Когда стол в кабинете был накрыт и каждый из присутствующих получил в свою чашку по сухому бумажному пакетику с надписью «Липтон», Алка Петерсон пристально посмотрела на Маринку Костякову и как бы невзначай спросила:
- А ты так и не собираешься извиняться перед Валентиной Витальевной?
Вопрос был настолько неожиданным, что Маринка вздрогнула и расплескала чай на рукав своей недавно вычищенной косухи.
Алка повторила вопрос:
- Ты слышишь! Тебе давно пора извиниться перед Валентиной Витальевной!
Маринка на несколько секунд призадумалась, но решительно не могла припомнить за собой никакой вины.
- А за что я, собственно, должна перед ней извиняться?
- Видали! Она еще спрашивает, за что! – воскликнула Аделя Хайбуллина, вице-спикер школьного парламента. – Нифига себе манеры у человека!
- Я спрашиваю: что я такого сделала?
- Как это – что! Совесть у тебя вообще есть? Валентина Витальевна в тот раз вообще ушла вся в слезах. А ты: «Что сделала»! – голос Алки Петерсон дрожал от праведного гнева.
Маринка еще раз покопалась в своей памяти. Кроме мелких грешков, вроде писания названия любимой группы на стене туалета и пользования шпаргалкой по химии собственной разработки, в ее прошлом ничего не было. Может быть, смертельным оскорблением посчитали какую-нибудь невинную шалость?
- Если я чем-то не угодила Валентине Витальевне, - сказала Маринка, - то почему она не поговорит со мной сама? Почему обязательно подсылать третьих лиц?
- Потому что Валентина Витальевна - воспитанная женщина и считает ниже своего достоинства разговаривать с ренегатами, - пропищала из своего угла пятиклассница Ася Клочкова, лидер какого-то мифического молодежного объединения. Ее пустили на собрание всего второй раз в жизни, и она изо всех сил старалась вести себя как взрослая.
- Валентина Витальевна сказала, что за 30 лет работы в школе ее никто так не оскорблял, - пошла в наступление Алка Петерсон.
- Прикинь, человек работал, всё свое здоровье школе отдал… - начала Аделя Хайбуллина.
- Ей уже на пенсию пора, а она всё работает. Вон, целый учебник по истории написала… - поддакнула Ульяна Фалалеева.
- И надо ж додуматься, чтоб так оскорбить старого человека! – заключила Валька Шер.
Анфиса Шаховская, сидевшая на дальнем конце стола, подняла руку и крикнула: «А можно, я скажу…» - но в этот момент все загалдели разом, так что Алке Петерсон, которая обычно была председателем на всех собраниях, пришлось долго и громко стучать шариковой ручкой по своему стакану, чтобы воззвать к порядку.
Валентина Витальевна действительно была очень старым человеком. За время ее преподавания в школе перед ее глазами прошло много непохожих друг на друга версий отечественной истории. В сущности, идея создания этого школьного парламента принадлежала ей; еще в старые времена, до переименования средней общеобразовательной школы номер *** в «Экспериментальный лицей» с преподаванием таких предметов, как история философии и бухгалтерский учет, она по совместительству принимала участие в комсомольской работе, и теперь решила избрать похожую форму сотрудничества с молодежью. В сущности, ученицы 10-х и 9-х классов на собраниях обсуждали проблемы родной школы сами, без всякого контроля, а свои немногочисленные инструкции Валентина Витальевна обычно передавала через Аллу - дочку своей хорошей подруги Веры Санны Петерсон, преподававшей в той же школе. Аллочка была нетворческим, но очень исполнительным ребенком, и на нее всегда можно было положиться.
- Нет, я действительно ничего не понимаю, - развела руками Маринка. – По-моему, я с Валентиной Витальевной себя всегда вела прилично. Я, между прочим, при ней даже матом не ругалась!
- Вот! Она еще матом ругается! – налетела на нее, как стервятник на жертву, Аделя Хайбуллина, - А еще говорит…
- И между прочим, к ее урокам я всегда тоже готовилась как следует, - оправдывалась Маринка. – Я же честно прочитала весь этот бред, который она написала в своем хваленом учебнике!
- Слышите! Она такой большой труд старого человека считает бредом! – опять возмутилась Аделя. – Нифига себе наезды! И после этого она еще говорит, что ей не за что извиняться!
- Уж не извиняться же мне за то, что я слушаю альбом Летова про коммунизм, - огрызнулась Маринка.
Анфиса Шаховская приподнялась на стуле и крикнула: «А всё-таки я должна вам сказать…», но ее опять никто не услышал за голосом Ульянки Фалалеевой, затараторившей: «Если каждый будет ругаться матом, ходить в рваных штанах, слушать кошмарную музыку и не уважать старших, то какой же это беспредел начнется…». Собравшиеся опять принялись галдеть. Кто-то в пылу полемики опрокинул на пол пластиковый стакан с остатками чая.
- Я понимаю, что тебя саму твое поведение не колышет, - кричала Алла, перегнувшись через стол к Маринке, которая опустила глаза и тупо рассматривала засаленную фенечку у себя на руке, - Но ты понимаешь, что это пятно на всю нашу организацию? Мы же обязаны быть всем примером, поняла? Вон, тут младшие классы сидят, – кивок в сторону Аськи Клочковой, – что они о нас после этого будут думать?
- Она нас просто дискредитирует! – пропищала Аська.
- А что они про нас должны думать? – защищалась Маринка. – По-моему, и так всё ясно с этой организацией! А заискивать ни перед кем я не собираюсь!
- Но ты понимаешь хоть, дурья твоя башка, что это всё в твоих же интересах? – кричала Алка Петерсон. – Что мы тебе вообще оказали самую главную услугу? Тебя же сначала никто не хотел принимать в этот парламент, потому что в классе и так все были против тебя. Ты была вообще никто, поняла? И что никто бы не стал терпеть твою личность и какую музыку ты слушаешь, - но мы же потом передумали и всё равно взяли тебя в парламент, потому что должна быть оппозиция, и чтобы как у людей…
- Потому что у нас демократия, - пищала Ася Клочкова, - А когда демократия, полагается терпеть противных людей!
Анфиса Шаховская опять закричала: «Ну, вы мне, наконец, дадите сказать, или нет?» - но от нее отмахнулись.
- Да пошли вы со своей дерьмократией знаете куда… - отрезала Маринка.
Алле Петерсон потребовалось немало усилий, чтобы прекратить шум.
- Итак, - проговорила она охрипшим голосом, - по-моему, картина ясна. Лидер оппозиции Костякова Марина упорствует в свом свинстве и не понимает, что в ее же интересах принять наши требования. А когда с ней пытаются по-человечески, она еще хамит, чем усугубляет свое не без того шаткое положение. Поэтому я предлагаю исключить ее из членов парламента. Правда, тогда у нас совсем не останется никакой оппозиции, но так для нас даже удобнее: будет проще принимать решения, и никто не будет возникать по каждому поводу… Короче, давайте голосовать. Кто за то, чтобы исключить?
- А можно, я сперва скажу… - заерзала на своем месте Анфиса Шаховская.
- Потом. Сначала проголосуем. Кто за?
Все посмотрели на Аллу и подняли руки. Анфиса вздохнула и тоже нерешительно задрала правую руку вверх.
- Итак, единогласно, - удовлетворенно сказала Алка Петерсон. – Надо будет записать в протокол заседания, что сегодня, десятого марта…
- Слава тебе Господи! – вскочила с места Маринка. – Не придется больше тратить свое время на эту вашу хрень! А то нахватались всяких слов: демократия, фракция, хренакция, ходят такие все из себя гордые, типа, они важным делом занимаются, а на самом деле – такая туфта! Собираются тут, чтобы обсуждать свои бабские дела, свои сплетни там и кто на кого как посмотрел! Ну тогда и назвали бы это дело «Бабский клуб», а то – «парла-амент»! А в школе между тем полный бардак, в раздевалке воруют, в компьютерном классе всё оборудование морально устаревшее, книг в библиотеке не хватает, учителя берут взятки, а еще замучили всякими поборами за услуги, которыми человек никогда не пользуется! А они сидят и треплются про свои бабские дела!
- Возмутительно! – пропищала Ася Клочкова.
- Маринка! – завизжала Алла. – Ну не позорь ты нас перед молодым поколением!
- А вот буду позорить! – усмехнулась Маринка. – Ваше болото уже давно пора было встряхнуть! Сидите все на уроке и под партой читаете свой говённый «Космополитен», а когда я так же вот читаю Маяковского – они же меня осуждают! А когда я на ноябрьском собрании выдвинула предложение запретить списывать друг у друга сочинения по литературе, меня ну никто не поддержал!..
- Всё! Хватит! – побагровела Алла. – Я думаю, что этого человека исправит только крайняя мера. Я маме скажу… - в ее голосе послышались нотки плача, - Пусть эту гадину исключат из нашей школы… Ей у нас не место…
- Ну и денек сегодня выдался, - сказала Алка Петерсон Анфисе Шаховской, когда они вместе с другими членами парламента мыли посуду в школьном туалете.
- Да, круто вышло, - поддакнула стоявшая рядом Аделя Хайбуллина. – А она еще так всё отрицала… Ну, и доотрицалась...
- Ее и так взяли в парламент, только из-за того, что никто не хотел быть в оппозиции, - объяснила Алка. – А Костякова всё время: «Я всегда буду против», «Моя позиция – это оппозиция», «Я с винтовкой встречу новый тридцать седьмой»! Ее только и терпели, потому что – что же это за парламент без оппозиции… Недемократично будет.
- А знаешь, без оппозиции даже лучше, - поддержала Аделя. – Никто не будет возникать.
- Да, это мы удачно сделали, - облегченно вздохнула Алка.
- Да, только зря вы, девки, ее так – ни за что, - покачала головой Анфиса Шаховская.
- Как это – ни за что? А не будет на Валентину Витальевну наезжать! Человек всё здоровье школе отдал, учебник издал, и вообще, - а она его так обосрала, а потом еще отпирается!
- Костякова не наезжала на Валентину Витальевну, - мрачно сказала Анфиса.
- Как это? – не поняла Алка. – Я сама слышала, как Валентина Витальевна маме говорила на прошлой неделе…
- В канцелярии-то? Я тоже там была, - начала объяснять Анфиса. – Только Валентина Витальевна говорила не про нашу Костякову, а про Ершову Марьянку из 9 «Б». Знаешь, тоже такая припанкованная, «Красную плесень» слушает. Вот Ершова действительно ей сказала: «Обойдусь без твоих соплей», - или что-то в этом роде. Ну, так это же Ершова. Наша Маринка хоть Маяковского читает, а эта, по-моему, за всю жизнь кроме «Колобка» ничего не прочла. От нее это можно ожидать.
- Так чего же ты, дура, сразу не сказала? – всполошилась Алка Петерсон. – Это же радикально меняет дело!
- Так вы же сами мне не давали.
- Ну, ничего, зато душу отвели, - приободрилась Аделя Хайбуллина. – В общем-то, она себе сама вырыла могилу. Сказала бы сразу: «Я не виновата», или там: «Это была не я, а Ершова» - и всё бы было о’кей. А она начала вспоминать, где и на кого ругалась матом… Ну и поделом ей. И слава богу, что ее выгнали.
- Конечно! – прибавила Алка Петерсон. - У нас же элитный лицей, и здесь, между прочим, не место всяким панкам…
- Девки, знаете, что, - заговорила Анфиса Шаховская, - вот на что это похоже; мне отец рассказывал, что у них на работе, - ну, еще раньше, были такие тоже собрания, типа как партийные, и там вот брали людей и говорили им: «Признай свою вину, а в чем ты виновен – сам догадайся!» А вины, может, никакой и не было, просто им надо было показать свою власть, и что они самые крутые… И комсомольские собрания были такие же. Вот, когда мы сегодня разносили Костякову, я вспомнила, что мне отец рассказывал.
- Мало ли, кто чего рассказывает, - мрачно ответила Аделя Хайбуллина. Она была продвинутой молодой девушкой и, если бы не учебник истории, ни за что не стала бы верить в то, что когда-то существовал Советский союз. – Может, у твоего отца всё было и так, но у нас по-другому. У нас всё по справедливости!
- Ну, всё равно; зря мы ее так сурово…- сказала Анфиса. – Ну, я понимаю, ну, плохой у человека музыкальный вкус. Она всерьез считает, что ее вульгарный Роман Неумоев лучше нашей любимой Шакирочки. Но она, в общем-то, не такой уж отстойный человек… Когда я лежала в больнице со сломанной ногой, она же единственная из всего класса догадалась меня навестить!
- Ничего; такие люди должны знать свое место, - успокаивала подруг Алка Петерсон. – Из парламента мы ее выгнали, так нам же самим от этого полегче будет. А потом и из школы… Я с мамой поговорю…
Анфиса укоризненно посмотрела на Алку.
- Да всё равно она после следующих экзаменов сама отсюда вылетит, - утешала себя и других Алка Петерсон. – Всё равно у нее троек больше половины …
- Кроме литературы, - вставила Аделя Хайбуллина, - тут-то она действительно гений. Ее однажды даже подозревали в том, что за нее кто-то пишет все сочинения. А она сама это делает.
- Она вообще всё сама. Ей никто не помогает …
- Да; она с таким трудом ведь поступила в нашу школу… Конкурс проходила, экзамены сдавала… Для нее это была единственная возможность как-то пробиться в люди…
- Только бы она после этого из окна не выкинулась, - сказала Аделя Хайбуллина.
- Да; жалко человека… - вздохнули подруги хором.
– Но что поделаешь, так надо…
- У нас тут, всё-таки, элитный лицей. Мы же не можем…
Когда члены школьного парламента гурьбой шли домой, осторожно передвигая ноги по бугристому льду на узкой тропинке, Алка Петерсон вдруг сказала:
- Ой, девки, я же совсем забыла: нам же Валентина Витальевна на той неделе обещала контрольную устроить по истории! Сказала, что будет спрашивать по своему учебнику. Кто-нибудь вообще представляет, как можно выучить весь этот бред?!
12 марта 2006, Москва