Читать любил запоем со школьной скамьи, но выбор книг предпочитал сугубо по собственному желанию. Когда учителя выдавали список необходимой для прочтения литературы, меня почему-то всегда воротило от нее. Ничего не имея против уважаемых классиков, не мог переступить через "обязаловку". Многие книги тогда прошли мимо меня.
С возрастом стали пробуждаться желания прочитать иных авторов. К глубочайшему стыду на днях приступил к "Запискам охотника" И.С.Тургенева, кои надо было прочесть еще давным давно, а вот ведь... Даже не представляю от чего пришла потребность именно на это произведение. Полная загадка. Может потому что попалась на глаза?
Во введении, под заглавием "Начало пути", написанным неким Н.Богословским в далеком 1975 году, кратко описан жизненный путь писателя и его антикрепостнические убеждения. Оказывается, под внешне охотничьими наблюдениями притаилась бомба для всей системы крепостничества. В школе я не мог не слышать об этом, но как-то порядком подзабылось и теперь могу прочувствовать всю прелесть незаангажированного взгляда на шедевр, наделавший шума в 1850-х годах.
В списке рассказов под номером один числится "Хорь и Калиныч", хронологически имеющий полное право на первенство. Тактика автора, если верить вступлению, состоит в непринужденном описании действующих лиц, при котором сам читатель из словесных мазков должен получить представление кто из персонажей герой, а кто антигерой. В общем, читать надо между строк и делать свои выводы. Что же, учту.
Повествование связано с неким г-ном Полутыкиным, как я догадываюсь, бедным и скуповатым помещиком. Будучи с ним на охоте, Тургенев знакомится с его крепостными. Один, по прозвищу Хорь - отец многодетного семейства, а другой, тихий и покладистый Калиныч, служит у барина на побегушках. Я искренне пытаюсь разглядеть разбросанные то тут, то сям намеки, дабы узреть непосильное крепостное ярмо и... - какое счастье! - нахожу.
Фраза г-на Полутыкина о Хоре вполне красноречива:
- Это мой мужик...
Режет, конечно, слух. Да и как не резать? Словно "это мой портфель" или "моя удочка". И все-таки меня кое-что удивляет, хотя вряд ли сам Иван Сергеевич об этом мог предположить. У Хоря 25 лет назад сгорает дом и он просит хозяина отпустить его жить в лес, поближе к болоту на самостоятельные хлеба. Не на волю, разумеется, за оброк. Вы только вдумайтесь:
- "Только вы, батюшка Николай Кузьмич, НИ НА КАКУЮ РАБОТУ УПОТРЕБЛЯТЬ МЕНЯ УЖ НЕ ИЗВОЛЬТЕ, а оброк положите, КАКОЙ САМИ ЗНАЕТЕ".
Первоначальный налог составлял 50 рублей, а на момент рассказа - 100, но Хорь с сыновьями не только стал на ноги, но и обзавелся не одним домом (усадьба Хоря состояла из нескольких сосновых срубов). Как ни скуп хозяин, но все-таки подать не была настолько заоблачной, чтобы пустить мужичка по миру.
Больше всего меня удивила просьба Хоря не задействовать его для барских работ и она, как я понимаю, была... удовлетворена. Кто-то возможно скажет, что старик сбежал в дебри от назойливого хозяйского ока, предпочтя ему трудности природы. И все-таки, попросил - получил разрешение - ушел.
- Да мыслима ли такая вольность для советского колхозника?! Кто б тебя спрашивал, задействовать или нет?! Сам трудишься и от коллектива воротишь рожу?!
Знал бы Иван Сергеевич что критикует! Как сотни тысяч таких Хорей через 80 лет погонят за страсть к уединению на северные просторы, где они косточками обильно усеют колымскую и воркутинскую почву. Нет, не знал дворянский идеалист о новой форме советского рабства, когда к тебе относятся на "Вы", но по факту ты пустое место.
Помещиков прогонят, да и Вас, дорогой классик, вздернули бы на липовой ветке Спасо-Лутовиновской усадьбы, как эксплуататора трудового народа. Ваше счастье, что умерли Вы от рака почти за 50 лет до революции! Вот и почтили Вас музеем вместо лагерных нар.
У меня родители сельские люди и прекрасно помнят быт 40-50-х годов, когда надо было платить налог с каждого... дерева и отдавать государству неповрежденную (!) шкуру забитой свиньи или бычка. Когда картофель нужно было сдавать не меньше размера куриного яйца. Разве это не оброк?! Об отсутствии у колхозников права на паспорта я помолчу - чем не крепостное право?
Разумеется, все можно оправдать военной необходимостью, забугорными супостатами и прочими объективными причинами. Я по факту: положение Хоря все-таки выгоднее представляется, чем у колхозника. И воли больше и побогаче будет. На кулака наш Хорь своим предприимчивым характером больше похож и Соловки по нем точно плачут горькими слезами.
Вот Калиныч фрукт иного рода. Хозяйства у него нет, кроме пасеки, поскольку "каждый день со мной (с Полутыкиным - прим.) на охоту ходит". Судя по описанию, в старике жил сельский романтик, увлекающийся природой и пением. Очень сомневаюсь, что будь он даже при коммунизме, у него водилось бы обширное хозяйство. К тому же, не будем забывать, что детей у него нет и живет он со старухой, а на двоих много ли надо?
Хождение по охотам и чрезмерное усердствование, скорее веление души Калиныча, не вполне вознагражденное г-ном Полутыкиным в денежном эквиваленте. Хорь между прочим бросает фразу:
- Ну, хоть бы на лапти дал: ведь ты с ним на охоту ходишь; чай, что день, то лапти.
- Он мне дает на лапти...
- Да, в прошлом (!) году гривенник пожаловал.
Ай, скупой какой барин! Десять копеек в прошлом году. Вот страдает-то народ от кровососов!
- Готовы ли Вы сами, Иван Сергеевич, отказаться от услуг крепостных?
Как-то непохоже. Возят, Ваше аристократическое величество, на повозках туда-сюда и Вы не чуждаетесь, когда бабы на сеновале - такова была Ваша дворянская воля! - застилают простыни и подушку. Кормят Вас, поят бесплатно, да еще и идеи для будущей книги подкидывают. Когда же на четвертый день уезжали, то кроме "Будь здоров, Хорь!" ничего более существенного не выдавили из себя. Даже копейки за мужицкое старание не выложили. Неужели скупее г-на Полутыкина оказались?
На последней странице мелькает мыслишка о Вашей личной вотчине в 100 верстах, но совсем не торопитесь рассказывать Хорю, как по другому живется там Вашим мужикам. Видно с них оброка не берут, на работы не гоняют, все сплошь образованные и расхаживают в яловых сапогах, а не из "мамонтовой кожи".
Ах, да! Я не забыл. Рассказ-то написан в 1847 году, оглашенные же события и того раньше, а полноправным хозяином Вы станете только после смерти матушки Варвары Петровны, последовавшей в 1850 году. Пока Вы еще не могли изменить жизнь крестьян к лучшему. После получения наследства из 1925 душ изменили? Отпустили, говорят, дворовых из-за Вашей непрактичности ими управлять, но основная часть так и осталась под крепостным гнетом.
- Не понятно, как можно было не воспользоваться возможностью показать всей России как надо всем помещикам отпускать на волю крепостных?
Вы же столько писали о том, как надо жить! Вот одна Ваша землячка, "бывшая" княгиня Д., из Орловской губернии не будучи никакой прогрессивной революционеркой, написала в завещании освободить после ее смерти всех крепостных. Если верить Николая Лескову (рассказ "Юдоль"), то ее поступок - не Ваш! - вызвал тогда целую бурю эмоций среди дворянства. Вы только написали об угнетении, а она молча сделала их свободными.
Хочется верить, что все-таки Вы, Иван Сергеевич, тайком сунули в мозолистую ручищу Хоря гривенник, но из чувства скромности тактично промолчали о добром деле, памятуя Христово правило о незнании левой руки даяния правой. Может все-таки и старосту в своих вотчинах по совету Хоря Вы меняли почаще? Хотелось бы знать, как жилось мужичкам пока Вы по амурным делам разъезжали по заграницам. Не досаждали ли приказчики? Извините, но через 150 лет все видится чуток по другому.
Все-таки, между словом и делом дистанция существенная...
--Фото взято из фотоальбома Юрия Галчёнкова
http://www.proza.ru/2012/12/08/185 - статья "Жизнь при панах"