Долго не знала с чего начать. Сидела, вздыхала над белым листом бумаги. С этой фразы и решила начать. Пусть будет.
Лена (это моя лучшая подруга) посоветовала завести дневник. Изливать туда всю свою горесть и печаль, и радость. Она сказала, это поможет выстоять под напором нелёгкого ветра жизни.
Я хочу писать хорошо. Получиться должно, в школе за сочинения я неизменно получала пятёрки. Надежда Павловна отмечала мои творческие способности. Правда, это было давно. 15 лет назад. Страшно вспомнить. Ах, как было хорошо. Мы молодые, вся жизнь, кажется, впереди. Вся счастливая жизнь.
Я попробую рассказать о себе всё честно и без утайки. Самые интимные подробности. В конце концов, это моё «сочинение» никто не увидит.
Я иногда мастурбирую. Очень стыдно в этом признаться. Представляю себе всякие пошлые картинки, лежу под тёплым одеялом и ласкаю себя. У нас с Вадиком так редко секс, что я, бывает, готова накинуться на первого встречного. Особенно, когда месячные. У меня такой организм – только месячные, как либидо переполняет горло. Из глаз искрит.
Но Вадика тоже нужно понять. Мы женаты десять лет. Любая за это время надоест. А тем более я. Вадик говорит, что я толстая и страшная. Это очень обидно. Однако, нужно смотреть правде в глаза, после вторых родов, я прилично прибавила в весе. К тому же, наш семейный бюджет не позволяет питаться изысканными диетами. Приходится есть много хлеба и макарон. С них особенно не похудеешь. Ещё я люблю булку с шоколадным кремом и чаем. И, конечно, шоколад. Но шоколад у нас по праздникам.
Мой муж Вадим меня любит. А как иначе? Он не бросает семью, хотя сам ещё молодой. И мог бы жить, да жить. А здесь жена, двое детей, ипотека, квартплата. Он с детства мечтает о личном автомобиле. А так всё приходится тратить на нас. Он работает разнорабочим на Ижорском заводе. Все его трудовые деньги (19 с половиной тысяч со всеми премиями) уходят на семью: 5 тысяч ипотека, 5 тысяч квартплата, 289 рублей телефон, 600 рублей электричество. Ему ещё и с друзьями в выходные посидеть хочется. А здесь три рта.
А знаете, я сейчас включила музыку (нам мама на прошлый новый год подарила музыкальный центр «Супра»). Джо Дассен прекрасен. И так на душе посветлело. Так хорошо стало.
Я вспомнила, как мы познакомились с Вадиком. Это было на Иркином дне рождения сто тысяч лет назад. Такая смешная история. Когда вспоминаю, улыбка озаряется на моём лице. Я ещё тогда в колледже училась. Было много девушек и парней. Ирка решила устроить настоящую молодёжную вечеринку. Тёплый, фиолетовый вечер опустился за окном. Мелодия запахов убаюкивала. Весенняя сирень вдохновляла.
Было выпито страшно много водки. Вадик пришёл с кем-то из друзей брата Ирки. Весь вечер он ухаживал за Алиной, самой красивой девушкой вечера. Потом, как это всегда случается, мальчики ужасно напились, и стали танцевать стриптиз. Мы хохотали. Так получилось, ближе всех к Вадику стояла я. Он заметил мой взгляд, и кивнул, приговаривая «а что, краля, нравится». Меня зовут Кристина, сказала я. Так мы и познакомились. Вечеринка, как обычно, закончилась дракой. Вадику разбили нос, и повредили ногу. Но вообще-то, дрался он очень смело. Просто Иркин брат намного крупнее.
Когда вечеринка закончилась, я помогла Вадику выйти из дома. Однако, он не мог сам передвигаться, и мне пришлось помочь. Несколько раз его тошнило. Случайно он испачкал моё фиолетовое вечернее платье. Потом, когда мы уже поженились, Вадик это часто вспоминал, лишь завидев меня в этом платье, например, на праздники. «А, моё любимое платье». Правда, теперь я никак в него не влезу. Время уходит вместе с талией.
Перед свадьбой Вадим купил мне такое обалденное платье, просто шик. Жаль оно мне не подошло, а поменять на другой размер нельзя было, потому что куплено в секонд хэнде, а там весь товар в единичных экземплярах. Пришлось Ирке продать.
Поженились мы не сразу, Вадик хотел настоящую, роскошную свадьбу, чтобы как у людей. Да и мне хотелось незабываемого праздника. Ведь свадьба случается раз в жизни.
Честно говоря, я уже думала, рожу вне замужества. Но нам повезло, умерла моя бабушка, нам досталась её комната, которую быстро продали.
Я была уже на восьмом месяце. Мы взяли в аренду специальное платье для беременных. Вадик называл меня «торжественная бочечка».
Мы сняли кафе «Азимут» на железнодорожной улице. Народу было много-много. Позвали всех. Даже двоюродную тётю Вадика с Урала.
Папа Вадика весь вечер говорил мне приятные слова, говорил, какую красавицу «оттяпал» его сынок. Правда, потом, когда он уже прилично набрался, стал гладить меня по коленке, а потом и вовсе залез рукой на трусы. А когда я пошла в туалет, он пробрался за мной и стал приставать, стягивать свои штаны и прижимать меня к стене. Я не такая пьяная была, и легко его оттолкнула. Он упал и заплакал. Мне Сергея Петровича жалко стало, я к нему наклонилась, попросила, что бы он не плакал. А он сказал, что у него с мамой Вадима уже сто лет ничего не было, что она старая и ни на что не годная, а я такая молодая, свежая и хорошая. И попросил хотя бы подержаться за мою грудь. Грудь у меня на самом деле не такая и большая. Вадик иногда меня «плоскодонном» называет. Я решила, что не такая это будет измена, если я папе Вадика дам подержаться за грудь. А, может, это материнские инстинкты уже тогда взыграли во мне. Мне кажется, я родилась, созданная матерью. Сразу. Уже.
А вообще, Сергей Петрович очень хороший человек. Он только по пьянке дурным становится. И то не всегда. Жизнь у него была непростая. Она людей ломает, саднит так, что раны не заживает никогда. А когда душа болеть особенно начинает, дурость и злоба и поднимаются.
А свадьба у нас получилась красивая. И тамада хороший, и танцы и конкурсы. Если бы не бабушкина комната, врят ли нам удалось такую шикарную свадьбу организовать. И, конечно, как и полагается на всякой истинной русской свадьбе, не обошлось без драки. Вадим, как и в наше знакомство подрался с Иркиным братом. Сергей Петрович таскал за волосы Светлану Тимофеевну (мою свекровь), а потом полез на Лёшку (он двоюродный брат моей мамы). А Лёшка значительно моложе, потому его и поколотил. И Вадику моему прилично досталось. Он после свадьбы месяц на работу выйти не мог, раны залечивал.
Жили мы не плохо и не хорошо, обычно, как люди. Я пока огромным брюхом не обросла, подрабатывала в супермаркете «Дикси» на ленинградском шоссе.
Иногда ссорились, конечно, даже скандалили. Бабы по беременности дурными становятся. И я не исключение: легко раздражалась, постоянно что-то от Вадима требовала, попрекла. А он тоже не в носу ковырялся целыми днями. У Вадима только два выходных. Вот он и хотел их провести с друзьями, с пивом. Мы, женщины, не умеем понять мужчин. Собственное эгоистическое «я» вытесняет логику и разум. А я рыдала, просила, что бы он продукты из магазина забирал. При том, умом понимала, что не права, что ему крюк с остановки какой делать, а я сама в магазине работаю. Впрочем, и Вадим тоже палку порой перегибал. Меня на пятом месяце на сохранение положили, потому что Вадик меня сильно толкнул, сильно об стол ударилась. Сама, конечно, виновата, психанула - вылила его «заначеную» бутылку водки в раковину…
Давно не подходила к дневнику. Не решалась, наверное. Вот, перечитала с самого начала, что я написала. Вспомнила так ярко и живо наше знакомство, свадьбу. Тепло стало и радостно. Обязательно нужно писать. Особенно печальное. Ирка говорит, пиши, полегчает. Я знаю. Но иногда даже самой себе в некоторых вещах признаваться сложно. А как трудно бывает сформулировать то, от чего пытаешься убежать, забыть, как страшный сон.
Сашеньку я родила легко. Доктор сказал, у меня широкий таз, сказал, я могу плодиться, как кошка. Мы, когда выписывались, передали ему в конверте шесть тысяч рублей. Вадик специально к моей маме ездил, занимал. Что-что, а в этих делах Вадик молодец. Всегда переживает, что бы всё было, как у людей.
Только с рождением Сашеньки, я поняла, что такое настоящее счастье. Жизнь по-настоящему окрасилась. Будто до этого я жила в чёрно-белых контурных картах. Названия, моря, реки, эмоции – всё было, но не раскрашенным. Сашенька сделал этот мир цветным. И даже не смотря на все трудности (Сашенька родился не очень здоровым), несмотря, что мне приходилось спать по 3 часа в сутки, переживать, находиться в постоянном напряжении. Не смотря на всё это, я ощутила, что такое настоящее счастье. Вадику особенно трудно приходилось: изнурительная работа, а потом и дома не минуты покоя. И хотя, Вадик спал в другой комнате, всё равно Сашенька первый годик был очень неспокойным ребёнком. А Вадику пол шестого подниматься. И я совершенно не злилась, если он оставался ночевать у друзей. Да и в выходные, что с нами (мной и грудным ребёнком) делать? Дома сидеть? В общем, я даже тогда прекрасно понимала Вадика. А теперь и вовсе считаю себя дурой, что всё же иногда устраивала скандалы. Просто иногда он возвращался домой после трёх дней гулянок, пьяный и совершенно без денег (и это после получки). Мне даже памперсы не на что было купить.
Приезжала мама и бронилась, что у меня муж говно.
Но я выкручивалась, как-то даже сама соорудила памперс из марли и ваты. Прямо, как в нашем детстве.
И всё же, всё же я считаю, Вадик перегнул палку. Я разоралась, назвала его алкашом, фантиком. У Вадика прямо глаза залились кровью, как у быка бешенного.
«Я фантик?» – закричал он, «фантик?» – и даже в горле клокотало.
Схватил меня за волосы. Я вырвалась. Он схватил мою руку, крутанулся и швырнул, как молот. Тогда у меня и сломалась рука: лучевая кость в трёх местах. Я два месяца с гипсом ходила. Готовить не могла. Вадика приходилось полуфабрикатами кормить. А Вадик страсть, как магазинные котлеты не любит. «Не для того», говорит, «я женился».
А в целом, мы жили неплохо, как люди. И даже лучше –у нас и квартира своя новенькая, и ребёнок… Помню, как проснулась от автомобильной сигнализации, что верещала на улице. Посмотрела за окно. Ночь иссиня-чёрная и луна яркая, разливается жёлтым светом. И так хорошо, так уютно на душе стало. Подумала, дура я дура, суечусь, сетую на тяготы, а жизнь моя, на самом то деле, счастливая и хорошая…
Не знаю, почему мне именно та ночь вспомнилась. Но, кажется, только тогда я смогла по-настоящему взглянуть на себя со стороны, с высоты, смогла по-настоящему понять то, что всегда и так вертелось под моими ногами. Как часто мы драматизируем свою жизнь, не замечаем простых вещей – тех вещей, которые и делают нашу жизнь счастливее.
Вадик спал рядом. У него так смешно оттопырилась нижняя губа. Он причмокивал и пускал слюни, как маленький. Я погладила его по голове. Жизнь лучше, чем нам кажется. И нужно-то всего лишь разглядеть главное в малом. И тогда понимаешь, малое не такое и малое, наоборот – самое большое и важное.
Сходила на кухню, выпила кипячёной воды из кувшина. Свет не включала, жёлтая луна разлилась по кухне, как парное молоко по столу, у бабушки, в деревне. Заглянула к Сашеньке. Он сладко спал, моё чудо расчудесное.
А через несколько дней меня огорошил тест на беременность. Нет, честное слово, я никак не могу сожалеть или что-то такое… Ведь родился Лёшик. Я благодарна всем богам на свете, я всё готова отдать за Лёшика. Но тогда я испугалась. Мне стыдно в этом признаваться. Я всегда мечтала о двух-трёх детях. Но даже одного Сашеньку тянуть не очень просто. А тут второй, грудной ребёночек. Я испугалась. И больше всего меня пугала реакция Вадика. Я очень боялась, вдруг он разозлится, вдруг мне придётся делать аборт, а это девять с половиной тысяч.
Я плакала целый день. Вечером пришёл Вадик. Он ничего не сказал. Ушёл на кухню и стал пить водку. И я уже засыпала под монотонное бухтение телевизора, как отварилась дверь, разливая по тёмной комнате свет из коридора, вошёл Вадик, лёг рядом со мной, обнял и сказал «Будем рожать. Как-нибудь потянем. Живём не хуже других». И теперь уже я плакала от счастья. Вадик заснул. Я раздела его. Укрыла одеялом. А сама уже не могла уснуть. Мне хотелось петь. И в самом деле, живём не хуже других!
Непросто нам пришлось. Хорошо, мама очень помогла. К тому же, у неё свой огород. Огурчики, помидорчики, картошка – у нас всё своё. Не нужно тратиться. Я устроилась дистанционным бухгалтером. Ещё копеечка в семейный бюджет. Во всяком случае, за квартиру оплачено, еда на столе есть. Не голодали. Конечно, сладкое, не всегда могли себе позволить. Идём в «Дикси» с Сашенькой, стоим у кассы, а там на стеллажах всяческие шоколадки разложены. Сашенька, мой хороший, смотрит печально, не просит, не клянчит, как другие дети. А у меня сердце кровью обливается. «Подожди до праздника», говорю ему, «будут шоколадки». А у Вадика на работе недоплаты, задержки.
Осенью у Вадика на фоне высокого напряжения – работа, дом, суета, началась депрессия. Он сказал, что даже проводить с друзьями выходные его не радует, что он всё ненавидит и устал. Он ударил Сашеньку, за то что тот капризничал. А детей он никогда не бил. Это я обычно, если совсем уже туго становится, могу по попе ремнём отходить. Но Вадик никогда этого не делал. Вот я и поняла, что Вадик совсем устал. Предложила ему немножко отдохнуть от нас. Договорилась с мамой, что мы поживём две недели у неё. Вадик отвёз нас. Мы стояли в дверях, прощались, будто разъезжаемся на пол года в разные части света. Вадик даже поцеловал меня в губы. Он так давно не целовал меня. Я и не требовала. Конечно, понимала, у женщины в связи с родами меняется гормональный фон, запах. Мужчине беременная и постбеременная самка неинтересна, и может быть, даже противна. Но так хотелось поцелуя. И Вадик поцеловал, и сказал, что скоро встретимся, и всё будет хорошо. Он только немного передохнёт. И даже его серое от стрессов лицо как-то посветлело. Я поняла, как ему это необходимо.
Каждый день мы созванивались, и я рассказывала Вадику, что у нас произошло в этот день: как вёл себя Сашенька, что у Лёшика. Вадик стал пораньше ложиться спать, потому мне нужно было звонить в тот непродолжительный момент между его работой и сном.
Время летело. Мне стало казаться, я всю жизнь прожила у мамы. И даже не так – будто я никуда не уходила. Только вот детки появились. А жизнь, жизнь такая, как и обычно. Даже и сказать нечего. Но говорят, настоящая жизнь так и проходит, когда нет сильных перепадов, и жизнь каждодневный труд. Мой труд – мои дети. И он приносит плоды – счастье. В самом деле – стою вечером, или даже ночью у окна, измотанная, уставшая. Уложила детей, Лёшик с грехом пополам уснул. Сашенька капризничал. Сил нет никаких, а ещё отчёт нужно до утра послать. И мысли плавают в голове вяло. Ничего не хочется, кроме как упасть в постель. Всё кажется бессмысленным. И только ночной город за окном сверкает уютными огнями окон. Серый дым туч плывёт по гаснущему небу. А ещё кто-то засмеётся во дворе. И что-то внутри тебя переключается. И серая жизнь, словно платок фокусника, окрашивается всеми цветами радуги. Вы знаете, может, это и глупо звучит, но я всегда верю, что всё будет хорошо.
Наверное, настал момент, когда всё нужно описать. Всё-всё, что тогда случилось. Ведь ради этого я и завела дневник. Ради того, что бы пролить слова слёз, что бы выговориться…
Не знаю, что тогда нашло на меня. Я говорила себе, что соскучилась, что хочу Вадику сделать сюрприз. Но на самом деле, я что-то заподозрила. Любящему сердцу даже факты не нужны. Достаточно зыбкого наития, и всё понятно, и всё…
Я накрасилась, приоделась. Даже встала на каблуки, которых не использовала с дородовых времён. Мама хранила мою девичью одёжку.
Стояла на автобусной остановке, а сердце в груди колотилось до самого горла. Волновалась, как на первом свидании. И всё перемешалось внутри, и страшные подозрения, и радость встречи, потому что соскучилась, и даже немножечко страстное желание секса. Честно говоря, я за это время без Вадика сильно извелась. В душ нормально сходить не могла – только коснусь себя, и желание набухает там, внизу живота.
Подошла маршрутка, я перепутала деньги, сунула вместо пятидесяти рублей – пятьсот. Водитель в несколько заходов отсыпал мне сдачу. Я даже не пересчитала. Хотя эта «пятисотка» у меня была специально отложена в кошельке, в кармашке для кредитных карт. В голове неразбериха – в животе муравьи.
Вышла на улицу – родной дом показался словно игрушечным, словно наш двор нарисовали в мультике. От того, уют не потерян, но всё стало незнакомым, необычным. С замиранием сердца посмотрела на родные окна. Свет на кухне горел. В комнате – бордовый свет торшера. И я подумала, Вадик дома, слава богу.
На лифте не поехала, поднялась пешком, на одном дыхании, будто и не восьмой этаж. Бесшумно открыла дверь, юркнула внутрь. В коридоре свет погашен. Сердце вырывается из груди. Я представляла, как крепко-крепко обниму Вадика. Из комнаты доносилась музыка. Пела певица Максим о любви. Я помню, что заулыбалась. И увидела себя в отражении зеркала гардероба. А потом я вошла в комнату…
Время рухнуло, сердце остановилось, свет замер – нет, не погас, но перестал литься, словно зафиксировали фотовспышку. Всё встало. Такое чувство, как если бы громкая музыка долго-долго стучала, пела, кричала, а потом оборвалась в тишине. Стоп-тайм. В тишине от которой лопаются барабанные перепонки. В тишине, которая подобно пустоте, вакууму – месту где нет ничего. Ничего…
Ирка стояла на четвереньках, опустив голову и выпятив зад. Вадик пристроился сзади, держа Ирку за бёдра, медленно, как большой маятник, покачиваясь. Туда-обратно. Туда-обратно. Я даже не могла вздохнуть. Стоп-тайм парализовал всё внутри.
И, кажется, прошло тысячелетие. Я не дышала, сердце не билось тысячу лет. Вадик трахал Ирку. Они оба стонали.
Потом Вадик истомно застыл. Ирка сильнее изогнула спину, голая гимнастка, и сама подалась назад, назойливая, ненасытная. Вадик стал хлопать лошадку по заду. Что-то сказал ей. Я не разобрала слов. В этот момент я не понимала человеческой речи. Я стояла, как тень от шкафа. Старый деревянный короб с ворохом набитых вещей.
Усилием крепких рук, Вадик перевернул Ирку на спину. Он хотел взять её сверху. В этот момент они заметили меня.
Ирка растянула лицо в удивлении. Вадик нахмурился. Сдвинул брови, посмотрел грозно. Его взгляд прожигал меня насквозь. И тут глаза мои залило слезами. Прорвало, словно плотину. Разрыдалась, как дура последняя.
Вадик поднялся с дивана и одел трусы, Ирка продолжала лежать на спине и, кажется, даже ухмылялась.
Вадик спросил, почему я появилась без предупреждения? Я ответила, что он в нашем доме трахает баб. А больше ничего и не могла сказать. Слёзы душили горло.
Ирка срамная, не стесняясь, поднялась с дивана, тряся сиськами. Грудь у Ирки красивая, да и фигура не под стать моей. Вадика можно понять. Но мне всё равно было так до смерти обидно, и так жалко себя, и все свои мечты.
Голая Ирка встала и повернулась к Вадику, скрестив руки на груди. Вадик продолжал материть меня плохими словами. И ещё назвал жирной дурой. Рядом со стройной голой Иркой это звучало особенно остро. Я уже хотела убежать, но меня словно приковали к месту. Не сдвинуться, не повернуться.
Ирка обратилась к Вадику, что бы он сказал мне о чём они условились, что бы послал меня на , как и обещал ей. Что бы не вёл себя, как фантик, и объяснил всё это «тупой дуре», то есть мне…
Вадику стало обидно за меня. Если у неё есть сиськи и талия, это не значит, что можно развязывать язык до такой степени. Вадик рассвирепел, и сказал, что бы она не смела называть мать его детей тупой.
Ирка засмеялась, как клоун, снова называла Вадика фантиком. А Вадик уже и не мог сдержаться. Подошёл и дал ей оплеуху. Мне кажется, и не сильно ударил. Может быть и кулаком, в пылу ссоры я не разглядела, но не сильно, это точно. А Ирка упала и ударилась о край письменного стола. И рухнула на пол. Как мешок с навозом. Из её головы потекла кровь. Ирка страшно выбесила Вадика. Его глаза, будто жёлтые фары сияли от злости. Но дальше бить он её не стал, пнул в живот, не больше.
Насилие это зло. Я ненавижу насилие. Но в этот момент, стыдно признаться, во мне от груди к самому горлу поднялся тёплый ком гордости. Мой муж заступился за меня. Можете считать меня наивной дурой, но он заступился за меня, за мать своих детей.
Истерика во мне угасла. Слёзы ровными струйками текли по моим щекам. Я шагнула к Вадику и обняла…
Потом Вадик сказал, что нужно отвезти Ирку домой, или к врачу, и что бы прибралась, и что он скоро вернётся. Сам перемотал Ирке голову, что бы не текла кровь. И так вытекла целая лужа. Натянул на неё одёжку, и пошёл просить у Серёги машину. Пока Вадик ходил, Ирка так и не пришла в себя. Хотя Вадик и ходил всего минут пять – семь. Серёга живёт в соседнем подъезде. Вернулся с ключами, закинул Ирку на плечо и вышел.
Я осталась намывать пол. Сидела, наверное, часа два. Драила наш ламинат, что даже затёрла участок возле стола до мутности.
Вадик появился утром. Пьяный. Я проснулась от того, что он завалился рядом в одежде. Я стала раздевать, а он сказал, что с Иркой больше встречаться не будет, что всё кончено. А я ответила, что верю ему. Я укрыла его одеялом, и он сразу же заснул.
Вот и всё, что я хотела рассказать. Смотрю, что написала, и понимаю, что не зря. Хороший совет мне дала Ленка. И даже обидно как-то, что никто не сможет это прочесть. Мне кажется, я хорошо написала. Всё-таки у меня есть к этому способности.
Теперь я окончательно освободилась от этой истории. Первый год мне даже снилась голая Ирка, её клоунский смех. Хорошо, что она навсегда уехала из Коммунара. Я ей простила полностью. Мы должны уметь прощать. Но так не хотелось бы случайно встретить её на улице. И даже не знаю, куда уехала, да и знать не хочу. Хотя наши общие знакомые интересовались, а я и не знаю.
А сейчас мы и вовсе переехали. Я так счастлива. Удалось поменять (с доплатой) нашу квартиру в Коммунаре на Сосновую поляну – это уже в самом городе. Спасибо, мама нам очень помогла. Рядом с нашим домом большой красивый парк. Теперь мы с детьми целыми днями гуляем там. Сашенька и Лёшик сильно подросли. Теперь стало гораздо легче. Впрочем, дети ни в каком возрасте не могут быть в тягость. Дети это свет. Как жить без света? Мы же люди – мы теплокровные.
Знаете, вчера пошли гулять. А на улице пасмурно. Дымчатая морось дождя. А мы всё равно пошли гулять. Деревья в парке раскинули свои пальчики – листья повсюду. Сашенька с Лёшиком завалились на огромную кучу листьев, что сгребли дворники. Лежат. Плескаются в листочках. Смеются звонким колокольчиковым смехом. Зовут «мама, мама!». А я в этой осени, в этом дожде, какая-то запаренная, в голове мысли о кредите, о квартальном отчёте и так далее. Но в этот момент как-то всё посветлело. Думаю, какая же дура, какие все дураки, что не видят очевидного. Вот оно счастье. Посмотрела на моих деток и заплакала. От счастья.