Хозяйка вредной горы

Богатова Татьяна
Рассказ опубликован в 2016 году в альманахе "Nestandart" издательства "Бёркхаус".

Промозглый, остужающий организмы хладнокровными дождями, с ветром, сбивающим с ног и с позитивных мыслей сентябрь, наконец-то сменился солнечным октябрём, блистающим всеми мыслимыми осенними красками, с ясным небом, со сверкающей паутиной, уцепившись за которую мчались продрогшие за время затянувшейся непогоды паучки, с яркими, устилающими землю листьями, унизанными россыпью красно-эмалевых, запасающихся теплом перед неизбежной спячкой, божьих коровок.

Вместе с природой оживилось, до сих пор не вошедшее в полнокровный рабочий ритм после ежегодного летнего затишья, и рекламное агентство "Монблан", с вездесущими менеджерами, с повелителями мелодий — создателями радиороликов, с элитарными специалистами класса мастер-мастер — теледизайнерами, во главе с директором — Елизаветой Вечкилёвой. Агентство, перебиваясь весь сентябрь незначительными заказами, стараниями своего руководителя снискало право на участие в конкурсе на проведение рекламной кампании нового необъятного магазина посуды, под названием "Каменный цветок". В кратчайшие для подобной работы сроки — четырнадцать дней — надлежало представить будущему заказчику проект кампании, с телевизионными и радиороликами. Борьба разгорелась между тремя самыми крупными в городе рекламными конторами.

Помимо заключения выгодного контракта для вверенного ей агентства, победа в конкурсе позволяла Лизе Вечкилёвой в очередной раз доказать, что оно — наилучшее. Тем более, что вожаком предприятия — заказчика рекламы являлся одноклассник Елизаветы, такой же как и она, представитель поколения тридцатилетних успешных молодых менеджеров.

Надежду на сокрушающую конкурентов победу повелительнице творческой элиты давал такой же тридцатилетний и не менее успешный представитель этой самой элиты — специалист класса мастер-мастер — теледизайнер Дмитрий Данилов.

Чтобы надежду не растоптать и оправдать оказанное ему — лучшему из лучших — высокое доверие, Дима четвёртые сутки корпел над созданием телевизионного ролика-шедевра. Разумеется, это не означало, что он совсем не покидал офис, расположенный на четвёртом этаже обосновавшегося в центре города, напоминающего крепость здания, серый фасад которого осенью оживлялся окружающими его золотисто-горчично-пунцовыми березами, липами, клёнами. По вечерам Дима — стройный, рельефно-усовершенствованный, довольно высокий молодой человек, в одежде отдающий предпочтение джинсам и подходящим к ним по покрою стильным рубашкам — запрыгнув в "Фольксваген Гольф", вместо того, чтобы, как обычно, отправиться на встречу с приятелями, а чаще всего с приятельницами, устремлялся прямиком домой, продолжая и за рулём, и за ужином с ноутбуком на коленях, предаваться мукам творчества. 

Его мытарства усугублялись к тому же томлением любовным, объектом которого была Лиза Вечкилёва. Как объект Елизавета возникла год назад, призванная из крохотной дизайн-студии, сотрудниками которой были она сама и успешно влившийся в нынешний коллектив декоратор, на смену бывшему директору, в настоящем предводителю холдинга, в составе которого функционировало рекламное агентство "Монблан".

Лиза возникла, нарушив эпикурейское восприятие жизни знаменитого теледизайнера Димы, который неожиданно для себя прежде всего остального увидел большущие глаза редкого зелёного оттенка, а потом уже конфигурацию объекта целиком. Волнующая конфигурация, в сочетании с ростом выше среднего и виолончелеобразными очертаниями, облачалась по большей части в платья, названия которых Дима, каждый раз изумляясь разнообразию, узнавал по восторженным восклицаниям девушек-менеджеров: "Сафари! Рубашка! Футляр!"

Данилов сразу же привлёк взаимное внимание объекта. Но как казалось это было внимание руководителя к ценному, вернее, супер- или даже драгоценному сотруднику. Обычный рабочий день начинался с шутливой словесной пикировки, инициатором которой всегда выступал Дима, а Лиза с ловкостью прирождённого риторика парировала его и провоцировала на новые выпады. Результатами этих дуэлей как правило становились создаваемые Даниловым, творческое вдохновение которого поддерживалось внимательной Елизаветой, шедевры рекламного искусства.

Что касалось личных отношений, то все поползновения Данилова положить им какое-либо начало разбивались как пиратский бриг об отвесные скалы насмешливым отпором Вечкилёвой. И Дима ретировался до следующей попытки, чувствуя себя при этом школьником, который подёргав соседку по парте за косу, получал от неё увесистым учебником по голове. Он и сам удивлялся своей неожиданной робости, совершенно ему не свойственной. Обычно он, без особого труда подвергнув желаемый объект стремительной очаровательной атаке, обретал вожделенное.

Дима терялся в догадках. Сомнений по поводу разницы материального достатка не существовало, так как доход дизайнера лишь немногим уступал директору. Вариант наличия у Лизы другого объекта страсти, после поступления разведданных, тоже отметался. Отгадка в виде предположения, что его такого искромётного, улыбчивого, внимательного можно не вожделеть в ответ, ему в голову не приходила.

На самом деле, Елизавета прониклась очарованием Димы едва ли не раньше, чем он её заметил, и впервые в его глаза она смотрела уже сквозь волны захлестнувшего с головой влечения. Стараниям Данилова склонить её к тесным взаимоотношениям Лиза противилась, опасаясь рутины. Ну не должно это быть как у всех — чопорные походы в ресторан или же напротив, легкомысленные прогулки в парке, с неизменным мороженым и каруселями. Её чувство к Диме было настолько исключительным, что и начало отношений предполагалось какое-то необыкновенное. А какое, Лиза и сама не знала. Поэтому и уворачивалась словно ящерка от Диминых знаков внимания.

Правда, однажды их орбиты едва не пересеклись. Отправившись вдвоём в командировку, они на полпути оказались жертвами автомобильной аварии. Дима, находившийся за рулём, получил перелом двух рёбер. Лиза не пострадала, благодаря тому, что Дмитрий, уводя машину в сторону от несущегося по встречной полосе бензовоза, вопреки обычно возникающему у водителя инстинкту самосохранения, подставил под удар не пассажирскую сторону, а свою. Позже, пребывая дома в рекомендуемом врачами максимально неподвижном состоянии, анализируя варианты возможного развития событий, Дима не представлял себе, что он мог даже подсознательно повернуть автомобиль в другую сторону. И окончательно решил для себя, что это, несомненно, любовь.

У Лизы, в отличие от него, сомнений по этому поводу никогда не возникало. Она навещала Диму, принося нейтральные покупные фрукты. Дважды пекла изумительный пирог "Королевская ватрушка", и дважды не решалась доставить гостинец объекту своей любви, опасаясь показаться банальной и по прежнему ожидая от него какого-то немыслимого знака внимания. Знак внимания последовал незамедлительно, едва объект слегка пришёл в форму.

Однажды, провожая Лизу, вышедший в прихожую Дмитрий, весь какой-то домашний, тёплый, в фасонистых спортивных брюках, белой футболке, никоим образом не скрывающей ни одного рельефа на его груди и сильных руках, обхватил её всю вместе с мягким, молочного цвета, пальто и попытался "лаской вырвать первый поцелуй". Она, задрожав в ответ на ошеломивший её натиск, всё же выскользнула, упершись тонкими узкими ладонями в его грудь, в точности попав в место перелома. От неожиданности он выпустил её, но будучи по акульи почти не чувствительным к боли, не произнёс ни звука. Лиза, не осознав, что причинила ему боль, и соответственно, не успев проникнуться жалостью, торопливо попрощавшись, убежала.

Потом они виделись только в агентстве. Дмитрий, по прежнему как будто ничего не произошло, продолжал общаться с Лизой методом словесных дуэлей. Но не оставлял надежду завладеть вниманием этой утекающей словно песок сквозь пальцы женщины.

Во всё время подготовки к конкурсу Дима, потерявший способность беспробудно спать поутру, являлся на работу раньше всех. Чтобы, изо всех сил ругая не подходящее как он считал магазину посуды название, попытаться творить в безгласном одиночестве. До тех пор, пока его коллега, не стремившийся выдумывать оригинальные идеи, предпочитающий следовать скучным, приносящим небольшую прибыль традициям, теледизайнер Стас, настежь распахнув дверь, скрипучим от нарочитой натуги голосом ехидно осведомлялся: "Ну что, Данила-мастер, не выходит у тебя каменная чаша?" "Сгинь, чудовище!" — неизменно следовал ответ, сопровождавшийся броском в сторону чудовища какого-либо подручного предмета, но поскольку ничего полновесного, подобного степлеру или дыроколу, под рукой не оказывалось, а единственную чашку для кофе, преподнесённую на какой-то праздник Лизой, было жаль, то чудовище возвращалось со злокозненной периодичностью.

Однажды, Дмитрию, пришедшему в утомление от непродуктивной работы, крепко заснувшему уже под утро, приснился сон. Как будто он, погнавшись за своей начальницей, ухватил её за косу, на самом деле не существовавшую — каштановые волосы Елизаветы длину имели среднюю и свободно рассыпались по плечам — и осталась она вместе с вплетённой малахитового цвета лентой в его руке. А хозяйка обернулась на Дмитрия и молча стояла посреди сверкающих самоцветов, пронзая его своим зеленоглазым взглядом, одновременно лукавым и задумчивым.

Испуганно вскочивший с дивана, всклокоченный, запутавшийся в шелковистой простыне и едва не рухнувший на пол Дима, наконец-то ухватил идею создания ролика-шедевра, способного повергнуть в прах все жалкие попытки конкурентов. И не далее, как через три дня конкуренты были повергнуты.

На следующий после сокрушительной победы день Лиза Вечкилёва, подрулив на своей юркой аленькой "Мазде" к похожему на крепость серому строению, игриво покрутив брелком сигнализации, запирая приветливо подмигнувший автомобиль, направилась в свой обожаемый офис. Четыре принадлежавшие рекламному агентству просторные комнаты, имели, в отличие от здания, в котором они находились, стараниями пришедшего вместе с Елизаветой декоратора, ослепительно белую отделку, расцвеченную кое-где живыми растениями, с атласными, отражающими свет листьями — лилиями и невиданных сортов фикусами, а также удобными диванчиками для посетителей цвета спокойной морской волны.

Елизавета прибыла на работу раньше всех как Дмитрий временно лишившись способности спать поутру, упиваясь одержанной победой и заключением прибыльного контракта. Ожидая, пока придёт в готовность уникальная кофемашина, способная осчастливить желающих ценителей невероятной крепости и вкуса эспрессо, Лиза, усевшись в удобное светлое кресло, запустила компьютер в работу.

Он как и автомобиль радостно помигал крохотными лампочками, разбрасывая по тёмному экрану вереницы английских букв. И вдруг расцвёл навстречу Елизавете невиданным, оттенка её глаз, цветком, постепенно меняясь, ежесекундно перебирая краски блиставшей за окном осени и возвращаясь к первоначальному оттенку.

Елизавета, зачарованно наблюдая за раскрывающейся перед ней картиной, недоумевала, кто мог установить на защищённый паролем компьютер подобного рода приветствие, и остановилась на системном администраторе. Сисадминам как известно неведомо чувство такта ни к менеджерам, ни к теледизайнерам, ни к директорам как обычным, так и генеральным.

Между тем цветок на экране рассыпался на миллионы сверкающих частиц, превратившихся в слова, призывающие Лизу включить телевизор в указанное время. Стремительно повернувшись на послушном кресле, нашарив на белоснежном столе, под бумагами, телевизионный пульт, она замерла, глядя на экран, оказавшись спиной к двери. А на экране ведущих утренней передачи городского телеканала сменила реклама.

Лиза с удовольствием пересмотрела в который раз ролик посудного гипермаркета "Каменный цветок". После победного ролика экран принял оттенок её глаз, и на поверхности телеоткрытки Лиза прочла ….. не что иное, как признание в любви и предложение руки и сердца от Димы.

Тем временем, он сам, бесшумно войдя в кабинет, обнял Лизу и поцеловав, слегка отстранил от себя, чтобы заглянуть в её глаза. Они были полны любовью, и не было нужды произносить то, что ясно искрилось во взгляде.


Фотография из интернета. Спасибо автору.