отрывок из будущего романа
Кадровый сотрудник Центрального разведывательного управления, старший офицер департамента региональной группы полковник Дионис Вудпекер пребывал в превосходнейшем расположении духа. Так случалось всякий раз, когда на столе оказывалось что-либо из перечня гастрономических пристрастий полковника. Именно таким образом дело обстояло прохладным осенним днем, когда сей джентльмен позволил себе небрежно развалиться на стуле в уютном зальчике ресторана под амбициозной вывеской - «Хиросима».
Нет нужды объяснять, какая именно кухня предлагалась в заведении с таким недвусмысленным названием. К слову, японская стряпня не являлась чем-то особенным для здешних мест, и, если бы не одно обстоятельство, вряд ли хозяева заведения имели бы преимущество перед многочисленными конкурентами.
Обстоятельство было не совсем обычным: ресторан располагался на набережной Потомака в самом сердце столицы Североамериканских Соединенных Штатов. То есть, всего в нескольких милях от того места, где чуть меньше полувека тому назад было принято не самое гуманное решение относительно судьбы двух японских городов, имя одного из которых теперь украшало вывеску перед входом.
Но все это было давно. А сегодня следует, наверное, уделить больше внимания посетителям.
Первым из них был сам полковник, с видом, достойным пытливого исследователя, изучающий препарированного перед ним на тарелке замечательного представителя морской фауны – огромного, прямо-таки исполинских размеров лобстера, рассеченного вдоль на две половинки и таким образом откровенно демонстрирующего свою белую с нежной розоватой оторочкой - по кромке - плоть.
Причины для хорошего настроения происходили, как бы странно это не прозвучало, из слабостей его характера. Можно даже сказать – страстей. А их было, как минимум, две.
Первая – полковник любил вкусно поесть. Иными словами, слыл среди сотрудников родного департамента истинным гурманом. О чем, к слову, свидетельствовала его округлая фигура, обнаруживающая в центральной части туловища не менее округлый живот.
Вторая страсть заключалась в том, что он никогда не упускал оказии удовлетворить первую страсть за счет своих сограждан-налогоплательщиков. А поскольку обед случился по служебной необходимости, как раз последним и предстояло раскошелиться на вышеупомянутое блюдо. Не считая, разумеется, таких мелочей, как полдюжины отборных устриц, живописно расположившихся веером в устланной колотым льдом плоской вазе, запотевшая бутылка из бургундского региона Шабли, – вино, наиболее подходящее к этим замурованным в замысловатый панцирь морским тварям.
Следовательно, казенных денег полковник не жалел. При этом искренне считал, что убыток, наносимый бюджету, с лихвой перекрывается той пользой, каковую, по его собственному мнению, приносила его деятельность в организации, на службе у которой он состоял в течение последних 15-и лет.
Итак, расправляясь с правой клешней членистоногого гиганта, полковник одновременно вел непринужденную беседу с сидящим напротив него человеком – слегка за тридцать. Нетрудно догадаться, что как раз он был вторым, имеющим отношение к стремительно раскручивающемуся действию, посетителем.
Этот молодой человек обладал приятной наружностью, просветленным взглядом и зачесанными назад каштановыми волосами с пробором. Осмелимся предположить – наверняка пользовался успехом у женщин. Имя его было Джон – именно так обращался к нему полковник.
Аккурат в тот момент, когда мы обратили свое внимание на эту ничем не отличающуюся от добропорядочных граждан парочку, полковник, ловко вытягивая специальными щипчиками кусочек нежнейшего мяса из очередного членика морского чудища, осведомлялся у своего визави:
– Как поживает твоя дражайшая матушка миссис Тритенс? – и даже не соблаговолив предоставить собеседнику время на ответ, продолжил: – Никогда не забуду ее восхитительный черничный пирог. Помню, как она потчевала им нас с твоим батюшкой в тот памятный день в мае семьдесят пятого, когда мы вернулись из логова вьетконговцев.
– Матушка чувствует себя сносно, сэр, – вежливо отвечал молодой человек, морща лоб. – Но, возможно, вы немного перепутали. Она приготовила для вас с отцом в тот день индейку под клюквенным соусом, хотя до Дня Благодарения было далеко. Она часто рассказывала мне о том времени. Ведь главное – вы с отцом вернулись живыми.
– И вправду, сынок, кажется, я действительно немного напутал.
– О, что вы, сэр! Я понимаю… столько событий. Но… позвольте напомнить: черничный пирог замечательно пекла ваша уважаемая супруга. Вы сами неоднократно рассказывали об этом. Она еще клала в начинку грецкие орехи.
– Ну конечно же! – воскликнул полковник. – Она утверждала, что грецкие орехи весьма способствуют… Ну… ты уже взрослый парень, и наверняка понимаешь, что я имею в виду. Впрочем, миссис Вудпекер пришлось отказаться от этого ингредиента за ненадобностью. Более того, она даже считала опасным перекармливать меня орехами.
Полковник хвастливо подмигнул и продолжил:
– Однако, Джонни, как ты уже, наверно, догадался, я тебя пригласил сегодня не для того, чтобы обсуждать рецепт приготовления черничного пирога, и даже не для того, чтобы поболтать о вкусе индейки под клюквенным соусом, несмотря на то, что я, как и ты, отдаю должное обоим этим блюдам.
– Я вас слушаю, сэр, – учтиво промолвил молодой человек, – и, естественно, понимаю, что лишь что-то очень важное могло заставить Вас изменить своему правилу – не встречаться лично с агентами вне стен управления.
– Что правда, то правда, сынок. В нашем деле лучше лишний раз не засвечиваться. Многие пренебрегают этим золотым правилом, и обычно потом им приходится жалеть. Но сегодня я посчитал необходимым отступить от него. Дело весьма важное, Джонни, и на данный момент совершенно секретное. Такое, что мне, как ты видишь, даже пришлось изменить свою внешность. – Полковник Вудпекер слегка прикоснулся к своей густой шевелюре, а затем огладил рыжие усы.
– Да, сэр. Я обратил внимание на это чудесное превращение, но постеснялся спросить вас, поскольку я… – молодой человек замялся в смущении.
– Не стесняйся, Джонни, – подбодрил его полковник. – Мы знакомы не первый год. Я помню тебя еще славным карапузом, когда ты едва доставал своим любопытным носом до крышки стола… Ты хотел сказать, что на моей голове волос не больше, чем на страусинном яйце, а усов я отроду не отращивал. Ведь так?
– Но, сэр…
– Чего уж там, не красней. Сознавайся!
Полковник приподнялся со стула и, перегнувшись через стол, хлопнул своего собеседника по плечу – да так, что голова у того мотнулась из стороны в сторону, свидетельствуя о силе удара. Живот полковника при этом опрокинул на скатерть бокал с вином, отчего в воздухе тотчас распространился аромат свежескошенной травы, характерный для вин, изготовленных из отборных гроздьев знаменитого виноградного сорта «Шардоне». Молодой человек улыбнулся в ответ на это проявление дружеских чувств. Лишь легкий румянец, проступивший на слегка широковатых скулах, выдал его смущение.
Полковник с хладнокровным видом бросил салфетку в лужицу, поднял бокал, наполнил его новой порцией вина и, не обращая внимания на замешательство парня, как ни в чем не бывало, продолжил:
– Так вот, Джонни, русские собираются подложить нам очередную свинью.
С этими словами он, рассеянно глядя на Джона, сделал изрядный глоток из бокала. А молодой человек вежливо осведомился:
– Простите, сэр. Не могли бы Вы уточнить – какую именно?
– Какую, что? – удивился полковник Вудпекер.
– Свинью, сэр.
– Ах да, разумеется… Большую, Джонни, поверь, очень большую, – рассеянно уточнил он и замолк.
– Это все, сэр? – осторожно поинтересовался молодой человек после того как понял, что пауза явно затягивается.
– Ну, что ты! – как бы очнувшись ото сна, воскликнул полковник. – Конечно, нет… Но сегодня я уполномочен сообщить тебе только это.
– Только это?! – не в силах сдержать удивление, спросил молодой человек.
– Именно так, Джонни, – будничным голосом подтвердил Вудпекер, защемив ножку бокала между большим и указательным пальцем и слегка покручивая его. – Знаешь, сынок, это вино… его никогда не выдерживают в дубовых бочках. От этого оно сохраняет великолепный вкус зеленых яблок…
– Сэр, вы уверены, что не хотите сообщить мне что-то еще? – робко перебил полковника молодой человек.
– Видишь ли, Джонни, я могу добавить только то, что миссия, которая в настоящее время находится в стадии подготовки, настолько секретна, что недостаточно просто числиться агентом нашего ведомства для получения доступа ко всей информации. Во избежание утечки его может получить лишь тот, кто согласится подписать дополнительное соглашение о неразглашении. Но это автоматически означает и согласие на участие в операции.
– Но сэр, как можно дать согласие на что-то, не имея ни малейшего представления о поставленной задаче? В конце концов, я могу попросту не справиться с заданием!
– Что ж, может быть, может быть… Но не думаешь ли ты, что твоя кандидатура была выдвинута случайно?! Поверь, прежде чем сообщить тебе даже то, что я…
– Но, сэр, вы не сказали мне ровным счетом ничего! – перебил молодой человек.
– Как же? Разве это не я информировал тебя всего три минуты назад, что русские собираются подложить нам большую свинью?
– Так точно, сэр. Но это не говорит мне ровным счетом ничего!
– Отчего же, Джонни?
– Хотя бы оттого, что русские постоянно подкладывают нам большую свинью, сэр.
– Да, но это свинья – особенная, Джонни.
– Вы не сказали, сэр что она особенная. Вы сказали, что она большая.
– Разве? Тогда я тебе говорю сейчас, Джонни, с полной ответственностью, что русские собираются подложить нам особенно большую свинью.
Полковник со вздохом взглянул на хитиновые останки лобстера, аккуратно сложил столовый прибор на тарелку и отодвинул ее. Промокнув губы салфеткой с вышивкой в виде знака радиационной опасности, он с усталым видом продолжил:
– Предстоящая миссия направлена на благо налогоплательщиков всей нашей любимой страны, и, поверь мне – настолько почетна, что принять в ней участие посчитал бы за великую честь любой сотрудник управления. Но выбор пал именно на тебя Джонни, и не в последнюю очередь благодаря мне. Это я предложил твою кандидатуру и поручился за тебя. Твоя матушка русская, ты знаешь русский язык, бывал в Советах и, что немаловажно, получил степень мастера по молекулярной биологии в Йеле… Кстати, Джонни, я смыслю в русском не больше, чем в китайском. Никогда не задавался вопросом, в какой степени ты знаешь этот язык. Конечно, твои оценки в университете по факультативу русского были наивысшими, но ты сам-то, как оцениваешь свои знания? Скажи, ты владеешь языком твоей матушки в совершенстве.
– В совершенстве?.. – проговорил молодой человек, усмехнувшись. – Что вы, сэр! А разве мы владеем в совершенстве даже английским?
– Экий ты въедливый малый! – проворчал полковник. – Весь в своего отца. Он тоже был ужасным занудой. Но я любил его… Не придирайся к словам, Джонни, ты ведь понимаешь, что я имею в виду.
– Да, сэр. Извините… Моя матушка научилась русскому от своих родителей и говорила без акцента. Она придавала большое значение моему обучению. Но мне, к сожалению, так и не удалось полностью избавиться от акцента. В остальном сэр, я владею этим языком свободно. Но я хотел бы тоже задать вопрос, сэр. Вы позволите?
– Валяй, задавай.
– Понятно, что знание языка имеет значение, коли речь идет о русских, но, честно говоря, я не могу ухватить связь с биологией, сэр.
– А вот этого, Джонни, я не имею права раскрыть. Я и так наболтал тебе лишнего.
– Сэр! – с изрядной долей укоризны воскликнул Джонни, и собрался было оспорить явно завышенную оценку объема переданной информации, но полковник Вудпекер перебил его:
– Всё остальное, Джонни, только после твоего согласия. Мне очень жаль, но таковы инструкции, которые даже я!.. – полковник сделал едва уловимую паузу, на его взгляд усиливающую значимость местоимения «я», и только после паузы закончил: – …не могу нарушить! У тебя есть неделя на раздумья. Через неделю – либо ты говоришь «да», либо забываешь про наш разговор. – Он помолчал. – Ты можешь довериться мне, сынок, – операция имеет обычную степень опасности… Самое большее, что тебе будет угрожать – это обаяние русских женщин, которые, говорят, самые красивые в мире. Гарантий от этого, пожалуй, не смог бы дать даже Господь. Так что же?
– Вы говорите – у меня есть неделя, сэр? – спросил молодой человек.
– Совершенно верно – неделя.
– Хорошо, сэр, я подумаю и… – он на мгновение замялся, но потом с горячностью, свойственной молодости, произнес: – …и скорей всего приму ваше предложение.
– Я в этом и не сомневался, сынок, – кивнул Вудпекер, глаза его потеплели.