Эпиграф
“… я завела дневник. Но это был дневник предвкушения радости…
И я тогда не могла подумать, что это будет дневник преодоления горя...»
Глава первая
Притча
"За день до своего рождения ребёнок спросил у Бога:
-Я не знаю, зачем я иду в этот мир. Что я должен делать?
Бог ответил:
-Я подарю тебе ангела, который всегда будет рядом с тобой. Он всё тебе объяснит.
- Но как я пойму его, ведь я не знаю языка, на котором он говорит?
- Ангел будет учить тебя своему языку. Он будет охранять тебя от всех бед.
- Как и когда я должен вернуться к тебе?
- Твой ангел скажет тебе всё.
-А как зовут моего ангела?
- Неважно как его зовут, у него много имён. Ты будешь называть его «Мама»".
Вчера у меня в голове крутились воспоминания - кусочки мгновений после рождения моей младшей доченьки.
Накануне у нашей Мурки появилось потомство. Даже странно: у белой кошки родились совершенно разные котята - рыжий, белый и четырехцветный. Она в зубах перенесла три маленьких пушистых комочка в кроватку нашей старшей дочурки и там, расположившись вместе с попискивающими крошками, облизывала их.
Мои роды прошли удачно. Малышка крепкая, крупная, здоровая. Когда мне ее показали, я со своим зрением увидела лишь маленький силуэт, но изо всех сил таращила глаза, потому что я так ждала моего «котенка», что ни одно мгновение не должно было улетучиться.
В палате я уже не могла наглядеться на свою «букашечку». Личико такое миленькое, губки родные и мягкие, реснички длинные-длинные, ручки все в «перетяжечках», ладошки пухленькие и нежные. Никаких проблем с кормлением. Никаких бессонных ночей. И счастье, счастье каждый день, каждый миг!
Назвали Олечкой. Хотя в семье, как только ее не называли: Олюшка, Аленушка, Ольгуня, Ольгуся, Ольгуша, Олюля, Люля, Олюня, Олюся, Оляша, Лёля, Ляля… - сияющая, добрая девочка.
Серьезно не болела ни разу, все прививки переносила нормально, развивалась быстрее сверстников. Я любила ее безумно, гордилась безмерно и с каждым днем все полнее ощущала, какое это счастье - быть мамой!
Растворялась в этой абсолютной любви и часто думала, что сойду с ума, если с ней что-то случится.
Оленька в детстве таким забавным ребеночком росла, всегда расточала миллион чистых и радостных улыбок, а все улыбались ей в ответ.
В детском саду мальчишки прозвали ее «куколка», все хотели с ней дружить.
Как-то привела свою «принцессу» в садик в новом платьице. Воспитательница стала восхищаться. Олюшка встала на стульчик и говорит: «Я вот так воображаю, воображаю».
А потом, ближе к школе, в ней вдруг такая невероятная стыдливость проснулась.
И вот моя малышка уже первоклассница. Весь вечер крутилась перед зеркалом, примеряя школьную форму и новые туфельки. Проверяла, все ли мама купила к школе, складывала и выкладывала из новенького ранца тетради, пенал с ручками и карандашами, разные книжки. Утром все же не удержалась - положила в портфель своего любимого плюшевого медвежонка, чтобы он тоже посмотрел, как там, в школе.
Сейчас смотрю на фотографию тех лет. Оленька в красивом синем костюмчике, на голове огромные белые банты, ранец за спиной, в руках букет гладиолусов. Славная моя девочка, отличница!
В доме периодически появлялись бездомные животные, накормив, а иногда подлечив которых, она, «зайчик» наш, пристраивала в хорошие руки. Один щеночек остался жить в нашем доме! Папа, хоть и не очень хотел, но не устоял перед доченькой.
Такая ласковая девочка! Всех дедушек и бабушек отогрела, всех обнимала и любила, больше других внучек. Наша старшая тоже любит приласкать и приласкаться. Но эта - вся до донышка. Само солнышко! А мне - больше всех этой любви выпало.
Научилась на роликах кататься хорошо. Она была хоть и «плюшечкой», но очень, очень пластичной, и у нее здорово получалось.
Каждый вечер звала меня "полежать". Я приходила, прижималась, и мы болтали о том, о сем – о женском. И это было только наше время.
А все наши споры-ссоры - это обычное дело, это вторая сторона, которая давала нам понять, как крепко мы друг друга любим, правда же?
Глава вторая
Притча
"Одному человеку казалось, что он живёт очень тяжело. И пошёл он однажды к Богу, рассказал о своих несчастьях и попросил у него:
- Уж больно тяжел мой крест - сил больше нет его нести. Можно я выберу себе другой, полегче?
Посмотрел Бог на человека с улыбкой, завёл его в хранилище, где были кресты, и говорит:
- Выбирай.
Зашёл человек в хранилище, посмотрел и удивился: «Каких только здесь нет крестов — и маленькие, и большие, и средние, и тяжёлые, и лёгкие».
Долго ходил человек по хранилищу, выискивая самый малый и лёгкий крест, И, наконец, нашёл маленький-маленький, лёгонький-лёгонький крестик, подошёл к Богу и говорит:
- Боже, можно мне взять этот?
- Можно, — ответил Бог. — Это же твой собственный и есть, с которым ты пришел».
Сегодня у дочки в столе нашла альбом с фотографиями. Она уже взрослая, почти шестнадцать. Оленька вытянулась за летние месяцы. Любовалась ею. Какая же она милая и смешная! Столько разных фото: ее выражения лица, повороты головки, красивые волосы, забавные позы. Вот они ездили с классом в Петродворец. Вот ходили в театр. А сколько школьных фотографий! Моя девочка вдруг выросла, такая стала удивительная, новая, другая - и такая родная.
- Необыкновенная! Люблю тебя нежно.
Смотрю ее фото, и мне становится легче. Снова окунаюсь в те счастливые мгновения, вспоминаю, как счастлива она была, любуюсь ее улыбкой, глазками, всей ею, и на мгновенье мыслями оказываюсь там.
Вспоминаю, как нам было хорошо, сколько радостного и смешного произошло. Она любила путешествия, приключения.
Мы часто ездили на море. В нашем гнилом и холодном климате так не хватает солнца! Вот мы в Анапе. Жили совсем рядом с морем, по утрам и вечерам переползали через бархан и шли купаться. Катались на "банане", ходили в аквапарк, бродили по городу, ездили на лошадях. Ах, лето, лето! Какое блаженство!
Почему-то все фотографии разделились на До и После начала болезни. До - это Лёлечка – ангелочек с косичками, славный сорванец. Она - мое солнышко, согревает и понимает, как никто другой: больше мамы, больше мужа, больше старшей дочки. Оля самодостаточная и сильная личность, но я нужна ей больше всех, а она мне... Это чудо, эта девочка - подарок мне свыше, чтобы согреть меня любовью, талантливая, смышленая, разумная не по возрасту. Как чисто и светло она смотрит на мир, как ей интересно узнавать все новое! Ее интересует природа, животные, новые технологии, отношения между людьми... Я с ней могу обсуждать все. Она меня прекрасно понимает - чуткий и необычайно ранимый человечек, и в то же время, упорный и настойчивый. Как много она мне дала! Надеюсь, что я оправдала ее любовь, я старалась...
Вот фотографии с конкурса пианистов. Ольчик получила диплом дипломанта и расстроилась, что не в числе первых мест. А ведь она тогда уже чувствовала боль. Милые пальчики, такие длинные, музыкальные...
Мы сначала не сразу поняли, что все так серьезно. Первые дни безумных поездок, подтверждения анализов… и отчаяния…
Олюшка все восприняла с улыбкой, со словами: «Это все лечится».
Где-то я прочитала, что рак бывает от обиды и злости. Не знаю. У моей девочки таких чувств вообще не было. Мне казалось, что она любит весь мир, а все любят ее.
Но отношение к миру у нее переменилось. Он стала такой терпимой и терпеливой, ни слова жалобы, даже когда ей было очень-очень больно. Если раньше на некоторые важные для девочек темы приходилось буквально полунамеками говорить, то в больнице она перестала стыдиться. Другое время и другие необходимости наступили.
Почему, за что? За что это моей девочке? За что мне такое горе? За что нам всем? Вся наша любовь, нежность, она в наших детях, в наших близких любимых дорогих человечках, и наша отрада, что мы рядом идем по жизненному пути, что мы радуем и радуемся друг другу.
Мы пережили первый курс «химии», девочка наша вышла в ремиссию, чему даже врачи удивились. Мы верим, что все у нас получится, всё преодолеем!
Глава третья
«Бог дает человеку лишь столько испытаний,
сколько он может выдержать». (Библия)
В этом году хотели поехать в первый раз на море за границу. Сделали паспорта.
Выбирали страну для поездки. Потом - отели, такие, чтобы было много тени - на солнце нельзя. Сколько планов, сколько мечтаний!
Вот сдадим ЕГЭ. Подадим документы в институт и махнем на море.
- Дочь, как мы с тобой прыгали до потолка и визжали от радости, когда узнали, что у тебя по биологии за ЕГЭ 100 баллов! А ведь ты уже болела тогда. Но мы верили в лучшее. А потом все хуже и хуже. И таяла, таяла... Солнечный зайчик, радость моя.
Вот фотографии с «первой любовью». Мы еще подшучивали: «Когда ты всё успеваешь?» Первые любовные смс-ки, первые тайны, первые поцелуи…
То одно беспокойство на ум идет, то другое, то из прошлого, то настоящее.
Планы... Я свою жизнь только в переплетении с ее жизнью и видела. К ней, взросленькой, не успела привыкнуть, только-только обрадоваться успела, ненадолго. Она к своим шестнадцати совсем девушкой стала. Такой чудесный возраст! Я так любила все изменения в ней наблюдать, как она растет, это изумляло и восхищало всегда. Чудо жизни!
Вчера вдруг подумала: «Какое же это чудо – дети!» Не умом подумала, а сердцем. Живем и не понимаем до конца своего счастья. Мало благодарим за них. Вот только когда я поняла, что не должно быть предела нашей благодарности, несмотря ни на что.
Всю жизнь я чему-то учусь. Училась в школе – очень много воспоминаний, еще несколько лет назад снились изредка уроки, задания какие-то. Училась в ВУЗе, училась работать. Училась быть мамой, дважды, и каждый раз по-разному. Это любовь, так прекрасно и тепло. А вот теперь опять учусь. Пожалуй - самая трудная и важная учеба -учусь ЖИТЬ. Сколько всего в этом маленьком слове из четырех букв! Главное - что именно я туда вкладываю.
Когда Оленька была еще в моем животе, я завела дневник. Но это был дневник предвкушения радости. Туда я записывала, как растет наша дочурка, ее первые слова, первые шаги, забавные выражения и случаи. И я тогда не могла подумать, что это будет дневник преодоления горя.
В отделении я много навидалась. Детские слезы, детская боль, те слова, которые они говорят, - это невыносимо, внутри все сжимается. Как корежат детей болезни! Видела, как девочки пытались следить за своими волосами. Все боролись за жизнь, но не всем было дано справиться с болезнью.
И матери, которые уже не знают, что делать и куда обратиться, чтобы облегчить страдания «ангелов», не обращая внимания на свое сердце, которое уже как кровоточащая рана.
Олюшке «химию» льют, а у меня волосы выпадают. Мы тогда смеялись, что все «прелести» от лечения я за нее переношу.
Милая моя девочка! Второй курс «химии» нам дался гораздо тяжелее первого. Сижу с Оленькой в палате, еле сдерживаю слезы, и глажу, и целую бледную ручку. Медсестра неудачно попала в вену, когда ставила капельницу, от чего на руке образовался огромный синяк. И опять те же вопросы: почему, за что?
Пришел проведать Олина «любовь». Он улыбается, делает вид, что она ему дорога. Но я вижу его страх приблизиться к ней, вижу боязнь чего-то непонятного, боязнь заразиться, просто боязнь. Наверное, лучше бы не приходил.
Сколько в Олечке жизнелюбия! Она всем говорила, что уже не болеет, это просто протокол лечения такой долгий, а у нее все хорошо.
-Бедная моя куколка, ты гораздо мудрее меня!
А я, дура, возвращаюсь домой, сижу и плачу, и плачу. Рядом наша собака, слизывает мои слезы.
Вот самая неоднозначная фотография Ольгуши. Я очень не хотела, чтобы она фотографировалась в больнице. На мои робкие замечания:
- А может не надо..?
Я получила ответ:
- Красоту ничем не испортишь!
Конечно, красоту ничем не испортишь. И глаза смотрят прямо в душу, а в них - знание, которое другим не понять. Столько времени жить надеждой!
И только огорчение из-за того, что опять не может попасть домой.
Мы с ней начинали новый отсчет.
Глава четвертая
«Человек предполагает, а Бог располагает»
(Священное Писание)
Я живу встречами с Олюшкой-Аленушкой-лебедушкой. Езжу в больницу через весь город, через дым и гарь, в любую погоду. Она сердится, когда я задерживаюсь или не могу прийти. Теперь-то я понимаю, что это были мои упущенные часы и минутки, она для меня пыталась их сберечь.
Работа-больница-дом (самые необходимые заботы о муже и старшей дочери) – короткий сон. И опять по кругу: работа-больница-дом... Я не жалуюсь. Я живу. А Оленька - в центре моего мироздания.
Мы с ней верим в жизнь. Смиренно ждем, что вот сейчас этот препарат подействует, и нас отпустят домой хоть на время. Препарат действовал, улучшение наступало, но тут же начиналось другое - такая хитрая и коварная болезнь. И мы опять начинали ждать. Мою доченьку так бережно лечили, все отделение - все любили ее и присматривали за ней. Только не случайно, видимо, назвали рак - шкатулкой с сюрпризами. И чаще эти сюрпризы были нехорошими. Отвоевали суставы, легкие, сердце - мышцы ослабли, попытались мышцы отвоевать - почки сдали...
Тут врачи сказали: «Мы не всесильны, здесь мы не специалисты».
Передали нас в другую больницу. Настало время новых надежд и ожиданий.., хватаясь за тоненькую ниточку жизни...
Но мы слабели и слабели.
- Огонечек, мой! Лучик угасающий!
Сегодня доченька рассказала про свой сон. Ей снилась бабушка, моя мама (она умерла в этом году). Это был спокойный сон. Бабушка улыбалась, подошла и обняла. Сказала, чтобы внученька не боялась, что она будет всегда рядом с ней.
- Мама, девочки сказали, что бабушка приходила за мной. Я что, умру?
- Нет. Бабушка пришла поддержать тебя. А еще я слышала, что покойные снятся перед дождем. Вон видишь, дождь за окном, – что-то в этом духе лепетала я.
Выйдя из больницы, я уже не могла сдерживать слезы. Горькие слезы отчаянья…
Ноги сами привели в церковь. Смотрю на горящую свечу и плачу:
- Господи, почему за мои грехи ты наказываешь моего ребенка, мое солнышко, мою крошечку? Она же еще ничего не успела увидеть в этой жизни. Неужели у нее уже ничего не будет: не будет свадьбы, не будет детей? Неужели и ее не будет? Она хотела стать врачом, лечить людей. Почему же ее никто не может вылечить?
Я поняла, нам надо искать другого врача, в другой стране. Срочно нужны деньги. Надо все продать. А вдруг не успеем? Может не хватить денег. Может взять кредит? Может обратиться в фонд помощи? Надо что-то делать! Надо что-то делать!
Ночью у Оленьки возникли проблемы с дыханием. Лекарства перестали помогать. Как она устала! Ей бы хоть немножечко поспать.
Я очень благодарна той женщине, которая работает патронажной сестрой при больничном Храме. Она привела Батюшку к Олечке. Батюшка поговорил, дал «Молитвослов» с подписью: «Ольге - силы, веры и надежды!»
Мы, как могли, подготовились с ней к первому причастию. Я ей прочла необходимые молитвы. Посмотрели, в чем она может покаяться.
А утром, она сказала, что ее забирают на гемодиализ. Я расстроилась ужасно, что исповедь не получается. Но Батюшка пришел к ней в диализный зал... Его туда пропустили. Наверное, врачи уже понимали тяжесть состояния девочки.
Какое счастье, что она причастилась, девочка моя!
Удивительно, но пришло облегчение, болезнь как бы отступила, начал уходить кашель, давление получше стало, сердечко не так быстро билось, и девочка моя стала не такой отрешенной от мира. И я снова воспряла - пережили обострение...
Нам даже разрешили выйти в больничный двор. Наконец-то, доченька снова увидела и траву, и зелень деревьев, и небо. Наверное, эту неделю нам Господь дал, как утешение.
Но в ту пятницу, последнюю, она сказала:
- Мама, я совсем не могу стоять, ноги меня больше не держат...
- Ангелочек мой! Красотулечка!
Моя доченька любила рисовать ангелов еще до болезни. Последний ангел, которого нарисовала Олюшка в больнице, очень похож на нее. Кто-то из врачей даже спросил: «Это ты себя нарисовала?» Я в тот момент подумала: «Разве можно так говорить ребенку с таким диагнозом?»
Ночью Олечки не стало.
Глава пятая
"Кто горе матери поймет, кто слов найдет, чтоб успокоить, когда она все сына ждет, которого земля покоит?
Когда в полночной тишине, тоскуя, места не находит, когда сын только лишь во сне, живой, здоровый, к ней приходит.
Когда любой за дверью шум мерещится его шагами, когда от злых укрыться дум не в силах днями и ночами.
Когда из воспаленных глаз слеза бежит, не высыхая, когда просила смерть не раз забрать ее, жизнь проклиная.
Лишь тот беду ее поймет, кто сам такую же изведал, кто с нею до сих пор живет, кто до сих пор ее не предал.
...Опять я слышу в час ночной, как за стеной мать горько плачет, и знаю: для нее, одной, жизнь ничего теперь не значит". (Геннадий Туманов)
Олюшка не дожила неделю до семнадцати лет. Девочка моя, светлый, удивительный человечек! Мое солнышко зашло! Ласковая утешительная дочечка! Ребеночек - самый лучший на свете, золотце - самое драгоценное!
Она не хотела уходить, совсем не хотела. И я верила, все мы верили, надеялись на чудо. Но чуда не произошло. И вот больше нечего считать, наш отсчет окончен...
Сколько моей кровиночке пришлось перенести! Откуда такие болезни берутся? Но, с каким смирением она принимала все испытания. При каждом новом "известии" - часы переживаний, слезы, страдание... А потом - надежда и вера в выздоровление.
Она была молодец, стойкий «оловянный солдатик»! Даже заглянув в Вечность, а я думаю, что она уже догадывалась о смерти, Оленька успокаивала и поддерживала нас. Она ценила жизнь и любовь...
Я ей очень благодарна за все. И за то, чему она меня научила за наши годы и за те месяцы.
- Оленька, как же я тебя люблю, мне очень плохо без тебя!
Опять пересматриваю фотографии и плачу. Хочу тебя обнять, прикоснуться к твоим ручкам, погладить головушку, поцеловать, но знаю - всё бесповоротно.
Что делать со своей любовью, которая была только для нее и которая никуда не делась, а теперь копится во мне и не находит выхода, и просит? Как и отпустить, и сохранить?
Я благодарю каждый день и миг, когда она была со мной, я благодарю, что именно Оленька была дана мне много лет назад. Если бы мне было дано выбрать дитя, и знать, что этот ребенок покинет меня так рано, я бы все равно выбрала ее и только ее.
- Неземная девочка, Олюшка из сказки, мне не хватает тебя.
Когда-нибудь, может уже близко, а может еще пока далеко... Но рано или поздно, я попаду в эту сказку, где сейчас моя красавица.
Мы хоронили Олю в свадебном платье, очень красивом. Кто-то в толпе сказал: «Спящая красавица». И понеслось шепотом…
Этот день я помню смутно, все было, как в тумане. Помню только отрывками речь Батюшки при отпевании: «…Заснуло смертным сном тело, а душа жива, душа бодрствует… У Бога все живы… Может Бог уберег от чего-то более страшного или от еще больших испытаний... Страдания очищают душу... Значит срок пришел! Выполнила свою задачу и ушла туда, откуда мы все приходим. Мы гости на этой Земле…Есть вопросы, на которые трудно, если не невозможно, дать рациональный ответ. Нельзя объяснить матери, почему умер ее ребенок. Это – тайна, которая открывается не разуму, а сердцу человека... В утешение могу лишь сказать, что Вашему ребенку очень хорошо в Царстве Божием, и он с дерзновением молится за вас…»
Поневоле задумаешься: что наш отрезок жизни, по сравнению с Вечностью…?
Но как смириться с потерей самого дорого – своего ребенка?
Жестоко и несправедливо, когда дети уходят раньше своих родителей. Это настолько неправильно!
Я потеряла земное притяжение. Оно ушло вместе со смертью доченьки.
В одночасье рухнул мир, потерялся смысл жизни. Жить - это значит дышать, любить, радоваться, стремиться к чему-то. Для меня все эти понятия просто перестали существовать. Как же пусто и больно на душе... !
Я всегда знала, что в жизни все может измениться - работа, место жительства, все вокруг, только дети - навсегда.
Теперь я знаю, что такое счастье – это не пережить своих детей! Большего, наверно, и не надо. Все остальное кажется таким незначительным, мелочным и ненужным в жизни, которая называется ПОСЛЕ…
Поменялись ценности и приоритеты, поменялась сама жизнь.
У родителей, которые похоронили своих деток, нет даже какого-то одного конкретного слова-определения. Есть вдовы, есть сироты. А родители, потерявшие своих детей, кто они?
Она мне не снится. Я и не прошу, не хочу ее тревожить. Если она рядом - она видит мою любовь. Хочется ее к себе под бочок, как раньше.
Я не знаю, что делать с чувством вины. Не уберегла, недолюбила, не спасла…
Боль ворочается в груди. Улыбаться не могу. Это раньше я несла улыбку и участие окружающим, а сейчас - не хочу.
Я в растерянности... Не умею жить для себя. Я жила для нее, мне было интересно ей показывать этот мир.
Иду по улице и в толпе ищу Оленьку, жду звонка от нее. Я все время мыслями с ней. Сравниваю с другими девочками. Моя Олюшка лучше, умнее, добрее (как для любой мамочки ее деточка).
Наверное, надо поменять работу. Стараюсь никому не показывать свою боль. Но я устала от глупых вопросов и «поддержки». Не хочу, чтобы меня жалели. Иногда люди даже не задумываются, что словами, которые им кажутся правильными, они ранят и обижают: «Ну, сколько можно страдать?! Надо взять себя в руки!»
Зачем тогда спрашиваете про Олю, если знаете, что рана еще свежа? Сколько надо страдать, кто определяет этот срок? Вы бы сколько страдали в такой ситуации (не дай Бог)? Я никому не желаю того, что испытала. Такого и врагу не пожелаешь. Но о любой боли, даже зубной, мы можем рассуждать теоретически, пока не испытаем сами.
Или еще хуже, говорят вслед: «Это та, у которой умерла дочь. Я бы умерла…».
Я раньше тоже так думала. Но если не умерла сразу, значит - буду жить. Я научусь заново радоваться жизни, ради Оленьки.
Я верю, что эта чернота не навсегда, и в жизни произойдут изменения. Эта катастрофа, потрясение всех основ внутренних. Но, как и на земле, все со временем обретает новый смысл, так и душевные потрясения утихомирятся, мы выберемся из этой горестной трясины, и жизнь начнет снова обретать цвета - сначала понемногу, незаметно, с просветами.
Да, я буду жить дальше, я уже живу, параллельно со своими слезами, апатией, "качелями" - то прихлынет, то отхлынет.
У меня есть цель. И еще моя вторая девочка, ей-то еще жить, ее надо направить, поддержать. И муж, и старенький отец…
Глава 6.
Я не помню, как пролетели полгода.
Все готовятся к празднованию Нового года. Я бреду по Невскому проспекту, выбираю подарки. Серый унылый город превратился в нарядный и переливающийся иллюминацией. В воздухе мандариновый аромат. Елки украшены гирляндами, в витринах магазинов игрушки, причудливые фигурки и огоньки. Всюду раздаются новогодние песенки, среди них «Джингл беллз». Такой мотивчик стоял у меня на мобильном телефоне на Оленькин звонок. Мне эта мелодия очень нравилась, но сейчас нахлынули грустные воспоминания, непроизвольно полились слезы. Как будто сработал рефлекс – Олюшка звонит...
Все мысли только о ней. Накануне перебирала старые вещи, нашла Оленькины детские рисунки. На одном печатными буквами надпись: "Мамуля, я люблю тебя!"
- А как я тебя люблю, солнышко мое!
Вспомнила, как в какой-то год по «Елкам» перевыполнили план. Так хотелось перед тем, как она повзрослеет, дать ей ощущение детского Новогоднего праздника. В результате, вместе со школьными и прочими, штук шесть получилось. Как было весело, и как мы были с ней счастливы! Остались только воспоминания и фотографии..., где она рядом.
Навстречу идут счастливые мамочки с детками. Еще недавно я была тоже счастлива, но НАШЕ время, как в сказке «Золушка», ИСТЕКЛО. Мы не знаем про судьбы людей, которые сейчас улыбаются. Я где-то прочитала, что нельзя говорить о том, как ты прожил жизнь - счастливо или нет, до последнего дня, минуты... Последняя минута может изменить всю прожитую жизнь, и никто не знает в какую сторону.
За эти шесть месяцев в моей голове столько всего поменялось! Даже в мыслях многое себе уже не позволяешь, стараешься лучше быть.
Я вспоминаю все наши дела, поездки, всё наше с ней. Очень непросто думать о ее болезни. Мысли о ней приносят то тепло, то боль. Но тепла больше. Ведь она столько лет, всю свою жизнь - любила и согревала. Как я могу забыть это чувство - оно всегда со мной, как и моя боль. Только боль уже не такая обжигающая, теперь я учусь управлять ею и жить с ней. Она сидит в далеком уголке моего сердца, иногда не дает о себе знать, ненадолго отпускает – и тогда я учусь опять улыбаться, учусь находить какие-то радости в жизни. Но иногда она вырывается наружу и сметает все на своем пути – и мне хочется орать, чтобы этот мир перевернулся.
Стараюсь спасаться мыслями о том, как я люблю ее, и как много любви она мне дала. Еще..., я говорю себе - она жива, у Бога все живы.
Мир вошел в какие-то рамки, и чувства растерянности и нереальности стало меньше. Я начала видеть мир уже не в черном свете, а в черной рамке.
То, что спокойная и счастливая жизнь - дар, подарок, я поняла, когда Олечка была уже больна.
Живем, не задумываемся и мысли не допускаем, что любые тяготы рядом, и не ценим, какое счастье - не знать их. Не испытываем благодарности за спокойную жизнь. Считаем, что так и должно быть. И когда на нашу долю выпадает горе - мы не готовы. Оттого нам несравненно тяжелее.
Да, это было преодоление. Я карабкаюсь, прошла самые трудные первые месяцы, должна и нашла свою возможность жить, работать, что мы вроде бы вместе своей маленькой семьей, мы выбрались из самой темной пучины. Мы стали ближе, как-то лучше поняли друг друга. А ведь еще полгода назад, сколько было сложностей в общении, ссоры... Наша девочка нас сблизила. Мы с мужем решили не винить друг друга, стараемся забыть все старые обиды и, как можем, поддерживаем друг друга.
Моя жизнь идет чередом, на работе - не смотря на ее однообразие, погружаюсь до полного забытья. Я не вправе показывать свои чувства, кто не знает - и не надо, не хочу больше, чтобы кто-то еще посторонний знал. А дома... умываюсь слезами. Но не перед домашними своими, пока не видят, наедине. Не хочу ни своих, ни чужих слез, ни сочувствия вслух. Стараюсь хорошее вспоминать.
Вместе со всеми трудностями, я не разучилась улыбаться и смеяться. Говорят - сильная. Может быть. Но сильный ты или слабый, ребенка уже не вернешь. И это самое ужасное. Наверное, я не сильная, а смиренная.
Мы с мужем смиренно терпим. Прочитала у Оптинских старцев: «Один путь к спокойствию – терпение и смирение. Но как то, так и другое между собой согласны, одно вменяет себя достойным скорбных, а другое приемлет и несет мужественно.»
Нетерпение и ропот ничего не изменят в данной ситуации, а вот к бесполезной депрессии неизбежно приведут, поэтому лучше в любом случае смириться.
Подруга, боясь за мое состояние, стала таскать меня по своим знакомым врачам, как она сказала - самым лучшим специалистам в городе.
Психолог рыдала в голос на половине моего рассказа, и мне пришлось отпаивать ее коньяком, принесенным в качестве презента.
Психотерапевт сказал: «Странно, что не развелись! Обычно при потере ребенка семьи распадаются». Выписал таблетки, от которых я спала сутками, но когда проходило действие лекарства, голова становилась «квадратной», а боль утраты накрывала еще большей силой.
Ох, уж эти «специалисты»! Последнее время просто невыносимо вспоминать, как Оленька страдала. Те ошибки, которые невольно врачами были сделаны. Мои ошибки и то, что я не понимала, что нужно делать. Воспоминания – они ужасны, вот что мне нужно пережить и пересмотреть под другим углом.
О чувстве вины я хочу сказать - несовершенны мы. Я уже думала об этом, и отплакала, и отпереживала. Надо суметь преодолеть чувство вины и обрести в себе новый стержень, новую точку опоры.
Глава 7.
Моя жизнь вмещает сейчас два мира - все то, что было всегда, и то, что произошло. Наверное, есть такие вещи, которые должны были произойти, и не в нашей воле изменить. Я поняла, что мы задаем себе много вопросов, но далеко не все они требуют ответа, и не везде он, в общем-то, нужен. Тем более, что большинство ответов могут оказаться непостижимы и непознаваемы для нас.
Жизнь другая, совершенно не похожая на прошлую, и ощущения совсем другие, и люди с нами рядом поменялись. В нашей «новой» жизни все помимо нашей воли и нашего решения. Нас как будто переселили во времени и в пространстве совершенно в другое место, в другое время и сказали: «Живи!" Как? Не сказали. Вот поэтому все заново учишься и дышать, и есть, и думать, и мечтать, и улыбаться.... Все с самого начала.
Наша теперь маленькая семья стала несравнимо крепче. Мы вернулись в жизнь, но внутри каждого из нас есть такое заповедное, обнаженное и обожженное место, где живут мысли, воспоминания, наша боль и любовь.
Я везу каждое утро старшую дочь к метро. У нее непростой период - пятый курс, трудный ВУЗ, учиться очень сложно.
Старшенькой я всегда уделяла больше времени, а сейчас моя поддержка нужна ей как никогда.
После смерти Олюшки, она начала какую-то странную борьбу, прежде всего с нами. Возникли личные проблемы: «А для чего все это - жить учиться, если в любой момент…?»
Видимо, это была некая общая ломка тех трудностей, которые она испытала, такая же по силе, может быть по смыслу несколько иная тяжесть. Боялись, что она выберет какие-то немыслимые жизненные нормы, с которыми мы никогда не согласимся. И что же нам тогда делать...?
Личное - это было слишком серьезное испытание для всех нас. Мы справились, хотя душевные травмы, они все же остались нам в напоминание.
Внутренний конфликт у дочки потом вылился проблемами и со здоровьем, и в личном, и в социуме. Пришлось всё "переписывать". В институте взяли академический отпуск. Девочка не глупая, сейчас учится.
Сегодня она сдала экзаменационный "хвост" на отлично. Довольная, конечно. Мы с мужем тоже рады. Для нас этот успех очень важен - наконец-то старшая почувствовала уверенность в себе и своих силах.
Пережили. Что-то мы пересмотрели, но главное для нас - она переросла, видимо, этот период. А трудности помогали нам по-новому осмыслить нашу самую дорогую утрату.
Мой папа ездит на кладбище часто, плачет. Но старается немного шевелиться, мне звонит каждый день: "Как здоровье, как муж, как старшенькая?" - тормошит меня. Вчера был у нас в гостях, рассказал, что ему Оленька приснилась, а до этого уже давно не снилась. А я ему отвечаю: «Мне тоже она сегодня приснилась». Вот и думай тут, что хочешь, то не снится совсем, то сразу обоим одновременно в одну ночь. Сон такой обычный, простой, что она рядом, при мне, платьице ей какое-то выбираю, и себе что-то присматриваю, какие-то летние наряды. Мы с ней любили ездить на море. Вот, по мотивам этих прошлых моментов и сон.
Мы впервые за все долгие годы нашей совместной жизни отдыхали с мужем. И впервые - это был самый дружеский, гармоничный в наших отношениях отпуск...
Даже наша собака нуждается в моем уходе, капельке заботы и любви.
Друзья и подруги - они будут с нами, но чуть позже. Кто-то, конечно, из друзей отойдет по жизни, а кто-то новый появится. Так всегда бывает, только в спокойном, стабильном жизненном русле это как-то более спокойно воспринимается. Ведь бывает, что жизненные перемены в семье (переезд, смена работы и т.д.) несколько меняют наши дружеские, родственные отношения. Бывают - сближают, бывают, наоборот, - отдаляют. Не нужно сердиться на тех, кто сейчас отошел в сторону - время потом все само расставит по своим местам, может человек обидеть боится неосторожным словом, может просто в растерянности не знает, что сказать. Я не думаю, что человеческое безразличие и бессердечность стало вот таким поводом для того, чтобы отдалится.
Глава 8.
Прошел год. Самый тяжелый год в моей жизни.
Установили памятник на могиле - девочка, птичку на ладони держит - выпускает... У нас есть такая фотография с Олечкой.
Мысли о дочери всегда со мной, о каких-то моментах говорить легко. Но есть целая часть нашей с ней жизни, о которой очень трудно думать, и которая всегда будет в моем сердце - это часть моей души. Об этом очень непросто писать. Жизнь продолжается, с трудностями и радостями. Она и не может быть легкой, в общем-то. Она должна, даже через призму трагичности, приносить чувство полноценности и полноты (насколько это возможно) бытия.
Как я раньше жила? Я бежала по этой жизни дерзкая, уверенная, что все смогу, если захочу. Хочу – окончу школу с медалью, поступлю в Университет. Захочу – найду себе мужа, устроюсь на хорошую работу. Карьера, я – начальник, у меня подчиненные. Пожалуйста – получите, распишитесь. Все могу, что захочу! Бежала и думала, что в этой жизни каждый человек решает сам за себя. Вот захотела ребенка – родила…, потом еще. Дальнейшее продолжение жизни казалось таким уже запланированным и расположенным в понятной колее. Но я не осознавала, как близко тогда был Бог. И ему пришлось приблизиться ко мне еще ближе, чтобы я смогла его разглядеть. Он забрал у меня доченьку - Олечку.
Боль, пронизывающая насквозь, меня парализовала. Я перестала видеть, слышать ощущать.
Я поняла, что-то бьется израненной птицей в клетке моего собственного тела и кричит диким голосом: «Я хочу к своей доченьке!» - это и есть душа. Моя душа. Мне так больно, как не было никогда в жизни. Я кричу и плачу.
А люди бегут по жизни, как спортсмены в эстафете. Бегут, не замечая меня. Некоторые на бегу спрашивают: «Как дела?» И увидев мои затуманенные глаза, пробегают дальше. Некоторые останавливаются, говорят подбадривающие слова. И снова бегут. А я лежу побитая, израненная и плачу…
Где-то вдалеке я вижу свою доченьку Оленьки, которая говорит: «Мамочка, когда ты плачешь, мне очень плохо…»
Вижу испуганного мужа: «Я боюсь за тебя. Что я еще могу для тебя сделать?»
Мой мир рухнул. Движение остановилось. Я уже ничего не могу и не хочу. Я совершенна бессильна…
И когда я окончательно заморозилась, я увидела людей, которые никуда не бежали, а спокойно шли. Они могли заметить лежащего человека: «Мы знаем, тебе больно. Но надо идти. Давай руку, мы поможем тебе подняться».
Оказывается, есть другие люди. Я стала видеть мир не глазами, а сердцем. Я не хочу больше толкаться локтями и бежать к своему финишу. Все там будем. Каждый рано или поздно добежит. Я хочу спокойно идти и наслаждаться каждым шагом, наполнить свою жизнь чем-то полезным для души. Прежняя моя деятельность – оптовая торговля какой-то ерундой, уже не приносила никакой радости.
Я пошла работать в хоспис. Жизнь меня свела с интересными людьми. У каждого своя история, свои мотивы там работать. Некоторые делают добрые дела, потому что их просят помочь, другие – из-за того, что так нужно, а есть люди, которые испытывают реальную потребность помогать, работают не для славы. Им свойственно понятие духовности, как принципа построения мира. Это те, кто бросается спасать погибающего не по размышлению, а, удовлетворяя глубокую потребность души. Они не могут жить иначе. Мне еще многому надо у них научиться.
Мы порой не понимаем, что горе может зайти в каждый дом. Нет ничего страшнее, чем потерять близкого.
Можно найти другую работу, можно построить сгоревший дом, даже замуж выйти (женится) вновь можно, вот только воскресить никого нам не дано.
Видеть, как умирает человек – это больно. И какая разница, чей он. Об этом хочется кричать: о несовершенстве медицины, о некомпетентности врачей, о безумных ценах на медицинское обслуживание.
Фраза: «Горе – это личное, о нем не прилично всем говорить», - навязана нам извне и культивируется. На Руси всегда были жалость, сочувствие, помощь.
Сострадание – это человеческая черта. Человеку в горе очень тяжело, не каждый может в одиночку справиться. БЕСсердечный, БЕСсовестный, БЕСчувственный, безразличный, наверное, от слова «БЕС».
В хосписе я видела людей, которым гораздо хуже, чем мне. Многие одиноки. Я начала ценить жизнь и каждый момент, и каждую минуту. Ведь никто не знает, когда смертный час пробьет, и в каком состоянии его встретишь.
Болезнь не щадит никого. Она не выбирает по принципу: богатый или бедный, хороший или плохой, талантливый или бездарный. А в итоге – ужасная боль, ненужность некоторых для родственников, беспомощность и отчаяние.
Общение с больными, смертельно больными позволило сделать выводы, о которых я и раньше думала, но теперь они приобрели некий постулат.
Прежде всего, эти больные сожалели, что они жили чужой жизнью, той, которую от них ожидали другие. Люди осознают, что жизнь почти закончена, они могут оглянуться назад и увидеть, что у них были свои мечты, но даже половина из них не была реализована, у многих не хватило смелости, что-то изменить. А теперь, потеряв здоровье, вообще стало трудным что-то реализовать. Здоровье приносит ту степень свободы, о которой некоторые понимают, когда его теряют.
Они скучали по своей молодости и по своим взаимоотношениям. Многие сожалели о том, что потратили большую часть своей жизни на однообразный труд для добывания средств к существованию, лишая себя возможности большего общения с близкими и быть более счастливыми и более открытыми для новых возможностей.
Многие люди подавляли свои чувства, чтобы сохранить определенные взаимоотношения с другими, порой совершенно нездоровые. В результате они соглашались на посредственное существование и никогда не становились такими, какими бы они хотели себя видеть. Возникновение многих болезней было связано с испытываемыми чувствами горечи и негодования.
Когда человек стоит на пороге смерти, материальные стороны жизни теряют свое значение, ему хочется принести какую-то пользу тем, кого любит. Все скучают по своим родным, близким, друзьям…
Многие до конца не понимали, что их счастье - это вопрос выбора. Они были подчинены привычкам и сложившимся представлениям. Они находились в плену комфорта привычного образа жизни. Из-за страха перед переменами они притворялись перед другими и перед самими собой в том, что были довольны своей жизнью.
Люди умирают каждый день. Мы несовершенны перед уходом из жизни.
Жить надо сегодня! Не у всех есть завтра.
Глава 9.
У меня все чаще стали приходить мысли о малыше. Оказалось, что у мужа тоже. Только он был более категоричен: «Мы уже староваты..., нет».
Посмотрела на себя в зеркало после полубессонной ночи и увидела морщинки под глазами... Поняла - всё, молодость-то уже прошла, и ничего не дается даром. И память уже не та, это очень чувствовалось. Как быстро летит время!
Но желание родить ребенка, мечты об этом после случившегося помогали мне не впасть в депрессию..., позволяли мне жить. Я засыпала с этими мыслями, придумывала имена, представляла, как старшая доченька будет играть с лялькой. Ребенок - это всегда чудо, причем необходимое, а главное - его можно устроить. И просить у Господа, чтобы Он также дал чудо - чудо понимания, надежды.
Бог нас услышал. Пока каждая минута, каждый час - это тревоги и беспокойство, страх, когда обмираешь, не чувствуя, что там внутри происходит, а вдруг что-то не то... И еще, все эти месяцы - а будет ли малыш здоров? В общем - все страхи и тревоги воплоти, пока не завершится время, такое волнительное и необыкновенное.
Это мальчик. Вот уж чего совсем не ожидали, потому что у нас в семье у всех девочки. Я привыкла, всю жизнь была мамой девочек, дочек. И уже не думали ни о чем ином.
Если бы это была девочка, я бы тоже ее любила, очень. Но у меня есть две девочки, и одна была для меня такой, что мне хочется, чтобы это чувство к ней осталось несравнимым. А мальчик - это уже что-то совсем для меня другое, новое, непознанное и неисследованное.
Я не буду сейчас описывать свои чувства. Скажу только, что я его всей душой жду. Сокрушаюсь только о том, что мы не все вместе.. И что все так сложно - если бы не одно, так не было бы и другого...
Но в душе у меня сейчас сплетение всех этих жизненных линий, и судьба, такая вот непростая, полная тревог, любви - люблю по-разному всех троих моих детей. Они такие разные, в принципе. Так странно: одна здесь, другая уже не здесь, третий еще не здесь (ну, почти), но они все со мной. А впереди - что Бог даст, то и приму.
Вся наша жизнь - преодоление! И это, все-таки правильно!
Конечно, этот ребенок не заменит мне Оленьку и не заставит забыть о ней, но улыбаться и смеяться мы точно будем, ведь маленькие дети такие забавные, особенно когда начинают говорить. Он будет любить нас такими, какие мы есть сейчас. Какое счастье! Я верю, что все будет хорошо!
Господь подарил мне возможность начать все сначала. Я начала видеть мир в красках. Какой он удивительный! Как прекрасен закат, как шумит море, как красиво поют птицы, какой необычный жучок бежит по травинке!
Новая жизнь - это новый смысл, утешение, отрада. Это будет уже другое поколение и совсем другая история, и другой дневник.
P.S. Героиня рассказа Оленька – это собирательный образ всех девочек и мальчиков - всех детей, так рано ушедших. А чувства матери – это мои чувства к моему сыну Володе, наверное, и всех матерей тоже. Я часто ловила себя на мысли, что мамочки, пережившие смерть ребенка, говорят и мыслят о горе одинаково, есть только детали смерти ребенка.
Царствие Небесное р.Б. Владимиру!
фото моего сына Володи: http://s06.radikal.ru/i179/1603/61/9214b741f0f2.jpg
Царствие Небесное всем детям так рано ушедшим!