Жертва. Эпизод 13

Нулевой Фактор
- 8 -

Копенгаген, Дания. Июнь 2013 г.

Вцепившись в бортик ванной, Беатрис пыталась восстановить дыхание. Приблизительно так себя чувствуют люди, у которых вырывают сердце: медленно, чтобы позволить пережить каждый миг последнего испытания. Боль была такой силы, что она не могла пошевелиться, не осталось ни единой связной мысли.
Беатрис пришла в себя лишь спустя несколько минут, глядя остановившимся взглядом в потолок ванной. Сердце глухо ухало в груди, и она судорожно уцепилась за холодные металлические ручки. Осознав, что уже способна подняться, не рискуя совершить суицид, достойный премии Дарвина – в результате удара головой о кафель, Беатрис медленно выпрямилась. Она не потрудилась вытереться или смыть пену, завернулась в полотенце и вышла в комнату, оставляя за собой мокрые следы.
Присев на кровать, Беатрис достала из сумочки мобильный и набрала номер, прочно засевший в памяти с кошмарной осени две тысячи одиннадцатого. Она повторяла его снова и снова, но так ни разу и не набрала, до сегодняшнего дня. Беатрис знала, что не должна ему звонить, но в смутно представляла, что делать дальше. Впервые за долгое время её охватила паника – чувство, справиться с которым практически невозможно. Беатрис привыкла контролировать все, даже собственный страх, но сейчас ничего не могла с собой поделать.
Она попала на автоответчик, и, с силой сжимая мобильный в руке, сдавленно пробормотала:
– Перезвони. Пожалуйста, перезвони.
Авелин говорила, что Сильвен пропал. На что она надеялась, набирая этот номер?
Беатрис чувствовала себя потерянной, лишенной всяких ориентиров. Руки дрожали и она, отшвырнув мобильный, зажала их между коленями, раскачиваясь взад и вперед. Все правила, техники и долгие годы практики самоконтроля не срабатывали.
Один-единственный мужчина видел её в таком состоянии. Один-единственный раз. Беатрис почувствовала, что её начинает трясти, заставила себя дотянуться до телефона, нажала «повторный вызов» и снова попала на автоответчик.
«Если у вас есть чем меня порадовать, оставьте сообщение, я перезвоню вам как только смогу. Если желаете огорчить – выбор за вами».
Холодные безадресные слова, произнесенные знакомым, некогда родным голосом. Восемьдесят процентов вежливости, двадцать – игривых интонаций. Гудок, тишина, отбой.
Беатрис сползла на пол, прижимая к себе колени, почти не чувствуя холода. В Копенгагене сегодня не больше плюс шестнадцати, а все окна в номере нараспашку: перед тем, как она решила принять ванну, ей было просто нечем дышать. Последние пару дней она места себе не находила, и сейчас Беатрис не сомневалась в своих ощущениях. Что-то плохое случилось с Авелин. Они добрались до неё. Непонятно как, но добрались. Она страшилась думать о том, что произошло. Боялась, что ей придется второй раз услышать слова: «Её больше нет, Беатрис».
Беатрис сходила с ума при мысли о том, что на этот раз они окажутся правдой.

Россия. Начало 19 века.

После встречи с Дарианом Сильвен обещал помочь, но пропал, и Беатрис пришлось взять дело в свои руки. Если он не будет знать о том, где они находятся, так будет даже лучше.
В качестве убежища Беатрис выбрала Россию. Одним из главных плюсов Родины было то, что в ней проще было потеряться, чем во всей Европе. Поначалу она ещё переживала, что их обнаружат, но прошло полгода – и никаких действий со стороны Дариана не последовало. Беатрис не успокоилась, но начала понемногу расслабляться: уже не вскакивала от каждого шороха, не выглядывала в каждом прохожем шпиона и не замирала в ужасе, почувствовав присутствие измененного поблизости.
Как и Авелин, её тяготило отсутствие возможности путешествовать по миру, но это была временная вынужденная мера. Беатрис знала, что будет выжидать столько, сколько потребуется, пока не поймет, что Дариан их не преследует. На одном месте они долго не задерживались, перебираясь вдоль Волги из одного купеческого городка в другой.
Беатрис не нравилось оставлять Авелин одну даже на минуту, но с недавних пор та часто отказывалась от крови. Это была ещё одна особенность дочери: она легко могла обходиться без питания в течение месяца, а то и двух, тогда как Беатрис становилось нехорошо уже после пары дней вынужденного голодания. В ту ночь Авелин сказала, что не голодна и хочет прогуляться в лесу в одиночестве, и Беатрис согласилась. Сама она задерживаться не планировала, потому что с кормежками приходилось быть максимально осторожной. Не хватало ещё пустить по Поволжью слух об упырях.
Вернувшись домой ближе к рассвету, Авелин она не застала. Дочь любила прогуливаться вдоль реки, и, погруженная в свои мысли, могла забрести достаточно далеко. Беатрис наверняка пошла бы её встречать, если бы не опасность быть застигнутой дневным светом на полпути. Солнце почти не причиняло Авелин вреда, а для неё такая прогулка могла обернуться не самым лучшим образом.
Устроившись у окна, Беатрис напряженно вглядывалась в стремительно отступающую ночную темноту, обнажавшую неприглядность окраин уездного городишки. Мусорные кучи, выбоины в мостовых и покосившиеся крыши щербатых одноэтажных домишек. Рассвет обещал быть серым: небо затянули тучи, а петухи, вопящие на разные голоса по всей улице, скорее усыпляли. Беатрис сама не заметила, как задремала.
 Проснулась она от резкой боли: в раскрытое окно лился солнечный свет, обжигая лежащую на подоконнике руку и ослепляя. Беатрис метнулась в сторону, глядя на покрасневшую воспаленную кожу. Ожог таял на глазах, но ощущения все равно были не из приятных.
– Авелин, это было очень мило с твоей стороны, – беззлобно бросила она, – могла бы разбудить или задернуть шторы.
Ответом ей было молчание, и Беатрис, окончательно проснувшаяся, поняла, что дочь до сих пор не вернулась. После прошедшего ливня запах свежести из распахнутого настежь окна смешивался с вонью городских нечистот, туч на небе практически не осталось, солнце светило вовсю. Поморщившись, Беатрис захлопнула ставни и прислонилась к ним спиной. Обоняние измененной в таких случаях было лишним, благодаря ему она особо остро реагировала на любые неприятные запахи.
Боль вернулась внезапно, пульсируя в затягивающемся ожоге и от него расползаясь по руке, а затем и по всему телу. Беатрис задохнулась от нахлынувших на неё ощущений, будто огонь пожирал её изнутри, а кожа плавилась. Каждое кошмарное мгновение растянулось во времени до бесконечности. Она слышала собственные крики как со стороны, а потом все закончилось. Беатрис рухнула на пол, жалея о том, что не может потерять сознание. Теперь ей казалось, что обожженные жаром огня, забитые сажей легкие с трудом раскрываются навстречу кислороду. Она царапала пол ногтями, чувствуя, как все внутри сжимается в попытках спасти себя от неведомой напасти. На краткие мгновения Беатрис потеряла сознание, а когда пришла в себя, почувствовала странную пустоту, идущую изнутри. Пустоту и холод.
– Авелин, – прохрипела она имя дочери, и пошатнулась, поднимаясь. С трудом удержавшись на ногах, какое-то время молча стояла, опираясь о спинку стула подобно безногому калеке, лишившемуся трости, потом схватила со стула накидку с капюшоном и вышла из дома.
День уже был в самом разгаре: повсюду сновали горожане. Кто спешил на центральную ярмарку, кто домой, нагруженный корзинами покупок, кто шел на гулянье, кто со службы в церкви. Беатрис вспомнила, что сегодня воскресенье, но суета вокруг сейчас меньше всего напоминала ей жизнь.
Она по возможности прижималась к стенам домов в спасительную тень. Плотная ткань защищала от солнечного света, а капюшон, надвинутый на лицо, заставлял встречных прохожих шарахаться в стороны и креститься. Беатрис не обращала на них никакого внимания, все её мысли были сосредоточены на Авелин. Она должна её найти. Найти и убедиться, что с ней все в порядке.
Беатрис не знала, сколько времени бродила в лесу, в тени деревьев, кутаясь в накидку и окликая дочь по имени. У реки ей встретилась ребятня, устроившая купанье. Едва взглянув на её лицо, мальчишки подхватили одежду и бросились наутек с криками:
– Ведьма! Ведьма!
Домой она вернулась далеко за полдень, села за стол и облокотилась на него, не снимая накидки. Беатрис смотрела прямо перед собой в одну точку, теребя кружевные салфетки, которые вязала Авелин. Она понимала, что первая мало-мальски разумная мысль о том, что произошло, её убьет.
Его появление она почувствовала не сразу, старшие умели скрывать свое присутствие, и Сильвен неоднократно ей это демонстрировал.  Этот случай не стал исключением.
– Беатрис.
Она равнодушно обернулась на его голос, внутри все похолодело. Вот, значит, как объяснялось исчезновение Авелин. Он все-таки нашел их, и нашел по приказу Дариана.
– Где моя дочь? – резко спросила она, поразившись страху, звучавшему в нем.
– Беатрис, я шел по вашему следу, – в его голосе звучала искренняя боль. – И обнаружил, но...
Сильвен протянул ей серебряный крестик, который Беатрис подарила Авелин еще в детстве. Они еще долго забавлялись на тему сказок о вреде серебра и самой символики для измененных. Авелин никогда не снимала украшения, которое подарила ей мать.
– Слишком поздно.
Беатрис молча взяла крестик из его рук. Опаленный, покрытый сажей. Она смотрела на него и вспоминала, почему купила Авелин именно этот подарок. Беатрис никогда не была религиозна, но в тот день ей понравилось украшение ручной работы из серебра. Тонкий и невесомый, красивый и изящный, как сама Авелин. Он защищал дочь все это время.
– Где она? – Беатрис поднялась и вцепилась в ворот его камзола с такой силой, что ткань треснула под её руками. – Говори, что с ней, а не изображай раненого в зад лебедя, Сильвен!
– Ее больше нет, Беатрис, – мягко ответил он, заглядывая ей в глаза. – Авелин мертва.
– Нет, – она разжала руки, с силой отталкивая его, – ты врешь, чертов французишка! Этого не может быть!
Собственный крик резанул слух до боли, но не имел никакого значения. Это была та самая мысль, которой она избегала с минут кошмара, пережитых утром. Она знала, что может, и знала, что произошло.
Беатрис попятилась назад, не в силах существовать в одном разуме с таким знанием, и в мире, где больше нет её. В считанные секунды миновала комнату и сени, распахнув дверь и оказываясь под полуденным июльским солнцем. Бросилась вперед – в надежде, что он не догонит. Людей, попадавшихся ей на пути, она швыряла в стороны, как кукол. Слезы, бегущие по щекам, разъедали обожженную кожу. Она от души сожалела о том, что солнце не может мгновенно испепелить её, как в легендах, что ходят по земле. Тогда все закончилось бы гораздо быстрее. К счастью, рано или поздно, оно её наверняка убьет.
Непослушные пальцы запутались в завязках накидки, которую она пыталась сбросить. Беатрис с силой рванула её, сдирая с себя вместе с куском платья: на ходу, не останавливаясь. Солнце уже начало свое дело, и со временем доведет его до конца. Стремительно, в считанные секунды краснеющая кожа, боль – сильный солнечный ожог, который может получить любой. Человеку для этого нужно пробыть на солнце несколько часов, а то и весь день. Сколько времени понадобится ей, чтобы умереть?
Беатрис почувствовала, как Сильвен схватил её, и в мгновение ока она очутилась под защитой навеса торговых рядов. Она кричала, пытаясь вырваться, но он был сильнее, несравнимо сильнее. Что было дальше, она помнила смутно. Разве что его сбивающийся шепот о том, что Авелин схватили орденцы, что им срочно надо уходить, косые взгляды людей и его сильные руки, сковывающие движения.
Она умерла бы в тот день, если бы Сильвен не приказал ей подчиниться, успокоиться и следовать его распоряжением. Он увез её из этого города и пробыл с ней несколько дней, пока её решимость свести счеты с жизнью не сменилась полной апатией. Последняя со временем сменилась затяжной депрессией, изредка отступающей под приступами неконтролируемой ярости. Беатрис чувствовала, что она начинает сходить с ума, что каждый день приближает её к измененным, от которых просто избавлялись, но не могла и не хотела останавливаться.
Никогда она не была столь безжалостной и неосторожной, как в первые годы после смерти Авелин. Сильвен пытался помочь, но это было не в его силах. В ответ на все советы Беатрис посылала его подальше, красочно и с русским колоритом, желая катиться ко всем чертям и там танцевать с ними на одной сковородке. Она отрывалась в те годы, как могла, но ей везло. Не без помощи Сильвена, который все за ней подчищал и прикрывал, как мог. Мир для неё стал бесконечным источником воспоминаний об Авелин, и это было совершенно невыносимо. Она снилась ей, умоляя вытащить из костра, куда её полумертвой швырнули орденцы, и со временем кошмаров меньше не становилось.

Копенгаген, Дания. Июнь 2013 г.

Беатрис хорошо помнила свои ощущения и последовавшее за ним затянувшееся на года кровавое безумие, из которого она выбралась с трудом. Выбралась, когда поняла, что ни собственная смерть, ни смерть ни в чем не повинных людей Авелин не вернет и не избавит от боли.
Она помнила, что произошло, когда она доверилась Сильвену. Где же его всемогущий Дариан, который обещал Авелин неприкосновенность?!
Беатрис набрала номер Рэйвена, но тот тоже не брал трубку. Первый шок понемногу отступал, но она по-прежнему помнила, как грудь словно раздирало изнутри, и как следом пришли холод и пустота. Беатрис поднялась с ледяной плитки, вытащила из-под кровати дорожную сумку и достала новые документы. Это все, что ей потребуется, потому что бегать она больше не будет, ни от кого и никогда. Если понадобится, она разнесет к чертям весь мир, вытащит за шкирку натуралистов, юных и не очень, и прочих заинтересованных. Им бы всем сейчас молиться, чтобы Авелин осталась жива.

- 9 -

Нью-Йорк – Солт-Лейк-Сити. США, июнь 2013 г.

Знай Рэйвен заранее, что Стив заварит такую кашу, он бы дважды подумал перед тем как дать ему добро. Парень не просто увел Хартмана из-под носа ребят Кроу, он каким-то образом уволок его в другой штат, и из того что было известно, не по своей воле. Дэвид был еще тем интриганом, да и сам Рэйвен предпочитал держать козыри в рукаве, но Стив переплюнул их всех. Он вряд ли работал в одиночку, но кто ему помогал и каким образом, пока оставалась белым пятном.
Парень позвонил Рэйвену и сообщил, что готов встретиться с ним, если тот придет один. «Если попытаешься притащить на хвосте Кроу, не получишь ни меня, ни измененную», – сказал Стив, и Рэйвен догадывался, что тот не шутит. Рисковать срывом всей операции Джордан не стал, поэтому сейчас они летели в Солт-Лейк-Сити на его частном самолете. В том, что он сумеет захватить парня живым и следом развязать ему язык, Рэйвен не сомневался. Зато сомневался в собственном решении позволить Стиву действовать самостоятельно. Пусть измененная сейчас от них на расстоянии вытянутой руки, но вместо бесценных образцов крови они рисковали получить мешок с костями, имеющий ценность только для падальщиков.
Дэвид молча смотрел в иллюминатор, и по его непроницаемому лицу понять что-либо не представлялось возможным. На этот раз он не взял с собой Мартина, и за время полета на проронил ни слова. В салоне работали двое стюардов, но сейчас не было слышно ни единого звука, кроме приглушенного шума работающих двигателей.
– Скоро будем на месте, – Рэйвен сверился с часами и хмыкнул.
– Кто проверял Стива, когда он появился на горизонте? – поинтересовался Дэвид, оторвавшись от созерцания облаков и переводя взгляд на него.
– Он пришел ко мне по протекции лучшего из моих ребят. Проверял его я, информация подтвердилась. Разумеется, я подозревал, что не все так просто…
– Он увел Хартмана из-под носа парней с помощью двух одинаковых, с точностью до номеров, машин. Без лишнего шума, – безэмоционально произнес Дэвид.
Рэйвен пожал плечами и кивнул. Тон Кроу ему не понравился, но играть партию придется до конца. Стив сделал ставку на его тщеславие и уязвленное самолюбие, но сейчас это было только на руку Рэйвену. Дэвид не видел в нем угрозу и воспринимал как обузу.
– Я не знал, что он решится на похищение Хартмана.
– Его настоящее – Джеймс Стивенс. Ты наверняка слышал имя Бостонский Палач. На его счету сорок семь вампиров за восемь месяцев. Из них четырнадцать были старше сотни.
Кроу выдержал паузу, пристально посмотрел на Рэйвена, и Джордану это не понравилось. Не понравился его взгляд, и ещё больше – информация. О Бостонском Палаче в свое время слышали многие, но никто не знал его в лицо. Живых он не оставлял, зато за его спиной протянулся кровавый шлейф трупов и репутация, равных которой не было.
Ходили слухи, что он погиб в заварушке под Солт-Лейк-Сити. Рэйвен потер подбородок, стремясь скрыть замешательство и ярость. Как давно Кроу знал об этом? Что он знает ещё? Такого, что стоило бы сообщить сразу?
Дэвид был в теме измененной около двух месяцев, но не потрудился поставить его в известность. Крысятничество Рэйвен ненавидел. Это раздражало ещё больше при учете шестизначной суммы в долларах США, которую Дэвид получил от него.
– Что бы ты сделал с ним, если бы узнал сразу?
– Оторвал бы голову, – несколько резче, чем предполагалось, отозвался Джордан. Сколько в этих словах было игры на публику, а сколько правды, он и сам сейчас не знал. Какие черти принесли Палача к нему? Боссы Ордена пронюхали про разработки Вальтера и отправили Джеймса копать под него? Единственное мало-мальски вразумительное объяснение.
О существовании измененной Стивенс узнал в тот же день, что и Рэйвен.
– У него есть жена, Хилари. Она гостит у Вальтера перед участием в первой волне эксперимента, – Дэвид пристегнул ремни и откинулся на спинку кресла, и Джордан последовал его примеру. Самолет пошел на посадку.
Пропавшая жена – отличный мотив, но Палач временно интересовал его значительно меньше, чем Кроу. Когда Джоанна изменила его, он шел по стопам своего отца. Первой заповедью в их семье были слова, что миром правят сильнейшие. Вся внешняя мощь ничто перед хитростью и умением адаптироваться к обстоятельствам. Отец получил пулю в затылок от своего лучшего делового партнера, и на этом уроке Рэйвен выучил парочку правил. Во-первых, стоит иногда оглядываться и беречь спину, даже если ты действительно силен и окружен проверенными людьми. А во-вторых, лучше выстрелить первым.
В последние пару недель Дэвид расставался с информацией куда проще, чем за все время их сотрудничества. Джордан не верил в то, что Кроу, который наконец-то снизошел для личного общения с ним, решил просто так раскрыть все карты. Человек, который привык прятать даже свое лицо, не станет откровенничать с заказчиком и тем более светиться рядом с ним. Если только не собирается отправить всех, кто его видел, к праотцам.
Решение убрать Кроу с дороги раньше, чем тот его опередит, было естественным. Таков закон выживания в стае хищников, бьющихся за территорию. Дэвид должен был привести Рэйвена к Вальтеру, но вместо этого решил продырявить ему голову и скрыться с его деньгами. По поводу материальной потери Джордан испытывал искреннее сожаление, но Кроу все равно не доведется ими воспользоваться.
Рэйвен подумал, что сумеет договориться со Стивенсом. После смерти Кроу Джордан будет единственным связующим звеном между ним и Вальтером. Если тот действительно заинтересован в спасении собственной женушки, он выложит ему измененную на подиуме и украсит розами.
Самолет остановился, и Дэвид первым поднялся из кресла. Рэйвен сражался с ремнями безопасности до того момента, как Кроу шагнул в проход, оказавшись на одном уровне с ним. Поднялся – возможно, более резко, чем стоило бы. Дэвид успел обернуться, но Рэйвен выстрелил первым. Услышал сдавленный крик стюарда, шарахнувшегося в сторону, процедил:
– Заткнись.
Парень сдавленно пискнул и замолк, опустившись в кресло под тяжелым взглядом Джордана. Второй замер с подносом в руках наподобие щита.
Кретины. Стоит сказать Сьюзен, чтобы уволила этих макак мужского пола и посадила вместо них двух хорошеньких девиц.
Перешагнув через тело Дэвида, Рэйвен постучал в кабину пилота.
– Сэмми, приберись в салоне. Про персонал тоже не забудь.
Не дожидаясь ответа, Рэйвен спрятал пистолет и шагнул из прохладного салона под жаркое солнце Юты. С некоторых пор он снова мог свободно разгуливать днем, и это был несомненный плюс.
Не так давно Джордан обзавелся роскошным домом в Майами и по полной наслаждался видом загорелых девочек в бикини. Дожидавшийся его шофер открыл дверцу, и Рэйвен опустился на заднее сиденье, с наслаждением вдохнул свежий кондиционированный воздух. Когда у тебя есть деньги, ты можешь позволить себе практически все. Романтики утверждают, что за деньги не купишь самого главного. Полтора года назад Рэйвен убедился в обратном, когда приобрел вакцину, спасшую ему жизнь. Остальное уже философия и пафос.
Джордан назвал водителю адрес и откинулся на спинку, закрывая глаза. Настроение было отличным.
Стивенс назначил встречу в центре, и Рэйвен согласился. Он подозревал, что у Палача градус паранойи должен превышать все допустимые пределы. Джордан ещё окончательно не определился с участью парня, но пока тот мог быть полезен, и речи не шло, чтобы пустить его в расход.
– Я выполнил условия договора, теперь твоя очередь.
– То, что ты пришел один, ещё не значит, что ты не нашпигован жучками.
– И что ты предлагаешь? – ухмыльнулся Рэйвен. – Я не против раздеться прямо здесь, но некоторые могут начать возмущаться.
Стивенс поморщился, а Рэйвен мгновенно стал серьезным.
– У нас с тобой два варианта, Джеймс. Я только что пристрелил Кроу, который рассказал мне о твоем интересном прошлом, поэтому единственный твой мостик к Вальтеру – это я. Либо мы доверяем друг другу, либо расходимся в разные стороны.
Замешательство, тенью скользнувшее по лицу Стивенса, мгновенно уступило место сосредоточенности. Рэйвен блефовал, но для Джеймса он оставался единственным вариантом выхода на Вальтера. Решение Палач принял быстро, кивнул на припаркованный через дорогу старенький «Фольксваген».
– Поехали.
Рэйвен начинал понимать, почему Стивенс стал легендой в мире измененных. Он даже глазом не моргнул по поводу смерти Кроу. В короткие мгновения замешательства Палач просчитывал варианты развития событий и продумывал линию его, Джордана, поведения. Если понадобится, Стивенс будет стрелять без промедления и без сожаления уберет с дороги любого, кто окажется на его пути. Это вызывало уважение как минимум.
– Собираешься предложить Вальтеру Кристи Коул в обмен на твою жену? – Джордан решил, что для Джеймса будет куда важнее знать, какую выгоду извлечет он. – Меня интересует исключительно собственная репутация, поэтому я выбрал тебя, а не Кроу.
– Да ты просто Санта, – отозвался Джеймс, включая поворотник и выворачивая руль, – но я однажды уже был оленем, и мне не понравилось. Давай начистоту. Измененная останется у меня, потому что именно мной ты прикроешь свою задницу перед Вальтером. Либо вы с ним принимаете мои условия, либо катитесь ко всем демонам.
Рэйвен невольно улыбнулся. Несмотря на то, чем парень занимался в прошлом, он ему нравился. Нравилась его жесткость и целеустремленность. Джеймса лучше держать при себе, нежели чем заполучить во враги.
– Согласен, – ответил он, – но мне понадобится образец её крови. Не думаю, что после смерти Кроу Вальтер будет счастлив меня видеть с пустыми руками и призрачными перспективами.
– Не вопрос, – холодно улыбнулся Джеймс. – А мне понадобится твоя помощь, чтобы связаться с Вороновой. Ты приведешь её ко мне.
Улыбка сбежала с лица Рэйвена. На такое он подписываться не собирался. Одно дело – как следует наподдать Беатрис за все, что она устроила, и совсем другое – отдать её в руки Палача. Кто знает, как крутятся винтики в голове у парня.
– Договорились, – тем не менее кивнул он. У него будет достаточно времени, чтобы подумать над ситуацией. Измененная – главный козырь в этом раскладе и упустить её равносильно полному провалу.
Ему показалось, что Джеймс едва уловимо усмехнулся. Рэйвен перехватил взгляд парня в зеркале заднего вида, но натолкнулся лишь на непроницаемость и хладнокровие. Стивенс припарковался на небольшой улочке в спальном районе и оставил его одного в машине на несколько часов. Он вернулся с медицинским контейнером, когда Джордан уже начинал терять терпение.
– Объясни Вальтеру, что чем дольше он раздумывает, тем меньше шансов у него получить измененную в полное личное пользование. Кормить её я не собираюсь, а без крови с регенерацией у неё паршиво. Я колю ей сильные препараты и понятия не имею, сколько тварь протянет.
Рэйвена едва ощутимо передернуло. То ли потому, что он сам не так давно был такой же «тварью», то ли потому, что девчонка в принципе не заслужила столь скотского отношения. Да, она увела у него из-под носа Торнтона и Беатрис, но это не значило, что её стоит воспринимать как кусок мяса.
Джордан отмахнулся от своих мыслей. Принципиальность, сострадание и альтруизм можно оставить до того дня, когда дело будет сделано.
Они с Джеймсом договорились выйти на связь после его встречи с Вальтером и попрощались.
Джордан возвращался в аэропорт, когда вспомнил, что забыл включить телефон. На автоответчике было много колоритных сообщений от Беатрис, и он не удержался, набрал её номер. Кто же для неё Кристи Коул, если она так легко решилась себя раскрыть?
– Где она?! – рявкнула Беатрис так, что Рэйвен отнял трубку от уха, покачал головой и усмехнулся.
– Рад тебя слышать, дорогая. Тебе что-то от меня нужно?
– Ты знаешь, кто мне нужен, и тебе лучше сказать мне, что с ней все в порядке! – в голосе Беатрис ощущалось отчаяние, плохо завуалированное яростью.
– За ней приглядывает мой парень. Она нашпигована свинцом, но жива. Пара кормежек – и будет как новенькая.
– Ты говоришь о моей дочери. Поэтому будь так любезен, подумай, прежде чем ещё раз проблеять нечто подобное, или сразу пиши завещание!
Рэйвен не думал, что его еще что-нибудь сможет удивить, но сегодня был день сюрпризов. Он даже предположить не мог, каким именно образом измененная связана с Беатрис. Это многое объясняло. В частности, почему Палач решил начать с неё.
Кристи в его руках, и она потянет за собой и мать, и Торнтона. Удивительная новость на мгновение перекрыла раздражение от воспоминаний о поступке Беатрис. Сукин сын Стивенс действительно очень хитер. Рэйвен решил пока не говорить ей о том, кто именно поймал её дочурку. Палач сам по себе ощутимая заноза в заднице. Не хватало ещё, чтобы Беатрис совсем слетела с катушек и начала творить невесть что.
– Печально, но именно она мой счастливый билет, – жестко ответил Рэйвен.
– Она моя дочь! – Беатрис сорвалась на крик. – Джордан, черт тебя подери, неужели это для тебя ничего не значит?
Рэйвену показалось, что она на грани помешательства или уже сошла с ума. Панические нотки в голосе Беатрис – нечто фантастическое.
– Дорогая, ты меня подставила, на пару со своим любовником и дочерью. То, что я с тобой разговариваю, уже большое одолжение с моей стороны.
Он услышал хриплый выдох и понял, что ей стоило немалых усилий сдержать свой дьявольский темперамент и не выругаться на него на всех известных языках. 
– Авелин нужна кровь. Её регенерация далека от нашей, она не выживет с такими ранениями.
Рэйвен догадался об этом ещё после слов Стивенса, но не собирался сдавать позиции. Беатрис говорила так, словно не понимала, какой смысл он вкладывал в свои слова. Всякий раз, когда его жизнь пересекалась с ней, она отбрасывала его, как дворового щенка, а сейчас как ни в чем не бывало требует играть на её стороне.
– Говоришь, мне необходимо поторопиться? – поинтересовался он. – Я везу образец ее крови Вальтеру. Все зависит от того, насколько быстро он решит, нужна ли она ему.
– Джордан, она не выйдет оттуда живой, она… – теперь Беатрис балансировала на грани истерики, сбиваясь с собственных слов и с трудом сдерживая предательскую дрожь в голосе, – помоги ей, пожалуйста, Джордан, помоги ей!
– Я подумаю, что можно сделать. И хочу ли я это делать, – ответил он и нажал отбой. Беатрис набирала его ещё несколько раз, но он не брал трубку.
Рэйвен с трудом сдерживал собственное ликование. У него в руках кровь измененной, кровь настоящей живой измененной. С такой основой работа будет продвигаться гораздо быстрее. Часть предоставленного образца он пока сохранит, часть отвезет Вальтеру, чтобы подтвердить свою лояльность.
В качестве приятного бонуса русская стерва получила по заслугам. Она пройдет пару-тройку кругов Ада, прежде чем он даст ей понять, что ещё не все потеряно. Долгие годы, а особенно последнюю неделю, Джордан представлял, каково это будет, когда они поменяются ролями. Реальность превзошла все его ожидания.
На месте дочери Беатрис могла оказаться любая другая измененная, но на его решение это никак не повлияло бы. Всегда приходится чем-то жертвовать ради достижения цели. Авелин всего лишь не повезло выжить измененной и нелепо привязаться к обычному человеку. Беатрис не повезло, потому что она слишком любила свое дитятко и кинула не тех людей. И совсем чуть-чуть потому, что у неё не хватило ума в свое время по достоинству оценить его.

– 10 –

Остров в Тихом Океане. Июнь 2013 г.

Всю неделю Хилари пыталась сосредоточиться на предстоящем ей побеге, но из головы не шли мысли о Джеймсе. Как он сейчас, пытался ли ее найти и поговорить? Хотел ли изменить хоть что-нибудь в их отношениях? Что он сказал бы, узнай об авантюре, в которую она ввязалась? Джеймс часто называл ее идеи и поступки бредовыми и лишенными всякой логики. Но что ей оставалось делать, когда его нет рядом?
У Джеймса находились ответы на все вопросы, он мог просчитать практически любую ситуацию и найти из нее выход. В свои первые дни на Острове Хилари пыталась представить, как поступил бы Джеймс в такой ситуации. Наверняка не сдавался бы до последнего и рискнул, несмотря ни на что. Такие мысли придавали ей силы. Когда на горизонте появился Зак со своим предложением, она ухватилась за эту соломинку. Она не знала его, не знала, что он собирается предложить, но доверилась ему.
 Хилари отпустила все «не получится» и решила просто наслаждаться жизнью. Если все пройдет удачно, она будет свободна. Если нет – тоже, разве что немного иначе.
 Она плавала в бассейне, потому что выход из корпуса был ей закрыт, танцевала на смотровой площадке и ходила на свидания с Заком. Так они называли их встречи, которые с каждым днем становились все более длительными. Они могли сидеть рядом, не прикасаясь друг к другу, не обмолвиться ни единым словом, и заметить, что прошло несколько часов только постфактум. В такие минуты Хилари ощущала давно забытые тепло и умиротворение – ощущения из детства, когда рядом были мама, папа и Корделия. Когда сестра ещё не считала её своим врагом только потому что она изменилась.
Измененные убили маму и отца, оставили истекающую кровью сестру в доме, а её забрали с собой. Сколько длился этот кошмар, Хилари не знала, но потеряла счет дням и издевательствам. Когда её нашли старшие, спасти Хилари можно было только одним способом.
Она помнила, как мужчина, державший её на руках, спросил:
«Чего ты хочешь?» 
И Хилари ответила ему:
«Я хочу жить».
Корделии повезло выжить и остаться человеком, и она возненавидела не только всех измененных, но и Хилари. Наверное, по мнению сестры, она должна была выбрать смерть, но не превращение в монстра. Монстра, подобного тем, кто убил их родителей. Поначалу Хилари пыталась что-то ей объяснить, но со временем отказалась от этой затеи. Поняла, что ничего уже не изменит, и ушла из её жизни.
Ненависть привела Корделию на путь Кармен, а отчаяние Хилари – к Джеймсу. Рядом с ним она испытала практически все известные ей оттенки эмоций, от злобы и непонимания до всепоглощающей страсти и нежности. Она могла засыпать в его объятиях, чувствуя себя нужной, единственной и желанной, обнимая его и замирая от ощущения счастья, заполняющего все её существо. Рядом с Джеймсом было по-настоящему хорошо, но никогда не было спокойно. 
Она подумала об этом, когда проснулась на закате, вечером накануне побега. Хилари спала, положив голову Заку на колени, а он за все это время не пошевелился и не произнес ни слова. На смотровой площадке они сегодня были не одни, но никто не обращал друг на друга внимания, как если бы на людях стоял фильтр невидимости. Месяцы, что она провела на Острове, позволили ей понять, что здесь никому нет до тебя дела. Каждый день ты проживал, как последний, начиная с радости продолжающейся жизни утром и заканчивая равнодушным приятием собственной участи вечером.
– Который час? – поинтересовалась она, глядя на него снизу вверх и не торопясь подниматься.
– Около семи, – улыбнулся Зак. Несмотря на затекшие от тяжести ноги он вел себя так, будто у него на коленях постоянно засыпали девушки, с которыми он предварительно проводил душеспасительные беседы. При мысли о других девушках Хилари вдруг ощутила укол ревности, но поспешно отмахнулась от этого ощущения.
Они познакомились чуть меньше недели назад, тогда Зак показался ей худым и нескладным, состоявшим сплошь из острых углов, неопрятности и болезненно-нервного напряжения; мужчиной, махнувшим рукой на себя и свое будущее. Поразительно, как меняются наши ощущения под влиянием расположения к человеку. Ей никогда не нравились длинные волосы у мужчин, но ему шло, потухший взгляд серо-голубых глаз преобразился, становясь светлым и ясным. Сейчас он казался ей ближе и роднее, чем кто бы то ни было. Рядом с ним Хилари была счастлива.
– Ты чуть не пропустила все самое интересное, – замечание было спорным, потому что они каждый день приходили смотреть на закат. Это стало своего рода традицией.
– Ты когда-нибудь задумывался о здешнем персонале? – Хилари задала вопрос, который мучил её давно, села, устраиваясь поудобнее. – О том, кто из них здесь по своей воле. Знали ли они, на что идут, когда соглашались. О тех, для кого это просто работа. Такая же, как любая другая.
Хилари потерла переносицу. Она всегда так делала, когда говорила о чем-то очень личном, о том, что её действительно волнует, и продолжила:
– Что им снится по ночам? Как они вообще могут спать…
– Сомневаюсь, что им все это нравится. Сотрудники, как и участники эксперимента, не имеют права покинуть Остров и проект, – пожал плечами он, бросив на неё странный, взволнованный взгляд. Похоже, тема была для него не менее неприятной, чем для неё.
– Не могли же они не знать, на что подписываются? – вопрос был как бы адресован ему, но в то же время казался риторическим. – Или могли? Что, если все они тоже узники?
– Скорее, не до конца понимали, на что идут. Они представляли себе одно, а на получили нечто иное. Жестокое и бесчеловечное настолько, что сама мысль о спасении таким образом кажется противоестественной. Не думаю, что все эти люди психопаты, которым нравится препарировать людей.
Зак говорил так, как если бы он был сторонним наблюдателем, или зрителем по другую сторону экрана, где все они участники жесткого реалити-шоу для людей со сдвинутой психикой. Хилари не могла понять, как ему удается оставаться таким спокойным в этом кошмаре, но рядом с ним начинала чувствовать себя так же. Она уже могла говорить о предстоящем спокойно, не испытывая вспышек ярости или отчаяния, граничащего с безумием.
– Что для тебя значит быть человеком? – неожиданно спросила Хилари. Она задавала тот же вопрос Джеймсу, когда они оба были сломленными изнутри, мечтающими поскорее расстаться с жизнью, существами. Задавала, но вместо ответа получила выстрел в упор.
– Моим любимым определением человечности была и остается способность сопереживать. Любому.
Он крепко обнял Хилари, внезапно, в едином порыве. Так же спонтанно и нервно, как проделал это в первую их встречу, прижал спиной к своей груди и поспешно пробормотал:
– Извини. Это мой последний шанс побыть человеком.
Она не попыталась освободиться, и не стала переспрашивать. В его словах и поступках было больше вопросов, чем ответов, но это казалось мелочами по сравнению с тем, что дал ей Зак. Возможно, в последние дни её жизни.
Хилари откинула голову на его плечо, чтобы заглянуть в глаза.
– Когда выберусь, сделаю все от меня зависящее, чтобы у тебя таких шансов было множество. И ещё… я обещала кое-что одному мальчику. Он умер здесь.
Хилари поразилась тому, как легко вышло это признание. Она не собиралась никому рассказывать о Люке, кроме Беатрис, доведись им все-таки встретиться. Но с Заком все получалось легко и просто.
– У тебя будет единственный шанс завтра, – произнес он, никак не коснувшись темы её признания. – Когда начнется ажиотаж из-за эксперимента, здесь будет жарко.
Хилари мгновенно напряглась. До этой минуты побег был всего лишь перспективой. Зак о нем упомянул, и он стал реальностью, неотвратимой и неизбежной.
– Когда окажешься в лаборатории, – продолжал он, – доверься тому, кто предложит тебе помощь. Тебя поставили последней в потоке, чтобы выиграть время – до того, как обнаружат твое исчезновение. Тебе дадут одежду и пропуск и проведут до выхода из корпуса по срочному поручению.
Со стороны это могло выглядеть, как беседы двух голубков по поводу предстоящей им романтической ночи. Выражение его лица и более чем интимные объятия вряд ли предполагали подобные серьезные разговоры. Он сделал паузу, перевел дыхание и губами коснулся ее губ, заглядывая в глаза.
– Доберись до вертолетной площадки, тебя будут ждать. Не спеши, не волнуйся, но и не медли. Все получится.
Хилари повернулась в его руках, оказавшись с ним лицом к лицу.
– Почему ты предложил это мне? Если сам мог оказаться на свободе уже завтра.
– Я свой шанс уже упустил, но кто-то должен остановить то, что здесь творится.
Зак подался вперед, неуверенно касаясь ее губ, и Хилари ответила ему. Она сама не заметила, как незаметно это перешло из игры на публику в весьма откровенный и нежный поцелуй. Он остановился первым, и вовремя. Иначе Хилари просто убежала бы, не оставив ни возможности попрощаться, ни поблагодарить. За открывшийся в последние дни, когда надежда уже почти угасла, долгожданный путь к свободе. За время, что они провели вместе. За близость и тепло, за последнюю возможность любить.
Зак прижал её к себе, и Хилари почувствовала, как часто бьется его сердце.
– Я мечтал сделать это с той минуты, когда впервые увидел тебя, – произнес он, и Хилари ощутила странную тянущую тоску, идущую изнутри. Ей не хотелось расставаться с ним, не хотелось оставлять его одного. До встречи с ним она тщетно искала варианты, пыталась выйти на нужных людей, но натыкалась на сплошные стены и препятствия. Теперь у неё появилась возможность бежать, но она сомневалась. Потому что боялась за него. Боялась, что никогда больше его не увидит.
Она резко пресекла все эти мысли, испытывая странную горечь и чувство вины перед Джеймсом. Должно быть, он пытался её найти, дозвониться, выяснить, почему она так внезапно исчезла. Возможно, не оставил этих попыток и до сих пор.
Их встреча с Заком не должна была состояться, и ей больше нечего ему сказать. Если она сейчас откажется, все старания Зака и тех людей, кто собирался ей помогать, окажутся напрасными. Ей предстоит выйти отсюда и сделать все, что в её силах, чтобы вытащить остальных. Предать это дело огласке. Она расскажет об этом ужасном месте по всем каналам и всем источникам информации. Когда все закончится, когда люди будут свободны, лаборатории Вальтера сравняют с землей. Может быть, тогда она снова сможет спать спокойно.
Это был идеальный вариант развития событий, вот только реакция бывшего измененного, разменявшего около семи сотен лет, непредсказуема. Он может уничтожить здесь все ещё до того, как прибудут войска. Стереть с лица земли свой проект вместе со всеми его участниками, и это будет на её совести.
Возможно, именно в этом и заключалось основное её испытание. Нужно было оказаться здесь, чтобы пройти через все это, чувствовать каждый прожитый день, как последний. Понять, что она не готова спасать себя ценой жизни многих. 
– Я люблю тебя, – негромко произнесла Хилари. Она не ждала ответа и больше не размышляла о будущем, лишь сказала о том, чем билось её сердце в этот момент. Он замер, но потом лишь сильнее сжал объятия, будто хотел, чтобы они стали единым целым.
– Теперь я не боюсь того, что случится завтра.
Хилари промолчала, потому что все остальное казалось лишним. Она выдохнула и крепче прижалась к Заку, неотрывно глядя на него. Никакой закат в мире не мог сравниться с той красотой, которую Хилари сейчас видела в нем.