По стылому, заснеженному лесу, разводя руками ветви багульника и низкорослого ольховника, осторожно пробирался невысокого роста человек. Он был одет в овчинный полушубок и меховые штаны, заправленные в нарядные, расшитые бисером оленьи унты. Из-под лисьего малахая настороженно блестели чуть раскосые черные глаза. Внимательно рассмат-ривая следы на снегу, иногда, сняв рукавицу, он щупал их рукой, окидывал взглядом кроны деревьев. За спиной человечка виднелся саадак с луком и стрелами, на поясе с левой стороны висел охотничий нож в чехле, с правой - приторочены две собольи тушки.
Черты лица молодого охотника выдавали в нем эвенка племени нелюдов, – вековых обитателей этих таежных мест. Судя по юной нежности лица и разлившемуся по щекам румянцу, было ему лет 12-13. Добротность одежды, серебряные бляшки на поясе и украшенные цветным орнаментом унты, саадак и чехол охотничьего ножа свидетельствовали о заботливости его родителей и их состоятельности. Любой бойе* из кочевавших в долине Ингоды и Шилки тунгусских родов узнал бы в нем Катаная – старшего сына Гантимура, – вождя и предводителя племени эвенков-нелюдов.
Заметив, как качнулась ветка на возвышавшейся впереди старой сосне, мальчишка подкрался к соседнему дереву и, укрывшись за её стволом, стал внимательно наблюдать. Вскоре среди ветвей мелькнула тень, он увидел пробиравшегося по сучку зверька. Быстро сбросив рукавицы, маленький охотник извлек из-за плеча лук, достал и приложил к тетиве стрелу.
Пушистый зверек с круглыми стоячими ушками и черными бусинками глаз на секунду замер, прижавшись брюшком к лаковой поверхности молодой коры, с любопытством наблюдая за притаившимся человеком. Потом фыркнул, и уже не обращая на него внимания, напружинился, перебирая лапками, готовясь к прыжку на другую ветку, но в это мгновенье человек поднял лук, коротко прошуршав в воздухе мелькнула стрела, ударила тупым наконечником зверька в голову. Оглушенный соболь беззвучно соскользнул с сучка, на котором сидел, конвульсивно дергаясь и беспомощно кувыркаясь среди ветвей, полетел вниз.
Пока зверек и стрела падали, то и дело натыкаясь на сучки, сбивая снег с лапчатых ветвей, Катанай успел вложить лук в саадак, не торопясь подошёл к дереву, вглядываясь в его крону. Одна из лапин качнулась, пропуская через хвою пушистый комочек. Катанай сделал еще один шаг, поднял руки в кожаных рукавицах и ловко подхватил падающего зверька. Тот уже начал приходить в себя, отчаянно зашипел, ощерился, стал царапаться, терзая кожаные рукавицы. Катанай сдержанно засмеялся, одобрительно посмотрел на пленника, резко и безжалостно надломил ему шею, услышав, как хрустнуло под пальцами.
Встряхнул тушку затихшего зверька с пушистым чуть не до земли свисавшим хвостом. Рассматривая её в лучах заходящего солнца, восторженно зацокал языком, удовлетворенно воскликнул:
- Ая!* Бэркэ** Катанай!
Соболь действительно был хорош, - крупный, с черными искрящимися спинкой и хвостом, серым, отливающим голубизной брюшком, желто-оранжевыми отметинами на горле, - лучший из всех, что он добыл сегодня.
- Баянды буга дягдали!*** – бормотал маленький охотник, подвязывая тушку к поясу рядом с двумя другими, осматривая окружавший его лес.
- Бахатай!**** – вспомнил он слово, слышанное от приезжих людей племени табунутов, и радостно засмеялся.
Поднял с заснеженной земли стрелу, точным движением опустил её в саадак за спиной. Потом, молитвенно сложив руки на груди, оглядел стоявшую перед ним сосну, и почтительно проговорил:
- Ая дягдя мо*****.
Маленький охотник искренне верил, что дерево слышит его, был убежден, что именно добрый дух этой старой сосны принес ему удачу. Взглянув на небо, нахмурил брови, - вечерело, нужно было торопиться. Надел рукавицы и, не оглядываясь, поспешно зашагал вниз по склону, - к долине большой реки.
Он шел легко, весело напевая, несмотря на то, что весь день провел в лесу, карабкаясь по склонам сопок. Представил себе, как явится в стойбище, пройдет на глазах родичей и сверстников к юрте матери, - пусть видят все, какой он ловкий и удачливый охотник. Может быть даже его, возвращающегося с охоты, увидит отец? Хотя вряд ли. Он вечно занят, и почти все время проводит в разъездах по соседним родам, советах со старейшинами, беседах с приезжими торговыми людьми и главами других племен. В его юрту просто так не зайдешь. Да он и не одобрит такой поступок, если Катанай зайдет к нему лишь для того, чтобы показать добытых соболей, - примет за хвастовство.
Нет, лучше он сразу пройдет в юрту матери и положит перед нею этих трех соболей. Уж она то не станет сдерживаться и в полной мере проявит свою радость, выскажет все, что думает о своем старшем сыне-добытчике. Еще и всем младшим женам и соседям расскажет об умелости и удачливости Катаная.
Такой добычи у него и в самом деле еще никогда не было, хотя охотиться он начал рано, - лет с девяти. Сначала под присмотром дяди, который неподалеку от стойбища учил его меткой стрельбе из лука и премудростям охоты, потом, - лет с 11 – самостоятельно. Летом это случалось не часто, - слишком много было забот с конскими табунами и скотом, - главным богатством рода дуликагиров. Зато зимой Катанай в полной мере отводил душу в любимом занятии. Приносил с охоты и рябчиков и глухарей и куропаток с тетеревами. Зайцев, бывало, добывал и по три и по четыре за день.
А в прошлую зиму ему удалось застрелить косулю, он с трудом вынес её на своих плечах к стойбищу. Имел он уже и опыт выслеживания соболей. Дважды добыл Катанай этого осторожного зверька, но оба раза не очень удачно, - не в сезон. К тому же одному из них попортил стрелой шкурку, - второпях пустил стрелу с острым наконечником и попал не в го-лову, а в бок. О белке и говорить не приходится, - её в здешних местах водится пропасть. Добывал её десятками и использовал этот вид охоты, как тренировку в меткой стрельбе из лука. Беличья шкурка мала, слаба и не пользуется особым спросом. Разве что для выделки детской праздничной одежды, - мать была рада и этой добыче.
Увлеченный воспоминаниями и мыслями о том, как встретит его мать, Катанай шел по тайге, не всматриваясь в окружающий лес, внутренним чутьем выбирая самый короткий путь к стойбищу. Перебираясь через небольшую падь, вдруг почувствовал, как на него пахнуло дымом. Настороженно остановился, прислушался. До стойбища еще было далеко.
Зимой дым в лесу определенно говорил о присутствии человека. Но мальчик знал, что охотники его рода в этих местах не охотятся. Не заходят сюда и люди соседних родов, - колтагиры и боягиры. Правда, севернее земель его рода живут люди другого племени, - почегоры. Летом они кочуют в среднем течении Нерчи и верховьях Олекмы. Но это далеко, да они и не риск-нули бы явиться сюда даже с добрыми намерениями, не предупредив об этом отца, - главу рода дуликагиров. Для добрых дел, торговли и хороших вестей есть открытые пути, - торные тропы и зимники по замерзшим рекам. Мальчик насторожился.
Чужие люди, скрывающиеся в лесу на земле его рода, таили в себе опасность. Катанай с малолетства знал, что охотничьи угодья, обеспечивающие жизнь всему живому, - священны и неприкосновенны. Так повелел Тенгри, – всемогущий дух неба. Этому закону следуют все на земле, - и люди и звери. Мальчик не раз слышал от опытных охотников, как защищают свои угодья соболи и колонки, горностаи и даже маленькая ласка, бесстрашно вступая в схватку с пришельцем, нарушившим этот закон.
Однажды видел и сам, как колонок напал на вторгнувшегося на его территорию соболя. И хотя соболь был значительно крупнее, маленький колонок дрался так отчаянно, что тот, в конце концов, вынужден был бежать.
Этому закону следуют и люди. Охотиться на землях другого племени нельзя, - за это строго наказывают, а то и просто убивают пришельца. Так что же делают здесь эти люди? Кого они выслеживают? Ладно, если только охотятся. А если они хотят отбить и угнать конские табуны дуликагиров? Катанай даже вспотел от такой мысли.
Прячась за кустами и деревьями, непрестанно останавливаясь и прислушиваясь, мальчишка двинулся навстречу доносившемуся запаху, - к верховью пади. Прошел, наверное, метров двести или триста, когда услышал совсем недалеко удары топора и треск сучьев. Притаился, потом осторожно выглянул из-за дерева.
Метрах в двадцати его взору открылась небольшая поляна. На дальнем её краю над снежным бугром струился дымок. На поляне большой широкоплечий человек, похожий на медведя, рубил топором сухостоины, доставая их из большой, наваленной рядом кучи хвороста. Несмотря на мороз, человек был без верхней одежды, - лишь в унтах, сшитых не по тунгусски, штанах, да развевающейся на ветру грязной белой, распахнутой на груди рубахе. Кудлатая голова его с большой, широкой бородой показалась мальчику страшной.
И косматая грива волос, и борода были у человека светлобурыми, как высохшая осенняя трава. Катанай еще никогда в своей жизни не видел таких людей. Человек не был похож ни на людей его племени, ни на монголов-табунутов, ни на людей маньчжурского богдохана.
Торопливо набрав большую охапку нарубленных сучьев, человек шагнул к зиявшему на снегу черному пятну и через мгновенье исчез. Катанай понял, что там был лаз под землю, подобный входу в медвежью берлогу. Вытянув шею, он всматривался, надеясь еще раз увидеть человека, но увидел лишь, как через минуту над лазом появились по локоть обнаженные руки, ухватили лежавший на снегу щиток из жердей, засыпанный снегом, и надвинули его на отверстие лаза. Над лесом вновь воцарилась тишина.
- Человек-медведь, - испуганно прошептал мальчик.
Призывая на помощь всех добрых духов, забыв про осторожность, Катанай кубарем скатился в падь к замерзшему ручью и, выскочив на лед, пустился бегом без оглядки к стойбищу.
К крайнему чуму он подошел, когда уже стемнело и небо осыпалось звездами. Из темноты его окликнул сторожевой воин, Катанай назвался и заявил, что ему срочно нужно увидеть отца.
- Иди, он еще не ушел к женам, говорит со старейшинами, - махнул воин рукой в сторону гостевой балаги*. Катанай прошел к постройке, повторил свою просьбу стоявшему у порога воину. Тот скрылся за дверью, через минуту появился вновь, сделал приглашающий жест. Мальчик с волнением переступил порог.
Отец разговаривал с двумя, сидевшими у очага старейшинами рода. Мальчик застыл у порога, не осмеливаясь прервать беседу. Он был здесь только однажды, да и то очень короткое время. Теперь ему представилась возможность внимательно осмотреть внутреннее убранство балаги. Стены её были завешены китайскими шелковыми тканями с изображенными на них диковинными птицами и цветами. На одной из стен на металлических крючках, вбитых в стену прямо через ткань, висели боевые доспехи и оружие отца, - металлический куяк, шлем, украшенный орнаментом саадак с большим луком и стрелами, монгольская сабля в ножнах, круглый толстой кожи щит, украшенный серебряными бляхами.
На отдельном крюке чуть поодаль висело на кожаном ремне неведомое Катанаю изделие, представлявшее собой длинный металлический стержень, прикрепленный к деревянной баклушке с хитроумными металлическими завитушками возле места их соединения. На том же крюке был подвешен увесистый кожаный мешочек с чем-то, очевидно предназначенным для этого изделия.
Мальчик вспомнил, как отец рассказывал матери, что незадолго до того, как она стала его женой, он добыл в бою с маньчжурами огненный лук, поражавший врага громом. Уж не он ли висит на стене, - мелькнуло в голове Катаная.
Посреди балаги размещался окруженный камнями очаг. В нем весело колыхались высокие языки пламени. Дым поднимался к прокопченному потолку, и исчезал в зиявшей там круглой дыре. Возле очага горкой лежали аккуратно нарубленные дрова. Пол вокруг очага был устелен хоть и затоптанными и во многих местах прожженными, но еще не потерявшими своей красоты коврами, на которых высились стопки войлоков. На двух из них, придвинутых к очагу, сидели старейшины. Они держали в руках чаши с каким-то напитком, время от времени отпивая его мелкими глотками. Отец в задумчивости ходил по ковру между войлочными стопками по другую сторону очага.
Его люди, занимавшиеся подледным ловом рыбы возле устья Ульдурги, обнаружили утром следы чужого человека, не принадлежавшего роду дуликагиров. След был с отпечатком каблука, - такой обуви дуликагиры не носили. Проследить за чужаком не удалось, - след потерялся на каменистом склоне сопки со сдутым ветрами снегом. Гантимур с принесшими эту весть старейшинами, обсуждал сейчас, что следует предпринять, чтобы узнать, что это за человек, и что он делает на земле дуликагиров.
- Чего тебе, - хмуро спросил отец, бросив взгляд на сына. Он был явно раздосадован несвоевременным его появлением, оторвавшим Гантимура от важных дел. От взгляда отца не ускользнула связка соболей, приторо-ченная к поясу Катаная. Взгляд его потеплел.
- Что случилось, - повторил он уже более доброжелательным тоном.
- Ата, - волнуясь проговорил мальчик, с опаской поглядывая на старейшин, взиравших на него с нескрываемым недовольством, - в верховьях притока Ульдурги прячется в берлоге чужой человек, - человек-медведь.
Гантимур и старейшины переглянулись.
- Где именно, ты сможешь показать? – спросил отец.
- Да, конечно.
Дальше все развивалось так стремительно, что мальчишка не успевал за всем уследить. Отец послал стоявшего у входа воина за Чекулаем, - предводителем боевого отряда дуликагиров. Тот явился встревоженный, одетый в боевой наряд при полном снаряжении. Князь коротко рассказал ему тревожные новости.
- Завтра к восходу солнца пятнадцать отборных воинов вместе с тобой, Чекулай, должны быть у места, где прячется этот человек. Схватите его живым, и приведите ко мне. Возьмите с собой все, что будет при нем. Место покажет Катанай, - указал он на сына.
Чекулай ушел, гремя доспехами. Торопливо удалились старейшины, унося своим людям тревожную весть. Отец с сыном остались одни. Гантимур подошел к стоявшему у стены мальчику, тепло проговорил, положив ему руку на плечо:
- Бэркэ, Катанай, - настоящий охотник. Пойдем к матери, там ты расскажешь мне обо всем более подробно.
* бойе (эвенк.) – люди племени.
* Ая! (эвенк.) – одобрительное восклицание. Дословно – хороший.
** Бэркэ (эвенк.) – ловкий, искусный человек, молодец.
*** Баянды буга дягдали! (эвенк.) – богатый сосняк. Дословно – богатое место с со-сновым лесом.
**** Бахатай (бурят.) – замечательное, влекущее к себе место.
***** Ая дягдю мо (эвенк.) – хорошее, доброе дерево сосна.