Отдыхать можно не только в горах. Но едва ли отдых в другом месте даст столько же впечатлений, как скитания по безлюдным местам Кавказа? Неожиданные виды в походе меняются как слайды. А вы любите ходить по ущельям? Ведь все ущелья разные. Каждое ущелье это другая страна. Самые сильные ощущения испытываешь, когда несколько дней идешь в полном одиночестве. Тогда ты оторванный от мира чувствуешь себя хозяином огромной планеты, первым человеком на земле.
Вначале ты идешь по ни кем нехоженному лесу, любуешся цветами, перешагиваешь через ручьи и, быть может, встретишь никогда не видавших человека куниц. Потом горизонт открывается, и ты не можешь оторвать взгляда от подножья далекого хребта, ибо в мыслях уже там, и перебираешь варианты восхождения.
I
В районе Теберды есть красивое ущелье Бадук. Туда можно забраться через перевал от Восточного истока речки Большая Марка. К истоку нужно подниматься по крутой тропе. Забравшись наверх, ты оказываешься на лугу с абсолютно гладкой поверхностью. За первым лугом – еще четыре или пять таких же ровных. Все они залиты неглубокой водой. Шлепаешь в кроссовках по такому мелководью, и натыкаешься на обширное белоснежное поле пушицы. Ее почему-то в других местах вовсе нет, а здесь на болотах - столько пуха пропадает! Да вот любоваться на эти плантации некому.
Ты уже устал, но за лугами тебя ждет награда - чистейшее озеро. Сверху над гладью Большого Маркинского озера завис жуткий ледник. Он иногда одаривает летящими сверху ледяными глыбами. Само озеро очень красиво, и с какой стороны его не снимай, виды получаются прелестные. Но лучшие снимки это те, что делаешь с километровой высоты, с Хаджибейского перевала. Тогда в кадр попадают и озеро, и скалы, и ледник.
За озером подъем на перевал, а за ним - заповедное Бадукское ущелье. При спуске с перевала нужно пройти через хаос крупных и средних обломков. А еще ниже – другая картина. Там на южном склоне, на кручах поражает пестрота никогда не виданных цветов. И все время, пока ты идешь, тебя ошеломляет разнообразие и многоцветность заповедной флоры: девясил, скабиоза высокая и кавказская, разные колокольчики, камнеломки, и какие-то еще цветы, которые ты будешь вспоминать, но названия которых, тебе не будет дано узнать никогда. Вообще Бадук, только не внизу у озер, к которым водят туристов, а ближе к перевалу - это огромная цветочная клумба, которую шутя, сотворила природа. Но любоваться этими недолговечными созданиями, тебе позволено лишь несколько часов. Дальше опять нужно карабкаться по моренам и осыпям. А сколько их, осыпей этих? Они, то крупные, то мелкие, а то нежданно, ты попадаешь в завалы многометровых обломков скал. Идешь по играющим под ногами глыбам часами, и думаешь, - когда же они кончатся? При этом тебе постоянно нужно смотреть вперед, чтоб выбирать безопасный путь. Ведь хождение по осыпям опасно. Переступаешь с камня на камень, а их тысячи, и любой из них может предать тебя.
В соседнем ущелье Хутый тоже «праздник цветов». Но цветы там другие. Природа забавляется разнообразием: здесь в нескольких метрах от снежника цветут лилия однобратственная, ветреник пучковатый, гадделия молочноцветковая. Если вы еще не устали и сможете одолеть следующий перевал, то за южным хребтом увидете долину реки Кти-Теберда. Впервые в верховья этой, если перевести с карачаевского, «Бешеной Теберды», я попал в августе. Но в тот год было холодно. Дожди поливали каждый день. Я упаковался в пленку и прошел под ее защитой ущелье с начала и до конца. И вот чудо, никакой пестроты флоры, как в районе Бадука и Хутыя здесь не было. Кроме нескольких одуванчиков, никаких других цветов я не увидел. Потом через год я опять пришел в Кти-Теберду. Прошлогоднего хмурого ущелья я не узнал. Все оно было залито оранжевым цветом. Цвелии миллионы крокусов шарояна. Трудно было не наступить на них, идя по тропе.
II
Из Кти-Теберды через хребет и дальше по леднику можно снова вернуться в Большую Марку. Кти-Тебердинский хребет крутой, но в нем два редкопосещаемых перевала 2А или 1Б. Идя по Кти-Теберде вниз, нужно не проскочить ручей, ведущий к перевалам. Подъем к ним начинается от коша за мостом. Чабан Ахмед наливает мне молока, и уговаривает остаться. Ахмед сообщил, что этим летом к хребту никто не поднимался. В прошлом наверх прошли человек двадцать, но потом все вернулись. Ахмед обещает меня ждать. Но у меня это единственный шанс покорить хребет. Едва ли еще когда, я приду сюда. Так что нужно идти. Крутой подъем идет вдоль речки, по много лет нехоженым овечьим тропа. На этом склоне уже началась ранняя августовская осень. Под ногами вспыхивают огненно-багровые листочки герани. На крохотном шиповничке созрела единственная ягодка. Рядом гремит бурная речушка. Я перепрыгиваю с берега на берег. Но вот вода исчезла, река нашла себе путь под камнями. Дальнейший путь по-сухому, по осыпям, а впереди голубые озера. Над озерами вздыбилась отвесная стена хребта, та, в мечтах на которую, я забирался не один раз. У подножья стены завалы нападавших сверху обломков. Правее озера осыпь, еще выше снежник. Я подхожу к озерам. Временами срывается небольшой дождик. Высоко в небе над хребтом кружит стая черных птиц. Их так много, что они, наверно, слетелись со всех ущелий, раскричались - радуются чему-то. Это, наверно, альпийские галки. Они оповещают о том, что не только нам людям дано любить и любоваться красотами этой суровой страны.
По крутой осыпи поднимаюсь вверх. На половине пути я попадаю под ливень. Град больно бьет по моим ушам. Где-то нужно ставить палатку. Пологий снежник наверху единственное ровное место. Добегаю до него. Пока коченеющими руками собирал палаточные дуги, весь промок. Промок и рюкзак. В мокром спальнике дрожу от холода. Ночью палатка съезжает вниз. Голову прикрываю рукой, где-то рядом со скал долго летят камни.
Утро. Очень холодно. Солнце взошло, но от меня оно еще скрывается за высоким отрогом горы. Рубеж между светом и тенью далеко внизу. Смотрю, как эта грань медленно приближается ко мне по озеру. Жду. Но, вот, неожиданно солнце выкатывает из-за спины. Тепло. Раскладываю одежду для просушки и без рюкзака отправляюсь на хребет. От высоты кружится голова. Добираюсь до (Восточного), перевала возле главной в этом районе вершины Уллу-Марка. На перевале привязанная альпинистами толстая петля. В банке записка 2003 года. Ниже за кулуаром обрыв, и разорванный трещинами ледник. Затаив дыхание сверху смотрю на Маркинские ледяные поля. Спускаюсь назад. Нужно искать другой вариант перехода в западной части хребта.
Надеваю рюкзак, и иду по верху. Подо мной обрыв – стометровые скалы. Шагаю осторожно, но из под ног срывается подвижная осыпь. Выше справа непроходимые скалы хребта. Очень немногие побывали в этих местах и не все из них догадались сделать снимки отсюда с трехкилометровой высоты. Аксаутские вершины и ледники теперь на одной высоте со мной.
Где-то над самым обрывом должны быть два очень опасных отрезка пути. Прежде, согласно описанию, в этих местах навешивали веревки. Но я понимаю, что от этих обрывов нужно держаться подальше, и ближе к хребту. Подхожу к какому-то гребню. Наверно это перевал. Я забираюсь наверх, но, увы, ледника за ним не видать. Вышел я, значит на боковой отрог. С него вниз идет очень крутой спуск. Обратно из щели, что внизу, можно и не выбраться. Приходится решать идти вперед или возвращаться назад? Стоит ли рисковать? Какая разница побываю я на этом хребте или нет? Кто об этом узнает? Что с того, что я окажусь на неизвестной мне скале, сделаю несколько снимков, которые, быть может и смотреть никто не будет? Какую ценность в двадцать первом веке представляют кадры какого-то ледника, когда другие картины со всего света, толпятся у кнопок телевизора и в сети? Но я колебался, может быть, минуту. Все рациональные аргументы не смогли пересилить моего желания добраться вон туда. И я лезу вниз. Впереди еще одна скала с трещинами. Со второго раза по ним я забираюсь на перевал.
Снимки, снимки, снимки… Мною овладевает ощущение сброшенного невероятно тяжелого груза. Я был рад, что все-таки нашел выход из неизвестного положения, хотя, признаться, в это почти не верил. Миг, о котором я мечтал целый год, наступил. Я стоял на скале, которая мне казалась неприступной.
Спуск с перевала, должен быть также не простым. Ниже справа - скала, дальше обрыв и ледник. Побывавшая здесь до меня группа спускалась со скалы на снег по веревкам. Но, в то время, когда я туда забрался, снега еще не было. Веревок я с собой тоже не захватил. Пришлось, спускаться по разрушенным скалам. Они не везде крутые. Петляю по ним, то вправо, то влево. Потом выхожу на каменный ручей, и, вот облегчение, скольжу по нему как на лыжах, а осыпь потоком сыплются из-под ног. Когда я отошел в сторону, следом грянул камнепад. Один из обломков был с полметра. Если бы я промедлил, то, наверняка, был бы сбит. Но, вот, заваленный черными глыбами крутой ледник. Иду вниз, а потом на запад по многокилометровому ледяному полю. Обхожу малые трещины и ледяные рвы, перехожу их по ажурным и опасным ледяным мостикам. В конце трещин становится слишком много, из них уже лабиринт. Идти опасно. К счастью, я нашел спуск в скалах среди «бараньих лбов». Внизу уже легче, начались осыпи или присыпанный ими ледник. Время уже к закату, и вот, возле наполненной ледником и разбегающейся на протоки Марки место для палатки. Весящий надо мной ледник не дает забыть о себе. В унылой и бесплодной приледниковой долине нет ни травы, ни скота, ни людей. Но, наперекор всему, среди холодных камней торчат роскошные малиновые снопы иван-чая. Жизнь уже начинается.
III
Возвращаясь из многодневного одиночного похода по окрестностям Теберды, я, наконец, добрел до первого костра, и решил познакомиться с сидящими возле него людьми. Это были мужчины и женщины из Краснодарского края, и в горы они приехали на целый месяц. Туристы они были оригинальные, из категории фанатов одного места. Каждый год они оседали в районе, где Кти-Теберда сливается с Аксаутом, и от палаток своих далеко не отходили. На перевалах краснодарцы и вовсе никогда не были. О лучшем отдыхе они не мечтали, притом, что им вообще мало что было нужно, поскольку продукты и два ящика водки они завозили сразу. Пока они почивали меня горячим супом и чаем, я распространялся о тайнах своих похождений. Они при этом вспоминали чужие рассказы. Но главное было не это. Над нами в лучах солнца горела громада вершины Кара-Кая с уцепившимся за ее кручу ледником и с кулуаром Северо-Каракайского перевала справа. Путь к перевалу отсюда казался почти отвесным, и мы спорили о том, реально ли было взойти на него. За этот час у костра под сенью исполинской вершины я «заболел» ею, и решил обязательно на следующий год покорить Северо-Каракайский перевал.
Из описаний я знал, что к перевалу нужно идти по левому берегу Аксаута до речки Каракайка. Наверху возле Каракайского ледника когда-то был кош, и там пасли скот. За последние годы, между тем, пастбища эти забросили, и путь наверх стал очень сложным. Пришлось идти и по осыпям, и по речке, и по островам. Затем по скалам между сосен я кое-как вскарабкался на верхнюю долину. Поверху уже идет затяжной травянистый склон, за ним морена, которая хорошо видна с противоположного хребта при спуске с перевала Алибек. С гребня морены по снежному кулуару выходишь на большой снежник. Под него затекал и снизу вырывался бурливый ручей. Так что дальше с риском нужно было идти над промытой где-то под снегом, пещерой. И, вот, снег закончился, а я ступаю на лед. Ребристая поверхность ледника имеет изрядный уклон. Отсюда по скользкому леднику нужно подниматься вверх. Между тем, наименьшая крутизна ледяного поля - сверху у скал. Там в конце черной скальной гряды скрывался перевал.
Лед таял, и я, опираясь на ледоруб, шагал по воде. Однако, нужно остановиться. Оглядевшись, видишь, что находишься в огромном скальном мешке, в тени неприступных черных гряд. Сам ледник с юга прикрыт мрачной полукилометровой скалой. Она бездушно напоминает тебе о твоей человеческой малости. Неожиданно на самом гребне появился одинокий тур. Он красовался в лучах солнца, и поворачивался ко мне, то одной, то другой стороной. Я любовался этим совершенным обитателем гор, а он позировал, сознавая свое превосходство. Не в первый раз я подумал о том, что животные не хуже нас понимают красоту нашей планеты. Двигаясь, шаг за шагом, я подошел к перевальной скале. По ней нужно было лезть еще метров двадцать и рубить ступени в черном сланце. Изумительно, но породы, вздыбленные на трехкилометровую высоту, в архаичные времена были океаническим дном. Еще я вспомнил о солдатах, которые во время войны сюда не просто лазили. За эти скалы шли кровавые бои.
Сам перевал - это небольшая площадка. С обеих сторон на скалах - мемориальные доски, в честь погибших защитников ныне редкопосещаемых скал.
За перевалом на западе Северный Марухский ледник. Вниз теперь нужно идти по правой его стороне к морене. Осыпей на льду совсем мало, поверхность ледника почти чистая. По льду везде текла талая вода, а спуск становился все круче. Трещин во льду было немало, но, к счастью, их удалось обойти. А вот и морена. Перевал отсюда уже не виден, и, наконец, можно присесть. Здесь тепло. Предзакатное солнце раскрасило исполинские скалы Кара-Каи. Пищит где-то потерявший мать птенец улара. Цветет единственный занесенный туристами или ветром желтенький козелец. Я смотрю на только-что благополучно пройденный ледник. Об этом ли я мечтал? Увижу ли я это когда-нибудь?
На рис. вид с перевала Марка-Баши Восточный.