Сашка-моряк

Анатолий Комаристов
 
Фото: Сидит Редовский А.И. Справа: Комаристов А.Е. На заднем плане бывший начальник ЦВВК МО генерал-майор медслужбы в отставке Ефимов И.Л.

В отделе Центральной ВВК МО (ЦВВК), начальником которого я был назначен в 1976 году, служили три полковника медицинской службы: терапевты Козлов Василий Александрович, Андросов Игорь Александрович и хирург Редовский Александр Иванович. Все они были переведены в ЦВВК из госпиталя  имени Н.Н Бурденко. Имели огромный клинический опыт, прекрасно знали вопросы военно-врачебной экспертизы военнослужащих, персонал лечебных отделений госпиталя, как говорят, от санитарки до начальника отделения.

Хорошо разбирались в работе всех основных лечебно-диагностических отделений. Умели грамотно расшифровывать и оценивать результаты различных, в том числе и сложных, функциональных исследований. О таких специалистах я мог только мечтать. Коллектив нашего отдела комиссии был дружный. Многие служили и работали там не один десяток лет. У нас было полное взаимопонимание. Я уважал мнение подчиненных мне офицеров - они уважали моё.

Я, Козлов и Андросов носили армейскую форму, а Редовский - морскую. Поэтому многие, не только в нашем отделе, но и в коллективе обращались к нему с самыми разными шутливыми прозвищами: "Сашка-моряк", "полундра", "Эй, моряк!". Кто и когда придумал эти прозвища в комиссии никто не знал. По имени и отчеству к Редовскому в отделе обращался только я. Во-первых, я был гораздо моложе его, во-вторых, он был мой подчиненный.

В отделе у нас бывали жаркие творческие дискуссии по различным аспектам лечебно-диагностической работы отделений и военно-врачебной экспертизы. В спорных случаях мы в качестве третейских судей приглашали (на правах членов комиссии) Главных специалистов госпиталя (ведущего терапевта или хирурга, консультантов-терапевтов, невролога, эндокринолога).

Но чаще всего конфликты у нас возникали с отдельными начальниками лечебных отделений. Многие из них имели ученые звания (докторов медицинских наук или реже - профессоров). Никто из нас ученых званий не имел, хотя с "учеными" госпиталя мы спорили на равных. Чаще всего "локальные" бои у нас были  с травматологическим отделением госпиталя.

Возглавлял это отделение кандидат медицинских наук полковник медицинской службы Ч-н. Как специалист он был "от Бога", но слишком высокого мнения о себе. В его отделении постоянно лечились по поводу различных травм футболисты и хоккеисты сборных Советского Союза (большинство из них играли за ЦСКА и поэтому лечились в госпитале). Врачом сборной команды Союза по футболу, а потом и хоккею был  Олег Белаковский. Он часто бывал у нас в ЦВВК, особенно когда требовалось заключение нашей комиссии в отношении кого-то из хоккеистов или футболистов клуба.

В кабинете Ч-а на видном месте висел футбольный мяч и хоккейная клюшка с подлинными автографами знаменитых советских и зарубежных спортсменов. Кстати,
Ч-н тоже ходил в морской форме. Если в отделе мы не приходили к единому мнению, по представленным им документам (он был председателем госпитальной ВВК хирургического профиля), давали команду Редовскому:
- Полундра! Иди к своему "моряку" и разбирайся с ним сам. Что он опять в свидетельстве о болезни "чушь" нагородил какую-то...

Я не помню ни одного случая, чтобы Редовский не мог убедить Ч-а, в допущенной им ошибке. Возвращался Александр Иванович в комиссию всегда с видом "победителя" и образно рассказывал, как ему удалось "положить на лопатки" самого Ч-а и его ординаторов. Кстати, старшим ординатором травматологического отделения тогда был подполковник медслужбы Сельцовский А.П., ставший при мэре Лужкове Ю.М. начальником Департамента здравоохранения Москвы.

Начальник ЦВВК уважал моих офицеров, считал их высококвалифицированными специалистами и всегда соглашался с их мнением.

Душой нашего отдела был Редовский. Он родился в 1925 году. На фронте попал в войсковую разведку, имел ордена и медали. Мединститут окончил уже после войны.

Редовский не был безумно красивым, но было в нём, что-то особенное, может быть доброжелательная улыбка, что привлекало всех, и особенно, конечно, женщин.
 
По характеру он был мягкий, добрый, уважительный. Когда и где он переоделся в морскую форму никто не знал. Форму он носил с каким-то особым шиком. Пока  он служил в госпитале, некоторые  начальники пытались безуспешно  одеть его в армейскую форму. Но он был категорически против и в конце концов начальники госпиталя перестали его "доставать".

Кстати, морскую форму в госпитале носили ещё несколько офицеров, но совсем не так, как это делал Редовский. Морская форма ему очень шла. Фуражку он носил круглый год и специально заказывал в мастерской военторга на проспекте Калинина. Он был невысокого роста, но высокая тулья фуражки делала его выше сантиметров на пять. На каблуки форменных туфель обязательно набивал высокие набойки.
 
Он был разведен, жил вдвоем со старенькой  мамой. Детей у него не было. Маму он очень любил. Когда она внезапно умерла Редовский, позвонил мне рано утром и попросил предать начальнику комиссии генералу Бараннику, что, в связи с постигшим его несчастьем, он не появиться на службе несколько суток. Генерал очень уважительно относился к нему и предоставил ему отпуск по семейным обстоятельствам.

Редовский любил женщин, и они любили его. Сколько их было у него, история умалчивает. Его просто нельзя было не любить. Медицинские сестры, молодые незамужние женщины-врачи и продавщицы военторга  были влюблены в него. Тогда многие товары были в дефиците(к тому же началась борьба с курением в лечебных учреждениях и начальник госпиталя запретил продавать в магазине военторга табачные изделия), но стоило попросить Редовского сходить в магазин, и он никогда пустым не возвращался.

 Для него всё было всегда. Он был в нашем отделе "снабженцем" и «штатным» инспектором по проверке лечебно-диагностической работы и военно-врачебной экспертизы на флотах и флотилиях. Кроме него на флоты и флотилии генерал никого из нас не посылал. Хотя Редовский и не служил в ВМФ, но там его считали "своим".

Из поездок он обязательно привозил всем офицерам отдела сувениры. Но кроме разных безделушек, главным подарком для всех была тельняшка. Иногда он ухитрялся привезти по две, а то и по три тельняшки. Как он доставал их - никто не знал...

В составе комиссии Тыла ВС Редовский летал  проверять военно-врачебную экспертизу на Северном флоте. Он побывал на всех флотах и флотилиях. Вернувшись, он рассказал нам об экскурсии на атомную подводную лодку. Сам он тоже впервые побывал на такой лодке, поэтому впечатлений получил массу. Главное, что его поразило – на лодке была каюта психологической разгрузки.

Как рассказывал Редовский, каюта была достаточно большая, с мягкой мебелью. После вахты офицеры и моряки обязательно шли в эту каюту. Садились в мягкие кресла, и слушали тихую спокойную музыку, пение птиц, а на большом и широком экране в это время шли цветные кадры природы России – поля, леса, реки, озера, маленькие деревушки, летние и зимние виды, играющие дети. Сеанс продолжался не менее получаса. Личный состав уходил из этой каюты умиротворенным, спокойным с положительными эмоциями.   

Раньше, независимо от того какое это было учреждение (военное, гражданское), маленькие "торжества" - крестины, именины, день рождения, День 8 марта, День Парижской коммуны и другие официальные и не официальные праздники было принято потихоньку отмечать.

Если в отделе мы хотели отметить какое-то мероприятие, перед выходными или просто в конце недели, стоило только сказать Редовскому об этом, дать денег и о дальнейшем можно было, не беспокоиться. Он мгновенно через проходную общежития для военнослужащих-женщин (тогда на должности медицинских сестёр и санитарок призывали незамужних женщин) шел в магазин «на горку» (так мы называли небольшой магазин на пригорке, напротив Немецкого кладбища) и приносил напитки, скромную, но всегда оригинальную закуску.

Кстати, бутылки он носил за поясом брюк, пробками вниз. Когда он расстегивал шинель, "патронташ" был вокруг всего тела. Как он рассказывал, этому искусству его обучил после войны старшина. Свои рабочие столы для сервировки мы никогда не использовали. На них, как всегда, лежали горы бумаг. Все продолжали обычную работу.

Редовский готовил банкет так. В его письменном рабочем столе левый верхний ящик был «мини» ресторан. На белоснежной салфетке стояли маленькие стопки, лежали пластиковые ножи, маленькие вилочки, блюдечки.

Хлеб он резал квадратиками размером, примерно, со спичечный коробок. На него укладывал ломтик колбасы (ветчины), сыра, красной рыбы, колечко огурца, помидора, перчик и одну шпротину или кильку. Прокалывал это «сооружение» большой спичкой или специальной палочкой. Когда наступал час «Х» Редовский выдвигал ящик стола, где уже стояли стопки, наполненные напитками, была готова закуска. Мы приглашались к ящику и начинался банкет.

Дверь в кабинет мы никогда не закрывали, но если чувствовали, что к нам приближается кто-то "чужой", ящик тихонько задвигался в стол. О нашем "ресторане" знали только два или три человека в комиссии, в том числе и наш генерал.

 Но пришло время Редовскому увольняться. Генерал вел с отделом кадров Управления борьбу за право оставить его на службе ещё на год или два (достойного претендента на эту должность  мы долго не могли найти), но кадровики "стояли насмерть" - "надо увольнять или сами будете платить ему денежное содержание!".

После увольнения из армии его тут же приняли на должность хирурга лазарета Академии бронетанковых войск. Она была недалеко от нашего учреждения и, Редовский, приходя в госпиталь по делам, обязательно заходил к нам в гости -"на чай".

И.А. Андросов после увольнения из ЦВВК работал начальником терапевтического отделения в той же академии, а В.А. Козлов был старшим врачом призывной комиссии одного из военкоматов Москвы. Оба они вскоре после увольнения из армии умерли.
                ***
Я уволился из Центральной ВВК в 2002 году и о судьбе А.И. Редовского, к сожалению, ничего не знаю. После "бездарных" реформ в армии, когда все, что можно было разрушить было уничтожено, экспертиза, как раздел военной медицины, тоже погибла. Хотя создавалась она в армии и на флоте не одним поколением врачей ещё в далекие довоенные годы...