Однажды решил гусь запеть. Ведь если хочется, нельзя не петь. Кто запретит? И он стал петь. Он, конечно, знал, что нет у него ни слуху ни голоса. Поэтому он начал петь только для себя, для отогрева души своей.
– Га-га-га,– раздавалось по опушке леса, где гусь устраивал свои концерты.
Скоро стало скучно петь только для себя, ведь он со временем влюбился в собственное пение, даже стал подозревать в себе немного таланта, и очень захотелось похвалы от других, хотя бы одной малюсенькой.
И однажды он позвал к себе на опушку знакомых и незнакомых, среди них специально – соловья, и дрозда, и даже скворца. Уж очень хотелось гусю похвалы. Ради таковой он накормил гостей подходящей для них снедью: кому червячков натаскал, кому мошкары, кому еще чего-то. Гости наелись и стали выражать нетерпение, ведь гусь, приглашая гостей, ничего не сказал о том, что же произойдет на вечере. Нетерпеливых гостей занял гусь:
– Друзья, я вас задержу ненадолго, лишь спою вам небольшую песню, послушайте.
И гусь стал петь. Несколько секунд стояла тишина. Потом стали раздаваться недовольные возгласы, началось возмущение. Шум и пение гуся решительно прервал петух:
– Гусь, дружище, ты замечательный хозяин, угощенье твое отменное, но певец ты, – как это сказать? – у тебя нет специального образования, ты не знаешь ноты, ну и всё такое. Извини, друг, слушать я тебя не могу.
Тут вперед выступила утка и закрякала:
– Пусть продолжает петь! Петух, ты тоже не певец, и образования у тебя специального тоже нет. Так что же ты тогда критикуешь гуся? Гусь хороший певец, бас, мне нравится его слушать!
Скворец сказал свое слово:
– Если поставить его голос, то из него действительно может получиться певец-бас. А сейчас действительно ему еще нечего показать публике.
Дрозд хотел смолчать, но его супруга стала толкать его в бок и говорить: «Скажи правду!». Тогда дрозд взял слово:
– Друзья! Не хочется обижать хозяина, прекрасного хозяина, смотрите, сколько он угощенья для нас приготовил, но я не могу смолчать и не сказать правды. Как ни крути, но гусю… еще рано выступать, ему еще много-много надо учиться и тренироваться. Петь – это искусство! Не всякому дано петь. Я думаю, что гусю не дано петь. Но кто ему запретит? Пусть поет! Но после того, как мы уйдем. Или после того, как я уйду. Я, честно говоря, не собираюсь здесь больше оставаться, спасибо за угощение, гусь, но мы с супругой (он посмотрел на супругу, она – мотала головой) уйдем немного погодя…
Гусь, раскрасневшийся от обиды и злости, но держащий себя в руках, хоть через силу, но вымолвил:
– Спасибо за правду, она многого стоит в наш лицемерный век. А больше никто ничего не хочет сказать? Может быть, соловей выскажется?
Соловей уже был сыт и пьян, он пришел сюда без супруги, поэтому быстро нашел среди гостей себе пассию, какую-то яркую птичку, с ней шептался и улыбался, слов гуся не услышал. Тогда гусь повторил свою просьбу, кто-то из соседей соловья ему сообщил на ухо просьбу гуся, соловью пришлось встать и говорить:
– Спасибо гусю, он замечательный зверь, я к нему готов постоянно приходить в гости, если будет угощать нас не хуже, чем сегодня!
Соловей сел и продолжил флиртовать с яркой птичкой, как ни в чем не бывало.
Праздник продолжился. Шум и гам, кто-то еще что-то говорил, но все речи сводились к гостеприимности хозяина. Гусь сидел как в воду опущенный. В одиночестве. Через время у него снова загорелись глазки, он снова попытался петь, но его начальные ноты сразу потонули в шуме и гаме. Он остановился и больше не начинал. Глаза его окончательно потухли.
Но не всё так печально в этой истории. Гусь возобновил вечера на опушке леса. Платные вечера. На вечерах, правда, выступал не он, выступали дрозд, соловей и петух, а он угощал всех и следил за порядком. Время от времени он гонялся за нарушителями, вытянув свою длинную шею.
А после вечера, оставшись один и напившись почти до беспамятства, гусь пел своим густым басом и плакал от несправедливости, что бог не наделил его голосом соловья.
15.12.2012 г.