Самодур

Арапша2
Его настоящую фамилию никто не знал. Не было у него и принадлежности к нации. Сам он считал себя потомком вечных бунтарей против московской власти.
Известна истина: -Природа не любит слабых, а стадо - одиночек.
В природе белых ворон сородичи прогоняют из стаи за необычную окраску. Такой же «вороной» считали Самодура и патриоты из толпы послушных активистов за то, что он не хотел жить в стаде, вопреки желания её обитателей. Он хотел быть человеком, а не стадным животным. А власти больше нравятся нищие попрошайки  - ими управлять легче.
Одним словом -не вписывался в общие рамки «светлого будущего» Самодур. Утром, когда активные колхозники только собирались в колхозное правление и обсуждали вопросы «повышения надоев молока и урожайности на колхозных полях», он уже нёс домой увесистого сома или десяток лещей, пойманным на утренней заре.
-Ишь ты! - возмущались колхозные активисты – Уже урвал из государственных закромов рыбы для себя, куркуль чёртов!!
Им в обиду было не то, что Самодур поймал рыбу, а то, что он нёс её домой, а не в колхозную кладовую. В сельском совете пробовали запретить самовольную рыбалку на государственной реке по причине «незаконного обогащения единоличников». Но законов запрета такого рода деятельности в СССР ещё не придумали, а колхозные угодья заканчивались на берегу реки Урал. За ней начинались просторы Казахстана, а там рыбу ловить не запрещали из закромов родины. За Уралом начиналась вольная степь, и там ещё сохранились послабления от власти для киргизов. Им разрешали держать лошадей на подворье, а казакам это было запрещено. Трусливые коммунисты из Москвы были уверены, что конный казак опасен советской власти. Однако Самодур пренебрёг этим запретом и купил у знакомого киргиза серую в яблоках кобылу, надеясь порадовать жену возможностью съездить летом в степь за ягодами или грибами. Председатель сельского совета в этом увидел «враждебную выходку» и потребовал от Самодура сдать кобылу на мясокомбинат, пригрозив штрафом. Самодур подчинился, но следующей весной заседлал корову, и весь день катал по станице ребятишек, а иногда забирался в седло и сам, чем вызвал у власти очередные нарекания.
 -Тебе что, больше всех надо?- спрашивали активисты ретивого соседа, если тот решил сделать пристрой к дому или новый каменный сарай для домашней живности.
-Ишь ты! Цветы развёл в палисаднике! Скоро торговать ими начнёт! - со злорадством судачили соседские бабы.
- Ага! Всё у нево не как у людей! У всех в семье один – два ребёнка, а он настрогал шестерых, чтобы жена в колхозе не работала!- поддакивала ей другая
Не отставали от них и мужики из колхозных активистов.
-Умный шибко стал, Самодур проклятый! Все старается впереди батьки в пекло лезть! – ворчали они и не подавали Самодуру руки при встречах.
Вездесущие колхозные ребятишки эту неприязнь взрослых приняли за команду действовать, и делали ночные набеги на двор Самодура. Хозяин, как мог, защищал свои угодья, встречая ночью ребятишек талиной или пучком крапивы.
-Ишь, куркуль чёртов! Сам яблоки жрёт, а для ребятишек ему жалко!- возмущались хозяйки, увидев утром на спине или ногах своего дитяти следы самодуровской палки.
Пояснить своим отпрыскам, что чужое воровать нельзя, заботливые роди-тели и не пытались. Зачем? По радио и телевизору глашатаи «светлого будущего» постоянно пели песни для лодырей, что «всё вокруг колхозное, всё вокруг моё», а значит можно воровать не только в колхозе, но и у соседей. Кривили душой колхозники! Самодур яблок не ел – они были ещё зелёные и кислые. А, жалел он поломанные ветки яблони, истоптанные кусты смородины, вырванные с корнями огуречные плети, сломанные стебли помидор и продолжал стойко оборонять от завистливых соседей свой сад и огород.
Уже не молодой возрастом, закончил курсы трактористов широкого про-филя и на время посевной и уборочной работал в колхозе на тракторе или комбайне. В тот год степь неожиданно ожила и разродилась обиль-ным урожаем. Районные власти впервые за многие годы увидели, что, наконец – то, колхозы «в битве за урожай» выполнят план по  сдаче зерна государства без махинаций. Чтобы воодушевить советским энтузи-азмом не только членов партии, но и рядовых колхозников, объявили конкурс на лучшего комбайнёра. Итоги конкурса обещали подвести после окончания уборочной, и назначили призы за первые три места. Победителю соцсоревнования пообещали легковую автомашину, а за второе и третье место – правительственные награды, почётные грамоты, денежные премии. Легковые машины в то время для села были в дикость, а потому многие комбайнёры охотно согласились принять участие в конкурсе. Не остался в стороне и наш герой. Для него работа в поле от зари и до зари была не в новинку, а потому особой нагрузки он не чувствовал. Работал как всегда - много и добросовестно, за что в списках передовиков района числился почти всегда в числе первых. Самодур работал на самоходном, комбайне СК-3, а в штурвальные себе взял старшую дочь. За качеством уборки следили многочисленные уполномоченные от райкома. По их указаниям колхозные учетчики ежедневно измеряли площади убранных полей, количество центнеров намолоченного зерна, его чистоту и сухость, качество уборки поля без огрехов, наличие упавших на землю колосков, расход горючего и смазки. Следили даже за высотой стерни, и как ровно в ряд уложены копны соломы по скошенному полю. Природная аккуратность и женская рука штурвального не давали повода для проверяющих  придираться к работе Самодура. В конце уборочной компании он с большим отрывом опередил конкурентов по всем показателям и в местной газете  был признан первым по району. Церемонию награждения провели в рай-онном центре в день окончания полевых работ. К этому времени райком и КГБ успели проверить победителей на степень активности в обще-ственной жизни и партийной принадлежности. Советская власть больше ценила в людях преданность партии и правительству, а не честный труд. Поэтому Самодур оказался в списке неблагонадёжных, и райком партии решил  первое место присудить активисту общественной жизни, моло-дому члену партии и колхозного правления. Для церемонии награждения соорудили деревянный помост посреди улицы у городского парка, обещаниями продавать водку, пиво, продукты питания и одежду согнали жителей районного центра, привезли на бортовых машинах и в телегах передовиков производства всех колхозов района. Кандидатов в победители построили в шеренгу у помоста, первый секретарь райкома поднялся на импровизированную трибуну и произнёс пламенную речь по поводу «выполнения государственного плана и вручения переходящего Красного знамени району .
Присутствующие вяло похлопали в ладоши и стали ждать награждения.
 –Первое место в Социалистическом соревновании присуждается ком-байнёру колхоза «Гирьял» Александру Ивановичу Мелекесову! - трубным голосом объявил Мананников и первым захлопал в ладоши.
Его активно поддержали присутствующие на помосте. По толпе пронесся гул недоумения. Награждаемый передовик взошёл на помост и, глупо улыбаясь, уставился преданным взглядом на представителей районной власти. Мананников протянул ему ключи от машины и руку для поздрав-ления. Передовик ключи взял, но руку для поздравления протянуть забыл. Также глупо улыбаясь, он сошёл с помоста под смехом толпы.
- Второе место в Социалистическом соревновании присуждается комбай-нёру колхоза «Красный казак» Чемодурову Юрию Васильевичу - стараясь скрыть неловкость с первым награждением, зычным голосом проговорил Мананников.
Самодур неспешно поднялся на помост. 
-За достигнутые успехи в битве за урожай Юрий Васильевич награждается правительственной медалью «За доблестный труд» и Почётной грамотой от райкома партии! – дополнил своё поздравление секретарь райкома.
Он повернулся к своему помощнику, взял красную коробочку с медалью, открыл её и направился к Самодуру, чтобы лично приколоть высокую награду на старый пиджак нового награжденца. Однако Самодур не под-ставил грудь, как то положено по протоколу, а протянул руку, и Мананни-ков положил в широкую ладонь труженика полей тусклую медяшку. Са-модур сквозь пелену слёз обиды посмотрел на медаль, переложил в дру-гую ладонь, словно пытался разглядеть обе её стороны, и швырнул награду на пол под ноги первому секретарю райкома. Медаль глухо звякнула по доске и провалилась в трещину под помост. Толпа активистов- зевак ахнула от неожиданности. Секретарь, члены райкома и райисполкома растерялись от такой дерзости, стояли с открытыми ртами, но никто из них не стал наклоняться ниже плинтуса, чтобы поднять из грязи государственную награду. А Самодур наконец-то понял, что его просто надули, пришёл в себя, осмотрел лица тех, кто стоял на помосте, толпу и степенно направился к лестнице.
-Почётную грамоту возьми!- крикнул кто-то из членов райкома.
-Задницу себе подотри этой бумажкой! - не оборачиваясь, проговорил Самодур и направился к пивной палатке.
Чёрные «Маруси» в СССР к тому время уже перекрасили в голубой цвет, концентрационные лагеря разрушились, в тюрьмах едва хватало мест для уголовников, но мстительность комиссаров ЧК и НКВД среди сотрудников КГБ ещё сохранилась. Эти органы ничего и никогда не забывают, всегда и во всём упорно идут до конца. Поэтому Самодура за его поступок сразу не арестовали, чтобы не вызвать недовольство толпы, но стали ждать удобного случая. По приказу из райкома у него отобрали трактор и отправили работать скотником на ферму. В буранные ночи простудился он в коровнике на сквозняке, заболел грудью и был вынужден обратиться к врачам областной больницы. Лечение затянулось, а жене в регистратуре областной больницы заявили, что муж заболел расстройством головы и переведен в психиатрическую больницу на улице Цвиллинга 5. Родные несколько раз пытались навестить Самодура, однако администрация больницы отказывала, ссылаясь на разные причины и больничные законы. Не прошло и месяца интенсивного лечения, когда жена получила извещение о смерти мужа. В справке о причине смерти было написано нечто непонятное на медицинском языке, но все сущие медсёстры психиатрической клиники разъяснили, что умер покойник от «сердечной недостаточности». Родные были рады, что власть разрешила забрать трупп Самодура и похоронить по - человечески на родном погосте. Иным страдальцам советских психушек отказывали и в этом.
Сыновей у Самодура не было, дочери вскоре вышли замуж, сменили фа-милии и о непокорном и гордом человеке вскоре забыли.
В память о нём останется только этот небольшой рассказ.