Междусобойчик

       Виноградная лоза на фасаде дома, в котором жила Анна, напоминала дракона на китайском барельефе - большого и причудливо извивающегося. Остальной растительности перед старинным особняком были приданы правильные геометрические формы. Перед соседями не стыдно. Другая  часть сада, скрытая от улицы высоким забором, отличалась от «парадной», как джунгли отличаются от королевского парка. Всё, что там росло – старые ели, кусты сирени, розы и жасмин – разрослось до неприличных по немецким понятиям размеров и форм. Даже газон подстригался лишь изредка и потому был мягким, весь в маргаритках и низкорослых лютиках.
       Однажды Анин муж, архитектор Вальтер Штуренберг, пошутил перед своими гостями, что сад-де содержится в «диком» виде специально для его супруги и должен напоминать ей родные сибирские леса. Заметив сразу, что шутка может не понравится его жене, он обнял её своей ручищей и в начал рассказывать о необычайно сообразительных коллегах из сибирского города О., в котором Вальтер бывал в деловых поездках. И где двенадцать лет назад влюбился в Аню Ипатову.

       Золотистые, ещё горячие пирожки уложены на овальные тарелки, сладкий пирог с малиной нарезан на квадратики. Кремовый «оливье» в хрустальной салатнице втиснут в переполненный холодильник.
       Aня протёрла мерцающий гранит чёрных столешниц, надела блеснувшее бриллиантами кольцо – подарок Вальтера на десятую годовщину их свадьбы – и вышла из кухни в сад.
Перетащив шезлонг в тень, она разлеглась, закинув руки за голову. До отъезда в Италию оставалось три дня.
«Пора начать укладывать чемоданы, ох, до чего не хочется, как я не люблю это», – подумала Аня, закрыв глаза. – «И непременно взять белую блузку». Она перебирала одежду, переполнявшую платяной шкаф; одежды было очень много, всех цветов, кроме белого. Выхватывала охапки тряпья, бросала на пол, но на полках странным образом появлялись новые стопки сложенной одежды; начиная злиться, Аня выгребала их обеими руками, ворошила и отбрасывала, не находя белой блузки. Часы начали отбивать полдень.
«Я опоздала! Где же эта проклятая белая блузка?» – в отчаянии шептала она, продолжая разбрасывать груды тряпья...

       Вдруг громко хлопнула дверь, разбудив Аню. Крепкий светловолосый мальчик молча прошествовал из дома на лужайку.
       – Лёша! Ты уроки сделал? – пытаясь придать сонному голосу строгость, спросила она сына. Вместо ответа он кивнул. – Ты что ешь? – спросила она.
       – Kuchen, – ответил он по-немецки.
       – Пирог? – переспросила она.
       – Пирьёг, – послушно повторил мальчик.
       – Скажи: «пи-рог».
       – Пи-рьёг, – сказал он, и, заметив по лицу матери, что она недовольна, повторил: – Пиррёг. – Злой огонек вспыхнул в его серо-зеленых глазах.
       – Хорошо! – воскликнула она, сделав вид, будто он произнес злополучный «пирог» как профессиональный диктор. – Тебе просто надо почаще говорить по-русски... – она чуть было не сказала: «когда папы нет дома», но осеклась и произнесла – Когда мы с тобой вдвоем. Ты повторил моё стихотворение?
       Алёша кивнул.
       – Да? Ну, давай, расскажи! – Аня приподнялась на локтях и приготовилась слушать.
 
                Уроньили мьишьку на поль
                Атарвальи мьишьке ляпу
                Всьё равно ево, э-э-э, не бьёшу
                Патаму што он кароший, –
 
cкороговоркой отчеканил Алёша.
       – Послушай, – помолчав, произнесла Аня, – Ты должен говорить «мишку» так... Твердо! – Аня потрясла кулаком. – А где у нас Мариша? Она мой стих про бычка выучила?
Алёша равнодушно пожал плечами.
       – Сегодня вечером придут мои друзья и мы будем... – начала было Аня.
       – Papa ist da! – заорал вдруг Алёша и побежал в дом.
       Аня неуклюже выбралась из шезлонга и побрела вслед за сыном, на кухню. Обнимая одной рукой за плечи льнувшего к нему сына, Вальтер пытался лопаточкой для торта положить на тарелку пирожок.
       – Nimm lieber der Kuchen, – сказала Аня, показывая на другую тарелку, где лежали пирожки с капустой и которые были ему более по вкусу.
       – D e n Kuchen, – поправил её Вальтер.
       – D e n Kuchen, – повторила она. – Naturlich. D e n  Kuchen. – она схватила пирожок с капустой, и, вырвав из рук мужа тарелку, шмякнула на неё пирожок и поставила на стол.
       Вальтер достал из ящика нож и вилку, сел за стол и принялся за еду, сухо заметив, что Аня сама просит поправлять её, так что нечего теперь раздражаться. Начинка пирожка раскрошилась по тарелке; Вальтер сосредоточенно сгонял кончиком ножа мелкие кусочки капусты на вилку. Замечания Ани о том, что пирожки едят руками, он всегда пропускал мимо ушей.
       Наливая в стакан воду, Вальтер равнодушно спросил Аню, придут ли сегодня её друзья. Она кивнула. «Мьеждузабойчик» – произнес муж. Это было самое трудное из двух десятков русских слов, которые он выучил когда-то давно, во времена его деловых поездок в сибирский город О.
       – Междусобойчик, – поправила его Аня.
Вальтер нахмурился и поворчал, что произносить подобные слова правильно выше его возможностей. Закончив трапезу, он ушёл переодеваться – как обычно, по пятницам он играл в гольф, а потом оставался ужинать в клубе. Через несколько минут, весь в бежевом, Вальтер заглянул на кухню сообщить, что забыл передать ей привет от Олафа и удалился. «Кто такой Олаф?» – подумала Аня. – «Понятия не имею».

       Гости приехали все вместе, на Неллиной машине – Фарида из Оренбурга, Миша из Петербурга и сама Нелли – из Павлодара. Каждый из этой троицы уже более десяти лет, как перебрался в Германию: татарка Фарида вышла замуж за пожилого немца, немка Нелли со своей многочисленной родней приехала на «историческую родину», а Миша – «по еврейской линии».
Аня вышла навстречу гостям, загалдевшим приветствиями. Вслед за ней выскочили её дети, девятилетние двойняшки Алёша и Мариша.
       – Смотри, каких зверей я вам принесла! – улыбаясь и спрятав пухлые руки за спиной, сказала Фарида.
       – Говорим только по-русски! – учительским тоном крикнула Анна детям. – Договорились?
       – Да! – кивнули Алёша и Мариша.
       – Вот! Знаете, кто это? – Фарида протянула детям двух плюшевых бурундучков.
       – Да! – ответил Алёша. – Это штрайфенайщхёрнщен!
       – Как? Штайфен...херн... – Фарида прыснула со смеху.
       – Штрайфенайщхёрнщен! – закричала, смеясь, Мариша.
       – Это бурундук! – строго сказала Аня. – Бу-рун-дук! Сегодня вечером мы будем говорить только по-русски!

       Аня повела гостей в сад, к столу, накрытому белой скатертью. Фарида вызвалась помогать ей накрывать на стол. Нелли ходила по саду, по-деловому осматриваясь. Недавно они с мужем построили дом – всё своими силами.
       – Большой какой у вас гартен! – с восхищением в голосе сказала она.
       – Я был сказочно богат, я имел заросший сад, – промурлыкал под нос Миша, откупоривая бутылку «Русского стандарта».
       – Сейчас таких больших грундштюков нет, – продолжала Нелли, никак не прореагировав на строку из «Машины Времени». – У нас гартен маленький. Зато с разенмеен – рюки-цуки – и готово.
       – Да уж, Вальтер как начнет газон косить – часа полтора тут ходит, – бросила на ходу Аня. Она несла к столу очередную тарелку с закусками.
       – Вы, наверное, разен-то поливаете часто? И гедюнгт уже? – поинтересовалась Нелли.
       – Давайте лучше выпьем! – вздохнув, воскликнул Миша. – Кто что будет?
       – Я только немножко бир! Мне же фарен нужно! – усаживаясь за стол, сказала Нелли.
       – А мне фарен не нужно. Я – водочки, – лукаво покосившись на Нелли, сказал Миша.
Сегодня он, вопреки обычаю, не подшучивал над Неллиной манерой говорить на смеси русского с немецким. Впрочем, шутки были безобидные и Нелли не обижалась. «Вот, по-немецки ещё не научилась, а по-русски уже разучилась», – сказала она однажды о себе.
       – И я водочки, – устраиваясь рядом с Мишей, сказала Фарида. – Ребята, как я рада, что мы собрались! Мне так легко с вами! Я ведь дома ни слова по-русски не слышу: Курт говорит, что я никогда по-немецки не научусь, если буду наши фильмы смотреть. И читать по-русски тоже не разрешает. И весь день дома сидит.
       – Деспот! – скроив трагикомическую мину, сказал Миша. – Да еще весь день дома. Не завидую тебе. Давайте выпьем! И поедим!
       Все расселись за уставленным закусками столом. Анна всегда готовила много вкуснейшей еды. Пироги у неё получались отменные. Да и селёдочка под шубой, и оливье, и даже простенький салатик из сыра и чеснока были приготовлены мастерски. Анна с довольной улыбкой наблюдала, как гости накладывают полные тарелки закусок.
       Алёше и Марише налили сок, Нелли – пива, остальным – водки. Миша встал, и, улыбаясь сжатыми губами, приготовился сказать тост. Все в ожидании притихли; лишь только шелест невидимого фонтана доносился из-за забора. Миша молчал. Лицо у него стало серьёзным.
       – Guten Tag, Frau Sturenberg! – вдруг громко сказал он. Аня, сидевшая спиной к дому, оглянулась.
       В дверном проёме стояла её свекровь.
       – Guten Tag! – натужно улыбаясь, ответила она и сказала, что перед тем, как открыть дверь своим ключом, два раза звонила, но никто не отозвался.
       Аня, вымученно улыбаясь, поднялась и пригласила свекровь сесть вместе с ними. Гости дружно закивали. Миша уже тащил ещё один стул из дома, а Фарида ставила на стол новый прибор.
       – Ach, nein, nein, nein! – замахала руками свекровь.
       Вид у неё был немного обескураженный. Нелли, подхватив пожилую даму под локоток, повела её к столу и чуть ли не силой посадила на свободный стул. Фарида проворно соорудила целую горку из салатов и пирожков на её тарелке, а Миша уже целился горлышком бутылки с водкой в её хрустальный стаканчик.
       – Zum Wohl! – торжественно произнес Миша.
       Свекровь, посмотрев неприязненно на свой стаканчик с водкой, всё же из вежливости пригубила немного и поставила на стол. Её аккуратно подстриженные волосы были тщательно уложены. Аня ни разу не видела у неё другой прически.
       «Сейчас спросит Алёшку, как дела в школе.» – грустно подумала Аня.
       – Wie war in der Schule? – спросила свекровь детей.
       – Gut... – ответил мальчик, сутулясь.
       Последнюю контрольную по немецкому он написал на жидкую тройку. И предпоследнюю тоже. Мариша так же была далеко не лучшей ученицей в школе.
       Свекровь недоверчиво посмотрела на детей. Она иногда заглядывала в их ранцы и видела, что по-немецкому никакой не «gut». И сказала фразу, которую Анна слышала уже много раз и которую всем сердцем ненавидела – что детям, конечно же, трудно учиться – ведь они, бедные, должны говорить на двух языках. Аня хотела было возразить свекрови, но тут вмешалась Фарида и, безбожно коверкая каждое слово, стала доказывать, что детям совсем не трудно говорить на двух языках: вот она в детстве свободно болтала и по-русски, и по-татарски.
       Гости принялись за еду. Миша начал рассказывать про каких-то уток, поселившихся рядом с его домом. Аня понимала – он нарочно увёл разговор от неприятной для неё темы и была ему очень за это благодарна. Дети, съев по пирожку, убежали в дом. В разговор про уток постепенно включились и остальные. Конечно же, на немецком языке.
Аня встала, чтобы поменять тарелки, Миша тоже вскочил из-за стола – помочь ей.
       – Давай выпьем! – сказала Аня, когда они оказались на кухне. Она достала из холодильника непочатую бутылку водки. – Лучше у меня, наверху.
Наверху, на втором этаже дома, была Анина комната. Там стоял телевизор, который принимал русские каналы и большой стеллаж с русскими книгами. На стенах висели картины, которые она привезла с собой из сибирского города О.
       – Да, забыл совсем, я ведь твоим детям мультики принёс, – сказал Миша. – Про Винни Пуха.
       – Спасибо! – сказала Аня. – Знаешь, они не любят по-русски смотреть. Жаль, правда? Ведь у нас такие классные мультики.
Они уселись в кресла перед маленьким столиком, разлили водку по стаканчикам, тихонько чокнулись и выпили. «За тебя!» – шёпотом сказал Миша. Из соседней комнаты доносились голоса Алёши и Мариши – они громко спорили.
       – Слышишь? – мотнув головой в сторону детской, сказала Аня. – По-немецки говорят. А по-русски не хотят. Даже со мной. Отвечают по-немецки. Я не знаю, что мне делать, Миша...
       Она с грустной улыбкой смотрела в свой хрустальный стаканчик.
       – Что делать? – переспросил Миша. – В Россию их увезти. И тогда они заговорят по-русски. А здесь... Они просто не хотят быть другими. Чужими. Ведь тот, кто говорит на чужом языке и есть чужой. Знаешь, как дети это болезненно воспринимают.
Аня молчала.
       – Я вот своего джуниора на каникулы к маме в Питер отправляю, – продолжил полушопотом Миша. – Через пару дней уже на-русском чисто говорит! Я, кстати, через неделю туда еду...
       – Мне иногда кажется, что это не мои дети, – слегка заплетающимся языком произнесла Аня.
       – Хочешь, приезжай с детьми на недельку к нам в... – начал Миша.
       – Не получится, – перебила его Аня. – Мы послезавтра в Калабрию на две недели улетаем.
       – Где это? – спросил Миша.
       – Это на юге Италии, – ответила она. – Пойдём вниз. А то бросили гостей...

       Уже стемнело. Аня принесла свечи. За столом тёк разговор – спокойный, перемежающийся паузами. Никто больше не поднимал стаканчиков с водкой. Русское застолье превратилось с благопристойную немецкую трапезу. Свекровь рассказывала, как правильно подстригать розовые кусты.

       – О! Мьеждузабойчик! – послышалось вдруг. Все, как по команде, повернули головы и увидели Вальтера. У него на плече, словно колчан со стрелами, висела сумка с клюшками для гольфа, а рядом стоял улыбчивый мужчина лет сорока.
       Вальтер, скинув сумку, по-хозяйски уселся рядом с Аней, жестом пригласив к столу и своего спутника. Он представил его гостям, просто, по имени – «Олаф».
       Олаф закивал и приветливо посмотрел на Аню. Она вспомнила, кто это. Олаф, заядлый игрок в гольф и соклубник Вальтера, был преподавателем немецкого языка: он давал частные уроки – отрабатывал произношение и грамматику. Однажды Аня вспылила, что Вальтер часто поправляет её во время разговора и он раздражённо ответил – приведёт Олафа, пусть тот с ней позанимается: лучше заплатить, чем самому постоянно нарываться на неприятности.
       Аня налила себе ещё один стаканчик водки и, не дожидаясь тоста, быстро выпила. Было видно, что она сильно опъянела. Она плохо помнила, как гости расходились. Сначала ушла свекровь, потом уехали её русские друзья. Последним ушёл Олаф, так и не сумевший договориться с Аней, когда они будут заниматься. Аня рассеянно улыбалась уходящим гостям.
Вальтер пытался проводить покачивающуюся жену в спальню. Она выскользнула из его рук и ушла в свою комнату, плотно затворив дверь.
       Вальтер никогда не заходил к ней, когда она закрывалась у себя – словно не переступал через магический меловой круг. Аня включила телевизор – шёл старый советский фильм. Хмель постепенно уходил.
Вдруг отворилась дверь – на пороге появилась Мариша.
       – Ты чего не спишь, ребёнок? – спросила Анна.
       – Гедихт... – обиженно сказала Мариша.
       – Стих? Ох, и мне жаль – ты же учила, а рассказать не получилось! Они ещё придут, и ты расскажешь. А знаешь– ну-ка мне прочитай!
       Мариша выпрямилась, вытянув руки по швам, и старательно продекламировала:

                Идьёт бичьог качаица
                Вздыхаиит на хаду
                Ох, доска канчаиица
                Зийчас я упаду!

       – Класс! – взмахнув руками, воскликнула Аня. – Молодец! Здорово рассказала! А понравился тебе зверь, которого Фарида подарила?
       – Штрайфенайщхёрнщен? – спросила Мариша.
       – Бурундук! Понравился?
       – Ниедлих! – кивнула девочка.
       – Да, он милый! – согласилась Аня. – Иди спать! Поздно уже!
       – Гуте нахт! – сказала Мариша, громко чмокнув Аню в щёку.
       – Спокойной ночи! – ласково ответила Аня и, вздохнув, потянулась на диване.


       Алёша стоял в на пороге её комнаты, держа в руках белую блузку.
      – Мам, я твою блузку нашел! Ты ведь искала?
      – Искала, везде... Где же ты её нашёл? – приподнявшись на локте, ответила Аня.
      – Маришка в неё своего бурундучка завернула! – ответил сын.
      – Какого ещё бурундучка?
      – Ну, которого тётя Фарида сегодня подарила, – Алёша улыбнулся. – Забыла что-ли?
      – Забыла... Странно, как многое забывается. А ты моё стихотворение ещё помнишь?
Алёша, ухмыльнувшись, скороговоркой отчеканил:
 
                Уронили мишку на пол
                Оторвали мишке лапу
                Всё равно его не брошу
                Потому что он хороший...

       - Was sagt sie? (1) – наклонившись над спящей Аней, спросил Алексея Вальтер.
Мальчик только пожал плечами. Он узнал стихотворение, которое разучивал с матерью, но сделал вид, что не понимает её пьяное бормотание.
       - Komm, Alex, lass Mama schlafen, (2) – твёрдым голосом поизнёс Вальтер и, выключив свет, повёл сына из Аниной комнаты.


(1 ) Что она говорит?
(2)  Идём, Алекс, пусть мама спит