старичка богатенького себе нашла, и он ее полностью обеспечивает. Квартиру ей двухкомнатную в Питере купил и обставил по классу люкс. Она мне в прошлом году все уши прожужжала со своим паркетом и кухней какой-то эксклюзивной, как у Собчака.
             - Значит, развелась со своим Алькой! А ведь какая любовь была!
             - Пил он сильно, особенно в последнее время. Да и не было никакой особой любви, когда они женились. Была когда-то в школе, а потом студенческая жизнь закрутила, все забылось. У него тоже своя жизнь была. А потом, к распределению оказалось, что подходящей партии у Маринки нет, да и ему в гарнизон одному без жены ехать было не с руки. Так что этот брак для них обоих был наиболее приемлемым вариантом. Тем более, давно знакомы, родители  их вместе служили, потом школьная любовь вспомнилась, романтика….
             - А тут неплохо, - проговорила княжна, оглядывая аляпистые картинки на стенках.
             - Угу, - уныло согласилась Таня.
             - Я не помню, столовая наша, вроде, не здесь была?
             - Сама не помню. Но Лене Федорцовой спасибо, что помогла нам здесь устроиться на вечер. За такие деньги можно только по большому блату место занимать.
             - Она здесь по-прежнему работает? А муж ее где?
             - А муж в Москве с новой женой.
             - Развелись? И они тоже? – Натэлла в ужасе распахнула глаза, пересчитав в уме все распавшиеся пары и, порадовавшись, что все эти житейские бури миновали ее дом. – У нее муж с экономического факультета, я помню, он здесь где-то в банке работал.
              - Ага, как Британец, управляющим банком. И как Британца, его в КПЗ засадили. Жена, как декабристка, в тюрьму передачи носила, адвоката нанимала,  обыски и допросы пережила. А он из тюрьмы вышел, и с секретаршей в Москву укатил!
               - У них тогда еще девочка сильно болела.
               - Да, что-то онкологическое у дочери было, что-то с кровью.
               - И он их бросил?!!
               - Ага. И даже материально не помогает.
               Натэлла  молча,  ковыряла салат. Таня с усмешкой наблюдала за ней. Наверное, за этот вечер она узнала о жизни гораздо больше, чем за последние 25 лет своего стерильного существования. Видно, она Бога благодарила, что ее муж не такой как все мы, и она не такая. Интересно, как ей удается так жить, отгородившись от всего мира, от самой жизни? Жить, закрыв глаза и заткнув уши? И как она до сих пор не удавилась со скуки? Вот Юра у нас еще такой идеальный, Юра Московский.
               - Пойдем, спляшем, Тань! Что ты все сидишь? – Люська потянула ее за рукав.                Неудобно было отказываться в очередной  раз, и Таня пошла в круг. Публика лихо отплясывала что-то народное с выходом из-за печки, нечто среднее, между «сиртаки» и «каравай-каравай, кого хочешь, выбирай», время от времени выталкивая в круг очередную жертву.
                Таня потопталась немного, лениво пританцовывая и старательно улыбаясь. Должно быть, она мало выпила или просто отвыкла расслабляться подобным образом. Когда толпа перестроилась в летку-енку, терпение ее кончилось. Она картинно взялась за сердце и, усиленно обмахиваясь пятерней, вышла из круга.
                - Что-то сердце прихватило, душно очень, - объяснила она обеспокоенной Белоснежке, в миру Танюшке Егоровой. – Пойду, подышу на крыльце.
                В коридоре перед зеркалом прихорашивалась Лена Федорцова – пикантная и бойкая, как парижский воробышек. Рядом расточала комплименты  Ольга Царева, уже не тощая, как прежде, а похожая на кусок сливочного масла, оплывший  на солнце, но по-прежнему сладкоголосая.
                - Смотрю на тебя, Леночка и любуюсь! Ты, как всегда, такая элегантная, такая красивая, и одета, как всегда со вкусом!
                - Что-то странное! – перебила ее льстивую речь Лена, - что-то раньше я не замечала, что мной кто-то любуется!
                - Нет, честно! И раньше мы на тебя всегда ориентировались, если Леночка что-то надела, значит это модно! Вот, вроде, ничего особенного, а как оденешься – какой-то шарм, очарование!
                - Вот если бы раньше мне это кто-нибудь сказал! Я всегда была такая закомплексованная! Вот надену туфли на каблуках и думаю, Господи, хоть бы никто не заметил! Мне все время казалось, что все на мои ноги смотрят! Комплексовала по-страшному!
                - Ой, что ты, Леночка! Ты у нас была звезда! – сладко пела Царева.
                - Вот если бы раньше мне кто-то такое сказал! – иронично повторила Лена, - Это же надо! Ждать 25 лет, чтобы узнать про себя, что ты, оказывается, королева красоты и законодательница моды! Ну почему мне тогда никто ничего подобного не говорил? Тогда мне это было нужно, а сейчас….
                Таня пошла дальше, на воздух. Да, многое, очень многое приходит к нам слишком поздно. Тогда даже такое лицемерное признание могло вознести до небес, дать второе дыхание, окрылить, а сейчас воспринимается так, как оно есть – грубая лесть, комплимент, слишком явно рассчитанный на отдачу. Сегодня все были щедры на комплименты – за свою жизнь они поняли, как это просто – сказать комплимент, и как это может быть полезно. Но также,  все уже давно поняли, что нельзя принимать их за чистую монету,  и              Таня  понимала это не хуже Ленки.
                На  крыльце курила Наташка, она была одна и  Таня воспользовалась моментом, чтобы поговорить с ней на одну очень деликатную тему.
              - Ты Андрея давно видела? – осторожно начала она.
              - Слава Богу, давно! – Наташка говорила спокойно,  и Таня продолжила расспросы.
              - Вы же с ним уже лет десять как развелись? С тех пор и не виделись?
              - Ну, почему же! Он потом еще приходил, все нервы трепал, денег требовал! Ему же всегда на дозу не хватало!
              -   И ты не знаешь, где он теперь?
              - Ну, может, помер уже! Или валяется где-нибудь под забором! Об одном мечтаю, чтобы не видеть его больше!
              - Ты извини, Наташа, меня все время совесть мучает…. Я ведь знала, что он – наркоман, а тебе не сказала, когда вы жениться собрались….  Он же у меня в ликвиде работал, вроде, хороший мастер был, только нервный очень, характер тяжелый у него был. А парень был видный, конечно: красивый, высокий, я уж подумывала с ним закрутить. Мы в пересменку со всей сменой на природу пошли, с ночевкой, форель половить, водочки выпить, такой удобный случай, чтобы сблизиться…. Вот тут-то он и расслабился, после водочки, и по пьяне мне сам и рассказал, что наркотой еще в институте увлекся, сильно увлекся. И на остров специально поехал, потому что решил завязать, думал, там наркоту не достать. И тут я испугалась, сильно испугалась! Ни о каких личных отношениях не могло быть и речи. Я так на тормозах все спустила, типа, хватит воспоминаний юности, пора спать идти.  Он на  другой день проспался, начал спрашивать, не наговорил ли чего лишнего, я, конечно, не призналась, но постаралась держаться от него подальше.  И потом  так осторожненько, осторожненько постаралась от него отделаться, тем более, отношений завести не успела. Когда я узнала, что вы пожениться решили, я хотела тебе рассказать, предупредить, но не сделала этого. Прости, Наташ, не смогла. Ты бы мне все равно не поверила, решила бы, что я из ревности наговариваю, и Андрей всегда мог сказать, что он меня бросил, и я с досады и из зависти тебе хочу свадьбу испортить! Может быть, надо было тогда все тебе  рассказать? Может, все бы по-другому сложилось? Я себя виноватой чувствую, что не предупредила…. Ну ты бы поверила мне, скажи честно?
               Наташка прищурившись, смотрела куда-то в сторону, молча, бросила сигарету, достала из пачки другую, помяла ее и тоже выбросила. Взглянула на Таню, усмехнулась.
              - Так у вас не было ничего? А ведь он говорил…. Да, я бы тебе тогда не поверила, это точно! Да ладно, что теперь-то об этом, все прошло, забыть надо!
              - А Ленка что, развелась со своим или как? Спросить у нее как-то неудобно....
              - Сначала развелись, потом опять сошлись. А потом он умер, так что она – официально вдова!
              - Да, никому из нас не повезло с личной жизнью…
Постояв немного на крыльце, они вернулась в зал, и тут же к Тане подкатил бывший красавчик Круз, сияя улыбкой на лоснящемся красном лице. С кошачьей грацией он обнял ее за талию и промурлыкал ей на ухо: « Пойдем, потанцуем, что ли!»
              - Пойдем, - согласилась она, - только не быстрый! Что бы ни играли, будем танцевать медляк.
              - Что-что? Я не понял!
              - Медляк – ну, медленный танец!
              - Что это за жаргон такой? – Шурика явно покоробило от жаргонного словечка.
              - Это молодежь нынешняя так выражается, племянник меня просветил. Ты разве не знал? Ну, ты прямо как из каменного века!
              - Ты такая хулиганка стала! Ты раньше не была такая…- манерно проговорил Круз.
              - Какая? Пошлая? Вульгарная? Просто я – не ханжа.
              - Ты так выражаешься, мне прямо не по себе! Ты так изменилась! Я как вспомню, что ты мне тогда ответила… ну, когда вы с Вовкой в Ригу приехали!
              - А что такого я сказала?
              - Я стесняюсь повторить….
              - Да ничего особенного я не могла сказать.
              - Ну да! Когда мы вошли в гостиничный номер, я тебя спросил, что ты тут делаешь, а ты ответила….- Круз замялся.
              - Ну, я ответила, что приехала потрахаться тут с Вовкой – ну, ничего особенного не сказала! Тем более, я же с мужем приехала.
              - Вот видишь, какая ты! – Круз укоризненно заулыбался. – Нехорошая такая! Ты такая не была….
              - Уж, какая есть! А что – не нравлюсь?
              - Нравишься, - промурлыкал Круз.
              - А раньше не нравилась, а ведь скромницей была! – Таня вызывающе хмыкнула. – А то, что характер у меня такой – уж извини! Он мне по жизни помогает, другой-то помощи мне ждать неоткуда! А вообще, ты знаешь, у женщины и должен быть плохой характер. Вот Игореня наш спился, семью потерял, а почему? Потому, что жена у него добрая! В рот ему заглядывала, все, что он ни сделает, с восторгом принимала. Ничего с него ни потребовать не могла, ни поспорить. От доброты душевной! Знаешь, пословица такая есть: простота хуже воровства? Так это про нее. Вот если бы она начала требовать: хочу шубу, хочу квартиру, хочу в круиз, так он бы крутиться начал, некогда ему пить было! И никуда бы Игореня не делся, все бы сделал!
               - Это ты сейчас придумала?
               - Нет! Это закон такой есть, помнишь, философию раньше учили? Основной закон, главный двигатель прогресса – закон превышения потребностей! Вот по нему и надо двигаться!
                - И помогает?
                - А как же! Посмотри на моего Вовку – орел! А если бы у него ума хватило на мне жениться не 10, а 25 лет назад, был бы он к началу перестройки первым секретарем обкома партии, или генеральным директором чего-нибудь, а сейчас бы мы с ним на Кипре жили полными миллионерами!
                - А если бы я на тебе тогда женился?
                - Ты? Что-то я тогда у тебя таких намерений не замечала.
                - Ну почему же, ты мне нравилась.
                - Брось! Ты  меня тогда всерьез не воспринимал, впрочем, как и все вы, здесь присутствующие!
                - Ну, знаешь, в человеке не сразу можно разобраться, как говорят, большое видится на расстоянии.
                - Ты что, в любви, что ли, решил мне признаться?
                - А ты что, постервозничать решила?
                Таня фыркнула, и бесцеремонно бросив Круза среди зала, пошла к столу. Туда же массово потянулись притомившиеся танцоры. Застолье возобновилось.
                Юра почему-то, как в порядке вещей, опять уселся между Таней и Люсей. Неожиданно в их конце стола появился другой Юра – Питерский. Он был из другой группы с Таней и из другой социальной группы, она всегда это знала. Она чувствовала, что не чета этим красивым, удачливым и успешным с юных лет парням. Она была не их круга. Всегда.
Юра был так же хорош, как тогда, 25 лет назад, и по-прежнему женат на Гале Кудрявцевовой, самой красивой девушке курса. Она почти не изменилась, такая же стройная, и лицо такое же красивое, с кривой улыбкой интроверта. Только если раньше это была усмешка капризной красавицы, то теперь больше походила на гримасу учительницы математики, и это сходство усиливалось очками, которые она теперь носила. И прическа – прическа уж больно скучная, типовая стрижка, у Тани руки зачесались создать не ее голове что-нибудь романтическое, или на худой конец, экстравагантное.
                Таня послушно подняла бокал в ответ на тост Юры и даже отпила глоток. И чего это вдруг этот успешный питерский бизнесмен вдруг снизошел до их скромного круга? Ведь кроме  другого Юры иных звезд здесь не наблюдалось, да  и тот здесь временно и случайно. Ну, не ради нее же с Вовиком он сюда пришел!
                - Глупые вы, девчонки! Каких парней просмотрели! Мы же были такие парни! А вы все по сторонам смотрели! А я помню, когда в КВН объявили…- и он принялся вспоминать дела давно минувших дней.
                Ленка  и Наташа, сидящие рядом с ним, продолжали свой тихий разговор. Галя несколько раз подходила к мужу и раздраженно требовала прекратить пить. Люська пыталась единолично завладеть вниманием Юры Московского, но тот предпочел общий разговор.
                - Знаете, девчонки, я до сих пор не понимаю, почему, как это случилось, что вы поехали на Шикотан, зачем?
                Таня   взглянула на Люську, на сидящих напротив Наташку и Ленку – те ответили ей быстрыми взглядами и тяжелым молчанием и отвернулись. Таня, молча, уткнулась в тарелку. Много чего ты, Юра, не понимаешь!
                -А почему бы и нет? – нашлась Люська, - Надо же было распределяться, и можно было далекие края посмотреть, да еще и заработать!
               - Да и куда было ехать? В колхоз, что ли? Ты же видел, какие были распределения для девчонок?
               - Ну, можно было замуж выйти.
               - За кого? – Наташка с Ленкой снова переглянулись и хмыкнули.
               - Ну почему я должна обязательно замуж выходить! – вспылила Таня.
               - А вы в курсе, что Холик в монастырь ушла? – перевела разговор Наташа.
               - Надеюсь, в мужской? – хохотнула Таня при всеобщем одобрении, только Юру этот смешок покоробил.
               - А может быть, кому-то это нужно! – неожиданно упрямо и твердо проговорил он, в упор, уставившись на Таню.
               «Это мне, что ли? На меня, что ли намекает? Ну, уж нет!»-  разозлилась она.
              - Кому-то, - с нажимом произнесла она, - кому-то, может быть, и нужно, но почему – ей? Я сильно сомневаюсь в ее религиозности.
              - А почему ты не допускаешь…- начал Юра, но Таня его перебила.
              - Да знаю я ее, как облупленную!
              - Она  хорошая была! – упрямо твердил Юра.
              -Нормальная! Нормальная девчонка была, веселая, и выпить, и с мужиками погулять, в том числе с женатыми!
              - Я как сейчас вижу:  Холик сидит, нога на ногу, в одной руке сигарета, в другой бутылка! – вступила в разговор Ленка.
              - А сколько раз жены приходили ей морду бить за своих мужиков! – добавила Наташка.
              - Я с ней в одной комнате на Шикотане жила, знаю! Могла юбку мою надеть, могла музыку врубить, когда я после ночной смены спала! Потом роман этот скандальный с рыбаком, ребенка от него родила…. Знаю я ее, Господи! Ничего религиозного за ней не замечалось!
              - Она была хорошая! – Юру, похоже, заклинило.
              - А кто спорит? Жила как могла, нормальная была – как мы все!
              - Следила за собой, макияж всегда свежий, маникюр, укладочка, а что с ней стало? Встречаю ее как-то случайно на улице – ужас! Едва узнала! Одета кое-как, брови нарисованы одна вверх, другая вниз, помада размазана, ресницы белые – старуха просто! А ведь она модница какая была, Лен, ну ты вспомни!
              - Я заходила к ней с Лидкой, ужас! Кругом иконы, свечи, как на покойника, сама в чем-то сереньком, платок на голове, как у старухи, и все время у нее посты какие-то, и все у нее грех! Мы уж думали, она нас и в дом не пустит! А мы, как дуры с тортом, с шампанским, а она – глазки вниз и что-то бубнит. А потом вообще старухи какие-то пришли  и  начали о своем, о Божественном говорить,  я, честное слово, ничего не поняла! Как будто они на иностранном языке говорили! У Лидки руки затряслись, торт кое-как порезали, а кусок в горло не лезет. Шампанское даже открывать постеснялись, поверишь? Короче, выперли нас эти «сестры»! Назад поехали, у Лидки истерика, в слезы, за руль не могла сесть! Пропала Холик! А теперь совсем – в монастырь!
               - Ну, может, у нее причины свои, может, она поняла, что там ее место! – гнул свое Юра.
               - Ну да, ну да! Конечно! Каждый имеет право на выбор! Только знаю я, какие у нее причины! Вернулась сюда с Шикотана, думала, жизнь, наконец, устроилась. Муж, наконец, появился, стаж северный, деньги кое-какие, квартиру должны были мужу дать. А тут облом! Квартиру мужу так и не дали, деньги кончились быстро, стаж северный отменили, в семье, видно, проблемы пошли, работы приличной так и не нашла, вот и ударилась в религию! Кто-то же должен ей указывать  путь в жизни, если не муж, то – Бог!
              - Ты – злая! – назидательно, как учитель в младших классах проговорил Юра.
               - Я – умная! А что злая, так это не порок! Это мое лучшее качество характера и, может быть, единственная опора в жизни! Больше-то мне ничего и никто не поможет – только характер упрямый!
               Тане надоел этот детский сад с Юрой, эти разговоры о добре и зле! Честное слово, не от мира сего парень, как с неба упавши! Она надеялась, что этот разговор, наконец, закончен. И отчасти, эта надежда оправдалась, Люська зацепилась языком с княжной, Ленка и Наташка приняли активное участие в воспоминаниях Юры Питерского. Но Юра Московский, преследуя неясные цели, тихо подсел к Тане и продолжил разговор уже тет-а-тет.
               - Извини, Таня, если этот разговор для тебя тяжелый…. Я хочу понять, почему ты все-таки поехала туда, на Шикотан? Почему здесь не осталась?
                «Он что, издевается, что ли? – подумала она с раздражением, но взглянув на внимательное, с широко  раскрытыми глазами участливое лицо сокурсника, она увидела, что он действительно многого не понимает. И объяснила ему, как ребенку, почти на пальцах.
               - А потому, Юра, мы все пятеро отправились к черту на рога, что выбора у нас не было! У нас у всех! У каждой из нас была своя причина! Можно, конечно, было замуж выйти, но только вы все, умные и хорошие, нас почему-то в жены взять не захотели! Уж больно мы непрестижные были.
               - А ты, ты лично, почему?
               - Я? Ну, можно мне было, конечно, свободный диплом получить, в принципе! Ну, попросила я отца, у него были возможности… - Таня говорила медленно, как бы нехотя, вспоминая неприятные эпизоды жизни, - И устроиться бы отец мог бы помочь  - не захотел. У нас с ним отношения были натянутые…. Он вообще не хотел, чтобы я в городе осталась, он даже рад был, что я уезжаю, знаешь, что он мне тогда сказал? «Надо испытать трудности. Не ищите легкую жизнь, дешевые эффекты». Это было его родительское благословение, вся его помощь! – Таня нервно хохотнула.
              - И не помог?
              - Странно, да? Ну, вот так вот! У нас  с ним тогда конфликт случился, такой скандал крупный…
               Таня бросила быстрый взгляд на собеседника, ужасно ей захотелось хоть кому-нибудь рассказать о своем давнем, наболевшем. Промелькнули в памяти давно забытые, казалось, но по-прежнему болезненные воспоминания о мелкой ссоре с мачехой по поводу припрятанных ею шоколадных конфет в портфеле ее дочери, мелком скандале, мгновенно переросшем с появлением отца в глобальный конфликт с последующим изгнанием сестер из дому. Прямо, как в сказке про злую мачеху! И про равнодушного отца. Только закончился этот конфликт не вмешательством  доброго волшебника, умиленного безропотной покорностью сиротки, а вполне официальными действиями судебного исполнителя, вселившего их с сестрой на причитающуюся им по закону жилплощадь. Потому что, проболтавшись трое суток по друзьям и знакомым, они поняли, что если  не бороться, они  останутся  на улице. Замерзать на помойке, как  сказочная героиня, они почему-то не захотели и обратились за помощью в милицию. Все решилось быстро, без излишних формальностей, одним появлением людей в форме и их недолгой беседой с отцом. Предательство отца, после того, как их предала мать и Танин жених, было жестоким и неожиданным. И удивительно последовательным, это становилось какой-то порочной традицией, когда близкие люди предают.  Этот очередной удар был одним  из первых жестоких уроков жизни. Но  не последним, к сожалению.
              - Да…- протянула она, глядя на интеллигентного сокурсника, решив, что, пожалуй, расскажет ему кое-что, но  в облегченном варианте, как сейчас пишут в хрестоматиях по литературе. Так сказать, сокращенный вариант – «Война и мир»  на трех страницах.
              - Скандал у нас тогда случился грандиозный. Я тогда на пятом курсе училась, отец себе новую семью завел, ну, естественно, мы с сестрой ему мешали, проблемы пошли. И он рад был от нас избавиться, хотя, ему всегда было не до нас, если честно…. Какие-то мы лишние были с сестрой, ненужные, всегда, а тут…. Тем более, новая жена, конечно…. Так что не до нас ему было! – Таня замолчала, потеряв нить разговора.
               - Он жив сейчас? – подсказал Юра.
               - Нет! Помер! И я сказала, ноги моей не будет на его могиле! Хватит того, что я на похороны пришла!
               - Ты зря так, надо простить.
               - А я и простила. Но ничего не забыла!
               - Значит, не простила, надо быть добрее.
               - Добрее?! – Таня просто взвилась. – А ты знаешь, когда сестра приехала сюда с детьми, она, его дочь с его внуками комнату в общежитии снимала, пока квартиру не купила! А он не пустил ее к себе пожить, тесно, ему, видите ли в трехкомнатной квартире! Дочь и внуки ему, видите ли, мешают! А новая жена с ее дочкой не мешали! Простить! Простила давно! Сколько мы с сестрой  с ним по больницам мотались,  в Литву на операцию возили! А помер – ничего не оставил! Ни рубля, ни копейки, ни рваных тапочек – хоть бы для смеха!
               - Ну, может, и нечего было.
               -А ты знаешь, где он работал? В ЛУКОЙЛе! И не простым инженером, заметь! Он с основания здесь работал, вместе с первыми лицами начинал! Было, все было! Акции, деньги наличные и на книжке, квартира, дача, да и черт с ними! Все жене отошло.
              - Вы судились?
              - Зачем? Не-ет! Ничего не оставил, значит, не захотел. Значит, мы, дети, для него – никто! Ладно. Пусть так и будет.
              - А мама?
              -Что – мама?
              - Ну, мама ваша?
              - Мама? А-а, мама…
               Господи, она уже успела забыть этот тайный кошмар своей  жизни. А ведь сколько лет она тщательно скрывала сам факт ее существования, сколько лет боялась, что та появится вновь в ее жизни, разрушая все на своем пути, круша, как ураган и без того неуспешное, хрупкое бытие! Сколько лет она вскакивала среди ночи в холодном поту от кошмарных видений своей расхристанной, вечно пьяной, опустившейся матери!    Долгие годы она тщательно скрывала свою семейную драму, этот постыдный пункт своей биографии, скрывала сам факт существования своей матери.  Долгие годы на вопрос о матери она отвечала, что та трагически погибла, ведь для нее она действительно умерла.  Потом, спустя годы, когда притупились  боль и обида на мать, она смягчилась, и на вопросы о матери говорила, что родители развелись,  и они потеряла связь. Она тащила на себе свою тайну, как узник тащит свои кандалы, и уже привыкла считать себя сиротой.
               Но проклятие семьи висело над ней и напомнило о себе в самый неожиданный момент,  когда она работала в крутой  фирме, куда ей удалось устроиться только по протекции и ценой тяжких трудов и унижений. Когда же ей удалось, наконец,  добиться первой в своей жизни престижной загранкомандировки, да еще в капстрану, да еще в Израиль, это проклятие настигло ее.  Такие командировки  простому смертному выпадали только раз в жизни, и когда она, млея от счастья в предвкушении предстоящей поездки,  получала в первом отделе анкету и разглядывала ее, тут ее и вернули с небес на землю.  Тут на нее и пало «родительское благословение», когда она принялась заполнять пункты анкеты и дошла до пункта о родителях.
                Благополучно миновав пятый пункт о национальности, а так же  пункты о наличии родственников за рубежом, интернированных, попавших в плен, проживавших  на оккупированных немцами   территориях,   твердым «нет», она споткнулась на пункте о наличии у ближайших родственников судимости. Ее просто в жар бросило, она потом покрылась от этого пункта. Она не знала, что делать? Написать правду, значит, отказаться от командировки и вообще – опуститься в глазах тщеславных коллег на уровень, с которым они даже здороваться бы не стали. Обмануть? На как обмануть всевидящее око КГБ?  Она целую неделю терзалась, пытаясь найти решение неразрешимой задачи. В конце концов,  она решила, что упасть ниже плинтуса она всегда успеет, а попытаться выкрутиться стоило. И вообще, не такая она величина, чтобы КГБ ради нее  стало бы рыть землю и рассылать запросы в такую даль, и с пристрастием  проверять ответы. Да и вообще, перестройка настала, органы помягче стали на все смотреть, авось, пронесет! И она заполнила анкету твердым «нет», решив, что если все-таки правда всплывет, она  всегда сможет сделать удивленные глаза, якобы ничего не знала. Конечно, командировка тогда накроется, но рискнуть стоило, и она рискнула. Несколько месяцев она жила в ожидании расстрела, но на ее счастье произошло что-то вообще немыслимое – государственный переворот, путч, правда, неудавшийся.  Вся страна бурлила, органы были заняты неотложными делами, до такой мелкой сошки, как Таня руки у них так и не дошли. На этот раз  пронесло!  На этот раз  ее мать не смогла испортить ей жизнь.
              Как она могла такое забыть? А вот - забыла! Мало того – простила от всей души свою непутевую мамашу, и молилась за ее пропащую душу, и жалела ее. И даже, по прошествии  лет, винила себя за то, что сбежала, сбросила со своих плеч эту непосильную обузу, этот крест, который раздавил бы ее, конечно, останься она рядом….
             - Мама? – переспросила она еще раз и отвернулась, нет! Не станет она свое исподнее выворачивать перед этим чистоплюем!
             - Мама? Не знаю даже, где она и жива ли вообще.
             - Она давно вас оставила? – допытывался Юра.
             - Давно. Да и Бог с ней! Зла я на нее не держу! – нервно дернула головой Таня, - Понимаешь, почему у меня на отца обида? Мне не деньги его нужны были, хотя и они, конечно, не лишние были бы! По большому счету мне внимание, тепло  нужно было! Ну, если не любовь родительская, то хоть участие, родственность какая-то, забота, что ли! Нужной себя хотелось почувствовать! Да и Бог с ними со всеми, ладно! Ну, не повезло мне с родителями, бывает! Это еще ладно! А вот чего мне по-настоящему не хватало всегда, так это умного окружения, кругозора мне не хватало всегда! Поучиться было не у кого, некого было взять в пример, даже совета умного спросить было не у кого! Все вокруг были еще глупее меня. А те, кто мог бы мне что-то подсказать, те со мной просто не хотели общаться. Даже разговаривать не хотели. Ну, ты знаешь, – она  многозначительно взглянула на собеседника.
                -Значит, ты только поговорить хотела? Только пообщаться? – прошептал Юра, опустив глаза.
                -Да! -  бесхитростно  проговорила она, не осознав сразу смысл его вопроса.
                -  Я хотела, я искала, я много могла понять, многого добиться, я ведь не дура, я все бы на лету схватила, мне бы только намек, нужное направление! Энергии было много, сил, темперамента, только бы знать, в каком направлении идти! – продолжала она свою речь, не обращая внимания на странную растерянность  Юры.
               - И тебе не с кем было поговорить? Вот так просто поговорить? А родители? Ах да! А в школе? А все вокруг? Ну да….
              - Да никому я не была нужна! Никогда. Меня все просто использовали! - она даже остановилась, удивившись, что нужное слово, наконец, найдено.
              - Да-да, именно – использовали! Как кому нужно было! Для родителей нужно было, чтобы я была отличницей, для учителей – образцовой ученицей, тихой и скромной. Я им это давала – нате, получите! Получили – и все! Больше я им была не нужна! Все остальное, то есть я сама  их не интересовала! Я только раздражение у них вызывала своим существованием!
               Таня спохватилась, опять она наговорила лишнего, глупо! Глупо лезть со своими проблемами к чужому человеку. Вот дура, всю жизнь ее все пинают, а она все надеется, что кому-то она еще  интересна со своими разговорами и своей жизнью! И когда она только научится умно молчать? Она отпила глоток из забытого бокала, потыкала вилкой в рыбу. Рыба здесь все-таки была, судак в кляре маленькими кусочками – очень удобно, можно было брать прямо руками. Юра сидел, молча, опустив глаза.
                Юра Питерский между тем, заканчивал свои мемуары об интересной институтской жизни.
               - Вот какие мы парни были! А вы, девчонки, по сторонам смотрели, таких парней просмотрели!
               - Юра, ну расскажи о своем бизнесе!  - проворковала Люся, которой наскучили его воспоминания юности, - Ты ведь серьезным бизнесом занимаешься, да?
               - До дефолта думал, что так оно и есть!
               - Тяжело в бизнесе? Проблемы? Ну, расскажи! – кокетничала Люся.
               - Ну, что рассказывать? Помнишь фильм «Бандитский Петербург»? – неожиданно спросил он, обращаясь непосредственно к Тане, - Вот так все и было!
               - Да? – мелодично пропела Люся, - И ты как в фильме, участие во всем этом принимал? И все  это тебя лично касалось?
                В ответ на настойчивый взгляд Юры, Таня скромно опустила глаза, пытаясь стереть с лица змеившуюся усмешку.  Если честно, этот фильм ей совсем не нравился, наивный он какой-то,  дилетантский, просто киношка для сентиментальных домохозяек.  Ну, Петербург не Петербург, про это она не скажет, а вот о бандитском Владивостоке  она знает не понаслышке, не из фильма. Кое-какие  проблемы знакомы ей изнутри, она могла бы многое порассказать, но зачем? Она знала, что об этом лучше молчать, молчать и слушать. Она подровняла выражение лица под спокойно- заинтересованное и принялась внимательно слушать.
               -Вот все там правда! Вот как там показано, так и у нас  было! -  начал повествование  Юра, глядя по-прежнему  на Таню.
               - Как? Неужели вот так вот все с вами происходило? И не страшно было? – ахнула Люся.
               - Нет, Таня, ты послушай! Неужели так все и было?- повернулась она к ней.
               - Да, приходили бандиты! Ты видишь меня? Рост - слава Богу,  и весу 90 кг! А заходит амбал двухметровый под 120 кг, берет меня за ремень и поднимает из-за стола: « Чтобы через 2 часа машина была в порядке!» Бросит ключи на стол – и пошел! А машина  - в хлам! Можно, конечно было вертухнуться, только это было бы последнее движение в жизни – за спиной еще два амбала стоят! Спортсмены все! Заместитель говорит: «Что делать?» А что, говорю, не знаешь? Вон у тебя под выгрузку новые машины стоят, снимай и делай! Иногда от старой машины только номера оставались. Домой приходил после девяти вечера, никакой. Жене говорю: «Дай чаю, и не трогайте меня вообще!» Думаю, так долго я не протяну. Или убьют бандиты, или сам подохну, или импотентом стану. Потом вообще трудно стало. Слава Богу, я не первым лицом был, ко мне приходят, а я стрелки на первого перевожу, ничего, мол, не знаю, это не ко мне! Жить-то хочется! Дурак я был! На черта мне эта рыба, эти машины? Бандиты быстро разнюхали, где большие деньги – на торговле компьютерами такие капиталы составили! А мы терминалы строили – деньги в землю зарывали! А потом – дефолт! Долги не знаю, как отдавать.
               - Да, август 98- го всем крылышки подрезал! – не удержалась вставить слово Таня.
        - Точно! Крылья подрезали и мордой в дерьмо! Я сначала в панику ударился, побежал туда, сюда! Пришел к одному партнеру по бизнесу, жалуюсь, так, мол, и так, что делать? А он мне: «Что ты ко мне со своими тысячами лезешь? Вот у меня долг – миллион!» Я прямо обалдел: «Как же ты живешь?»  «А так, - говорит, - потому и живу, что сильно много должен! С мертвого меня  денег не возьмешь, а пока жив – может, и выкручусь, верну долг!» Я огляделся кругом: офис в несколько этажей, все работают. Служащие ходят, телефоны звонят, факсы работают! Все, вроде, благополучно, а все это – миллионный долг! И ведь это почти везде! Елки, думаю, как нас всех натянули! И, главное, мне один бандит говорил, что его за две недели предупредили, что деньги надо в баксы перевести. Поняли? Это все было в правительстве запланировано, чтобы нас всех кинуть!
              - Да, обобрало нас родное правительство….
             - А что ты удивляешься? Вон по телевизору Немцов во всеуслышание объявил, что ему тоже по дружбе накануне дефолта посоветовали деньги из «Империала» забрать и перевести их в баксы, -   подала голос Таня.
            - Да ясно, как Божий день, все это было спланировано! А теперь говорят, снижаем налог на прибыль! Пора выходить из тени! А вот хрен им! Не верю больше! – горячился Юра.
        - Да теперь уж поздно: верю, не верю! – тихо проговорила Таня.
        -  Зато теперь я все газеты читаю от корки до корки! И еще между строк смотрю, что написано.
        - Поздно  уж…. Теперь нам так не подняться…. – еще раз тихо проговорила Таня.
        - А про Сашку Зезюлю слышали? – Юра направил разговор в новое русло.
        - Говорят, умер он? – неуверенно спросила Натэлла.
         - Может, и жив. Может – скрывается, - обнадежил сокурсников Юра, - Он же тоже рыбой занимался. В Смоленске магазин «Океан» выкупил.
         - Да? Молодец!
        - Да! Центральный магазин! В подвале рыбу солил, в магазине продавал, дела  хорошо шли! Он кредит сумел взять, чтобы выкупить, дали ему кредит,  мне не дали, а ему – дали! Может, поэтому я жив, а он – пропал! – Юра оглядел притихших однокашников.
           - Помните, у Зезюли была одна фишка: он считал, что похож на Джона Леннона. У него еще плакат висел в общаге, ну, в общем, и правда – похож! Сашка и очки купил такие же, как на плакате, такая вот безобидная причуда была. Доверчивый он был очень, но честный и порядочный. Партнеры его подставили, товар забрали, а деньги не заплатили. А тут – дефолт, а за сырье платить надо, и кредит отдавать, а нечем! Магазин за долги забрали, квартиру, все забрали, он извозом начал заниматься на своей  машине, машинка старенькая, ее даже отбирать не стали. Так вот на жизнь пришлось зарабатывать. И в последний раз его видели – повез клиента и исчез. Больше его не видели. Но может быть жив он, скрылся, может быть.
         - Дай Бог! Выпьем за это! – все дружно потянулись за рюмками.
           После такого невеселого тоста разговор не клеился. Все сидели, понурясь, вспоминали других, ушедших навсегда, выпили и за них. Алкоголь немного примирил их с действительностью. Как нельзя, кстати, заиграла музыка, и народ потянулся танцевать. Юра обошел вокруг стола и галантно обратился к Танинному мужу: «Позволь пригласить твою даму!»
           Таня не стала дожидаться разрешения мужа, и пошла танцевать. Юре пришлось склонить к ней свою красивую голову и шептать на ухо – иначе невозможно было говорить из-за громкой музыки и разницы в росте.
        - Прекрасно выглядишь! А я помню, как тебя в первый раз увидел! На первом курсе, в самом начале, как сейчас помню! Я поддал немного и ввалился в вашу комнату в общаге, вы там втроем жили: Левина, Мазурская и ты. Я как вошел, смотрю – ты такая! Ну, особенная! Мимо не пройдешь…
             Таня, хоть убей, не помнила этот исторический эпизод. Ну, может быть, заходил Юра к ним в комнату, и что с того? Как зашел, так и вышел! Но никаких восторгов и восхищений в свой адрес она, как,  ни пыталась, вспомнить не могла, не было никаких восторгов. Уж этого бы она не забыла, это был дефицитный товар в ее биографии, особенно по молодости! Ой, не верю я вам, батенька!   
               -Заметил, значит, запомнил…- раздумчиво проговорила она.
              - Ну! Тебя не заметишь!
             - Спасибо. Значит, заметил! Приятно слышать, хоть и поздновато. Спасибо за комплимент.
             - Это не комплимент, это правда! Извини, Таня, но с чего это ты вдруг за Вовку замуж вышла? Что ты  в нем нашла?
            Что это с ним? Странные вопросики себе позволяет, если учесть, что никаких отношений между ними не было, даже просто дружеских! Он даже не делал для нее эпюры по начерталке, а она не прикрывала его прогулы перед деканатом, они и учились в разных группах. Так, виделись иной раз в общаговском буфете да посещали общие лекции в институте и только! С чего вдруг такой интерес? Она снизу вверх  глянула в склоненное к ней любопытное до неприличия лицо. Он только что рот не открыл от жадного нетерпения. Так значит, наговорил кучу дурацких комплиментов, а теперь хочет к ней в постель залезть. Ну ладно, ты у меня сейчас получишь информацию! Начиная песню индийского гостя, она  постаралась придать лицу как можно более романтическое выражение.
          - Знаешь, Юра, когда я вновь повстречала Володю десять лет назад, то есть спустя 15 лет после окончания института, я нашла в нем много новых ценных качеств, которые не смогла разглядеть раньше, во время учебы. Я увидела в нем  столько скрытых достоинств, которые невозможно было не оценить! – и, чтобы окончательно добить собеседника, прибавила:
         - Знаешь, мой первый муж был красавец! Высокий голубоглазый блондин, рост 187 , спортсмен, в общем, прямая противоположность Володи. И мой первый брак был крайне неудачен! А вот с Володей я счастлива! Он – именно тот мужчина, который мне нужен, именно его я искала всю жизнь, можно сказать, Володя – мужчина моей мечты!
         Она еще говорила что-то, легко перемешивая факты биографии с текстами бразильских сериалов, с вызывающей улыбкой глядя в лицо собеседника. И с удовольствием наблюдала, как любопытство сменилось удивленным недоумением, Юра был озадачен, если не ошарашен. Он больше не лез к ней со своими дурацкими вопросами, и очень хорошо! Они, почти молча, дотанцевали до конца мелодии и с облегчением разошлись по своим местам.
         Но сидеть Тане не пришлось, к ней тут же подлетел великолепный Мэлл Гибсон, подставил ей руку калачиком и со словами: «Пардон! Прошу Вас, мадам! Надеюсь, Вовик простит!», потащил ее в круг. Он был умелый танцор и уверенно вел ее, оберегая широкими плечами от беспокойной толпы. В его руках она чувствовала себя спокойно и уверенно, а он, как галантный кавалер, завел светскую беседу.
          - Вот смотрю я, Тань, на тебя, на Вовика, на пару вашу семейную…
         - Что, нравимся?
          - Нравитесь. Только, не обижайся, Тань, я давно хотел тебя спросить…. Как это вдруг, ну, почему ты за Вовку замуж вышла? Тебя-то я давно знаю, а Вовка…. Ну, мы с ним, не сказать, чтобы дружили, а так – приходил он к нам в общагу иногда в шахматы поиграть. Почему вы все-таки поженились?
          Гибсон уставился на нее с неприкрытым любопытством, видно, этот вопрос давно его мучил. И этот туда же! А ведь Вовка считал его своим другом! Он что, десять лет ждал, чтобы спросить ее? Таня разозлилась, они что, с ума все посходили, что ли? Как сговорились! Просто достали ее одними и теми же идиотскими вопросами! И что им всем нужно от нее и от Вовки? Почему поженились! Почему поженились? А за кого ей было выходить? За него, что ли? А может быть, за Круза, или за Юру, того или другого? Что-то она не замечала в них никакого к себе интереса вплоть до сегодняшнего вечера!
      Да и чем, собственно, ее Вовик хуже их всех вместе взятых и каждого по отдельности? И что они сами из себя представляют, если честно? Ну, красивые, ну, амбициозные, ну, с хорошими манерами! Но на что, собственно,  они годны, что они могут, кроме как расправить широкие плечи в модных пиджаках? И где они все были, когда надо было помочь Британцу, у которого они числились в лучших друзьях? Когда его посадили в СИЗО и завели уголовное дело?  Они все стушевались, слиняли, растворились, исчезли.
           Один Вовка, который просто приходил к ним в общежитие в шахматы поиграть, он один решился  помочь однокурснику. Его идея написать в прокуратуру письмо-поручительство показалось Тане благородно-наивной и старомодно-бесполезной. Она не верила, что простая бумажка, подписанная незначительными лицами, сможет как-то повлиять на следствие. По ее представлению, это было все равно, что прокопать Беломоро-Балтийский канал детской лопаточкой. Она вообще не верила, что кто-то согласится подписать это письмо. А Вовка верил, и у него все получилось. Это было странно, но  у него все вышло.
               Она помнила, как тогда, 5 лет назад, на таком же вечере встречи ее Вовик, лысенький и тщедушный подходил к этим преуспевающим красавцам и предлагал свое пресловутое письмо. Она смотрела со своего места, как из зрительного зала на сцену и ждала, чем это все закончится. Она видела, как менялись в лице эти гордые красавцы. Они говорили, видимо, какие-то банальные слова, которые говорила Вовке и она сама, что все бесполезно, что там сами разберутся, что они бы и рады помочь, да нечем.
            Но все это были слова, которые она не слышала, но она видела их лица, и на этих лицах было главное – страх. Страх за себя, за свое благополучие, за свой бизнес. Она переводила взгляд на Вовку, он совершенно не смущался их отказом, он начинал говорить. Таня знала, что он говорил. Глядя на них наивными голубыми глазами, он говорил им то, что они сами раньше знали, но давно забыли, над чем подсмеивались, что сами постеснялись бы сказать и не могли поверить, что такое мог говорить взрослый, поживший человек – прописные истины! Что друзья познаются в беде, что подать руку помощи наш долг, и кто, если не мы! Он говорил, что даже если это письмо не станет решающим фактом в деле, то получить его в тюрьме будет для Сашки серьезной моральной поддержкой. Он поймет, что от него не  отступились, его помнят, ему верят, его поддерживают.
           Они напряженно слушали, читали письмо. Они не хотели отказать ему напрямую, они хотели сохранить лицо. Они уклонялись, юлили, они уходили курить, но они возвращались. Они думали, о чем-то спрашивали, удивленно глядя на Вовку, еще раз перечитывали письмо, жали ему руку, наливали водки, выпивали с ним, хлопали его по плечу, снова читали. С их лиц постепенно исчезали страх и напряжение, появлялось удивление, потом сомнение и, наконец, решимость. Они брали ручку и залихватски подписывали бумагу. И их лица расслаблялись и становились счастливыми! Как будто они только что совершили геройский поступок, или сделали какое-нибудь бесполезное доброе дело, например, накормили бездомного котенка, или донесли тяжелую сумку пожилой женщине.
         Они подписывали! Они сделали это. Не все, конечно, кто-то отказался, но это не был грубый отказ - плевок в лицо наивного собеседника, нет! Они долго оправдывались, извинялись, втягивали голову в плечи, сутулились. А он, ее тщедушный Вовик, очкастый и смешной в своей наивной вере в справедливость, он был великолепен! Это был его триумф, его взлет! Она смотрела на него с восхищением и – с любовью, да, она его в этот момент любила. Но это было тогда, пять лет назад. Тогда она еще была полна надежд и планов, как героиня сентиментального романа. Она усмехнулась, видно, и впрямь это была ее последняя иллюзия в жизни. Да, давно это было.   А теперь все было,  как было, и поступок Вовки и сам он казались ненужным,  наивным и лишним.      
          Теперь она сама хотела спросить себя,  почему она все-таки вышла замуж за Вовку?
         Когда Таня приехала в Калининград по своим делам, она встретилась в ним почти случайно – просто позвонила ему, отыскав в телефонной книге знакомую фамилию.   К этому времени  ее жизнь уже была хорошо организована: у нее была прекрасная благоустроенная квартира в престижном районе Владивостока, твердое материальное положение. После развала Союза и последующих глобальных событий, буквально перевернувших  жизнь всех граждан  от верхов до низов, Тане пришлось также пересмотреть свое отношение к жизни. Ее  работа в крутой фирме, куда она с таким трудом  устроилась ,  уже не имела смысла: зарплата  с       учетом галопирующей инфляции    была ниже прожиточного минимума, да и ту задерживали постоянно. Еще хорошо, что  она параллельно  уже давно  занималась предпринимательством, как сейчас говорят, а тогда  это именовалось теневым бизнесом. Когда после развода с первым мужем она зализывала раны  в своей нищей комнатке, ей пришлось выбирать: или продолжать  жить в нищете   и жаловаться на жизнь, или все-таки попытаться выползти из-под завалов.   Она выбрала последнее, тогда-то она и в фирму эту крутую влезла, и кроме основной работы начала подрабатывать. Она перебрала много разных способов заработать,  стараясь  держаться в  рамках  закона, благо, законы стали более лояльны. Последнее свое дело  она считала наиболее перспективным: она   организовала цех по производству деликатесов.
             Предприятие было почти легальным, то есть формально    работала групп    лиц по бригадному подряду – тогда это было так принято, работали на арендованных  площадях  ее родной фирмы.  Работа  была настолько успешной, что Таня осмелилась предложить   руководству своей фирмы включить ее  в свою структуру на правах хозрасчетного цеха. Это тогда было модно,  в этом был прямой резон  для Тани, поскольку площади и оборудование принадлежали фирме, фирма же могла обеспечить бесперебойную поставку сырья и безграничный сбыт, хотя последнее было  не  так важно, как первое. Кроме того,   это была солидная   «крыша», что было немаловажно в то время. И для фирмы этот альянс был выгоден – без всяких хлопот  и затрат они получали готовое производство, а это  рост показателей, живые деньги при реализации товаров  и бесплатные  деликатесы на командирских столах. Идея руководству понравилась, представленные образцы продукции  и расчеты одобрены, и цех открыли. Только руководить им назначили совсем другого человека, а Тане было велено помогать новому начальнику в свободное от основной работы время. После этого  Таня  поняла, что    дальнейшая работа  на фирме не имеет смысла. 
              Она уволилась, со злорадством наблюдая со стороны, как быстро развалилось налаженное ею производство, что и неудивительно – ведь сами по себе станки не работают . К сожалению ее способности оказались никому не нужны.  Ей опять пришлось  думать о новом месте работы, идти в очередную  полумертвую контору, где   ей бы  пришлось  выполнять самую  грязную  работу      за гроши,   больше  не хотелось.  К счастью,  пришли новые времена, появились новые профессии, и  она  вместе с сестрой  занялась челночным бизнесом.  Торговали на рынке, осваивая тонкости нового дела, работа была тяжелая   и опасная. Поскольку их начальный капитал составлял всего двести долларов, то на закупку  товара смогли  поехать только  в Китай. Деньги вернулись быстро, буквально через несколько дней, но только двести долларов!  Сестры   понимали, что на дешевом товаре много не заработаешь. Для хорошего заработка нужны были настоящие деньги,  но денег  не было – Таня только что произвела очередной обмен своего жилья и купила новую мебель.
            Пришлось занимать  у бандитов – больше-то взять было негде. Они сильно рисковали, ведь нужно было возвращать долг в очень короткий срок и с большими процентами. При неудаче включался счетчик, и  Таня могла                потерять не только новую квартиру, но и голову.  Собственно, те, кого называют  бандитами,   ей  заняли только потому, что она и раньше  обращалась к ним за займами для закупки сырья для своего цеха, им  же она в основном и сбывала свою продукцию.  Если честно, в основном  благодаря этой совместной работе она и смогла приобрести себе престижное жилье. И почему  все так их боятся?  Ну, да, работали они жестко, но свои законы у них все-таки были и соблюдались, что нельзя сказать о чиновниках, с которыми Таня столкнулась позднее, вот кто настоящие бандиты! Ей всегда удавалось  выкрутиться, вот и в тот  раз   все обошлось, привезенный из Польши товар реализовали быстро и  деньги вернули  вовремя.  Они  обновили ассортимент и увеличили оборот, у них появились деньги  и они перестали  комплексовать по поводу своей работы, ведь  именно  работая на рынке, они почувствовали себя людьми, уверенными, самостоятельными и способными заработать себе на жизнь.     Она  и в Калининград приехала только для того, чтобы закупить очередную партию товара в Польше.
             Вовка  тогда предстал перед ней в новом, непривычном виде. Со студенческих времен у  нее, как и всех  однокурсников  сложилось о нем устойчивое мнение,  он выделялся из общей массы благодаря  двум отличительным  чертам. Одна   привлекательная, другая  весьма неприятная.  Отрицательной чертой Вовки была его крайняя скупость, например, он никогда не покупал билет на трамвай. При нем всегда был железный рубль на штраф, Вовка хвастался, что с этим рублем он катался уже полгода.  Он  разработал целую стратегию: в трамвае вставал около средней двери и всю дорогу дергался и крутил головой, в ожидании контролеров, которые заходили обычно в первую и последнюю дверь одновременно, так что когда они доходили до середины, Вовка успевал выйти на остановке. И тогда он прятал свой неразменный рубль в карман черного, лоснящегося на лацканах и потертого на локтях и карманах костюма. Вовка говорил, что этот костюм ему пошили к окончанию восьмого класса, а он все как новый. Рубашки он носил такие же заношенные и местами заштопанные, а черные ботинки, в которых он ходил круглый год, никто бы никогда не купил за деньги, такие могли только выдать бесплатно  в сиротском приюте.  И эта показная бедность  выглядела особенно странно, если учесть ответственную должность, занимаемую его отцом и наличие у этого бедного студента автомобиля «Жигули». Да-да, у Вовки, а не у его отца или брата был новенький автомобиль, на котором он иногда приезжал на занятия и к друзьям  в общежитие или катал на нем сокурсников. И наличие этого автомобиля было второй, на этот раз,  привлекательной  особенностью Вовки.
                Когда она встретила его спустя пятнадцать лет после окончания института,  он смог удивить ее. Костюм на нем был вполне приличный, он пригласил ее в ресторан, сделал щедрый заказ и сам расплатился. Она  подивилась тогда, неужели он перестал быть скупым? За столом он вел интересную беседу, а после пригласил ее к себе домой и познакомил с мамой. Она никогда не была в его доме, но оглядев квартиру, поняла,  что здесь  давно ничего  не менялось. В темной холодной квартире стояла старомодная стенка с ГДР-овским чайным сервизом, на полу лежал палас, прибитый  гвоздями к линолеуму, на  стенах, покрашенных  зеленой побелкой, висела позеленевшая от времени  картина в облупленной раме. Сухенькая старушка в залатанном ситцевом фартуке, шаркая старыми шлепанцами, подала на стол, покрытый вытертой клеенкой, разномастные выщербленные по краям  тарелки с пельменями – по пять штук на каждого. Таня поняла, откуда взялась у Вовки эта скупость. Она ковыряла пельмени проржавелой вилкой, (она и не знала, что есть еще такие),  слушала  рассказы Вовки о его международных контактах и планах, перебирала   дойчемарки и доллары и думала  с недоумением, как можно жить в такой нищете, когда под ковром спрятаны пачки денег. « Ну, я  бы тут быстро все поменяла», - совершенно неожиданно подумала она.
           Потом Вовка повез ее в Зеленоградск, они  стояли на обрывистом берегу  и смотрели, как  среди высоких  волн  разбушевавшегося моря плавала пара  великолепных  белых лебедей. Они  не рискнули  спуститься к полосе прибоя,  ветер дул почти штормовой, ей казалось, что это -  ветер перемен,  ей хотелось верить, что  жизнь  еще не окончена, и для нее еще возможно  счастье.   Это было прекрасно:  белые барашки волн, белые грациозные птицы,  смело борющиеся с волнами, белый песок пляжа, и надо всем этим чистое синее небо, по которому неслись  белые облака, подгоняемые ветром…. Она вдыхала  воздух   моря, воздух юности, воздух надежд. Вовка увлеченно расписывал ей перспективы своего бизнеса и своей будущей жизни, в которой для нее было  предназначено почетное место жены. 
            Он привез ее на свой дачный участок где, стоя между аккуратных грядок, рядом с кучей  песка и горой бетонных плит,  размахивая руками, рассказывал ей, как построит здесь загородный дом. Здесь он будет жить вместе с семьей: женой и  детьми, вот уже и стройматериалы начал завозить. Ей тогда до боли, до судорог захотелось, чтобы под этими яблонями бегали ее дети. Слушая Вовку, бросая на него косые взгляды, она все больше убеждала себя в том, что именно он – ее последний шанс для достижения ее главной мечты жизни. Ребенок – вот ее главная  цель и мечта ее жизни!
           Он знакомил ее с друзьями, и они смотрели на нее, как на герцогиню в изгнании, снизошедшую к простому смертному – Вовке. Это льстило, было приятно осознавать себя драгоценной наградой.
           Поглядывая на Вовку, она понимала, что он, конечно, не блистал красотой, но красавчик у нее уже был, ничего хорошего из этого не вышло, у нее вообще  образовалась аллергия к красивым мужикам. А этот – давно на нее западает, еще со студенчества, может, даже любит. Заботиться будет о ней, о ребенке. Деловой, похоже, значит, обеспечит ребенку нормальную  жизнь, не придется ей колотиться ради куска хлеба, на рынке мерзнуть. И так ей захотелось пожить, наконец, за каменной стеной заботливых мужских плеч, что она закрыла глаза на нестыковки в мечтах, на недостатки  Вовки. Ну, скупой, так, в бизнесе это плюс, будет как Скрудж Мак Даг, богатый.  Ну, в конце концов, она тоже не идеал,  и лет ей уже под сорок,  возраст для рождения ребенка критический, а тут все так удачно складывается! Да  и не собиралась она сидеть,  сложа руки,  она сама привыкла  заработать себе  на жизнь. И потом, возможно с Вовкой она сможет заняться  настоящим большим бизнесом, а то,  сколько можно по мелочам работать!
               Сейчас  она должна была признать, что Вовка оказался пустым мечтателем, не способным довести до конца никакое дело. Дом он так и не построил, да он его даже не начал строить, завезенные плиты частью растащили соседи, частью ушли в землю, заросли травой, оказались засыпаны  мусором.  Гора песка осыпалась, сровнялась с землей, ее уже невозможно было отыскать на даче, как и грядки, исчезнувшие вскоре после смерти старушки-матери, а яблони без заботливого ухода засохли.
               Таня взглянула на мужа, важно беседующего с однокурсниками, ей стало обидно, на что она потратила 10 лет своей  жизни. Ей бы бегать по врачам, используя последний шанс родить ребенка, родить,  во что бы то ни стало, хоть от мужа, хоть от донора, хоть из пробирки, но своего,  родного, кровного! Так нет, она бегала по банкам, складам, таможням, юристам, налоговым инспекциям и прочим скучным местам, пытаясь обеспечить семье материальное благополучие, спасти от краха и разорения семейный бизнес. « А что мне оставалось делать? – пыталась она оправдать себя, - Кто-то же должен в семье  заботиться о хлебе насущном,  ведь от Вовки не было никакого толку»! Вот она и заботилась, суетилась и не заметила, как в повседневной гонке за куском хлеба прошло 10 лет. Время  было безвозвратно упущено, упущено для ее главной цели.
               Она опять взглянула на лысый череп мужа, отвернулась в раздражении, он таки  нашел свободные уши и с воодушевлением болтал без умолку.  Когда-то она увидела в нем потенциал, а сейчас  она сильно сомневалась в своем выборе.  Он разочаровал ее по всем пунктам. И он не оправдал ее самой главную надежду – не дал ей ребенка. Он не стал ей ни надеждой,  ни опорой. И  за каменной стеной посидеть ей так и не удалось, и надежного плеча она в нем не нашла. Не открыл он ей дорогу и в большой бизнес, очень скоро она начала  жалеть, что забросила свой мелкий бизнес.
            - Значит, Вовик у вас не котировался? – ответила она, наконец, вопросом на вопрос великолепного  Мэлла Гибсона.
           - Ну, он парень неплохой, но он был не нашей компании, так скажем!
          -  Да брось ты! Ты скажи честно, что вы его всерьез не принимали, а в компанию брали только потому, что у него машина была!
           -Ну, вроде того. А машина – да! Ни у кого из нас машин не было! Конечно! Он сильно выделялся из-за своих «Жигулей». Тогда вообще редко у кого машина была.
          «А Вовка считал, что они – друзья!» – грустно подумала она.
          -А когда мы окончили институт, - продолжал Гибсон, - мы все разъехались, потом – оба-на! Вовку в море встретил, случайно, при разгрузке. Смотрю, он на та-а-ком судне крутом работает! Шустрый. Молодец, думаю, какой! Посидели тогда, выпили, он пресервов нам на закусь подкинул пару ящиков, мы  ему – консервов! Как положено. Потом он к нам в Ригу приезжал, один он и приезжал с курса. Когда вы поженились, честно говоря, я удивился….
         Сладков-Гибсон замолчал, выжидающе глядя на Таню, но она упорно держала паузу.
        - Он что-то про бизнес свой говорил, чем-то он занимался?
       -  Он много чем занимался, - веско проговорила она и опять замолчала.
       - Он говорил, что туризмом занимался, это правда? И что, он что-то заработал? – Сладков недоверчиво  вглядывался в ее лицо.
           Таня обреченно хмыкнула: вот этого она уже не ожидала! Значит, все эти годы, когда они встречались, общались, делились новостями и успехами, они считали его слова пустой похвальбой? Они до сих пор считают его несостоявшимся,  ни к чему не пригодным неудачником, не способным добиться успеха ни в бизнесе, ни в семейной жизни! Ничего не изменилось! Они, значит, ему не верили…. Десять лет назад она решила, что  общественное  мнение ошибается,  и она одна  разглядела в нем потенциал, но теперь она поняла, ошибалась именно она, а  общественное мнение, как всегда оказалось право.
            - Вовка что, и вправду что-то заработал? – повторил вопрос Гибсон, с жадным любопытством вглядываясь в ее лицо.
          Честно говоря, для нее самой десять лет назад было полным откровением, что Вовка создал турфирму, привозил в Калининград  немцев, арендовал целый пансионат вместе с компаньонами. У него завелись немецкие и польские партнеры, появились постоянные переводчики, слетавшиеся к нему по первому звонку, и он заработал неплохие деньги.
            - Вовка деньги зарабатывать умеет, можешь мне поверить. И туризмом занимался, и с немцами работал, и мебелью торговал, и окорочками, и ценными бумаги. И довольно успешно.    Сейчас политикой занимается.
                -На «Яблоко» работает, как раньше?
                - На «Единую Россию», «Яблоко» в прошлом! Зачем нам аутсайдеры, мы за лидеров держимся.
             - Ренегат, значит, Вовка! Предал, значит, своих соратников.
            - Кто платит, на того и работает,  бесплатно работать никто не станет.
            Таня лениво тянула фразы, тяжело и веско роняя слова.  Это было почти правдой. Вовка действительно выполнял разовые работы для  «Единой России», в основном в период выборов, но она надеялась, что это станет его постоянной работой. Потому что партийная работа – единственно, что ему удавалось делать хорошо. А пока он жил за ее счет, иногда принося какую-нибудь мелочь, выдаваемую ему в смешной фирме, где он числился соучредителем и одним из директоров.  В бизнесе он был безнадежен. Для нее самой сейчас казалось каким-то чудом, как он умудрился заработать на туризме! Потому что все остальные его бизнес – проекты,  почти ничего не дали, кроме суеты и нервотрепки.
               Но для того, чтобы понять это,  ей пришлось поработать с ним, и   Таня с сожалением должна была признать, что из Вовки не получился Скрудж Мак Даг.  Из  турбизнеса  его технично выдавили, из бизнеса по переработке мяса выгнали со скандалом, в бизнесе по оптовой торговле водой кинули компаньоны,  поставщик мебели  бессовестно нагрел, банк, в котором держали деньги, лопнул.  Вовка   был слишком ленив и самоуверен,  не вникал в работу и не контролировал расходы, его скупость распространялась только на бытовом уровне. А  в делах  он позволял себе необдуманные и необоснованные траты,  зато его партнеры хорошо считали деньги и пользовались бесконтрольностью. И если бы Таня и ее сестра  не контролировали ситуацию,  оберегая,  в том числе и свои деньги, вложенные в совместный бизнес, Вовка бы остался голым и босым.
             После пяти лет совместной работы она поняла, что больше не сможет работать с ним,  в этом не было финансовой перспективы,   у Вовки не было деловой хватки, он был подвержен своим амбициям.   Совместная работа не принесла ни денег, ни удовлетворения, ей надоело быть на побегушках в его грандиозных проектах, заканчивающихся традиционным крахом.  И после скандального банкротства банка, через  который  они проводили  финансовые операции, терпение ее кончилось.
           И тогда она   решила вернуться к самостоятельной работе. Она решила  начать собственное дело, пусть маленькое, скромное, но свое, она думала, что это – единственный способ не только заработать на жизнь, но и сохранить семью.  Со скандалом она вытребовала у мужа деньги на покупку салона. Вовка не хотел расставаться с деньгами, он собирался вложиться в очередной гениальный проект, пришлось напомнить, что это ее деньги, она их заработала тяжелым челночным бизнесом, а также продажей собственной квартиры во Владивостоке. Так они начали работать каждый сам по себе, при взаимном недоверии.  Она с сестрой преодолевала бюрократические препятствия на пути к собственному салону, а Вовка  воспринимал ее проект  как каприз и напрасную трату денег и принципиально не помогал ей.  Так  она со своей сестрой  строила свой салон под насмешки и упреки мужа и его тогдашних друзей.  А  он организовал очередное мертворожденное акционерное общество, которое приносило мизерную прибыль.
            И только почти случайная и очень рискованная спекуляция на рынке ценных бумаг неожиданно принесла баснословную прибыль.  Таня недоверчиво смотрела на огромные суммы, в пересчете на доллары получался  миллион!  Она  и бумаги эти – ГКО, «государственные краткосрочные обязательства»  воспринимала  как акции МММ, то есть как чистой воды аферу.  Она не верила, что это может принести прибыль, но именно эти бумаги делали деньги, огромные деньги. Но она  не успела осознать, каково это, быть богатой, потому, что эти деньги были виртуальные, и никак не тратились. Они не ели рябчиков и осетрину, ей не дарились бриллианты и шубы, муж  даже не «купил жене сапоги» как Леня Голубков, Таня продолжала ходить в тех вещах, которые привезла из Владивостока. Они не строили особняки и дачи,  продолжая  жить в старой хрущевке и ездить на подержанном автомобиле. Вовка выделял ей на хозяйство скудные средства, он никак не мог остановиться и продолжал покупать эти пресловутые ГКО, задействуя все  деньги.
              Это было почти безумие – бедность на сундуке с золотом.  Кроме того, Таня не верила в бесконечный рост банковского счета, она очень боялась, что рынок рухнет, и они останутся без копейки, она кожей чувствовала опасность, эти самые ГКО казались ей верхом авантюризма. Она почти заставила мужа продать эти сомнительные бумаги почти накануне дефолта, но вместо того, чтобы купить доллары, он опять купил акции, правда, уже реальных кампаний. Он был так поглощен ростом цифр на банковском счете, что не замечал ничего вокруг.  Все изменилось 19 августа того самого 1998 года, когда все его ценные бумаги превратились просто в бумаги, не дороже туалетной бумаги.
                Они остались нищими:  Вовка владел ничего не стоящими бумагами, а у Тани стоял недостроенный салон и наличные рубли, которые   тоже обесценились, хотя и не так катастрофично, как акции, за доллар приходилось выкладывать уже не пять, а двадцать пять рублей. С неимоверным трудом, урезав смету до мизера, они с сестрой все-таки достроили свой салон, и под новый год все-таки открылись. Они едва наскребли денег на препараты, нанять мастеров им было не по карману, чтобы заработать, пришлось  самим встать за кресло, в 43 года она освоила профессию парикмахера, сестра была на три года ее младше.
            Как могли, они стригли и красили, благодаря этому они смогли хоть что-то поставить на новогодний стол. Она никогда не забудет этот праздничный стол: селедка с луком, отварная картошка,   по одному жареному окорочку на каждого, бутылка водки, бутылка тоника и килограмм апельсинов  для племянников. И все. Не было  ни шампанского, ни конфет, не было даже колбасы и стандартного салата оливье. Это был их первый заработок в салоне, а потом, на долгие пять лет  это стал единственный заработок в их семье.  Как всегда, она сама обеспечивала свое существование, но теперь ей пришлось также заботиться и о обанкротившемся муже,  опереться она могла только на сестру – как всегда.
              Таня опять вспомнила о своих проблемах, Господи, ну   почему ей никак не удается расслабиться! Закончив танец, она прошла к столу, достала мобильник и с отвращением набрала номер салона.
              -Ну как? – почти враждебно спросила она.
             - Отработали. Девчонок отпустила.
              -  Без проблем?
               - В норме. Завтра созвонимся. Как у вас?
              - Со скуки сдохнуть можно. Ну ладно, до завтра.
              Она вернулась к столу как раз вовремя – Люська заполучила к себе Русакова, единственного отечественного иностранца. Таня нырнула в свою норку между мужем и Юрой Московским, как прописавшимся у них за столом, и затихла, внимательно вслушиваясь в беседу с канадским подданным, сама, однако, участия в ней не принимала.
          - А как ты попал в Канаду? – протяжно и эротично произнесла Люська в сторону Русакова.
          - Тебе как рассказать: за 5 минут, за 20, за 30 или за час? Я могу по-разному.
          - Сразу видно американца! Четко рамки определил! Давай за 5 минут! - разрешила Люська.
          - Прально! А то водка греется! – обрадовался Круз.
         - Хорошо! Значит так, работал я в Питере. Сначала в море ходил, а там, знаете, нас на курсы иностранного языка посылали. Ну, на английский я не попал, и без меня желающих было много, блатных. Оставались  французские курсы, они не котировались, вот туда меня и сунули. И знаете, я думаю, это – судьба! Ведь попади я на английские – не быть мне в Канаде!
        - Ты же в институте инглиш учил!
        -Ну да! А французский с нуля начал, понравилось. Ну вот. Потом советником в промзоне работал, с канадцами познакомился, адреса у них взял, потом пригодилось. Потом бардак этот начался – перестройка. Я тогда в Питере в мэрии работал во «внешнем отделе».
         - С Путиным? С Собчаком?
         - Ну да! Не скажу, что близко знаком, этого не было, но фактически под их руководством, в одной команде. Чубайс, кстати, тоже оттуда. Ну вот…. Потом вообще началось – бандиты стали всем заправлять. Я понял – пора ноги делать. Вспомнил канадских друзей, написал, они, как ни странно, ответили. Прислали приглашение, я, конечно, поехал. Предложили должность советника по работе с российскими рыболовными кампаниями. Я семью перетащил в Канаду, стал работать. Только долго с ними я не проработал.
         - Почему?
         -Да честный я. Когда наши, русские, то есть, стали всякие совместные кампании организовывать, контракты предлагать, я канадцам сразу говорил: « Не связывайтесь, обдурят!» Ну, конечно, меня и убрали, нашли более сговорчивого. Хотя, все по-моему и вышло.
        - А ты как же?
        - Да нормально! Работал, язык-то я выучил! Работал, но уже не по профилю, рыбу пришлось забыть. Таксистом стал, сейчас вообще свою машину выкупил, теперь на меня уже другие работают. Капиталист, в общем!  Жена занялась Герболайфом, там это серьезный бизнес и хорошие деньги. Дети вообще адаптировались, от местных не отличишь, сын сам себе  на учебу зарабатывает, и не потому, что у меня денег не хватает, а просто там так принято!
          - Как он зарабатывает, чем?
          - Что-то с компьютерами, сам точно не знаю, у них своя команда молодежная, вообще такой самостоятельный, но мне нравится. Он уже больше меня в ситуации разбирается, скоро у него буду совета спрашивать!
             - А где живешь?
              -В Галифаксе. Сначала квартиру снимал, сейчас дом купил. Нормально.
              - А гражданство?
             - Двойное. У меня два паспорта.
             Таня слушала Русакова, не пропуская ни одного слова и не  спуская с него глаз. Ей льстило, что он тоже, не отрываясь, смотрел на нее, хотя и отвечал на вопросы Люськи.
           - А адрес дашь? Может, приедем! – размечталась та.
          - Да, пожалуйста! – не стал сопротивляться Русаков.
           Все, кроме Тани кинулись записывать адрес, ей довольно было той информации, которую она уже получила, а адрес – зачем он ей? Она туда точно не поедет, что зря мечтать!
          - Таксист! Всего лишь – таксист! – выдал пренебрежительное резюме Вовик, рассчитывая на солидарность жены. Но он ошибся, ее просто покоробило от  его снобизма.
         - Я тоже – всего лишь парикмахер! Но меня это, да и его тоже кормит! В отличие, кстати, от остальных! Хотела бы я, чтобы ты тоже был таксистом, но в Канаде, а я осталась парикмахером там же!
          Вовик поник головой.
         - Согласен. А ведь ты и Русаков – единственные собственники из нашего потока, остальные – наемники.
         Таня удовлетворенно кивнула, ее утешила сговорчивость мужа. Она насмешливо наблюдала, как народ суетился вокруг успешного сокурсника, и уже не думала о впустую потраченном времени. Люська перешла к Русакову, подсунув ему свою записную книжку, и вообще крепко подсела ему на уши.
             Брошенный ею Юра Московский почему-то не спешил уходить. Выпив с Вовиком по рюмочке, он галантно испросил его разрешения на танец с его женой.
            - Вовик, твоя жена сегодня нарасхват! Успех просто необычайный! – хохотнула Таня. Она помахала рукой мужу, опять взявшемуся за видеокамеру.
           - Давай обнимемся, пусть поревнует, - предложила она.
           - Давай по-настоящему станцуем, - выдал встречное предложение Юра.
           - По- настоящему я не умею.
           - Главное – чувствовать партнера и все получится, - успокоил  Юра и принялся вертеть и крутить ее, как профессиональный танцор. Таня как могла, следовала ему, не всегда попадая, да и не особо-то стараясь попасть с ним в такт.  Ей это быстро наскучило.
                - Великолепно танцуешь, ты учился этому? – из вежливости спросила она.
                - Да…. Нет….
               - Да или нет?
               - Дочка у меня училась танцам….
               -  А! Конечно!
               - И я тоже с ней, конечно, немножко…. Но это -  не главное, - проговорил он медленно, бросая на нее странные взгляды, - Главное  - чувствовать партнера,  - опять повторил он как-то очень интимно.
               Таня внимательно взглянула на него, а он продолжал, как ни в чем не бывало, широко улыбаясь странной улыбкой.
             - Хороший партнер всегда знает, как и что сделать, чтобы было приятно партнерше. Главное – чувствовать партнера…. Ты меня чувствуешь? – вопрос, и тон его тихого вкрадчивого голоса звучал почти неприлично, как секс по телефону.
            «Совсем сбрендил Юра, - решила она про обычно сдержанного сокурсника, - Видно, выпил много».
           Надо было как-то выкручиваться из этой сомнительной ситуации, и она не нашла ничего лучшего, как прицепиться к первому, что попалось ей на глаза. И это оказался его изумительный галстук, аристократично лежавший прямо перед ней на выпуклой манекенной груди, обтянутой белоснежной рубашкой.
          - Ой, какой галстучек красивенький! Я тебе это уже говорила, да? И цвет такой! А я вот боюсь взять красный, мне все время оттенки попадаются какие-то пошлые.
          - А ты что, не любишь пошлости, оказывается?
           Таня еще более внимательно взглянула на него, пытаясь идентифицировать модуляции его тихого голоса, ставшего вдруг надтреснуто - чувственным. Юра  широко улыбался и явно нарывался на скандал. Да что он себе позволяет? И что он весь вечер к ней лезет? Из терпения, что ли решил вывести? Ну ладно! Она разозлилась, но все-таки сделала последнюю попытку разойтись с миром. Она решила  говорить с ним  языком, понятным ему – маленькому,  капризному, избалованному мальчишке.
            - Ты умный, Юра! Ты самый умный из нас. Мне всегда нравилось с тобой говорить! Вернее, мне бы хотелось с тобой говорить, но ты – недобрый! Ты – недобрый ко мне. Ты всегда был ко мне недобрый. Ты – злой.
           Он остановился, посмотрел на нее пристально со своей неопределенной улыбкой и заявил, как ей показалось, ни к селу, ни к городу.
          - Ты – женщина средиземноморского типа. У тебя темные волосы, темные глаза, белые зубы…
          Он говорил тихим странным голосом, улыбался странной улыбкой и был, как всегда не от мира сего, вернее, не от мира ее. И это ее окончательно добило. Весь вечер все подряд лезут в ее жизнь, ведут дурацкие разговоры, рассыпают сомнительные комплименты, и  все,  как на заказ пытаются выбить ее из равновесия, а теперь еще и этот идеалист решил ее добить!  Он был весь такой чистенький, аккуратненький, упакованный в свой безупречный костюмчик, как конфетка в фантик, как подарок в блестящей целлофановой обертке! Без единого дефекта, умудрившийся в разгар всеобщей пьянки остаться незапятнанным, ослепительно чистым, он, как высшее существо парил над низменной толпой, и никакая грязь не смела его коснуться! Мистер Совершенство! Он был идеален, как всегда. И если 30 лет назад это ее восхищало, то теперь просто взбесило!
           Господин Безупречность! Да что он знает о жизни! О реальной жизни, в которой живут все остальные, кроме него! Да как он смеет лезть к ней со своими дурацкими сентенциями!  Он, пожизненный отличник и стипендиат, сын профессора, человек, обреченный на успех и запрограммированный на удачу! Стоит перед ней с улыбочками и издевается над ней, замордованной жизнью теткой, измученной и усталой, и совершенно пришибленной проблемами, постоянно тюкающими ее по голове! Это что, развлечение у него такое садистское в его пресной жизни – пинать ногами лежачего? Ну ладно! И ей захотелось вывести его из стерильного равновесия, бросить камень в этот тихий омут! Плюнуть в его тарелку с диетической овсянкой! Ну ладно!
            - Белые зубы, - проговорила она, склонив голову и улыбаясь, как можно нахальнее, - Белые зубы…. Извини, Юра, но зубов у меня давно нет! Сам понимаешь, столько лет на Дальнем Востоке, авитаминоз, отсутствие фруктов, неправильное  питание и все такое! Так что, все это – коронки! Мосты и коронки! Но – белые, металлокерамика, а раньше с золотыми зубами ходила, представляешь? В 26 лет – и без зубов! Я 17 лет подряд не могла засмеяться,  улыбалась, не открывая рта. И еще хорошо, что золото удалось поставить, а так бы ходила с железками во рту!
           И она улыбнулась как можно шире, демонстрируя ему свои фальшивые зубы и наслаждаясь его замешательством.
           - Когда-то, точно, это были зубы, но теперь – протезы! А волосы – крашеные, потому что наполовину седые! Не хотела тебя разочаровывать, но что есть, то есть. Уж извини!
           Она с удовольствием наблюдала, как он стушевался. На минуту он опешил, но лишь на минуту. Он хорошо владел собой, он быстро собрался и упрямо продолжал, окончательно сбив ее с толку.
           - Ты – женщина средиземноморского типа. Ты – яркая, необычная, заметная, ты всегда выделялась из всех…. Я всегда боялся таких ярких женщин, боялся цыганок…. Но меня всегда притягивала эта красота, эта яркость…. Я всегда восхищался этой экзотической красотой, но всегда боялся…. Я чувствовал опасность… угрозу….
          Она не сразу сообразила, о чем идет речь. Какие цыганки? Какая экзотика, какая угроза? Речь Юры была на удивление  сбивчива и нелогична. Она попыталась разобраться в этих странных  фразах.
          - Ты чувствовал угрозу? Но почему?
          - Да, угрозу своей независимости!
         -  Угрозу? От меня?
          - Да… да! Я  всегда боялся таких ярких женщин,  я боялся цыганок….
          - Ты… ты боялся меня???
         - Да…. – тихим отчаянным голосом проговорил он.
         «О Боже», - подумала она, больше она не знала, что и думать.      
         - Помнишь, где-то на втором курсе ты ко мне подошла с каким-то вопросом, и я ответил тебе…. – сбивчиво продолжал Юра.
            - Я помню! – она дернула головой. Она помнила, как на ее наивное провинциальное предложение посоветовать ей, что бы почитать из классики, он небрежно бросил: «Интеллигентные люди не читают! Они перечитывают!»  Помнит она, помнит! Как можно было такое забыть! Странно, что он тоже это помнит. После этого разговора Таня окончательно поняла, что она – не их поля ягода, этих культурных людей, и не хрен ей лезть со свиным рылом в их калашный ряд. И больше она к нему не обращалась ни с какими вопросами. Никогда.
           - Я помню! – резко ответила она.
           - Да…. Ты меня что-то спросила, и я ответил что-то резкое…. – ностальгировал Юра.
             - Да! И я поняла: не фиг нам, быдлу, в ваше культурное общество лезть! И я больше не лезла.
              - Ты так это поняла?..  Так грубо…. Я не думал…. – он был  растерян и почти жалок.
               - А что ты думал?
              - Просто…ты была такая яркая, такая притягательная… я боялся,…
              -Ты боялся? Меня?
              - Да… я боялся… это было…
              - Защитная реакция? – подсказала Таня.
               - Да… я боялся….
               - Ты боялся меня? – еще раз тупо повторила она.
                - Ты была такая сильная, яркая, непредсказуемая! И я боялся, что ты меня подавишь…. Что я исчезну в твоей тени…. Ты меня затмишь, я растворюсь, исчезну, как личность….
                Она смотрела на него, чуть ли не раскрыв рот.
                - Значит, так стоял вопрос? – только и смогла она сказать. Хорошо, что она сегодня хорошо выпила.
               - Ты не знала? – почти шепотом проговорил он.
              Она, молча, смотрела на него. Значит, он думал о ней? И он думал о ней всерьез, как об объекте своего мужского внимания….  Фактически, это было признание в любви, только очень, очень запоздалое признание….
              - Ну вот…. Я молчал двадцать пять лет, все эти годы…. И вот теперь я все сказал… - он облегченно выдохнул. И он выжидающе смотрел на нее.
             Она не знала, что ему ответить. Она была совершенно растеряна. Просто механически переставляла ноги и смотрела на него во все глаза. В голове метались какие-то угорелые мысли, которые она даже не могла выразить словами, и из этого вороха невероятных глупых мыслей выскочила одна совершенно дикая: надо было все-таки помыть голову. Она продолжала молчать. 
             Тогда он снял с нее очки и поднял свои на макушку, и этот жест был такой, как будто он снял с них обоих нижнее белье, и теперь они оба стояли совершенно голые в обнимку среди зала, полного народу. Она в растерянности опустила глаза и больше не могла поднять их.
            «Боже мой! Муж все снимает, - в панике подумала она и попыталась успокоиться, - Ну и что? Мы всего лишь танцуем! Господи, он что, всерьез обо мне думал? Ведь у меня с ним никогда ничего не было!»
            - Я хочу посмотреть тебе в глаза, - тихо проговорил Юра, - И ты посмотри в мои…
            Она призвала на помощь весь свой цинизм, уговаривая себя, что не происходит ничего зазорного, но все равно ей казалось, что они делают что-то постыдное, вроде стриптиза в солдатской казарме.
            - Посмотри мне в глаза…- еще раз еле слышно проговорил он.
           Она смогла, наконец, поднять на него взгляд. Бледно-голубые глаза из-под припухлых век смотрели на нее настороженно и пытливо. Нет, он совсем не обнажен перед ней, хотя и открыл ей свою давнюю, но уже давно не актуальную тайну. Он как всегда держал себя в руках.
          И она поняла, что он все это он просто придумал! Он придумал все за двадцать пять лет правильной, но скучной жизни, когда на досуге вспоминал о некогда подвластных ему, но упущенных возможностях. Когда тихими вечерами анализировал отвергнутые им пути-дороги, полные неизвестностей и тревог, потрясений и авантюр, отвергнутых потому, что он боялся изменений и риска, всего необычного. Боялся, но мечтал о приключениях и ярких красках, и она, Таня, была для него физическим воплощением всего этого необычного и фантастического мира. А он был эдакий завсегдатай клуба кинопутешествий, любитель экстремальных приключений  на мягком диване! Удобно, знаете ли! И помечтать можно, и опасности никакой.
           -Посмотри на меня, я хочу видеть твои глаза, - повторил он шепотом.
          - И что ты там видишь? – почти спокойно спросила она.
           -  Глаза бегают….
           - Я просто не знаю, как себя вести и что делать, - честно призналась она. Таня чувствовала себя крайне неуютно, ощущая спиной глазок видеокамеры. Пауза затянулась, надо было как-то разруливать нестандартную ситуацию. Она вернула очки на свое место и как можно доброжелательнее проговорила:
          - Расскажи о своей семье, как ты познакомился со своей женой?
          - Познакомился… ну, в общем, на работе.
          - Вы вместе работали?
          -  Нет, ее сестра со мной работала, и она мне очень понравилась, очень. Но она была замужем. И как-то раз в какой-то праздник мы собрались у нее дома, все коллеги по работе…. И там я впервые увидел Иру, она была вся такая светлая, спокойная, милая…. Она напомнила мне мою маму, это было так удивительно! И я понял….
           - Это была любовь с первого взгляда?
            - Да…. В общем – да. Мы с ней так похожи по характеру, любим одно и то же…..
           -  И вот так просто – встретились и поженились?
           - Моя жизнь очень спокойная, я люблю, когда все размеренно и тихо…
           - Ну, со мной бы этот номер не прошел! – хохотнула Таня, но осеклась, - Извини, Юра, это я так, о своем. И что, вот так все тихо – спокойно? И никаких стрессов?
           - Были, конечно, и стрессы. Вот, женился когда, когда ухаживал за Ирой…
            И он начал рассказывать долго и нудно, как они поссорились, а потом случайно встретились и помирились, а потом она сказала, и как он ответил, а сам подумал…. И это были такие мелкие страсти и детские  проблемы, что Тане с трудом удавалось сохранять заинтересованное выражение лица.
           - Это был сильный стресс. Потом когда дочь родилась, тоже волновался. Теперь буду ждать, когда она замуж выйдет…
           - Как у тебя все дозировано, по нормам! Хорошие у тебя стрессы, у меня они другие…. Ну, это я так, к слову! Ты молодец, правильно делаешь, что для дочери организуешь жизнь, родители так и должны делать!
           - Да…. Мы все для нее сделаем! Захотела танцами заниматься – пожалуйста!
           - Это дорогое удовольствие – танцы, костюмы, партнеры, конкурсы – я знаю!
            - Она должна получать все! Это ведь важно – возможность выбора! И костюмов и партнеров!
            Юра был так трогателен в своей родительской любви, что Таня расчувствовалась.
           - Верно! На то вы и родители! Выбор должен быть…. Вот ты все спрашиваешь, зачем мы, девчонки, на Шикотан поехали. А у нас просто выбора не было! У каждой из нас что-то не сложилось…. Поехали самые незащищенные, самые ненужные, о ком некому было позаботиться! Так что ты прав, надо о детях заботиться, надо! Ты молодец!
            Она напрочь забыла о своем намерении поменьше говорить о себе, и вот – расслабилась, размякла, разболталась, раскрылась …. И тут же поплатилась за это. Как боксер на ринге, недооценивший противника, тут же получила удар.
             -Да, дети – это важно, - расчувствованно  продолжал Юра, - А почему вы с Володей детей не завели? И раньше? У тебя же была другая семья, а дети? Почему ты тогда детьми не обзавелась? Это ведь так важно – дети!
              Это был удар ниже пояса. Таня остановилась, у нее перехватило дыхание, она хотела сглотнуть слюну, но у нее не получилось. Она не могла произнести ни слова, только открывала рот и хлопала губами, глотая воздух, как рыба, выброшенная на берег. Наконец она смогла справиться с пересохшим языком и забормотала:
              - Ты даже не знаешь….  ты не догадываешься даже, какую боль…. Ты не можешь себе представить…. Ты не понимаешь, какой болезненный… какой удар… какая рана… ты затронул… какую боль….
              У нее опять перехватило дыхание, она не могла подобрать слова. Она не была готова к такому повороту. Озадаченный Юра пытался ей что-то сказать.
             -Подожди-постой…. ты не понимаешь…. – она отвернулась от видео, подставив камере сгорбленную спину. Схватившись руками за горло, она сжала его, пытаясь продавить сквозь него спазм. Сглотнула, наконец, комок, собралась с силами.
             - Подожди- постой… сейчас… - она говорила безжизненным сиплым голосом без всякого выражения, и глядя в пол. – У меня был ребенок. От первого брака. Он умер. Он умер, когда ему было три с половиной года. Три года шесть месяцев и четырнадцать дней. И потом, после… у меня уже больше не было детей. У меня больше не было возможностей. Я вообще не могла больше забеременеть. Это кара небесная. За гордыню, видно. За то, что не смирилась со своей судьбой. За то, что спорила с судьбой, боролась за себя.
            Она не смотрела на Юру. Ей это было неинтересно, как и то, что он мог ей сказать, а он пытался что-то говорить.  Она уже взяла себя в руки.
             - Так что я знаю, что такое стрессы, и что такое потери. Я знаю, что значит – дети. Я знаю, что значит – родить ребенка, и что значит – похоронить. Не дай Бог никому.
             Она прервала этот затянувшийся танец, бросив Юру среди зала, и пошла к столу. Отодвинув в сторону бокал вина, недрогнувшей рукой налила рюмку водки и одним глотком осушила ее, не почувствовав вкуса.
            - Молодец, Танюшка! Наш человек! – громко обрадовался Гибсон, усмотрев в ее жесте демократический возврат к студенческому братству. – Наконец-то, по-нашему! А то все винишко тянула! Ну, теперь на водочку переходи, а то понижение градуса будет!
           - И что тебе такого Юра наговорил? – недовольно проговорил Вовик, бросая на нее недоверчивые взгляды.
          - Ну, ты же знаешь Юру, - скривилась Таня, - Вечно он в облаках витает. Сними очки, надень очки, посмотри мне в глаза…. Ну, ясно, перебрал малость.
         Она с безразличным видом жевала апельсин, не глядя по сторонам. Юра, пошатываясь, шел к столу, вид у него был неадекватный. Его немедленно прибрала к рукам Люська. Вовка успокоено кивнул:
          - Да, похоже, Юра  и вправду выпил лишнего. Ну, ничего, расслабился мужик, бывает!
             Зачем она сюда пришла? Зачем они все заставляют ее вспоминать прошлое? Она столько лет пыталась все забыть! И вот опять они заставили ее пройти весь скорбный путь, называемый  жизнью в мучительных воспоминаниях. Она бы предпочла считать, что родилась сорокалетней и с этого возраста начинается отсчет ее существования. Но нет, было у нее и совсем не золотое детство, и невеселая молодость. Она никогда не думала, что на ее долю выпадет столько испытаний, и если бы кто-то предупредил ее об этом заранее, она вряд ли смогла бы это пережить, она бы просто кинулась головой вниз с первого попавшегося   моста. Но проблемы валились на ее голову в порядке очередности, строго по списку,  и тот, кто держал в руках этот список, был безжалостен, отпуская мучения по нарастающей.      
              Что там Юра говорил? Спокойствие он любит,  размеренную тихую жизнь!  Что  же, Таня тоже когда-то была тихая домашняя девочка, привыкшая жить строго по правилам, она даже дорогу никогда не переходила на красный свет,  у нее и в трамвае никогда не возникало желания схитрить, проехать без билета. Мечты ее были просты и невинны, она не мечтала о карьере и богатстве, нет! Она считала, что главным достоинством женщины является умение хорошо готовить, а главным назначением –  обожать мужа и во всем его поддерживать.  Она надеялась  в награду за свою законопослушность получить типовую советскую жизнь: мужа, детей, обычную работу с выходными и праздниками. Она будет растить детей, заботиться о муже, копить деньги на польский мягкий уголок и югославскую стенку,  по выходным они все вместе станут ездить на дачу сажать помидоры и картошку, по осени консервировать огурцы, а  в отпуск иногда выбираться на юг. Она много чего боялась, и совсем не искала приключений. И не дух авантюризма или жажда странствий и желание перемен заставили ее поехать к черту на рога. Она была не из тех, кто в поисках адреналина бросается в омут. Надо было просто зарабатывать себе на жизнь, а приключения выпадали в качестве  необходимого бонуса, приходилось с ними мириться,  привыкать к ним.       
              Приключения….  Ее  жизнь была не цепь приключений, а  бег с препятствиями, бег на очень длинную  дистанцию, и по окончании каждого этапа,  на каждом промежуточном финише она подводила итоги, и итоги эти  всегда были неутешительными. Каждый раз ей приходилось  начинать  все занова,  практически  с нуля, наверное,  она бежала по кругу, потому что всегда возвращалась к исходной точке, к нулю, полному краху. Но каждый раз она находила в себе силы начинать все заново.
              Вот и теперь она понимала, что завершен очередной этап ее жизни, и опять как всегда завершается крахом. И она не знала, найдет ли теперь в себе силы продолжить этот убийственный  забег, или этот промежуточный финиш  станет ее окончательным и бесповоротным крахом.
              Таня обвела тяжелым взглядом жующих и пьющих людей. Зачем они заставили ее вспоминать, что она была молодой и верила в счастье, надеялась и любила? Она уже научилась подолгу не вспоминать свою жизнь. Она научилась засыпать без снотворного, она больше не боялась летать на самолете, она вообще не боялась умереть. Смерть для нее была  совсем не страшная, во всяком случае, она не могла быть  такой долгой и мучительной, как жизнь. Она больше не боялась выглядеть смешной, она не стеснялась говорить то, что думала, даже если кому-то это могло показаться глупостью. Ее больше не интересовало общественное мнение.  Она научилась плевать на условности и не дорожить собой. Она  научилась прощать и не осуждать, она могла подать на пропой нищему пьянице и хлопнуть дверью перед богачом.  Она не боялась спорить с сильными, она научилась извлекать выгоду, зарабатывать деньги, фильтровать слова и людей. Она обеспечивала жизнедеятельность своего организма,  она не мешала жить мужу, она помогала сестре и  она любила своих племянников. И она не позволит выбивать себя из привычной колеи, не позволит нарушать свое хрупкое равновесие. Она слишком долго добивалась этого. Это максимум, чего она смогла добиться в жизни, конечно, это немного, но это ей слишком дорого стоило, чтобы позволить, кому бы то ни было все это разрушить.
            Все опять собрались за столом. Таня механически что-то жевала, склонив голову, она обдумывала тяжелый разговор с Юрой. Это запоздалое признание в любви….  Сказать, что оно вызвало у нее тщеславный восторг, или доставило хоть какое-то удовольствие – так и нет! Только ощущение неловкости и неуместности происходящего. Она сама подивилась своему безразличию к этому сенсационному признанию. Хотя, что тут удивительного! Просто оно было сделано катастрофически несвоевременно и убийственно запоздало….
             Странно, но она даже не пожалела о гипотетических возможностях изменить течение своей судьбы. А ведь при хорошем раскладе, вместо своей корявой жизнешки она могла бы получить красивенькую жизнечку с бальными танцами и поездками по праздникам на Кипр. Или Крит, ну это не принципиально. А ведь  сама она даже в самых смелых мечтах   и не помышляла о брачном альянсе с Юрой, он для нее казался слишком заумным, максимум, о чем она помышляла, это дружеское общение с интересным человеком. А он, оказывается, думал о ней всерьез…. Это было странно и удивительно. Она попробовала представить, какая могла быть  у нее  жизнь. Как бы она выглядела рядом с  Юрой,   отдыхающей на Крите. Это было просто, как фотошоп. Просто – заменить на пресловутых фотографиях жену Юры на себя любимую. Вот сидит он, хозяин жизни, со своей странной улыбкой, а при нем – она,  совершенно счастливая, своей безмятежностью готовая поспорить с сидящей рядом собакой, довольная тем, что попала в хорошие руки. Ей стало смешно от нелепой фантазии, нет, это невозможно!  Нет, не могло быть такого никогда! Она всегда это знала! Да и он знал. И правильно, что она ему сразу не поверила! Все это – фантазии успешного скучающего бизнесмена на тему прошлого! Виртуальные приключения без риска для карьеры!
             Мел Гибсон опять поднял тост и опять отвесил ей комплимент, она улыбнулась и приняла водочки.
            - Тебе сегодня все мужики комплименты говорят! Прямо наперебой! – довольно глядя на жену, проговорил Вовка. Он прямо раздулся от гордости.
             - Прально! Потому, что я здесь – самая красивая! – огрызнулась Таня.
             А может быть, не так уж это было и невозможно? Может, она просто недооценивала себя? Ведь не зря же ей сегодня все мужики комплименты сыплют!  Может, это не пустые слова, а хоть чуть-чуть правда? Может, она и вправду какая-то особенная, необыкновенная? Она постаралась вспомнить себя, двадцатилетнюю. Ну, да, она, наверное, выделялась из общей массы светловолосых и белокожих сокурсниц  своей нестандартной внешностью, и ее смуглая кожа и провинциальная искренность казались кому-то экзотикой. Это сейчас в городе полно смуглых темноволосых   женщин,    с томными восточными глазами,  которых презрительно называют гасторбайтерами, а тридцать лет назад  девушки  с Востока сидели дома и ждали женихов, как и положено порядочным девушкам, а в российских городах появлялись только восточные мужчины, в основном на рынках. Так что тогда  Таня  была заметна  в городской  толпе. На нее обращали внимание, и это было неприятно, потому что смотрели на нее, вот именно, как говорил Юра – как на цыганку таборную. Ловя на себе похотливые взгляды  в городской толпе и двусмысленные комплименты случайных прохожих, она, по своей молодости и неопытности  вначале не вполне  понимала, что  представляет  собой  определенный сексуальный интерес, но чувствовала их непристойность.   Так же, как каждый мужик в душе мечтал хоть раз переспать с негритянкой, так и в ее случае, многим хотелось затащить ее в постель – просто так, из интереса, из экзотики. Она подсознательно почувствовала это, и именно по этой причине  остригла и окрасила свои волосы -  и перестала выделяться из толпы и стала как все, или почти как все. И перестала вообще привлекать мужское внимание, потому,  что стала выглядеть тощим подростком.
          Ну, почему к ней все приходит не вовремя? Это сейчас всем подавай худых и плоских, а тогда, когда у нее единственной выдающейся частью тела  был нос, все считали красивыми   девушек  с выпирающими  титечками и  выдающимися попками.   А кого могла очаровать Таня со своим нулевым размером груди и щуплой фигурой подростка?
           Она заглянула в вырез блузки – Господи, и откуда что берется! Раньше она покупала себе халатики и трусики в Детском мире, а сейчас в третий размер лифчика не влезает, и безуспешно похудеть пытается!  И зачем ей сейчас таскать на себе этот рюкзак спереди? Так хорошо ей жилось со своими маленькими упругими грудками, можно было майки без лифчика носить! Ну, ладно, внешность  не самая интересная была для мальчиков, так  у нее, самое главное, не было и перспектив! И вот  это был в ней самый большой  недостаток.  Вон   Томка тоже была тощая, собственно, она такой и осталась, а вот, однако же,  вышла замуж за одного из завидных женихов курса. А потому, что она была дочка того, кого надо.
                А это мальчишки не только чувствовали, но и проверяли, вот и к ней, Тане,  домой двое таких разведчиков приперлись, прямо 31 декабря,  в десять вечера. Отец уже ушел в гости, он был как раз в  поисках новой жены, и Таня с сестрой оставались дома одни, они собирались встретить  праздник перед телевизором и  совсем не ожидали появления престижных гостей. Мальчишки тоже не ожидали под Новый год увидеть свою однокурсницу  хотя и в трехкомнатной, но очень скромной квартире. Отец  был крайне скуп, всеми деньгами распоряжался сам, даже Танину стипендию отбирал у нее, выдавая на расходы по своему усмотрению.  А деньги на каждую покупку приходилось у него выпрашивать, долго доказывая  приобретение  чуть ли не жизненной  необходимостью, он считал, что излишества  только портят детей, больше всего он  стращал их «легкой  жизнью» и «дешевыми  эффектами».  Поэтому  сестры  сидели  за полупустым столом, без салатов, хрусталей,  магнитофона и веселой компании. Единственной  компанией у  них был телевизор,  а почти единственным угощением -  вафельный торт. Мальчишки немного посидели из вежливости и по-быстрому свалили, раз и навсегда. 
               Ей опять стало смешно. Никакая она не особенная, глупости все это! Ничего  необыкновенного в ней не было, и сейчас и тогда.
                Она подняла тяжелый взгляд, исподлобья, поверх очков оглядела сидящих рядком парней. Ишь,  слетелись все сюда! Сидят тут в ее непрестижном углу, разговорами развлекают, комплиментами балуют. Зачем ей теперь все это внимание и восторги? Что ей сейчас комплименты и восхищения? Слабое утешение для женщины с поломанной судьбой и разбитым сердцем. Все равно, что дежурный венок на могилку подруги юности.  А вот 30 лет назад фиг бы они к ней подсели! И комплиментов от них она что-то не слыхивала. Никто не видел в ней ни потенциала, ни перспективы. И никто не захотел связать с ней свою судьбу. Даже Вовик, ее Вовик, которым пренебрегали сокурсники, он тоже проигнорировал ее, как возможную спутницу жизни.    Тогда.
                Тогда они все просто отбраковали ее, вот именно, отсортировали, как неперспективную. Чего же тогда они сейчас к ней так и липнут? Как будто она – дочь Березовского или Билл Гейтс в юбке! Ведь никаких особых достижений за ней, если честно, не значится. Ну, выглядит неплохо, и то по сравнению с остальными, ну, зарабатывает сама на жизнь, но миллионов она сроду не имела, и футбольные клубы не покупала! Она – всего лишь, так, мелкая лавочница, и только! Так в чем же тогда их интерес? Что тянет их к ней, заставляет заглядывать ей в глаза, лезть к ней душу с разговорчиками и комплиментами? Она вглядывалась в их лица.
             А! Ну – ясно! Ну да, конечно! Любопытство! Великая сила любопытства, толкающая благовоспитанного юношу снимать на проспекте проститутку, грязную и наверняка заразную! Любопытство, гипнотическая сила которого заставляет нежных девушек часами разглядывать гравюры Босха и заспиртованных уродцев в Кунтскамере! Да, конечно…. Она всегда была для них – никто, и по их понятиям должна была сгинуть, пропасть, утонуть, раствориться в своем дальневосточье, куда она отправилась согласно своей безродности. Но она почему-то вернулась. И это было странно. Для них странно.
             А что? Это можно было рассматривать как почти успех. Она нарушила закон  джунглей, не выполнила правило бутерброда! Выброшенная рукой судьбы за борт жизни, она, вместо того, чтобы шмякнуться мордой в грязь и навсегда там сгинуть, зачем-то опять явилась им, как ни в чем не бывало. И сидит на ладошке фортуны прямо, как баловень судьбы, и не в дерьме, а в шоколаде! Они смотрели на нее, как на говорящую лягушку. Она оказалась центром грандиозного шоу под названием «Воскрешение из мертвых».
            Итак, господа, спешите видеть! Только у нас и только один раз! Сегодня и больше никогда! Чудо из чудес! Превращение гусеницы в бабочку-капустницу! Она умеет ходить, разговаривать и зарабатывать деньги! Лягушка стала принцессой-парикмахершей, а Золушка научилась танцевать! Смотрите и удивляйтесь!
            Она усмехнулась. Ну ладно, хоть так….
          Она подняла рюмку на очередной тост и хлопнула еще водочки. Водка ли сделала свое дело, или же это был результат целого вечера, только  она, наконец, почувствовала, как начал ослабевать  узел веревки, стягивающий ее горло. Она рассеянно поглядывала по сторонам,  все вокруг уже не казалось ей таким безнадежным, да и жизнь в целом виделась не совсем проигранной партией, а, в общем, и в целом с неплохой перспективой.
          Таня умильно смотрела на сокурсниц. Люська чирикала воробышком, радуясь возможности побыть в центре внимания, да, она родилась для светских тусовок! И по всем манерам, ну, чисто светская львица!  Ленка и Наташка о чем-то тихо переговаривались, склонив головы, солидно кидая по сторонам внимательные взгляды – ни дать ни взять бизнес-леди на деловой вечеринке!  Ну, ничем они, дальневосточницы, не хуже всех остальных! Даже Холик сумела всех удивить со своим монастырем, что ни говори, а это – поступок! Про себя Таня думала тоже уже вполне спокойно, что не такая уж она и неудачница, как ни посмотри, а у нее все-таки какой-никакой, а бизнес! И даже успешный,  в некотором смысле. А ведь сгинь-пропади они на своем Шикотане, и все бы забыли о них, и не вспомнил бы никто, какие они умницы-красавицы! Как забыли и не вспомнили о других девчонках и мальчишках. А вот не сгинули они, не пропали! Назло им всем, остальным! Все пятеро – не сгинули!
            А эти, остальные…. Она обвела взглядом зал – ну, взгляд остановить не на ком! Серость сплошная!  И тут  она почему-то застыдилась своих высокомерных тщеславных мыслей. И чего она к ним привязалась?   Тетки как тетки!  И тут она поняла, почему они так раздражали ее весь вечер. Да она им всем просто завидует! Да, завидует. Завидует простой женской судьбе, обычному человеческому счастью быть женой, матерью, служащей, обывательницей, всему тому, чего была лишена она и ее подруги - дальневосточницы, и что получили они все. Получили просто так, в дар, без всякой платы, без всяких усилий! Они даже не замечали и не ценили этого простого счастья жить в тихом зеленом городе с теплым климатом, растить детей, ходить с мужем на концерты и в кино, покупать детям свежий творог и клубнику!
         Чтобы заработать себе эту простую жизнь, ей, а вернее пятерым  девчонкам, которым  не нашлось места под солнцем, пришлось биться за себя,  зубами и когтями выдирая из горла у судьбы по крохам, по кусочкам, по каплям то, что другим досталось бесплатно! Пока хорошие девочки просто жили, они, отбракованные рукой судьбы, где-то у черта на рогах тяжким трудом зарабатывали себе право на жизнь, свой шанс, свой успех, свою удачу!
               Тане  стало совестно, она  подумала, что несправедлива к своим более удачливым сокурсницам. Ну, чем они виноваты, что у них были нормальные родители, которые и подсказали  и помогли по жизни. Это  просто ей не повезло.  Хотя,  это как посмотреть!  Ведь если бы она не поехала в Тмутаракань,   а отправилась бы в какое-нибудь тихое местечко, в окрестный рыбколхоз, так бы и просидела там, мечтая до пенсии о польском гарнитуре и повышении зарплаты. И была сейчас такая же курица, как какая-нибудь Натэлла!  Но зато с крепкими нервами и живым ребенком. Вот и выбирай….  Интересно, если бы она знала тогда,  про  подобный выбор, что бы она предпочла?  Нет, хорошо, все-таки, что мы не знаем своего будущего. И вообще, что они все заладили: ах, Шикотан, ах, Шикотан! И глаза у всех  круглые от ужаса! Вот и на распределении все смотрели на них, как на сумасшедших, и никто не верил, что они действительно поедут туда.  И что в этом такого страшного?  Непрестижно  им, видите ли! Да если хотите знать, Шикотан дал ей больше, чем семья, школа, институт и друзья-товарищи вместе взятые!  Это была для нее  школа жизни, такая жесткая, даже жестокая школа, но именно  эта школа помогала ей всю оставшуюся жизнь выжить и не сломаться.
               Она  с улыбкой глядела по сторонам, чувствую, как спокойствие и уверенность,  наконец,  возвращаются к  ней.  Сегодняшний вечер явно не пройдет даром, не зря она пришла сюда, решение ее проблем уже созрело,  и готово  упасть ей в руки, как переспелая слива.  Она не знала, какое это  будет  решение, но то, что ее ждут перемены, она не сомневалась.  Крутой  поворот судьбы уже ждал ее, и она без страха смотрела вперед.
            - Ну, наконец-то я вижу, Тань, ты в хорошем настроении! – потянулся к ней великолепный Мел Гибсон, но не удовлетворившись чоканьем, подсел к ней, оттеснив Люську. – Ребята, давайте выпьем! Все вместе, как раньше!
              Они выпили, Гибсон расчувствовался.
            - Вот смотрю я на тебя, Танюшка, хорошо выглядишь!
           - При хорошем муже и жена  - красавица! – подал голос Вовка, Таня промолчала.
           - Да нет! Правда! Вот смотрю я на наших девчат: видно, что стараются, но все равно – постарели…. А вот тебя возраст не берет! Как говорится, годы над тобой не властны! Какая была, такая и осталась!
          - Ну, это сильно преувеличено, - иронично отмахнулась от роскошного комплимента Таня, прикидывая в уме, в какую сумму обошлась ей эта мнимая молодость.
           - Нет-нет! Честно! Выглядишь великолепно! А все почему?
            - Почему? – Таня переглянулась с мужем, интригующе улыбнулась.
            Гибсон говорил вдохновенно, как будто получил откровение свыше:
           - Я вот посмотрел – у кого жизнь хорошая, спокойная, легкая  -  без проблем, у кого все в порядке, тот и выглядит хорошо! Вот  у вас с Вовиком семья такая дружная, крепкая, жизнь у тебя легкая, спокойная, вот ты и выглядишь хорошо!
            Гибсон смотрел на нее, как ему казалось, проницательным взглядом, широко улыбался, требуя подтверждения своих гениальных догадок:
           -Верно?
           Нельзя было разочаровывать это бесхитростное дитя. И она не стала никого разочаровывать. Она положила руку на плечо мужа:
           -Верно!
           Муж серьезно посмотрел ей в глаза, понимающе улыбнулся:
          - Все верно!