Расплата

   

    К полудню следующего дня они вернулись, - целые и невредимые. Их  уже ждали и увидели издалека. Бугач подъехал к Ереняку, сидевшему возле ключа, дал знак, и Ахмет выбросил из мешка к его ногам  две отсеченные русобородые человеческие головы. Язвительно усмехаясь,  спросил:
  - Ты сомневался в моей смелости, Ереняк?

    Толпившиеся за спиной киргиза воины,  возбужденно и одобрительно зашумели.
  - Ты молодец,  Бугач, - настоящий багатур! - воскликнул гость, вставая, - я расскажу об этом отцу. Клянусь Аллахом, он пришлет тебе в помощь свои отряды, и мы изгоним нечестивцев с нашей земли!

    Сели праздновать победу. Снова ели мясо, - теперь молодую оленину, запивали кумысом и ключевой водой. Ахмет возбужденно рассказывал о том, как они подкараулили на берегу двух казаков, остроживших с факелами рыбу. Как срубил одному из них голову внезапно выскочивший из засады Бугач.  Другого, пытавшегося броситься в реку, сразил стрелой сам Ахмет, потом выволок его на берег и тоже обезглавил.
 
    Бугач  молчал, задумавшись. Снова пили кумыс, славили Аллаха и все тюркские народы, живущие на земле под его всемогущим покровительством. Поздним вечером уже при свете луны Ахмет подскакал к подножию Долгой гривы и, держа коня в поводу, стал подниматься по чуть заметной тропе к перевалу, где он должен был сменить караульного. Кумыса Ахмет выпил немного, но поел плотно, и сейчас ему было тяжеловато подниматься в гору. Во всем теле была приятная истома, голова слегка туманилась.

    Ахмет был доволен собой. И Бугач и киргиз Ереняк  при всех воинах назвали его батыром. Возле крупа лошади висит, притороченная к переметной суме сабля уруса, - его боевой трофей. Все в улусе теперь будут знать, какой он смелый и удачливый воин. Перед перевалом Ахмет остановился, приложил ко рту руки, дважды прокричал филином. Сверху ему ответили тем же сигналом. Без опаски он двинулся дальше и вскоре услышал цокот лошадиных копыт и поступь человеческих шагов, - дозорный воин шел навстречу.

    Воины обменялись приветственными жестами, лошади дружелюбно всхрапнули, кося друг на друга глазом,   разошлись на тропе. Ахмет, позевывая, прошел еще метров с пятьдесят к месту караула, привязал к дереву  коня. Хотел было влезть на высокую старую сосну, где было устроено караульное "воронье гнездо", чтобы оглядеться, - нет ли где огней, но передумал, - начнет светать, огляжусь. Прислушался. Вокруг стояла мертвая тишина, только внизу на тропе чуть слышны были  шаги удалявшегося воина. Ахмет прилег на траву возле сосны, сладко потянулся, прикрыл глаза. Подумал, - завтра они будут на стойбище, и он покажет своей молодой жене саблю уруса. Как она будет им гордится! Мысли Ахмета расплывались, сознание туманилось дымкой подступающего сна…

                *

    Рано утром, еще до восхода солнца, отряд Ереняка ускакал на запад. Большая часть качинских воинов и сам  Бугач  еще спали, когда из ближнего леса налетели вдруг на конях урусы. Вдоль по логу неслась, сверкая саблями, чуть ли не полусотня всадников, гремели пищали. Застигнутые врасплох соплеменники Бугача валились на землю, пытались  поймать пасшихся на лугу лошадей, но их рубили саблями, кололи пиками. Молодой предводитель вскочил, выхватил из ножен саблю, но не успел размахнуться, как был опрокинут конской грудью налетевшего на него чернобородого казачины. А в следующее мгновенье уже трое урусов навалились на него,  вязали заломленные за спину руки.

    В двадцать минут все было кончено. Только четверым нукерам удалось ускакать. Казаки понеслись было за ними в угон, но те повернули к лесу и вскоре скрылись в зарослях. Преследователи поостереглись, - так можно и на стрелу налететь, - вернулись обратно. По всему полю валялись трупы поверженных татарских воинов. Бугач и трое его нукеров корчились на земле со связанными руками и ногами. Казаки хотели  добить и этих, но вожак отряда - атаман Яков Кольцов властно приказал:
  - Этих – в острог!
 
    Чертыхаясь и матерясь, казаки забросили пленников перед собой поперек седел, собрали трофеи и двинулись в обратный путь. Бугач лежал животом на конской спине перед чернобородым казаком, едва сдерживаясь, чтобы не стонать от боли в вывихнутом плече. Перед глазами все еще стояла жуткая картина  оскаленной конской морды с желтыми зубами, разлетающейся во все стороны пеной с его губ, диким взглядом конских глаз.
  – Что же это Ахмет, - думал Бугач, - почему он не предупредил?

    На перевале, до того молча поднимавшиеся по тропе урусы,  приостановились, громко заговорили, что-то обсуждая. Бугач, преодолевая боль, повернул голову, увидел: возле тропы с окровавленной головой недвижно лежал Ахмет, казаки снимали с его спины саадак с луком и стрелами, толпились у привязанного к дереву коня Ахмета. Уже не сдерживаясь, Бугач  застонал, заскрипел зубами от боли,  обиды,  сознания своей беспомощности и обреченности…
               
    А на другой день сильный казачий отряд на двух дощаниках причалил к большому острову на Енисее, где обитал со своими подданными качинский князь Татыш.  Вышедший ему навстречу атаман Кольцов  заявил, что  младший его сын Бугач, вновь дерзнувший напасть на урусов, взят в аманаты*, и если Татыш  всем своим племенем не примет шерть* на верность белому царю и вечную дачу ясака, завтра ему пришлют голову сына.