Ностальгия
“Но все так же ночью снится мне деревня...”
Наверное, нет человека, которому было бы незнакомо чувство ностальгии. По родине, по памятным сердцу местам. Известно оно и мне. Долго вынашивала я мечту съездить в Омскую область, где наша семья прожила когда-то несколько лет, а затем переехала в Казахстан. Правда, я почти каждое лето проводила кани-кулы в милой сердцу деревеньке. Но последние тридцать лет ни разу не смогла съездить туда: учеба, работа, семья. Однако мысль навестить деревню, где живут родные, друзья детства и юности, не оставляла меня нико-гда. Даже один и тот же сон – будто я приехала и иду по улицам любимой деревеньки – донимал меня много лет, как болезнь. И вот – поездка состоялась!
По правде сказать, ехала я толком не зная куда. Пока родители были живы, мы поддерживали с омичами связь, и я знала обо всех и обо всем. Но десяток лет назад и эта связь оборвалась, и я знала только, что немцы (а в деревне жили в основном они) и оттуда уезжают в Германию. Остался ли кто-нибудь из старожилов?
На вокзале в Омске, покупая билет в сторону Иссилькуля на электричку, я назвала деревню, кассирша такой не знала. Я испугалась, ведь дело шло к вечеру. Тогда я попросила ее назвать все станции от Омска до Иссилькуля. И снова ничего знакомого. И вдруг я узнала одну, следующая – тоже знакома, а между ними – не-сколько разъездов. Купила билет на один из них.
В электричке я опросила своих соседей, знает ли кто-нибудь мою деревню. Нет! Я отчаялась. Но в конце концов нашелся человек, который все же подсказал, где мне выйти.
Поезд остановился, за окном лил дождь. А омская земля не наш павлодарский песок, там чуть брызнуло, грязь такая, что утопаешь в ней чуть не по колено, да и липкая она страсть. Добрела до деревни и возле первой же калитки узнала всё о своих родственниках и знакомых. Оказывается, уже почти все уехали, осталось всего несколько семей, но и они на “чемоданах”. Слава Богу, что пока ещё здесь моя двоюродная сестра и подруга, есть у кого остановиться на пару дней.
Сестры не оказалось дома. Пришлепала уже, правда, по асфальту, с подсохшей на босых ногах грязью, к подруге. Она вышла на лай собаки и удивленно уставилась на незванную гостью. Когда я назвала себя, она так и ахнула: “А я уже о тебе и думать забыла!”. Мы и плакали, и смеялись. Познакомила она меня со своим мужем и сыном. Выгрузив гостинцы, я помогла ей накрыть на стол. И говорили, говорили. До полуночи. На следующий день я встретилась с двоюродной сестрой и её мужем (их дети уже в Германии). Тоже радости не было конца. Прошлись по деревне, сходили на кладбище, поклонились дорогим могилкам. И опять разговоры. Тридцать лет – есть о чем поговорить.
Я слушала этих дорогих сердцу людей, не знавших в жизни ничего, кроме работы – дома, в поле, на ферме. Те, кому повезло – в конторе. В четыре утра начинается их рабочий день и только в полночь заканчива-ется. Не бывает нормальных отпусков, отдыха, дальше Омска работа ездить не давала. Правда, в застойные времена они немного разжились, в домах – гарнитуры, телевизоры, холодильники, ковры, а у иных – даже ма-шины во дворе. Помогает подсобное хозяйство, но оно тоже превратило их жизнь в кабалу. «Я вообще не знаю, что такое отдых. Никогда мне не доводилось утром поспать хотя бы до семи часов, ведь в сарае ждут коровы, свиньи», - рассказывает сестра. Я встречала своих сверстников и удивлялась: они в свои 45-48 лет почти ста-рики. И не удивительно, что целые деревни уезжают, часто бросив половину того, что с таким трудом было нажито. А труда положено немало.
Когда-то здесь были ровные красивые улицы, заборы и дворы у всех одинаковые, дома, обшитые доска-ми и покрашенные в голубые, салатные, лимонные цвета, с резными ставнями. И всюду – зелень, сады. Но к моему большому огорчению, в редких усадьбах сохранились голубые ели и огромные тополя. Их спилили – мешали высоковольтной линии. Вид такой, будто деревенька полысела. Бросилось в глаза, что дворы, сады, огороды поросли травой, не видно, как раньше, цветов. И краска на домах осыпается, исчезает праздничность. Многие дома пустуют, а на заборах надпись: “Продается”.
Сходила с подругой на ферму и там не встретила былого порядка. Зарплата у доярок и скотников неве-лика: от 180 до 300 тысяч рублей, но и ее не видят. На руки выдают сахар, муку, макароны. Магазин в деревне работает, и, что удивительно, в нем есть все – от колбасы и хлеба, до конфет и бананов. Но продавец жалова-лась, что раскупается все это очень плохо: у людей нет денег.
Развлечений в деревне никаких. Молодежь, правда, проводит свободное время в клубе на дискотеках, а вот остальные, от мала до велика, тешатся телевизором. “Для нас жизнь Марии из сериала «Богатые тоже пла-чут» или любовь Изауры чуть ли не важнее собственной”, - смеется подруга. Отошли на задний план такие фильмы, как «Вечный зов», «Тихий Дон». А ведь когда-то в нашей огромной стране увлечённо читали Чехова, Бунина, Достоевского, соответственно и фильмы смотрели под стать великих писателей. Что поделаешь, всё меняется...
Школы той, старой, нет, снесли, когда построили новую. А какое это было красивое, крепкое здание – купеческая постройка. Очень жаль. На всю деревню четыре административных постройки: школа, контора, клуб, магазин. Людей на улицах мало (не то что в пору моего детства). Дети, которых я встречала, поражали какой-то вялостью и отрешенностью. Одеты плохо, нехватка витаминов отражается на их бледных личиках.
Какое-то уныние и печаль сквозят во всем, как будто сама деревня скорбит по уехавшим. Даже хоро-воды березок вокруг нее навевают грусть, они ведь тоже такие же старые, как она сама.
Промчались эти дни. Уезжаю и больше сюда никогда не приеду – не к кому... “Деревенька моя, деревян-ная дальняя...”.
1995 г.
Статья опубликована в республиканской газете «Альгемайне цайтунг» (под названием «Больше сюда не приеду») – Алматы, 13 декабря 2002 г.; в областной газете «Звезда Прииртышья» - Павлодар, 7 августа 1997 г. Вошла в мою литературную страницу на сайте «Немцев Поволжья» в разделе «Творчество российских немцев»- февраль 2013 г.