Свою подопечную Игорь определил сразу. Она лежала, укрывшись одеялом. Так, что оставалась видна только голова с повязкой на глазах.
Круглолицая женщина на соседней койке чуть приподнялась на локтях. Хитро улыбнулась с прищуром:
- Ой, девоньки, глянь, красавчик какой пришел без цветов, с папкою! Видать мильтон! Будет показания брать!
Игорь огляделся:
- Добрый день, девушки! Извините за беспокойство...
- Проходите, проходите, Вы верно к царевне-несмеяне пожаловали! Остальные у нас в быту пострадали! - продолжала круглолицая. Наклонилась вперед. Короткой толстой рукой пододвинула Игорю табурет. - Притензиев не имеем!
- Спасибо я сам, - Бойдов сел. Придвинулся ближе.
Деревянная ножка табуретки коснулась кровати. Девушка от неожиданности вздрогнула.
Больные, прикрываясь халатами, стали молча выходить в коридор.
Потерпевшая напряженно вслушивалась, чуть наклонив перебинтованную головку. Считала шаги уходящих.
- Все ушли? - спросила едва слышно.
- Да, - ответил Игорь и посмотрел вокруг.
- Совсем?
- Ну, да, - повторил он.
- Они меня не любят! - плаксиво запричитала девушка. Затараторила, словно боясь, что не успеет договорить. - Не обращают внимания! Будто я - египетская мумия! Ничего не расспрашивают. Зовут «Несмеяной». А мне так тяжело в этой темноте! Я никак не могу привыкнуть! Но доктор сказал, что все будет хорошо. Вот только ранки заживут, повязку снимут. Зрение наладится. Посмотрите, марля чистенькая? Не гноится. Значит, заражения нет. Вы верите, что все будет хорошо? Говорили с доктором? Что он Вам сказал - все будет в порядке?
- Да, конечно, все будет хорошо, - подтвердил Игорь, хотя с доктором он не общался. Подумал, что действительно надо бы с ним переговорить. Продолжил официальным тоном:
- Юля Сергеевна, меня зовут Игорь Михайлович. Я из милиции, пришёл по поводу случившегося с Вами...
Девушка вжалась в постель.
Ей недавно исполнилось восемнадцать. Была худенькой. Казалась малюткой под толстым ватным одеялом в желтом застиранном пододеяльнике. Сноп золотистых волос торчал вверх из-под белого бинта. Едва заметные редкие веснушки на щечках становились ярче к заострённому курносому носику. Прятались под повязку. Скрывали тайну. Которая сейчас носила трагический характер: отдавала тягучим запахом йода, камфары и пихтового масла.
- Понимаете Игорь…, - она запнулась.
- Игорь Михайлович. - подсказал Бойдов, - Если вам удобней, можно Игорь.
- Нет, мне удобней Игорь Михайлович! - торопливо защебетала она. - Понимаете, был конкурс. Я его так ждала! Готовилась. Мама сшила мне платье. Переживали. И я победила. Всех! Представляете? Как они завидовали, когда мне вручали корону... Где моя корона!?
Юля взволнованно приподнялась на локтях и стала крутить головой, забыв про повязку на глазах.
- Где моя корона? - обеспокоено лепетала тоненьким голоском. - Найдите её. Я не помню, куда ее дели. Я все время держала ее в руке, пока везли в больницу.
Девушка нащупала кнопку около кровати. Нажала, продолжая стенать, не обращая внимания на Игоря.
Появилась медсестра.
- Что случилось?
- Вы не знаете, где ее корона? - спросил Игорь.
- Как не знать! Она ее из рук не выпускает. Когда уснула, я в тумбочку положила.
- Дайте, дайте мне ее! - обрадовалась Юля.
Игорь достал из тумбочки маленький кокошник из легкого сплава, украшенный разноцветными стразами.
Юля уперлась белыми тонкими руками в матрас. Резко вытянула верхнюю половину тела из кокона одеяла. Села.
Сделала это легко и грациозно.
Внезапно пахнуло женским теплом, расслабляющим ароматом уюта. Невидимая волна всколыхнула пространство. Накатила. Ударила Бойдова в грудь. Беспрепятственно прошла через одежду прямо в сердце. Наполнила чем-то жгучим и сладостным, незнакомым и мучительно таинственным. Предчувствием чего-то прекрасного и опасного одновременно. Подняла на невиданную высоту. Закинула на балкон высотки. Где он онемел от открывшейся сказочной картины, ослепившего солнца, щебетанья птиц. Внезапно исчезла уверенность в металлическом ограждении. Которые в мгновенье могли оказаться бессмысленными из-за какого-нибудь пустяка: невидимой трещины или слишком резкого порыва ветра.
И от этой, воображаемой случайности сердце бешено колотилось в груди. Заставляло легкие расширяться все больше. Насыщая организм чем-то непривычно свежим, невесомым. Словно тело распадается, соединяясь с внешним пространством. Сливается воедино. Растворяется в нем. Становится частью окружающего мира.
А рядом эти бледные до прозрачности девичьи руки. Пытающиеся на ощупь найти недавнюю опору. Как подтверждение своего существования. Ограждения, которое отделяет раскинувшуюся внизу прекрасную и непредсказуемую бездну под названием жизнь.
И как нечто большее, чем кусочек металла, Игорь положил на ладони Юли корону, символ недавней победы. Всего лишь капельку надежды в океане греховных человеческих страстей. Выдуманных, призрачных условностей благополучия и мгновенного торжества.
Девушка с умилением ощупывала узорчатую поверхность кокошника. Счастливо улыбнулась. Махровый халатик распахнулся и сквозь полупрозрачную ночную рубашку Игорь видел округлости крепкой девичьей груди с темными клювиками острых сосков.
Медсестра, перехватила его взгляд. Поправила отворот.
- Если Вы закончили, то можете идти, - жестко обратилась она к Бойдову, - нам нужно на перевязку.
- Нет, нет,- забеспокоилась Юля, - я еще ничего не рассказала...
- Ну, тогда поторопитесь, пожалуйста, а то мне за вас влетит!
Игорь проводил взглядом уходящую медсестру и снова посмотрел на Юлю. Ему хотелось, чтобы халатик опять распахнулся и предоставил ему возможность тайно любоваться обнаженными прелестями. Без пошлого жеманства и девичьего смущения очаровательной хозяйки. Не подозревающей о своей бесстыдной оголенности. И от того безумно желанной в своей слепой непорочности и целомудрии.
Все последующие вопросы Игорь задавал как во сне. По инерции. Будто разделившись на две половины. Одна продолжала витать в пространстве. Ловила и выпускала солнечных зайчиков. А вторая, скрючившись на табурете, положив на колени папку, выпытывала информацию о происшествии.
Юля не запомнила преступника, плеснувшего кислотой в лицо. Все наводящие вопросы только раздражали. Неожиданно запнувшись на полуслове, опустила голову. Чуть слышно произнесла:
- У тебя такой приятный и необыкновенный голос. У меня от него идут мурашки по телу. Можно я потрогаю твое лицо?
Игоря бросило в жар. Половинки соединились.
- Да..., - только смог сказать он.
- Какой ты горячий! - зашептала она. Коснулась ладонью волос. Рука медленно поплыла вниз. - Высокий лоб..., большой нос..., пухлые губы..., почему небрит?
Засмеялась, подобно переливчатому журчанию весеннего ручейка стремящегося к свободе, бурлящему по округлостям разноцветной гальки.
- Некогда, - сконфузился Бойдов, - работы много.
- Суровый уголовный розыск! - сказала она басом, передразнивая Игоря.
Жар ушел. А вместе с ним, неожиданно, пропало отчуждение, за которым Бойдов прятался от женщин с тех пор как ушел от жены. Ему впервые стало спокойно. Эта хрупкая девочка с бинтами на глазах не вызывала отторжения. Хотелось сидеть так вечно. У металлической больничной койки с ободранными спинками.
Насилу взял себя в руки:
- Я запишу Ваши показания, а затем прочту вслух!
- Хорошо, - согласилась Юля...
...Казалось, утро не наступит никогда. Игорь чувствовал: что-то должно произойти!
Уже в семь часов он стоял перед зеркалом и скоблил щеки безопасным лезвием. Надеялся, что Юля снова коснется лица как вчера. Надел единственную оставшуюся чистую рубашку. Отпарил костюм. Соврал начальству, что врачи не дали опросить потерпевшую до конца и поехал в больницу.
Ему хотелось купить огромный букет роз. Но стеснялся - что подумают врачи? Решил сделать сюрприз. Никто не заподозрит его в сердечных делах если он принесет больной апельсины.
«Нельзя же придти с пустыми руками, - оправдывался он, - даже если она проходит по делу».
Пока гадал, продавщица успела выбрать ему сетку побольше - килограмма в три. Игорь хмыкнул, но ничего не сказал. Не убавлять же!
В палате Юли не оказалось. Медсестра вывезла ее подышать в маленький парк.
Она сидела в черной инвалидной коляске, прикрытая серым пледом и, казалось - спала. Игорь неслышно подошел. Встал напротив, почти вплотную.
- Вы что же, Игорь Михайлович, наелись цитрусовых? - спросила она не меняя позы.
- Н-н-ет, - только и смог вымолвить ошарашенный Бойдов.
Он был в растерянности. Может, девушка увидела его через неплотно прилегающий бинт?
Юля развеяла догадки:
- Я ждала...! Просто я вас чувствую, - тихо сказала она. - Со мной никогда такого не было. Была уверена, что обязательно сегодня придёте. Где же мои цветы?
Бойдов побагровел от смущения. Мысленно ругал ларечницу. Пожалел о не купленных розах. Начал растерянно врать:
- Понимаете, Юля Сергеевна, я же к вам по долгу...
Она не дала договорить.
Толкнула руками ободья. Коляска катнулась вперед. Игорь только успел приподнять сетку с фруктами, как оказался между раздвинутых бедер. Плед задрался. В мгновенье стройные голени охватили Бойдова кольцом, зажали — капкан захлопнулся.
Игорь замер как обездвиженная жертва. С опаской косился по сторонам. Из окна первого этажа больницы на него вопросительно смотрела знакомая медсестра.
Он представил свой идиотский вид. Сконфуженно опустил сетку с апельсинами на плед, едва прикрывающий оголенные девичьи ноги.
- Это вместо цветов? - язвительно спросила Юля. Положила руки на фрукты. - Апельсины? А я думала, вы съели их по дороге - так от вас пахло!
Звонко рассмеялась. С ближнего кустарника испуганно вспорхнули птицы.
Бойдов покорно молчал.
- Ну что же вы! - с укоризной произнесла она,- начинайте чистить свои фрукты.
- Да, - Игорь нервничал. Решительно разорвал сетку. Стал судорожно драть кожуру. Пальцы вонзались в плоть. Апельсин не поддавался. Брызгал соком, огрызаясь, скрипел, растекался по рукам.
- Ах, представляю, как это сексуально! - произнесла Юля, пытаясь достать языком попавший ей на щеку сгусток душистой мякоти.
Бойдов не знал, куда деваться от неловкости. Мысленно успокаивал себя: хорошо, что она меня не видит! Продолжал рвать ненавистный апельсин. Не заметил как взялся за следующий...
Юля нащупала его руки. Скользнула к запястьям. Оторвала от раскуроченного плода. Начала медленно молча слизывать оставшийся на его пальцах сок.
Бойдов онемел. Чувствовал подушечками нежную упругость ее язычка, стремящегося проникнуть через кожу внутрь. И уже впрыснут яд. Отчего кисти начали дрожать. От шеи вниз побежали мурашки. Мышцы ослабели.
Смотрел на полуоткрытый рот Юли, чуть вздернутую верхнюю губку, открывающую краешек ровных белых зубов. С ужасом представляя, как пошло и развратно все выглядит со стороны. Особенно из окна процедурной. Но вместе с этим ощущал сладостную истому, судорогами перекручивающую тело. Вызывающую обморочное возбуждение, затмевающее все вокруг: безлюдный маленький садик, больницу с пациентами и медсестру, с завистью подглядывающую из-за шторы.
Он обхватил Юлины руки. Упав на колени, прижался к ним губами. Почувствовал, как холодны и тонки ее пальцы. Как изящно длинны. Он беспорядочно касался губами аккуратно отточенных ноготков, коротеньких фаланг, маленьких ладошек и снова кончиков пальцев. Ощущал их удивительную хрупкость. Едва сжимал хрустальные тонюсенькие косточки, прикрытые нежным, почти прозрачным, пергаментом кожи. Слышал над своим ухом ее тихий шепот:
- Ты хороший..., ты самый хороший...! Я знаю.... Я ждала тебя!
Желтые, словно маленькие солнца, апельсины молчаливыми партизанами покатились с колен Юли. Десантируясь, кинулись врассыпную от угрозы быть раскуроченными. Скрылись в кустах, молодой зеленой траве. Некоторые приглушенно запрыгали по дорожке. Прямо в сторону выезда с территории больницы.
- Мама, мамотька, смотри какие желтые мятики катятся! - закричал маленький мальчик, пытаясь выдернуть свою руку из материнской. Устремился к фруктам.
Услышав ребенка, Юля освободила свои ладошки. Хлопнула ими по коленям. Поняв, что апельсинов нет, стала громко и заливисто хохотать. Потянулась к Игорю, обняла за шею. Он вскочил и подхватил ее за талию, как пушинку, выдернул из черного инвалидного кресла. Закружил, прижимая худенькое тельце к себе.
- Я люблю-ю-ю-ю те-бя-я-я.. - звучал ее голос, рассеивая звуки.
Упавший на землю темный шерстяной плед, словно дьявольское подраненное крыло, бессильно вздрагивал от прохладного весеннего ветерка.
Через два дня должны были снимать бинты...
2010 год