Русский бунт

Владимир Бахмутов Красноярский
    В марте на арене военных действий с повстанцами появляется подполковник И.И. Михельсон, прибывший в составе Санкт-Петербургского карабинерского полка. Он доставит Пугачеву немало хлопот, преследуя его по пятам, пока не нанесет ему сокрушительного поражения под Царицыным.

    Правда, были еще и победы, - 16 февраля Хлопуша по приказу Шигаева взял крепость Илецкая Защита, освободив 90 колодников, захватив 5 пушек и двадцать пудов пороху. И все же повстанцы проигрывали правительственным войскам в главном – организованности, боеспособности своих сил,  вооруженности. Несмотря на то, что повстанческие отряды превосходили по численности  правительственные части подчас во много раз, все же, за небольшим исключением, это были разрозненные, плохо спаянные дисциплиной, обучением, единой волей командиров массы, скорее - толпы людей, воодушевленных великой целью, но нестройных, рассыпавшихся при первых же серьезных ударах регулярных команд. При этом несли потери в 10-12 раз превосходившие потери правительственных войск.

    Кольцо карателей вокруг Оренбурга сужалось. 11 марта главное командование в этом районе принял на себя князь Голицын, взявший к этому времени Тоцкую, Сорочинскую и Новосергиевскую крепости. Отсюда недалеко уже было до Татищевой  и Оренбурга.

    Пугачев, понимая  значение Татищевой крепости, оставив в ставке Максима Шигаева за начальника, вышел  туда сам со значительной частью сил. Был здесь и конный башкирский отряд Идыра Бахмутова. По приказу Пугачева туда же из Илецкой крепости прибыл отряд Андрея Овчинникова. Всего собралось около 9 тысяч повстанцев с 36 пушками.

    Крепость поправили, – в разрушенных местах стену дополнили снежным валом. Облитый водой, он обледенел, стал внушительной преградой. Пугачев сам расставил пушки. Канониров наметил заранее из числа "самых проворных", сам же, по словам Почиталина, "показал, как правильно стрелять".

    Генерал Голицын, имея при себе 6,5 тысяч человек, подошел к крепости  рано утром 22 марта. Укрыв войска, выстроенные в боевой порядок, в овраге, и заняв батареями господствующие высоты, он начал обстрел крепости. Почти четыре часа шла эта артиллерийская дуэль. Из крепости отвечали 30 больших орудий. Наконец Голицын начал штурм. Разгорелся ожесточенный бой. Князь ввел в действие почти все свои силы. В течение трех часов сражение продолжалось с переменным успехом. У Голицына оставался в резерве  лишь один сводный батальон гвардии капитан-поручика Толстого. Чтобы переломить ход сражения пришлось ввести в бой и его. Четырьмя эскадронами и двумя ротами, посланными генералом Мансуровым, Голицын перекрыл дороги на Оренбург и Илек, отрезав тем самым пути отступления.

    Обстановка усложнялась, каратели стали одолевать. Подскакавший на коне Овчинников обратился к Пугачеву:
  - Уходи, батюшка, чтоб тебя не захватили здесь. Даст бог, - свидимся.
  - Хорошо, поеду. Но и вы, смотрите, коли можно будет стоять, так стойте, а коли горячо станет, так бегите и вы.
    В сопровождении  Григория Бородина, Ивана Почиталина, еще двоих казаков, Пугачев поскакал в Берду. За ними гнались чугуевские казаки, но не догнали.

    Скоро каратели ворвались в Татищеву. Сражение продолжалось в крепости. На Илецкой дороге тоже шел бой с  выплеснувшейся из крепости пехотой и конницей повстанцев. Бой шел уже шесть часов подряд. Восставшие сопротивлялись отчаянно, но силы были не равны, -  потерпели, в конце концов, сокрушительное поражение.

    Спасались – кто как мог. Одиннадцать  верст преследовали каратели бежавших, кромсая их саблями и топча копытами коней. В самой крепости осталось лежать 1315 убитых, вокруг нее, - по дорогам, лесам и сугробам - еще 1180 человек. В плен попало около 4 тысяч. Все 36 орудий оказались в руках победителей. Правительственные войска  потеряли 141 человека убитыми и 516 ранеными.

    Конный отряд в несколько сот человек во главе с Андреем Овчинниковым сумел с боем прорваться через заслоны на дорогах и уйти на Яик. Среди всадников этого отряда был и Идыр Бахмутов.

                *

    Поздно вечером 22 марта Пугачев прискакал в Берду. В лагере нарастало беспокойство. Некоторые из яицких казаков начали подумывать о том, как спасти свои жизни. Ясно было, что каратели вот-вот войдут в Берду, начнутся аресты и казни. Впору было, как им казалось, подумать и о себе. Начал Григорий Бородин, - племянник яицкого старшины Мартемьяна Бородина. Он оказался, как ни странно, среди пугачевцев в Берде, затем под Татищевой, откуда, после поражения, прискакал с Пугачевым. В тот же вечер он пришел к Шигаеву, у которого застал Федора Чумакова. Их и начал склонять к измене.

  - Не можно ли его связать, - спрашивал Бородин. Шигаева смущало, что их, заговорщиков, мало.
  - Как нам это одним делать можно! Хорошо, если бы нас много  согласилось. Поезжай, уговаривай других.
    Григорий переговорил кое с кем, уехал в Оренбург. На следующий день все стало известно Пугачеву. Разгневанный Емельян   приказал его найти и повесить, но того и след простыл.

    Утром собрал Пугачев своих ближайших сподвижников. Долго обсуждали что делать, куда идти. Пугачев предлагал пробираться степью, через Переволоцкую крепость, в Яицкий городок. Там, взяв крепость, можем укрепиться и защищаться от поиска врага, - говорил он.
  - Поедем лучше, Ваше величество, под Уфу к Зарубину-Чике, будем близко к Башкирии и там сможем найти спасение - возразил Творогов.
  - Не лучше ли, продолжал настаивать Пугачев,  нам убраться на Яик,  там близко Гурьев городок, где еще много хлеба оставлено, и город весьма крепок. Может быть, и Овчинников с казаками туда прорвался.
  - Пойдем, - поддержал его Шигаев, - в обход на Яик  через Сорочинскую крепость.

    На том и порешили. Разыскали провожатого, приказали вести войско. Пугачев вышел из Берды с двумя тысячами человек и 10 пушками, оставив в ней все припасы, остальные пушки и провиант. В войско включили только "доброконных". Остальным же, - в большинстве своем плохо вооруженным крестьянам, другим людям, т.е. пехоте  (а таких набралось в Берде уже до 20-25 тысяч человек), Пугачев приказал расходиться – "кто куда хочет". Уходить от карателей можно было только конницей.

    В эти тревожные дни Пугачев лишился одного из ближайших и верных своих помощников – Хлопуши. Отпущенный Пугачевым, он решил проводить в Сакмару жену и сына. По дороге  заехали в Каргалу.  Каргалинские татары, как и многие другие, колебались, думали о том, как избежать наказания. Местный старшина, узнав о Хлопуше, арестовал его и отправил к губернатору.

    Пугачев с остатками войска двигался в это время к Переволоцкой крепости. В ночь на 24 марта остановились на хуторе, а утром обнаружили вдалеке человек 30 лыжников, – это была разведка  гусар подполковника Бердяги. Поняли, что путь перекрыт. Повернули назад, бросив три пушки. Со всех сторон маячили лыжники противника. Решили идти на Каргалу, закрепиться там до весны, а весной двинуться на Воскресенские заводы Твердышева, – в Башкирию.
  - Если  туда пойдем,  я вам через десять дней хоть десять тысяч своих башкир поставлю, - заверил Кинзя Арсланов.

    26 марта Пугачев вошел в Каргалинскую слободу, которую, как и Сакмару, Рейнсдорп не догадался занять военными командами. В Каргале освободили из погребов всех повстанцев, посаженных туда местными старшинами, а их самих казнили, отомстив за Хлопушу. Оставив в слободе отряд в 500 человек во главе с Мясниковым, Пугачев двинулся к Сакмарскому городку.

    Между тем князь Голицын со своим войском, двигавшийся из Татищевой, 30 марта уже был недалеко от Оренбурга и Сакмары. Он получил известие: много "отчаянной сволочи" скопилось в Каргале и Сакмарском городке. К Пугачеву, действительно, собралось много новых людей, в том числе  почти 2000 башкир. Силы его снова увеличились до 4 – 5 тысяч человек.

    Повстанцы заняли удобные позиции среди гор.  По дороге, которая вела к слободе, выставили 7 орудий. Однако батальоны Толстого и Аршиневского решительной атакой выбили повстанцев с их позиций, и они начали отступление к реке Сакмаре. У мельницы между Каргалой и Сакмарским городком каратели встретили отступавших артиллерийским огнем и разгромили их окончательно.

    Началось паническое бегство повстанцев. Гусары на плечах отступавших ворвались в Сакмару. Повстанцы рассеялись в разные стороны. Многие попали в плен, среди них – Витошнов, Почиталин, Горшков, Падуров. Погибло до 400 человек. Это был новый разгром.

    Пугачев бежал с сотней казаков, сотней заводских рабочих и тремя сотнями башкирских и татарских конников. Доскакали до Тимашевой слободы, покормили лошадей, поскакали дальше. Пугачев решил идти в Башкирию.

    Корпус генерала Мансурова в это время двигался  к Яицкому городку, занимая по пути без боя крепости. Ему навстречу вышел из городка  объединенный отряд Андрея  Овчинникова   с пятью сотнями казаков и полусотней калмыков.  15 апреля на реке Быковке повстанцы встретились с передовым конным отрядом карателей. Завязалась рубка.

    Казаки бились отчаянно, но силы были неравными. Потеряли 100 человек убитыми, несколько человек попали в плен, Овчинников с  двумя десятками  казаков и киргизов ушел в степи, часть казаков бежала в Яицкий городок. Оттуда многие из них вскоре вновь бежали в степь, где объединились с Овчинниковым.

    16 апреля Мансуров вошел в Яицкий городок. Отряд подполковника Кандаурова занял Гурьев. Начались аресты, военные команды очищали окрестности от мятежников. Вскоре Яик почти на всем его протяжении был освобожден карателями от восставших.
 
    А в это время отряд Овчинникова по бездорожью диких казахских степей пробирался на север с намерением воссоединиться с Пугачевым. Среди усталых и полуголодных всадников трясся в седле толмач мятежного войска Идыр Бахмутов.

                *               
               
    Вдогонку за Пугачевым князь Голицын  послал из Сакмарского городка генерала Фреймана и подполдковника Аршеневского. Подполковнику Михельсону, который находился в Уфе, было приказано выступить на восток, - навстречу Пугачеву.
 
    Между тем, Пугачев, казалось бы разбитый окончательно, быстро восстанавливал свои силы. Подобно сказочному змею-горынычу он вновь обростал головами, пышащими огнем. После ночевки в селе Ташлы  он двинулся к заводам Южного Урала – Вознесенскому и демидовскому Афзяно-Петровскому. Здесь в войско Пугачева вступило более 500 заводских крестьян, из которых он сформировал особый Афзяно-Петровский полк.

    Была воссоздана, хотя и в меньшем  численном составе, Военная коллегия. Бывшие ее руководители – Витошнов, Горшков, Почиталин попали в руки карателей после боя под Сакмарой, ничего не известно было о судьбе Идыра Бахмутова. Поэтому новым руководителем коллегии Пугачев назначил Ивана Творогова, секретарем – казака Ивана Шундеева, повытчиком – заводского человека Григория Туманова. Они написали от имени царя Петра Федоровича новые указы  башкирскому населению и  уральским заводским работным людям. Указы, предназначенные для башкир, Григорий Туманов перевел на их родной язык. Подписывал указы Иван Творогов, к ним прикладывали печать с изображением и титулом Петра Ш.

    На Белорецком заводе, в верховьях реки Белой, в Афзянский полк влилось еще 300 заводских крестьян. Здесь Пугачев встретился впервые с Грязновым, пришедшим со своим отрядом из-под Челябы, за воинские доблести пожаловал его в полковники. Под Белорецким заводом        войско Пугачева по своей численности снова увеличилось до 4-5 тысяч человек, правда, в основном это были плохо вооруженные башкиры.
 
    Решили идти на крепости Верхне-Яицкой линии.  Пугачев, полагая, что "первая неудача обернется бедой, а маленький успех окрылит людей", решил миновать Верхне-Яицкую, наиболее вооруженную крепость, а ударить на Магнитную. 5мая   пятитысячный отряд повстанцев без артиллерии, подошел к Магнитной. Ее гарнизон имел всего 100 человек, но при этом – 10 орудий. Он отбивал все атаки восставших. В ночь на 6 мая в крепости  взорвались пороховые ящики, – вероятно, постарался кто-то из осажденных, чтобы помочь пугачевцам. В три часа ночи они ворвались в крепость.

    Хотя победа была одержана над немногочисленным противником, повстанцы были ей рады, – все-таки после тяжких поражений конца марта – начала апреля удалось штурмом взять крепость. А на следующий день к ним подошел отряд Овчинникова,  с ним  Идыр Бахмутов, 300 казаков и почти две сотни заводских крестьян, примкнувших к отряду в пути.
 
    Пугачев был рад встрече со старыми боевыми соратниками, расспросам и рассказам, казалось, не было конца. Почти месячная вынужденная разлука этих людей и вот теперь встреча на новом подъеме восстания, после горьких поражений и неудач, еще больше сплотила их, укрепила взаимное доверие и общую веру в победу начатого дела. Они не расставались больше до самого конца, - последнего трагического боя под Царицыным. Теперь все чаще использовал Пугачев  Идыра  на выполнении боевых операций, для написания манифестов, указов и обращений находил  других людей.

    Еще через день к Магнитной подошел отряд Белобородова в 700 человек, следом за ним - отряд есаула Ивана Шибаева из 300 крестьян и работных людей  Златоустовского и других уральских заводов. Пугачев повеселел, снова был уверен в своих силах.

    8 мая  вышел из Магнитной и, обойдя Верхне-Яицкую крепость, прошел Уральскими горами, уничтожая за собой мосты и переправы, к Карагайской, Петропавловской и Степной крепостям, Подгорному и Санарскому редутам. В крепостях Пугачев не задерживался, – расправившись с офицерами, отправлялся дальше. 19 мая  захватил Троицкую крепость, потеряв при этом 30 человек. Здесь казнили ее коменданта бригадира Фейервара, других офицеров, - всех, кто оказал сопротивление.

    Деколдонг был вне себя от ярости, что Пугачев ускользнул от него, ушел от погони. Форсированным маршем преследовал его и 21 мая к семи часам утра подошел к лагерю под Троицкой. Узнав, что к ним идет Деколонг, Пугачев вывел свое войско из крепости, расположив его в полутора  верстах от нее. Войско вновь насчитывало  до 10 тысяч человек.

    Повстанцы встретили карателей артиллерийским огнем, вслед за этим - атакой всеми силами. После некоторого первого замешательства части Деколонга перешли в контратаку и нестройная толпа пугачевцев, как это бывало не один раз, обратилась в бегство. Сам Пугачев едва спасся  от догонявших его казаков и драгун. Он потерял до 4 тысяч убитыми, 70 пленными, огромный обоз, 28 пушек, порох. Многие разбежались. Поражение было страшным. Погибли многие активные повстанцы. В плен попали Григорий Туманов и Иван Шундеев – повытчик и секретарь новой Военной коллегии.

    Пугачев с остатками  войска пошел на северо-запад к Коельской крепости и заводам Исетского ведомства. Уже через два дня вокруг него снова собралось около двух тысяч повстанцев, прежде всего заводских крестьян. Пугачев  воссоздал Военную коллегию, назначив новым секретарем Алексея Дубровского, - из мценских купцов. Повытчиком назначил заводского крестьянина Герасима Степанова.

    Отряд Михельсона, преодолевая бездорожье и наводя мосты, 6 мая подошел к Симскому заводу. Около него и деревни Ераль он дважды разбил отряд Салавата Юлаева. Узнав о событиях под Троицкой и приближении Пугачева к Коельской крепости, Михельсон выступил ему навстречу.

    Пугачёв, прослышав, кто возглавляет карательный отряд, встрепенулся, вспомнив своё участие в Семилетней войне. Уж не тот ли это Михельсон, с которым его свела судьба  в 1759 году в Восточной Пруссии, после взятия Кёнигсберга.  Тяжелораненого молодого поручика Михельсона он увидел тогда бледного и измученного, лежавшего на носилках. Они тогда даже коротко переговорили. В бою под Цориндорфом Михельсона ранили штыком в голову, он тогда не оставил поля боя. А в Кунерсдорфском сражении он получил пулевое ранение в позвоночник. Воевал поручик в мушкетерском полку полковника Бибикова, о его храбрости, отваге и боевой ярости ходили легенды. Неужто оклемался поручик, и вот теперь уже в звании подполковника стоит со своим отрядом перед Емельяновым войском? Наверное, так оно и есть, ведь с того времени прошло уже почти четырнадцать лет.

    Повстанцы первыми бросились в атаку, попытались захватить орудия. Однако их копья не могли сравниться с солдатскими штыками и ружьями. Пугачев с конницей налетел на левый фланг Михельсона, смял "иноверческую" команду. Но одновременная контратака в разных местах привела в расстройство ряды повстанцев,  они обратились в бегство. Их преследовали пятнадцать верст. До 600 убитых, 400 пленных, – таковы были их потери. Михельсон пытался организовать окружение и захват "злодея", но сделать этого не удалось, - Пугачев снова ускользнул.

    Михельсон, между тем, не терял времени. У деревни Верхние Киги он снова настиг Салавата Юлаева. Разгорелся бой. В разгар боя в тыл карателям неожиданно ударил подошедший сюда же Пугачев, который до этого сжег Чебаркуль, Кундраву, Златоустовский и Саткинский заводы. Казалось бы вот теперь-то повстанцы должны победить. Но отряд Михельсона выдержал и это. Схватка закончилась отступлением повстанцев, потерявших в бою около 400 человек.
 
    И все же Пугачев  верил в успех. На следующий день он вновь атаковал Михельсона, На этот раз отряд подполковника с немалым трудом отбился от наседавших повстанцев.  Пугачев говорил потом на допросе, что "ни Михельсон его не разбил, ни он Михельсону вреда не сделал, и разошлись". Потери в боях с повстанцами,  большое число раненых, "великий недостаток" в боеприпасах и лошадях заставили Михельсона вернуться в Уфу.

    А Пугачев, объединившись с отрядом Салавата Юлаева, приближался к Каме. На пути его лежали Красноуфимск, Кунгур и Оса, где ранее уже воевали повстанческие отряды, а теперь начался новый подъем движения местных жителей. 10 июня Пугачев взял Красноуфимск. Туда собралось около 3 тысяч повстанцев Белобородова.  Против восставших из Кунгура выступил отряд подполковника Папова, - 810 человек с 4 орудиями. 11 июня в 8 верстах от Красноуфимска повстанцы встретили его "сильною мелкого ружья стрельбою и держали 6 часов".
 
    Окруженный со всех сторон Папов построил отряд в каре, и под непрерывным огнем восставших отступал двадцать верст. 13 июня вернулся в Кунгур и запросил подкрепления. Повстанцы после этой победы стали хозяевами положения в южной части Кунгурского уезда.

    Пугачев, быстро прошел по разоренным селениям и заводам Башкирии, направился к Осе, чтобы  пользуясь отсутствием в этих местах крупных карательных сил, идти на Казань. К Осе он подошел 18 июня. Защитники крепости вывели свои силы из города, построили фронтом  и открыли   огонь по наступавшим.

    Емельян, по своему обыкновению,  направил вперед своих "агитаторов". К восставшим стали перебегать крестьяне и мастеровые. Всего перебежало человек до семидесяти. Защитники города отступили. Еще трижды поднимал Пугачев своих людей на штурм, но все безрезультатно. Между тем "агитаторы"  продолжали свою разрушительную работу, и вскоре среди защитников крепости произошел  раскол.

    Восставшие стали, по совету Белобородова, готовиться к новому штурму под прикрытием возов с сеном и соломой.  21 июня под угрозой сожжения крепости  город сдался. Осу Пугачев приказал сжечь.

    Забрав 8 пушек, он 23 июня переправился через Каму, и занял Рождественский, Воткинский и Ижевский заводы. Силы Пугачева насчитывали в это время от 5 до 8 тысяч человек. Повстанцы действовали по обоим берегам Камы. Сам Пугачев быстро продвигался к Казани. Население повсюду с готовностью содействовало главной армии и другим повстанческим отрядам.

    Каратели же наталкивались на сопротивление многочисленных партий восставших, на противодействие жителей. Лодки и паромы, как правило, отсутствовали, мосты были сожжены. Поэтому продвигались каратели медленно. Тем не менее, они постепенно подтягивались к Каме.
 
    Сюда продвигались со своими отрядами князь Голицын, Кожин, Обернибесов, другие командиры. Шел сюда и Михельсон, на которого возложил главные свои надежды главнокомандующий. Деятельный и энергичный, он при всем своем старании, не смог выйти наперерез Пугачеву. В ночь со 2 на 3 июля  переправился с большими трудностями, через Каму, несколько дней спустя, подошел к Вятке, но догнать повстанцев не смог.

    Главная пугачевская армия шла к Казани по Сибирскому тракту. По сторонам от нее действовали отряды пугачевских "полковников". Они заготавливали провиант и фураж, набирали людей, разоряли дворянские имения, расправлялись с их владельцами, приказчиками.  Не было ни к кому ни жалости, ни милосердия. Никто не утруднял себя себя оценкой их вины. Достаточно было знать, что это офицер, дворянин, барин, или их пособник. Таких вешали, рубили, топили в реках, забивали палками. Помня о массовой гибели своих однополчан, думали только об одном: кровь за кровь, смерть за смерть. Порою не жалели и детей, – барское отродье. По всему краю среди дворян царила паника.

    Войско Пугачева стремительно двигалось на запад, 29 июня  под колокольный звон вошло в село Агрызы. Здесь "государь" торжественно отпраздновал свой день тезоименитства и день именин цесаревича Павла Петровича, приказал выдать по два рубля  каждому, кто в тот момент числился в его войске.


    К Казани Пугачев подошел 11 июля. С ним снова было более 20 тысяч человек. Войск в городе было немного, –  части были разосланы в места военных действий с повстанцами. К обороне города, помимо  регулярных частей (до двух тысяч человек), привлекли всех, кого сумели найти, - гимназистов, торговых людей, приказчиков, городских обывателей.
 
    При подходе к Казани 10 июля Пугачев сходу разбил отряд полковника Толстого (200 человек с одним орудием). Командир и часть солдат погибли в стычке, 53 человека перешли на сторону восставших, остальные разбежались. Подойдя к городу, Пугачев направил туда Овчинникова с "указом", призывающим жителей к покорности "государю" и сдаче города. Но его принять отказались.

    Войско Пугачева было плохо вооружено: ружей мало, в основном , - дубины, колья, заостренные шесты, луки со стрелами. Но Емельян получил из Казани известия, что сил для защиты там мало, и многие жители ему сочувствуют. Полки восставших расположились тремя большими частями у восточных окраин Казани. У Суконной слободы стоял отряд Пугачева; севернее, на Арском поле – отряды Белобородова и Минеева; еще севернее, - у Казанки – отряд Овчинникова.

    11 июля  со свитой в 50 человек Пугачев  осмотрел укрепления города, намечая план штурма. 12 июля рано утром  вызвал к себе полковников и советников, - яицких казаков Давилина, Акима Васильева, Ивана Творогова, Федора Чумакова, Андрея Овчинникова, Федора Федотьева, Андрея Афанасьева, Григория Леонтьева, Ягунова, Идыра Бахмутова, Белобородова, Перфильева и Минеева. Обсудили план предстоящего штурма и вместе приняли решение о порядке наступления на город.

    Пугачев приказал идти на штурм четырьмя колоннами с четырех сторон. В наступлении должны были принять участие все восставшие. Даже те, у кого не было никакого оружия, - они должны были помогать криками. Вдоль Сибирского тракта наступали отряды Белобородова. Шли  под прикрытием возов с соломой, между ними везли пушки.

    Потемкин, возглавлявший оборону города, выслал навстречу повстанцам авангард подполковника Неклюдова, но его сразу же окружили с трех сторон, смяли и рассеяли. Выйти к нему на помощь Потемкин не решился, - отошел за рогатки, увидев, что "злодеи" охватывают его фланги.

    Минеев с отрядом, заняв губернаторский дом, сбил гимназистов с батареи, которую они защищали, и появился в тылу у защитников рогаток. В это же время по левому флангу наступления, где им руководил сам Пугачев, повстанцы обрушили на защитников Суконной слободы картечный огонь из пушек. Повстанцы ворвались на пылающие улицы города.

    Среди защитников возникла и стала быстро разрастаться паника,  "оставив неприятелю пушки и весь снаряд,   без всякого порядка, они опрометью побежали в крепость". При отступлении по приказу Потемкина в городской тюрьме перебили немало колодников. Но большую их часть восставшие все же успели освободить. Они тут же примкнули к восставшим. От Потемкина перебежали к Пугачеву конные чуваши, многие солдаты и жители города.

    Сам Потемкин с теми, кто у него еще  оставался, скрылись в крепости и заняли оборону. Пугачев спешил к крепости, но не поспел, - крепостные ворота уже были заперты, а со стен стали палить пушки.  Восставшие тоже открыли пушечный огонь по кремлю от гостиного двора и Девичьего монастыря. Город пылал, огонь подступал к крепости, выжимая осаждающих под выстрелы пушек. С дальних дозоров донесли, что к городу движется крупный воинский отряд. Это был Михельсон.

    Пожар и известие о приближении Михельсона заставили Пугачева отложить штурм кремля, – единственной части города, оставшейся в руках властей. Пугачев отвел свои силы в лагерь у села Царицына, - в семи верстах к востоку от города. Возвращаясь из горящей Казани,  объявил прощение всем пленным, которые, стоя на коленях, ждали решения своей судьбы  на Арском поле.

    Приехал в лагерь. Сидя в кресле, принял дары от депутации казанских татар. Потом ездил по стану и всех благодарил. Из города привезли 15 бочек вина. Всюду горели костры, повстанцы отмечали победу, пели песни. Лишь канониры не принимали участия в общем веселье, - лежали под пушками.  Так велели на всякий случай командиры.

    Михельсон, между тем, приближался к Казани. Густой дым, выстрелы с запада дали ему знать о том, что там происходит. Доложили, что  толпа пугачевцев численностью до 12 тысяч человек расположилась у села Царицына. У Михельсона было 800 солдат. Он сходу ударил в центр позиции Пугачева, где  находилась  лучшая и наиболее сильная батарея, смял и рассеял орудийную прислугу, разрезал  силы повстанцев на две части. Одновременно два отряда ударили по флангам.

    Бой длился пять часов. Пугачевцы, понеся крупные потери, отступили за реку Казанку. На поле боя осталось 800 убитых, 737 попали в плен. У Михельсона потери  были - 23 убитых и 37 раненых.

    На следующий день утром Пугачев сам атаковал Михельсона на Арском поле, куда он пришел, двигаясь к Казани. Однако в это время из города вышел отряд Потемкина, неожиданно ударивший с тыла. С двух сторон каратели снова разбили повстанцев.   Они отошли за Казанку и остановились верстах в 20 от города.

    К  15 июля, т.е. на второй день после сражения на Арском поле, у Пугачева   снова было до 15 тысяч человек,  он вновь перешел в наступление. Противники встретились  у села Царицына. Два часа обстреливали повстанцы солдат Михельсона из пушек и ружей, потом перешли в атаку. Начался рукопашный бой. Левый фланг Михельсона смешался. Он бросил туда подкрепление. Превосходство в организации боя и вооружении вновь склонило успех в сторону карателей. Повстанцы бежали. Увлекшийся боем Пугачев, чуть было не попал в плен, с трудом вырвавшись из окружения.

    До двух тысяч убитых, пять тысяч пленных, потеря всей артиллерии – таков итог этого сражения. Здесь Пугачев лишился Белобородова и Минеева,  - они попали  в плен. Михельсон потерял 35 человек убитыми, 121 человек был ранен.

    Пугачев бежал на север, в сторону Кокшайска. За ним тянулись остатки его разбитого войска. В ночь на 17 июля он переправился через Волгу, на ее южный берег. При Пугачеве во время переправы было всего лишь 400 человек, среди них Давилин, Овчинников, Идыр Бахмутов, Перфильев, Творогов, Чумаков, Фофанов, – остатки его ближнего окружения. Правда, в иных местах переправлялись другие повстанцы.
 
    Вдогонку спешил майор Меллин с 850 солдатами. Михельсон остался в Казани, чтобы навести там порядок и пополнить свой отряд. К Казани с востока двигались карательные отряды Муфеля, Голицина, Гагарина, Желобова и другие. Но они на своем пути вынуждены были вступать в борьбу со многими повстанческими отрядами, оставшимися на территории, по которой прошла армия  Пугачева.

    Сам же Пугачев после переправы через Волгу двинулся на запад по направлению к Нижнему Новгороду и Москве. Но верстах в пятнадцати от Волги, повстречавшиеся ему чуваши сказали, что в Нижнем много войск, а в Цивильск из Свияжска идет крупный правительственный отряд.  Пугачев, изменив свое решение, повернул на юг. Яицкие казаки уговаривали его идти дальше на запад:
  - Ваше величество, помилуйте! Долго ли нам  странствовать и проливать человеческую кровь! Время вам идти в Москву и принять престол!
  - Нет,  детушки, - отвечал им Пугачев, - потерпите, не пришло еще  время! Теперь пойдем на Дон, там меня знают и примут с радостью.

    Может быть, и в самом деле рядовые восставшие надеялись на восшествие на престол нового доброго государя – их  защитника. Но сам Емельян и его ближнее окружение в большинстве своем уже понимали, что, ни победы, ни пощады не будет. И стремились лишь к одному – как можно дороже продать свою жизнь, как можно больше унести с собой в царство теней своих поработителей. Впрочем, были среди них и такие, кто уже искал  спасения на пути  предательства.

    Страшен в своей кровавости и упорстве русский бунт, - восстание ли Разина, Пугачева ли, гражданская ли война начала ХХ века. Не приведи Бог его повторения.