Из серии сказок "Бабаёшкины секреты"
Писалось, когда в Украине ещё не было этих страшных событий, а сейчас перечла и поняла - так это же она - "незалежная" - один в один...
Зарекалась я не беспокоить вас боле, друзья мои. Но, как же быть, когда в нашем Лесе такая беда снова приключилась? Революция объявилась цвета переспелого апельсина. И откуда эта дамочка заявилась - неведомо: то ли из чужедальних краёв неведомых, то ли из соседнего Леса, ближнего? Только перебаламутила эта "революция" всех - всех на уши поставила. Такое тут началось! Что ни день — то новые каверзы: то едим грузно, то одеваемся не так, как нужно, то движемся не союзно, то улыбаемся натужно.
А вчера вдруг ни с того, ни с сего на Горыныча ополчились — не иначе по её же наущению. Он де летает не так! Перво наперво разбег нужно взять, потом, метров через сто, от земли оторваться, а там уж постепенно и скорость, и высоту набирать. А он де машет крылами своими, как мельница ветряная, и тем только сквозняк создаёт и ветров завихрение. Потому не место ему в небе! Отфигачить ему крылышки по самые не балуй - пусть потом чирикает! И на цепь посадить, чтобы другим не повадно было. А то он своим выпендрёжем и отсебятиной порядочных «летунов» смущает — с панталыку сбивает.
Ну и, конечно, самые ярые оранжисты-радетели за «культуру пилотирования» - на Площадь Главную скопом, чтобы мысль свою до обчества донесть, вышли. Вышли, как положено: с транспарантами оранжевого цвету, с лозунгами, речёвками. Одни орут:
-Горыныча на эшафот! Чтоб не портил он полёт!
Другие скандируют:
-Горыныча долой! Долой! Пусть ответит головой! Головой!
И, как думаете, кто вышел? Правильно: шакалы с шакалятами, куры с петухами, суслики, да бобры с сурками, ну и так по мелочи, кто завсегда готов языки почесать. Говорят там ещё и Волченю видели. На самокате ему куролесить запретили по причине превышения скорости, так он теперь с утреца налакается ведьминой водицы из дальнего омута и ищет приключения на свой тощий зад. Нашёл, как видно: ко двору радетелям пришёлся. Орёт вместе со всеми во всю глотку:
- Взлетай, как мы! Летай вместе с нами!
Никто никуда, конечно, не улетел, потому как летать не может, по причине бескрылости, но шороху на весь Лес навели. Радетели-оранжисты везде транспарантов понавесили, на всех деревах свои «правила» понаклеили. На лапы ленты оранжевые нацепили для отличия от прочих — не радетелей. Теперь вот по подворотням рыщут, аппараты летательные ищут, дабы опечатать и конфисковать, если аппараты не по их правилам летают.
Я свою ступочку, от греха подальше, к сестрице в соседний Лес переправила, потому как тоже без разбега взлетает. В соседнем-то таких «умников» пока не сыскалось, потому пущай у сестрицы постоит, до лучших времён.
А оранжисты меж тем во вкус вошли. Дело до абсурда дошло: у Русалочки бочку ейную конфисковали, в которой она променады свои совершает. Как не кричала бедная женщина:
-Так не пернатая же она! Не летает!
И слушать даже не стали: приказали фонтан закрыть и не возникать, пока её саму не конфисковали.
-За что?! - в изумлении восклицала благородная Русалочка. -Я кажется вам ничего плохого не сделала?!
Тогда ей объяснили недвусмысленно и популярно:
-Болтать языком нужно меньше, дамочка!
А кто-то добавил весьма вразумительно:
-И помалкивать себе в тряпочку!
Вильнула Русалочка своим роскошным хвостом и ушла в глубокий омут - только её и видели.
Поспорили-поспорили «радетели» кому за ней в омут нырять, но так и не договорились, потому как правила плавания и ныряния по омутам ещё не прописаны. Чтобы не нарушить ничего, плюнули в омут и ушли подобру-поздорову с бочкой наперевес.
Русалочка потом вылезла из омута, уселась на кочку и заплакала с горя. Видать к бочонку своему душой прикипела, как я к ступочке.
А сегодня в ночи — своими глазами видела, Горыныч котомочку заплечную собрал и тишком, бочком, да по холодку из Лесу и свинтил. Знать сумлеваться стал разлюбезный в целостности и сохранности своих голов. У него итак из двенадцати только три осталось. Три, но зато самые ценные!
Как тут не забеспокоиться, когда «радетели» в раж вошли - не остановить? Всё орут и орут, на расправу намекают:
-Горыныча — на эшафот, чтоб не портил наш народ!
Главное, что есть мочи орут, во всю глотку, скопом: их одних только и слышно.
Крику много, но вот летать в нашем Лесе больше некому: Горыныч этой ночью свинтил, я свою ступочку ещё загодя перепрятала в надёжное место; Ворон — птица мудрая, давно уж наш Лес оставил. Смотрел-смотрел на всеобщее безобразие, а потом сказал, как отрезал:
-Не желаю быть среди этих «умников» посмешищем!
Аист ещё прошлым летом понёс кому-то младенца и назад уже не вернулся.
Даже Сорока-белобока в какой-то зоопарк бродячий пошла "Сарафанным Радио" работать — теперь больше по заграницам мотается — сарафанит. Говорят неплохо у неё получается: под Жириновского косит.
Соловушка наш, птаха малая-голосистая, уж года два как молчит, словно водицы живой в клюв набрал — расплескать боится.
А и вправду: чего ради-то? Ради нашей бестолковщины? Ради воплей истошных? Ради того, что кое у кого в одном месте сильно свербит — так хочется повластвовать? Хоть самую малость... Хоть над кем... Хоть по-оранжевому... Хоть по чёрному... Желающие подставить холку у нас всегда найдутся: Лес-то большой...
Продолжение: http://proza.ru/2013/11/06/1897