Повторяющиеся сны снятся мне давно. Все они тревожны, и все взывают к изменению, к действию, уразуметь направление которого ещё предстоит. В какой-то степени юнгианский анализ, даже предпринятый без помощи аналитика, ( назовём анализ предварительным) помогает уложить в сознании информацию, зашифрованную в снах.
Сны – граница понимания мозга и разума. За этой границей – неизведанные глубины, необъятные толщи бессознательного.
Карл Густав Юнг определяет сновидение как «спонтанное самоизображение действительной ситуации в бессознательном, представленное в символической форме».
Повторяющиеся сновидения несут содержания, которые сновидящий человек по тем или иным причинам не готов осознавать, но они усиленно стремятся к контакту с осознаваемым центром личности - "Я" или Эго. Их необходимо расшифровать и перенести информацию из бессознательного в сознание, интегрировать, расширив тем самым сознание и Эго.
Особенно точными бывают повторения в снах (или повторение мотива в сериях снов) при наличии невроза как конфликта между сознанием и бессознательными содержаниями. Образы повторяющегося сна или серии снов объединяются вокруг комплекса с архетипическим ядром. В моём случае сны можно считать классикой, и касаются они архетипов Персоны, Тени и Самости.
; Экзамен
Снюсь студенткой. Усердно посещаю лекции по математике. Курс читает глубоко уважаемый профессор, может быть, даже лауреат престижной международной премии. Он носит длинную бороду и волосы, как у химика Дмитрия Менделеева, облачён сюртук, каких не шьют уже лет сто. Внешний вид лектора также оригинален, как и содержание лекций.
Я укрепляюсь в сознании собственной избранности. Аудитория заполнена и, благоговея, ловит каждое слово. Лекции читаются уже не первый месяц, однако ряды студентов не редеют (как водится на длинных, в несколько семестров, курсах, когда нерадивые слушатели успевают разбрестись по своим делам, уповая на снисходительность преподавателя и на "ещё успеется").
Мне в этом достойном времяпрепровождении больше всего нравятся перемены, когда можно расслабить закоченевшее в пассивной роли внимание и поболтать самой. Тема собственных словоизлияний значения не имеет, но она явно не математическая.
Так проходит почти весь семестр, ни коллоквиумов, ни курсовых, ни практических – одни лекции. Копится и копится сверхсложный, почти эзотерический материал.
В какой-то миг лекций на меня снисходит неприятное озарение: "Я совершенно перестала понимать смысл говоримого профессором".
Конспект веду усердно, однако, это лишь усердие автоматического письма, когда некто свыше надиктовывает уникальную информацию. Её придётся с тяготами расшифровывать. Но нет ни кода, ни шифра.
Близится сессия. Она состоит только из одного экзамена - по загадочной, так и не постигнутой мной математике. До экзамена остаётся неделя. Я хватаюсь за конспект с иероглифами формул, малопонятными объяснениями значений и совсем непонятными кусками текстов. Иду по ссылкам в другие первоисточники, однако в них информация рассеяна, как радий в земной коре. Обогатить руду и выделить чистый металл немыслимо за столь малое время
Меня охватывает лихорадочная дрожь. Самооценка стремительно падает, когда осознаю, столь мудрёного предмета мне не постичь никогда. Ночь накануне не сплю ( во сне снится, что не сплю!).
На экзамен являюсь с раздёрганной вконец нервной системой, красными глазами, немытыми волосами и в какой-то заношенной сэконд-хендовской одежде. Жалкий вид мой взывает к снисходительности. Никто не обращает на него внимания, все видимо, так же, как и я, не понимают, что собираются сдавать.
Хотя нет, несколько человек, сбившихся в группку, изолированную от остального народа его недоброжелательством, доказывают что-то друг другу в терминах эзотерической математики. Они знают, о чём говорят. Я – не из их числа. Мучительное чувство ущемлённой гордыни перемежается с чувством стыда и раскаяния за свою беспечность.
Открывается дверь аудитории. Моя очередь.
Чемодан
Собираю чемодан. Сборы мучительны. Они тянутся и тянутся, постоянно наталкиваясь на препятствия. Я увязла в сборах. Они начинаются с раздумий и прикидок, что необходимо взять в первую очередь. Чемодан маленький, даже обузданные запросы намного превосходят его ёмкость. Вот он лежит, разверстый, неаккуратный. Сборы только начались, но в его нутре уже поселился хаос. Всё перепутано-перемешано, и никакой возможности определить, какие вещи уложены в чемодан и что ещё необходимо срочно уложить, чтобы чемодан заполнить.
По мере сбора вдруг возникает странное ощущение чемоданной бездонности. Очередная вещь, прошедшая строгий таможенный досмотр и обдумывание целей, не делает чемодан более полным. Каждая, как бы аккуратно ни была свёрнута и упакована, только увеличивает спутанность в чемоданных недрах.
Книги сами собой раскрываются, страницы неопрятно заламываются, комкаются. Никто никогда уже не будет их читать, вникая в премудрости, которые, похоже, теряют связность и последовательность слов.
Платья, юбки, колготки скручиваются жгутом. Его немыслимо размотать даже за сроки, намного превосходящие отведённые на сборы.
Отведённые кем? – в который раз спрашиваю себя, мучаюсь тщетой, пытаясь вспомнить причины, побудившие паковать вещи, и субъекта, ради которого я так нелепо суечусь.
Безнадёжно. Причинно-следственная связь оборвалась, неведомо где и когда. Также запуталась в гуще переплетённых нитей судьбы. Различима только цель – собрать чемодан, наполнив его как можно туже, и с чемоданом бежать на вокзал.
Времени на сборы остаётся катастрофически мало, потом и оно истекает. Осталось только время на путь до вокзала. Чемодан так и не собран. Я в ступоре, он мешает сделать шаг за дверь, чтобы бежать налегке. Рассчитываю скорость и расстояние и ясно осознаю, даже налегке до вокзала мне не добраться. Поезд на этот раз отойдёт без меня. Почему-то эта мысль во сне приносит невероятное облегчение.
Авиа
Готовлюсь в полёт. Билет куплен давно, избежать полёта мне не удастся. Знаю, лететь придётся налегке. Самолёт не сможет подняться на крыло, если в него загрузят хоть на грамм больше нормы, которая высчитывается по сложной, превосходящей разумение формуле. Пассажирам предписано облачиться в самые лёгкие одежды. Обувь снять при входе на трап и отдать служителю.
Подобные условия и приуготовления рождают нехорошие предчувствия. С тоской представляю себе минуту, когда за мной, последней пассажиркой рейса, захлопнется люк.
Всё так и происходит. В иллюминатор наблюдаю медленное движение отходящего трапа – последней связи с прежней, размеренной, предсказуемой жизнью. Из привычного и безопасного меня вырывает некая категорическая, настоятельная ответственность, или скорее, обет, который я не вправе с себя снять.
Пересаживаюсь к проходу. Страдаю боязнью замкнутого пространства. Клаустрофобия сводит все мои помышления к одному-единственному стремлению. На волю! Дайте быть вовне!
Поздно. Я закупорена в нутре. Нутро набито подобными мне пленниками.
Самолёт почти без разбега взмывает, быстро набирая высоту. Вместе с высотой взмывают страх и обречённость, вытесняя все мало-мальски успокоительные помыслы.
От нервного перенапряжения и шума в ушах я впадаю в оцепенение, переходящее в транс.
И вдруг оказываюсь в ковыльной степи. Степь от горизонта до горизонта. Она холмиста и изрезана балками, заросшими лохом и карагачём.
Огромное красное предзакатное солнце зависло над Землёй и никак не может её коснуться, чтобы завалиться за окоём. Звуки отсутствуют.
Я напряжённо-долго всматриваюсь в небо на западе. Время остановилось и внутри, и вокруг. Кажется, событий больше не будет, и ничто не сможет подтолкнуть по оси времени застопорившееся "сейчас". Торжество настоящего, разучившегося становиться будущим. Для глаз. Но не для слуха.
Абсолютную тишину степного заката разрывает дикий вой неживой материи. Так воет самолёт, терпящий катастрофу. С чудовищной скоростью он рушится из бытия в небытие.
Воет весь невероятный закат. Я пытаюсь разглядеть в закатном пламени пылающее тело самолёта. Но огонь солнца поглощает огонь горящих жизней.
Адская догадка вбивается в мозг. Там горит и сгорает моя жизнь.
Три сновидения, несомненно, связаны меж собой состоянием всё усугубляющегося беспокойства, переходящего в тревогу, затем в отчаяние, наконец, в страх.
Экзаменационный сон представляет, по сути, оценку моей личности другими людьми, беспокойство о том, как я выгляжу в их глазах, соответствую ли я возложенной на меня или взятой самостоятельно ответственности, хорошо ли укладываюсь в норму социальной роли.
Бессознательное даёт сознательному Я неутешительный ответ.
Это сон об идентификации сознательного Я - Эго с социальным Я - Персоной.
Процесс обучения Эго обязательно проходит стадию знакомства с собственной Персоной - той личностью, которой я пытаюсь стать, приспосабливаясь к человеческому обществу и окружающей реальности в целом. Важнейшие предназначения Персоны состоят в контроле за мыслями и чувствами, в их демонстрации или в утаивании в нужный момент. Персона – это Я напоказ.
Высокий статус профессора олицетворяет неоправданно завышенные амбиции моей Персоны. Она претендует на более значимую оценку меня окружающими людьми. Группа компетентных студентов воплощает недосягаемо-аристократическую творческую или профессиональную среду, куда мне вход заказан.
Мой непрезентабельный вид на экзамене равносилен истинной самооценке, психическому дискомфорту, переходящему в комплекс неполноценности. Однако сознание мириться с этим фактом не желает, и вытесняет его в бессознательное, которое ведает обо мне всё.
Сон о собирании чемодана и об опоздании на поезд также супер-типичен. Он призывает Эго к осознанию краткости уготованного на жизнь времени, которое чаще всего разбазаривается безнадёжно.
На что же должно тратиться время с точки зрения аналитической психологии? На главное дело жизни - на индивидуацию или, проще говоря, на психическое созревание, превращение в полноценного человека. Индивидуация заключается в объединении бессознательного с содержимым осознающего разума в каждой конкретной личности. Это спонтанный, естественный процесс, однако он может тормозиться, искажаться невротическими расстройствами психики.
Индивидуация проходит два обязательных, взаимно независимых, контрастных, но взаимодополняющих этапа. Жизнь, таким образом, делится на две части прохождением двух "посвящений".
Первое – посвящение во внешнюю реальность. Оно состоит в укреплении Я, осознании доминант и установок Я по отношению к действительности, выращивании "Персоны". На первом этапе индивидуации человек адаптируется к требованиям среды обитания.
Второй этап – инициация во внутреннюю действительность. Этот этап требует углублённого самопознания и рефлексии над структурами бессознательного и сознания. Человек должен распознать и свою Тень – темную половину психики. Она обязательно присутствует, но вытеснена в бессознательное, так как столкновение с ней может разрушать с таким трудом выстраиваемый образ Я.
В Тени собраны агрессивные побуждения, негативные впечатления прошлого, примитивные желания. Тень – это то, что Я не хочет видеть в себе. Однако с удовольствием обнаруживает в других, не догадываясь, что часто отвратительные, неприемлемые свойства других – лишь длинное, тёмное покрывало собственной Тени.
В моём сне второй этап процесса индивидуации является как собирание чемодана. Содержимое чемодана и есть неосознанные прежде черты собственной психической реальности или черты, вытесненные сознанием из-за невозможности смириться с их присутствием в себе.
В чемодане не удаётся навести хоть мало-мальский порядок. Наведение порядка и означает самопознание. Самокритичность, как бы болезненна она ни была, должна помочь разглядеть Тень. Интеграция сознательного и бессознательного опыта ведёт к целостности психики и автономии личности. К достижению Самости.
Однако во сне чемодан никак не удаётся собрать. Значит, целостность не сформирована. Парадоксальна одновременность смятения и облегчения, лихорадочного цейтнота и надежды на будущее.
Время жизни не исчерпано, говорит мне сон. Слияние Эго и Самости означало бы окончательное выполнение задачи земной жизни. Поезд опять ушёл без меня, значит, мне предстоит работать и взрослеть дальше. Жить дальше.
Но тут меня настигает сон о падении самолёта.
Сон об авиационной катастрофе указывает на возможность резкого изменения Я – образа, представления Эго о себе, господствующего в сознании. Это будет переворот во внутреннем мире, скорее всего, насильственный переворот, так как в полёт я отправляюсь не по своей воле. Переворот вызван очной ставкой с тёмной половиной Я. В результате, происходит осознание наличия зла в себе и снятие многочисленных эмоционально окрашенных проекций во внешний мир. Но это лишь начало интеграции личного бессознательного – признание зла относительного. За ним может открыться архетип зла абсолютного. "Попытка заглянуть в лицо абсолютного зла оказывается редким и потрясающим по воздействию опытом" опытом катастрофы.
Возможность катастрофического изменения – падения самолёта, может быть благотворной. Она указывает на наличие значительного потенциала, высвобождаемого в падении, и желание к преобразованию или даже преображению Я.
И преображение достижимо в реальности, если не прибегать к мучительному подавлению негативных содержаний психики, не игнорировать накапливаемый потенциал. Однако, если пустить преобразования на самотёк, они могут привести к вспышке острого беспокойства, переходящего в клиническую депрессию и даже психоз. Клаустрофобия, прорвавшаяся даже в сон – один из симптомов хронического невроза.
Сны о катастрофах внешних предупреждают о вероятности внутренних катастроф, которые и могут привести к тем самым искажениям и торможениям и далее к расстройствам психики, что воспрепятствуют движению к Самости – собственной сущности, или даже совсем приостановят естественный процесс вочеловечивания.
Реализация Самости равносильна обретению совершенства. Однако совершенство вступает в неразрешимый конфликт с завершённостью, и это конфликт двух противоположностей. Человек стремится к совершенству, но боится завершённости, означающей его конечность - исчерпанность времени жизни.
По словам Юнга: "С интеллектуальной точки зрения Самость - не что иное, как психологическое понятие, конструкция, которая должна выражать неразличимую нами сущность, саму по себе для нас непостижимую, ибо она превосходит возможности нашего постижения, как явствует уже из её определения. С таким же успехом её можно назвать "богом в нас". Начала всей нашей душевной жизни, кажется, уму непостижимым образом зарождаются в этой точке, и все высшие и последние цели, кажется, сходятся на ней. Этот парадокс неустраним, как всегда, когда мы пытаемся охарактеризовать что-то такое, что превосходит возможности нашего разума".
Болезненным и даже катастрофическим может ощущаться и переход от природной стадии самостановления к культурной, как называет их Юнг. Или переход от первого этапа индивидуации ко второму. Он может оказаться бесконечно тяжелым и горьким, если цепляться за юношеские иллюзии или же за своих детей, чтобы таким образом спасти ещё хоть кусочек юности, и отстранить от себя осознание собственной конечности во времени.
"Переход от утра к послеполуденному периоду есть переоценка прежних ценностей. Человек оказывается перед необходимостью понять ценность того, что составляло противоположность его прежних идеалов, убедиться в ошибочности прежних убеждений, признать не-истину, содержащуюся в прежней истине, и почувствовать, сколько сопротивления и даже враждебности заключало в себе то, что прежде мы считали любовью. Многие из тех, кто оказался втянутым в конфликты проблемы противоположности, отбрасывают все то, что они раньше считали благим и достойным стремления, и пытаются продолжать жизнь в противоположности к их прежнему Я".
Так типические сны выстраиваются в цепь сновидений, погружающую меня в собственные глубины.
Комплекс в психологии - группа взаимосвязанных сознательных и бессознательных идей и чувств, которые оказывают динамическое влияние на поведение.
Архетипы - "великие изначальные образы" - содержания коллективного бессознательного, то есть врождённых идей или тенденция к организации опыта в рамках врождённо-предопределённых образцов.
22 ноября - Международный день психолога.